- Ты такая маленькая, - вытирая губами пот с моего лба, бормотал он, когда я вынырнула откуда-то из забытья и у него из-под мышки одновременно.

 - А ты – тяжелый, - фыркнула я в ответ, отлепляя руки от его затылка, гладя его по спине.

Мне вдруг захотелось смеяться. Болтать. Насмешничать. Он смотрел на меня серьезно, почти свирепо, торжественно. Мы словно поменялись местами.

-Прости, - он перекатил меня наверх, я, ничуть не смущаясь, разлеглась сверху, гладя его живот, щекой прижимаясь к месту, где стук сердца был сильнее всего. Почти оглушал.

В этом было что-то первобытное.

Прекрасное.

Дикое.

Умиротворяющее.

 Мы уже перестали быть одним целым, но так было еще интимнее и трепетнее. Он гладил мою спину и волосы и продолжал непривычно молчать. Дыхание выравнивалось, стук сердца замедлялся. Любопытство напополам с тревогой заставило меня оторвать лицо и вглядеться в него. В его распахнутых, настороженных из-за того, что я привстала, глазах было столько всего – не пересмотришь. Восхищение, счастье, неверие самому себе.

- Ты настоящая? – уточнил он, откидывая волосы с моего лица, обхватывая его еще подрагивающими ладонями.

 - Проверь, - я попыталась игриво растянуть губы в улыбке, несмотря на то, что они безнадежно растрескались от вчерашнего ветра и сегодняшних поцелуев. Погладила пальцем его такую же припухшую с крошечной ранкой посредине нижнюю губу и облегченно выдохнула, когда его руки уверенней обхватили меня за талию, а лицо потянулось вверх к моему. - Вот поэтому я и не верю, - сердито пробормотал в мои губы он. Я едва успела подавить очередной смешок.

 

 Все было понятно, слаженно и правильно.

Так, как и должно быть.

Словно не было ничего парадоксального в том, что прошло всего чуть больше часа, что после секса тоже есть жизнь, что утро только начинается, что спать уже никто не будет. И он щадит меня, думая, что напугает, если не отпустит из постели в душ, и не идет следом, вышагивая по комнате, думая, что не устоит, если все – таки решится зайти. Зато можно завтракать, сидя у него на руках, и наплевать на то, что случайно пролитое кофе, которым я его поила, растекается по его белой футболке, надетой на меня и по его голой груди, к которой я бесстыдно прижималась, вытягивая булку почти у него изо рта и хохоча при этом. Да, кофе обжигал, заставлял морщиться, но не отталкивать друг друга, а совсем наоборот.

Ничего противоречивого в том, что за окнами стало теплее – не настолько, чтоб облачится в то, что я привезла с собой, но достаточно, чтоб влезть в свои джинсы и не расстаться с его рубашкой. Что он со смехом заталкивает мои волосы под свою же шапку, узнав, что я не взяла ничего, что можно было бы натянуть на уши, и отказывается вернуть мои же очки, которые я нашла и попыталась умыкнуть назад. Дарит мне новые, которые я одеваю на него же и, смеясь, пытаюсь подпрыгнуть и натянуть на него капюшон толстовки, чтоб не мне одной кутать голову от легкого уличного морозца.

 Ничего невозможного в ледяном ветре и прогретых на испепеляющем солнце камнях, на которых мы потом долго сидели, глядя на тихое, вдумчивое море, разговаривая обо всем на свете и ни о чем. Это самое «ни о чем» согревало нас почти так же, как теплая одежда и колючее солнце. Это самое «ни о чем» заставляло меня думать, что ему интересно тоже, что и мне, а даже если и так, то это повод для умиления, а не для насмешек. Что он наслаждается каждым мигом, проведенным рядом, что для него это также важно и щемяще, как и для меня.

Это было нереальным для меня.

Это было реальностью.

Примитивный, простой мир, где есть солнце, море, скалы, вежливые прохожие, разбросанные у обочин велосипеды, далекий шум автострады.

Мир, где были только двое.

Потерянные, влюбленные и немножко ошалевшие от происходящего. Это был только наш мир.

