Две малолетние нимфоманки, которых я еще недавно считала лучшими школьными подружками, сидели напротив меня на диване, почти в обнимку, повинуясь быстро вспыхнувшему душевному родству. С упоением и быстро исчезающим шоколадом, они обсуждали, чтобы они сделали с таким мужчиной, окажись он рядом с ними.
С ним.
С тем самым.
Перебивая друг друга и пошло облизывая пальцы. Я не выдержала и полезла за сигаретами, когда они начали мечтать, чтобы они позволили ему с собой сделать. Я стала им не интересна в тот самый миг, когда они выяснили, что я не целовалась с ним «просто так», что он не пытался меня облапать или залезть под юбку. Что мы так и не стали любовниками.
Я накурилась до чертиков.
У меня из ушей валил дым, а волосы воняли за километр.
Я поклялась, что у меня больше никогда не будет подруг.
Они снисходительно прижались ко мне щечками при расставании.

В ту ночь мне впервые приснился кошмар – толпа обнаженных выхоленных красоток резво нагоняла его, обрушивала на песок и вытворяла немыслимые вещи. А он, проклятый, голый и загоревший, смеялся. Запрокидывая голову, жмуря бесстыдные глаза и оголяя безупречный оскал в неудержимом хохоте. Он позволял им делать все, что они хотели.
Мне казалось, что он смеется надо мной.

Моя жизнь уперлась в две вещи. В работу, в которую я пряталась, словно в кокон и мысли о нем, в которых я находила то отчаянье, то радость. Я курила, как паровоз с рождественской открытки, я огрызалась с каждым, кто выдерживал мое общество больше пары минут.
Я скучала.
До смерти.

Я стала невыносимой.
Даже для радующегося нашей разлуке экс-любимого. Однажды я просто послала его в трубку, почти беззлобно, а недели через три с удивлением для себя обнаружила, что он больше не звонит. Единственная радость. Мне не пришлось ничего объяснять.
Мой телефон упрямо молчал, и я уже давно перестала хвататься за него, все чаще забывая в самых неожиданных местах и все чаще оправдываясь перед матерью за это.
Неделя бежала за неделей.
В парикмахерской я нашла старый журнал с полным перечнем его состоявшихся счастливых любовниц. В кабинете у перепуганного стоматолога я выла не от боли, а от прочитанных в парадном глянце его высказываний обо мне. В пробке по дороге домой я, остервенело размазывала тушь с глаз, слушая охи молоденькой девушки ди-джея о его таланте.

В своих коротких перерывах я садилась подальше ото всех, курила, и думала, думала, думала. Я знала точно, что меня здесь особо не любили, и никому не навязывалась, хотя меня саму устраивало все. Кроме…
Хроническое монотонное безразличие вынуждало меня закрывать глаза и дремать все время, что я не курила и не была занята. Потому что по ночам я тоже не спала.

