В одиночестве есть много прелестей.

Глупо бояться его.

Глупо думать, что оставшись наедине с самой собой можно сойти с ума.

Зато тебя никто не достает.

Не предает.

Не уходит.

Не раздражает.

Никто не в силах пробиться сквозь ледяной панцирь, хранящий твои истерики от любопытных.

 

Я осталась одна.

В смысле - в моей жизни больше не было смеха по поводу и без, теплых объятий и звонков среди ночи. Меня никто не стискивал медвежьей хваткой, не избавлял от паники, не прижимался губами к виску. Не прикуривал мне сигарету, не поил кофе, не носил бутерброды. Не спорил до хрипоты, чтоб потом безропотно сделать так, как я настаивала, не терся носом о мой нос, чтобы я безнадежно сдалась и забыла о чем спор. Иногда в мои в моих мозгах оглушительно звучал медленно замедляющийся грохот его сердца, но подобно скоростному экспрессу, он проносился прочь, оставляя горечь во рту, как после перенесенной ангины. Иногда я прислушивалась к сплетням, в которых находила все больше и больше глупых подтверждений для своего тихого безумия. Черт, как злорадствовала, наверное, моя любимая подружка. Впрочем, ей обломилось куда меньше, чем мне. Сама проорала это мне в лицо, когда мы случайно встретились. Наверное, в ее обидах тоже была своя логика, но что-то внутри мешало просто сочувствовать ей. Я медленно сходила с ума.

 

Где-то глубоко-глубоко внутри я еще ежилась, поглядывая на телефон, но внешне… Внешне все было в лучшем виде. Я гоняла себя по школьному курсу, забивала мозги новыми книгами, истязала себя бегом и всеми возможными физическими нагрузками - ровно так, чтобы упасть вечером после работы замертво и уснуть. Чтобы ничего не снилось. Чтобы ни о чем не грезилось. Ровно так, чтоб вежливо отвечать на звонки нелюбимого и делать вид, что я пытаюсь ему не мешать налаживать наши отношения. Словно там было что налаживать. Формальные разговоры, формальные встречи, формальная слежка за мной. Четкие указания от Боссов, где, когда и как. Грозные заявления, что на кону миллионы и из-за ребячьей глупости они не намерены ничего терять – скорее, они посыпят наши головы пеплом и пустят по миру. Это было неприятно, но я терпела, словно делая себе еще больнее, словно этим надеясь заслужить исцеление.

 

Исцеления не было. Я смиренно топала по кругу, день за днем запираясь в стальную броню, кутающую мои плечи вместо чьих-то рук. Через пару недель, когда я вдруг провела полдня, не вспомнив о нем, и даже умудрившись слопать свой обед целиком, он позвонил. Телефон сердито гудел, он смеялся на давным-давно сделанной фотографии. Как бы я не гордилась своей выдержкой - ее не хватило, чтоб поднести телефон к уху и ответить. Он звонил еще несколько раз. Безнадежно.

 

В день, когда я проснулась и потянулась, прежде чем подумать о нем, мы снова встретились. Лицом к лицу. Безразличное: «Привет - как дела? - все в порядке -хорошо выглядишь - Босс не напрягает? -ну что ты». Я отстраненно вернулась к своим делам, не реагируя на то, что он где-то рядом и проклятые мурашки доползают уже до груди, царапая соски. Он сидел где-то рядом за общим столом, болтал, насмешничал. Через пару минут все ухохатывались, даже я кривила губы в улыбке. Клоун. Чудовище. 

Нет, я не игнорировала его. Много чести! Следующие несколько дней, мы разговаривали. Иногда. Он воровал из моей пачки печенье и словно машинально наливал и мне кофе из общего кофейника, даже когда я не просила об этом. Я к своему собственному удивлению, поддержала его идею перед Боссом. Тот окатил нас обоих типа всезнающим влажным взглядом и согласился со мной. Он воспринял это как должное, видимо, заранее рассчитав мою реакцию и воспользовавшись ею. Мурашки затихли где-то под солнечным сплетением, и это стало даже приятным. Словно настойчивый червяк, он день за днем точил мои доспехи, так, что они все равно оставалась на мне, но подойди он ближе, рассыпались бы горстью ржавчины.

В общей компании мы проводили недолгие вечера, когда оставалось желание куда-то пойти гулять, повеселиться. Все было вроде, как и раньше, за тем простым исключением, что все было не так. Не было легкости, откровенности, понимания. Прикосновений, объятий, поцелуев. В одиночестве было даже легче.

В одиночестве меня не терзало ощущение, что я потеряла что-то очень важное, что пропустила что-то очень личное, что ничего уже не вернуть. В этой скользкой игре, что он играл сейчас со мной, больше всего я боялась показать ему, как мне на самом деле больно. Как много для меня значило то самое запретное воспоминание, как я терзалась, что для него оно не значит ровным счетом ничего. Иначе, откуда в этой непробиваемой ничего улыбке столько света? И как он смеет продолжать так же невозмутимо смотреть на меня, словно ничего не случилось? И почему вся эта ситуация не заставляет меня чувствовать себя поруганной, испорченной, а еще больше не целованной, чем я была когда-либо?