 

Он просуществовал до заведенного в его телефоне будильника. Он предупреждал меня еще вчера, но я все равно забыла, и едва не ревела под низкий утробный звук, заставший нас ровно на половине лестницы, запыхавшимися и веселыми. Он подавил мои слезы, превратив наши сборы в цирк. Я успокоила себя, ведь все равно нам лететь вместе. Он цепко держал меня за запястье – в такси, в аэропорту, в самолете. В этом было что-то жутко собственническое и нежное.

Ночь без сна над океаном.

 Мы опять не целовались, просто почти лежали рядом, прижавшись и не разговаривая.

 Я обещала себе не плакать, но от вчерашнего холода или сегодняшнего избытка чувств меня знобило. Он укрывал меня, гладил воспаленный лоб и улыбался. Меня это устраивало. Странная тягучая нежность разливалась по телу, превращая сознание в кисель.

 

В липком бреду, крепко удерживая за руку, он тащил меня по сонному аэропорту, я, почти не раскрывая глаз, брела следом, пока он не выпустил мою руку из своей, и я не ударилась об его плечо, сделав машинально еще пару шагов. Подняла на него сердитые сонные глаза и обомлела. Его лицо приняло самое равнодушное, скучающее и надменное выражение - из тех, что я никогда раньше не видела. Совершенно чужой, отстраненный и заледеневший, он протягивал кому-то руку, которой еще миг назад держал мою, пока я силилась понять, какого черта произошло. Потом я услышала еще один знакомый голос, и пропасть маняще раскрылась у меня под ногами.

 - Слушайте, ну сколько можно вас ждать? – ворчал мой уже-не-любимый, выхватывая из моих рук рюкзак и из его рук мою сумку. – Вы как сонные тетери, честное слово!

- Что ты тут делаешь? – я постаралась, чтоб мой вопрос был, по меньшей мере, вежливым, но мне это плохо удалось.

- Ваши боссы приказали вас встретить и доставить на совещание сегодня в десять, так вы уже опаздываете, но в любом случае мне это жутко не нравится, так что пусть вам влетит, и меня больше никто не будет подобным напрягать, ок?

Он резво несся по коридорам, я едва поспевала следом, рассматривая свои кроссовки и думая, что лучше б мы провалилась в океан. Не было сил ни глянуть вперед, ни обернуться назад. Я так давно не общалась с ним, что я решила, что это все. Точка. Мое решение, видимо касалось только меня одной, хотя за истекшее время никто не попытался разуверить меня в обратном, он вел себя, словно мы расстались вчера, и все эти недели молчанки ничего не значили. Оказалось, это только мой мир перевернулся.

Пришлось послушно сесть вперед в машине и, пряча глаза, ехать всю недолгую дорогу до конференц-зала, где собралась банда в почти полном составе.

Двое этих проклятых мужчин не пыталось облегчить мое нынешнее существование, они даже расселись по обе стороны от меня, задевая плечами, и старательно отворачиваясь друг от друга.

Это было немилосердно.

Жестоко.

Глупо.

Новый Босс окинул наше трио насмешливым взглядом и продолжил рассказ. Планы, графики, тексты. Еще планы, сроки, документы. Меры безопасности, эскизы, расписания. Все было сухо, методично, профессионально. Это ненадолго вернуло меня на грешную землю – подальше от озноба, паники и всех мужиков вместе взятых. Потом один из чудовищ склонился к моему уху, почти касаясь мочки губами, обдувая дыханием, лениво, безразлично и холодно поинтересовался:

 - Ты скажешь что-нибудь?

Я поежилась и сердито дернула шеей - Босс как раз обсуждал план действий моей скромной персоны. Ему бы тоже послушать, что нас ждет. Я отмахнулась.

 - Не сейчас же! Не могу.

 Он выдохнул. Так громко, что на нас обернулись.

- Я так тоже не могу, - безразличный и тихий голос еще долго переливами звучащий в моих ушах, не вязался с тем, что он резво понесся вперед, загородил Босса собой, выдал ему что-то, от чего тот расхохотался, хлопнул его по спине и отпустил с миром.