В особо безрадостный и утомительный день, я заснула. Прям на крыльце, привалившись к перилам, вытянув ноги и закрыв глаза очками от солнца, хоть его и не было.
Спросонья, я ругнулась прежде, чем поняла, кто меня зовет.
- Эй, соня? – лукаво улыбался он, опускаясь рядом со мной и обхватывая меня рукой. – Как дела?
Рядом с ним стоял парень, который два дня назад довел меня до нервного припадка. Он ухмылялся развязной, наглой улыбочкой, за которую получил приличный удар. Он с чего- то взял, что может мне помочь в борьбе с плохим настроением. Думаю, что я попала коленкой именно туда, куда целилась. В точку. Он теперь меня сторонился.
- Этот тип называет тебя свирепой дикой кошкой, ты знала? Мне лично нравится. Он обо мне беспокоился, представляешь? - хихикнул он. Парниша сбежал, ворча, что может лишиться и работы, и члена из-за того, что я не объяснила ему, что место занято. Класс. Мне до смерти хотелось именно этого. Знать, что я принадлежу ему. Я попалась. Влюблена в него. По уши.
- Что ты здесь забыл? – я сонно привалилась к нему еще крепче, снова закрыв глаза и позволив неуемной радости выдавить из меня улыбку.
- Зачем ты оставила меня в списке тех, кого к тебе можно пропускать?
Я пожала плечами, пряча лицо за волосами. Он аккуратно убрал их и стянул с моего носа очки.
- Если б ты знала… - обхватил меня двумя руками, и стал медленно покачивать, из стороны в сторону, словно баюкая. – Я за две недели обошел все окрестные пивнушки, пока набрался наглости, чтоб заявиться к тебе.
- Зачем? – я оторвала лицо и посмотрела на него снизу вверх. Он улыбался. Как всегда нежно, светло и только чуточку удивленно.
- Соскучился до смерти, но думал, что тебе это не понравится.
- Ты тоже меня боишься? – я скривилась и спрятала лицо ему в плечо. Он тихо смеялся, не протестуя, еще крепче обнимая меня.
- Ага, неимоверно. Маленькие свирепые дикие котята - жутко страшная живность, - я укусила его. Он расхохотался.
Вокруг ходил народ. Заглядывался, переминался. Я смутилась и разозлилась одновременно.
- Хочешь, приглашу тебя на обед? – пришлось оторваться и подняться.
- Еще бы. – Он легко подпрыгнул и потрусил следом за мной внутрь. Мне, пожалуй, впервые стало стыдно за разбросанные вещи и непривычный для меня беспорядок. И за его рубашку, которая валялась на диване среди прочих моих вещей.
Он мигом заполнил собой все пространство.
Как всегда.

Увидел. Привалился к столу и перехватил меня, когда я ставила на стол нехитрый, вполне домашний разогретый обед. Обхватил мое лицо ладонями и нахмурился.
- Что случилось?
- Ничего, - отмахнулась я, убеждая себя не реагировать, только впитывать все, чтоб потом хватило воспоминаний и впечатлений на подольше.
- Отвечай, живо! – он, кажется, всерьез сердился.- Тебя кто-то обидел?
- Нет, - заверила я, с трудом удерживая равновесие.
- Ты заболела?
- Нет.
- Тебе здесь не нравится?
- Нравится.
- Тогда что?
Он пронизывал меня насквозь. С каждым вопросом голос становился все строже и строже, холоднее и холоднее.
Непослушные коленки подгибались, я почти молилась, чтоб он сейчас просто меня поцеловал и на этом все закончилось.
Он что-то понял или сам перестал владеть собой. Отпустил меня. Потер свое лицо ладонями, словно собираясь с духом. Пришлось закрыть глаза, с силой вдавливая назад слезы.
Почти получилось. Я отвернулась к маленькому холодильнику.
- Мороженное будешь?
Он молчал. Я достала миску, ложки и водрузила это в центр стола. Потерла нос, из которого так и норовили прорваться мои обиды.
- Только не это, - почти умоляюще прохрипел он. – Не вздумай!
Меня прорвало. Я всхлипнула, и в следующий же миг он сжимал меня в объятиях, бормотал что-то успокаивающее, попеременно, то целовал мои щеки и лоб, то прижимал к себе еще крепче. Форменная истерика. Я наревелась до икоты. Сжимая в кулаках его футболку, размазывая по ней слезы. Он гладил мои волосы и поил водой. Пытался кормить мороженным. Ругался, что я стала совсем худой. Как брат, думала я, рыдая еще громче, когда спряталась в ванной и обливалась холодной водой.
Когда я вернулась, он сидел на столе и ел мой пирог. От возмущения я едва не направилась назад плакать. Чудовище, он улыбнулся и вытащил из кармана нечто.
- Я купил это почти год назад.

На его ладошке потерялся маленький золотой ободок.
Меня качнуло, и я едва нашла в себе силы протянуть расслабленную ладонь на встречу. Она повисла в воздухе. Он смотрел на мои подрагивающие пальцы, словно их было восемь, а не пять.
- Просто оставь его у себя, ладно?
- Одевай, - попросила я.
Он поднял на меня глаза. Просветил своим пронзительным рентгеном насквозь, выискивая на моем лице следы сомнений.
- Уверена? В последний раз спрашиваю?
Я всхлипнула и кивнула.