 В один из вечеров он исчез, оставив остальных в неизвестности о месте его пропажи. Народ строил теории, одна нелепей другой, я тихо злилась, потому что пережить наиболее вероятную версию его отлучки означало, что ничто уже не вернется. Я не мечтала, что все вернется. Я мечтала, что все начнется заново. Когда-нибудь. Кисло улыбалась и гнала от себя приевшуюся ревность. Все. Финал. Я пересидела всех, угрюмо опустошая пачку сигарет, потягивая вино из запотевшего бокала. Когда пришлось все-таки уйти, я еле нашла в себе сил доплестись до номера.

Открыла дверь, тихо съехала по стенке вниз, обхватила коленки руками и только потом включила свет. Уютная комната, не разобранная постель, тепло, спокойно, тихо. Что еще нужно после тяжелого дня?

Он позвал меня по имени. Я повернула голову и обомлела, внешне оставаясь спокойной. Внешне. Маленькая девочка внутри меня танцевала, от того, что видела его в кресле. Расслабленного и невозмутимого. Ничего особого в том, что мне захотелось посидеть на полу после тяжелого дня. Ничего особенного, что где-то так же он так частенько просиживал вечера вместе со мной и где-то так же мы ворковали в моих предрассветных грезах.

 - И что ты сделал, чтоб тебя сюда пропустили?- усмехнулась я, стягивая кроссовки и поднимаясь.

- Улыбнулся, - он потешно сморщил нос и нахмурился. Я сбросила куртку, стянула волосы резинкой, делая вид, что ничего необычного нет.

- Где ты был? Тебя все искали, – уточнила я и тут же отругала себя за то, что вообще решилась спросить. Любопытство сварливой жены, не иначе. Мама так же ворчит на отца. Черт. Он пожал плечами, словно я сморозила глупость.

- Здесь. Ждал тебя.

 - Зачем?

- Хочу с тобой поговорить, - попросил он. Я села в кресло напротив, специально скопировав его позу – вытянутые ноги, руки по подлокотникам, расслабленность, спокойствие, дружелюбие. Ладно. Маленькой девочке внутри меня не терпится взобраться к нему на колени и свернуться клубочком? Ну, хоть растрепать назад волосы и крутить их на палец, помня, что от этих незамысловатых движений он всегда притихал рядом? Ее проблемы.

 - Слушаю.

Он замялся, словно собираясь с духом. Потер лицо ладонями и подался вперед.

 - Мне плохо без тебя.

Малявка внутри меня сделала кульбит и потребовала, чтоб я исполнила хоть одно ее желание. Я сняла резинку с волос, тряхнула головой и фыркнула, как можно безразличнее.

 -И что мне сделать? Упасть разом к твоим ногам?

- Это было бы идеально, - с вежливым смешком заверил меня он. – Только невозможно, правильно?

 - Да, правильно, - может, я и поежилась от того, что он не настаивал, но виду не подала.

- Вот поэтому я и прошу тебя, - он сел снова в свою посольскую позу и принял вид провинившегося школьника. – Давай просто будем друзьями. Ну, как раньше. До всего.

- Что? – Девчонка взвыла от разочарования, я сморщилась и закусила прядь волос губами, вроде как задумавшись над его предложением.

-Ты можешь встречаться с кем хочешь, проводить время…О, черт, ну я не знаю. Но ты ведь и так понимаешь, что я имею в виду, правда? Вот и делай все так, как сочтешь нужным, просто позволь мне … - он заволновался, с трудом подбирая слова. - Быть рядом?

Я глотнула. Расслабленность. Дружелюбие. Спокойствие. Я не брошусь к нему на колени. Да он и не хочет этого так. Я не буду думать, как сладко его целовать, как трогательно, когда он берет меня на руки, как сладко, когда он ласкает меня. Я буду думать, как здорово с ним болтать обо всем на свете и как он всегда понимал меня лучше других. Как проще будет без всех этих подводных камней, дурачиться и работать вместе. Так проще. Идеальный, без проигрышный вариант.

 - Можешь даже не отвечать мне сейчас. Просто подумай об этом, хорошо?

Я кивнула раньше, чем осознала, о чем он просит и как много он мне дает самой решить. Он повторил мой жест, неловко поднялся и направился к выходу. Расслабленность, спокойствие, дружелюбие. Маленькая девочка внутри царапалась и кусалась, требуя, чтобы я вернула его. Вцепилась в плечи и умолила его вернуть все обратно. Я скрутилась на кресле в клубок.

Он обернулся, уже открыв дверь. Ехидно сморщил лоб и едва удержал смешок.

- А ты так и спишь в моей футболке?

Малявка выдохнула с сожалением: «она тобой уже не пахнет». Не обольщайся.

-Да, это аргумент, - фыркнул он.

Я сказала это вслух? Плюшевый зверь, подаренный мне кем-то несколько дней тому назад, полетел в сторону коридора, задев его плечо. Он обернулся, хихикнул, поднимая ни в чем неповинное животное, и я не сдержала ответную улыбку. Настоящую.

Это было перемирием.