Он уходил, не оборачиваясь, разрушая мою собственную жизнь в клочья.

Если я думала, что раньше мне когда-то бывало больно, я глубоко ошибалась.

Это невозможно было ни с чем сравнить. Это раздирало внутренности, прорываясь наружу не то рыданием, не то криком. Это побуждало бежать за ним, не оборачиваясь на все то, что осталось бы за мной. Я вцепилась в подлокотник, намереваясь подняться, но Босс повторно окликнул меня. Я поднялась, стоя перед ним, словно провинившаяся школьница. Неслыханная честь для него. Последний отголосок моего разума. Он усадил меня назад, и следующие полчаса засыпал вопросами, не давая ни секунды, чтоб опомниться и взвыть в голос. Потом я была жутко признательна, что он спас меня от прилюдных насмешек.

 

Уже-не-любимый привез меня с сумками домой. Он о чем-то разговаривал со мной по дороге, но я угрюмо молчала, пытаясь уложить в своей голове все, что произошло. Получалось плохо.

Настолько, что злость моего спутника я заметила только по усиливающимся децибелам, мешающим мне собирать обрывки вчерашнего дня в калейдоскоп сегодняшнего. Я невольно прислушалась к перечню его обид, черт, я даже забыла про день рождения его мамы и вынырнула.

- Чего ты хочешь, в конце концов? – безразлично выдохнула я и уставилась на ворота родительского дома. И когда мы успели доехать?

 -Может, расстанемся, а? Пока мы еще не враги и можем соблюсти видимость дружбы? – он с надеждой вгляделся в меня, я поежилась, и устало кивнула:

 - Хорошо, как хочешь.

- И ты это так спокойно говоришь, да? – продолжил орать он. - Это из-за него, да? У вас что-то было?

- Это не твое дело, - отмахнулась я, пытаясь честно смотреть в глаза. В этот момент я была отвратительной актрисой или он слишком хорошо знал меня. Я сидела, вглядывалась в его лицо, и думала, что еще недавно я любила его. Иначе, чем сейчас, но тоже искренне и где-то даже безрассудно. И что за ним я бы, наверное, побежала, наплевав на всех и все.

- Ты спала с ним, да? Все дело в этом? Дьявол, - он сердито ударил ладонями руль, я отвернулась.- Если б ты знала, как мне все это осточертело. Ваша дружба, ваш вечный томный вид, будто вы пару часов назад вылезли из койки и до сих пор в себя прийти не можете.

 С моих губ сорвался смешок. Я и спустя почти сутки так и не могла прийти в себя.

 - Хватит с меня, а?

 - Хорошо, - кивнула я, обхватив себя руками. Горящие щеки и горечь во рту не оставляли ни малейших шансов. Внутри уже кипела лихорадка. Он долго смотрел в окно.

- Я пойду, ладно? – наконец собралась с духом я. Он удержал меня, обхватив плотным кольцом, прижав к себе. Мне не было противно, но и волнения по этому поводу никакого не было.

- Давай еще раз попробуем, а? Пожалуйста, я обещаю, что никаких упреков или чего бы то ни было, не будет. Не хочу тебя терять.

 - Хорошо, - безвольно ответила я, выбираясь из его рук, и доставая рюкзак с заднего сиденья. – Только мы уже пробовали, помнишь? Я уже просила тебя об этом. Не помогло.

 - В этот раз все будет по-другому, - уныло пообещал он.

 -Угу, - кивнула я, затаскивая рюкзак себе на колени и с новой тупой болью рассмотрев свои руки.

На безымянном пальце не было кольца. Я даже помнила, когда сняла его, боясь утопить в море чистящего средства, которым я поливала сгоревшую сковородку, надеясь продлить ей жизнь. Оно так и осталось валяться на кухонной полке, в другом доме, в другой стране, а другом континенте, в другом мире, в другом измерении. Горло сдавило новой истерикой, пережить которую на людях я уже не смогла бы. – Я пошла. Потом увидимся, ладно?