…. –Укуси меня, - елейно пропела я одними губами, когда он с притворным гневом поднял на меня взгляд, отрывая глаза от подправленной мной страницы. Совсем на немного, так в нескольких местах. Чтоб подменить этот листок из всей кипы, предназначенной для него, я так долго крутилась около Босса, что пришлось позволить ему обнять меня и вытолкнуть вон из кабинета. То, что смысл от этого изменялся кардинально и становился более чем неприличным, вызвало ироничную ухмылку. То, что он будет неизменно сбиваться, проговаривая завтра этот текст и ворча на меня, вызывало мечты об отмщении. Он хмыкнул, глаза потемнели и сощурились, губы скривились, он весь напрягся, уже готовясь к шутливой атаке, ровно настолько медленно, чтобы это дало мне пару секунд форы. Я ринулась с подоконника, на котором мы сидели друг напротив друга, и как прилежные школьники готовили задание на завтра, по коридору, потом вверх по лестнице, сбивая тех, кто случайно оказался рядом. Никто не ворчал – моя пробежка вполне могла сойти за тренировку. Кто-то крикнул: «Ребята, должно быть наоборот!», но я слышала родной топот позади себя и судорожно просчитывала варианты поукромней. На мое счастье дверь тренировочного зала поддалась, я юркнула в нее и затаилась. Маты на полу, подвешенные к потолку веревки, нечто, похожее на альпинистское снаряжение у дальней стены – все скрыла темень после того, как он захлопнул дверь и врезался в меня. Отработанная давным-давно до последнего взмаха ресниц подсечка – и мы оба падаем на пол. Пыхча, как паровоз, он ловко придавливает меня сверху. Скорчившись от щекотки и желания, когда он притворно царапает меня зубами над ключицей, покусывает шею, я обхватываю его ногами за талию, непроизвольно выгибаю спину навстречу, хрипло, совсем не слушающимся рассудка голосом бормочу: – Я соскучилась.

Целый день работы после очередной «бродяжной» ночи. И это день еще не закончился.

- Вредная девчонка, - тихонько ворчит он, покрывая поцелуями мою шею. – Люблю тебя.

- Целуй скорей, - губы меня не слушаются, получается что-то скомканное и приказное, но все равно пытаюсь произнести это - почти в его губы, из упрямства и восторга одновременно. Меня куражит то, что он делает меня безумной, несерьезной, смешливой и готовой на любые безрассудства. То, что он становится ворчливым, домашним и расчетливо следящим за моей безопасностью. То, что мы опять вязнем в каком-то липком коконе взглядов, улыбок, отрешенном и безупречно заполненном.

Мне до смерти нравится, когда он делает вид, что покоряется мне.

Послушный малый.

Просто само совершенство, особенно с этого ракурса, почти в полной темноте. Тяжелое, уютное, ласковое. То, что нужно. 

- Люблю тебя, - тихо шепчу я, едва он отстраняется и целует меня в лоб, переводя дыхание, готовясь взбунтовать. Я знаю это и пытаюсь предугадать его. Нам обоим хочется большего, чем сворованные поцелуи и сплетенные пальцы в ночи. Тихонько шепчу, склонившись к его уху: - Давай опять сбежим, а? Завтра?

Темнота уже не прячет его от меня, он хмурится, застывает под моими руками, потом прислоняется лбом ко мне и перекатывается, укладывая меня сверху.

- Мне нужно уехать завтра.

Голос тихий и встревоженный. Теперь он будет прислушиваться ко мне, пытаясь предугадать ответ и страшась его. И надеясь на него тоже.

 Я ждала этого. Я боялась этого и все равно ждала. Иначе и быть не может. Слишком уж хорошо.

Жутко хочется схватить его крепче и взвыть, не отпуская никуда. Уткнуться лицом в его грудь и зажмуриться. Надышаться им до обморока и притвориться хрупкой. Он не уедет. Я знаю, что он останется, если я попрошу, если услышит, хоть каплю сомнения в моем голосе.

 - Ладно,- спокойно бормочу я, поднимаясь, чтоб поцеловать его, продолжая улыбаться.

В моем кармане утробно рычит телефон. Сегодня мне точно везет, как утопленнице. Босс. Срочно. Легко чмокнув его в нос, я подскакиваю, хватая его за руку и таща в сторону выхода. У двери он останавливает меня и снова притягивает к себе, шепча в волосы, хрипло и потерянно: - У нас будет несколько дней, потом, когда все закончится. Останешься со мной?

Вот черт. Мой хваленый самоконтроль трещит по швам, когда я слышу его такой голос. Охрипший, глубокий, ноющий, словно старая заскорузлая рана. Он опять боится потерять меня и не верит в происходящее?

 - Глупый…, - приходится ворчать, ероша его волосы и потягиваясь, чтобы шепнуть на ухо так нежно, как я никогда не скажу кому-то другому. – Ты от меня не отвяжешься…

 

 ….Горячие струи полосовали мою шею уже несколько минут, но от этого не становилось легче. Меня до смерти пугала мысль, что еще сейчас он где-то в нескольких десятках метров от меня, уставший, родной, лениво раскинулся на кровати и пытается не спать, надеясь, что следующий день ничего не изменит. Завтра его здесь не будет. Что-то глубоко в подсознании проводило параллели и внушало, что разлука все испортит. Что потом все будет не так. Что я его потеряю. Что разлука - это опять пару месяцев, ладно всего две недели, но пустоты, скуки, одиночества. Тоски по нему. Самоедства. Ревности. Что там еще?

Здравая мысль – не привязываться настолько к мужчине, даже даром, что он кажется самым родным на свете, заставила меня переключить рычаг крана в противоположную сторону, и, стиснув зубы, переждать крик от ледяной воды, свирепо обрушившийся на затылок.

Что еще? Еще десять часов он будет здесь. Всего в нескольких десятках метров.

Снова включив кипяток, я досчитываю до десяти, и, стараясь не расплескать свою решимость, начинаю одеваться. Первое, что попалось под руку: джинсы - отлично, футболка в которой я сплю? Замечательно! Где мой лифчик? К – дьяволу! Тапки? Босиком тоже подойдет.

 

Я не кралась. Это безумие, я могла тысячи раз попасться на глаза кому угодно. Я стиснула зубы и отсчитывала свои шаги, чтобы не свернуть назад, не опустить плечи, не сутулится, не обращать внимание на мокрое пятно стекающей с волос воды на футболку, на легкий сквозняк, гуляющий по закоулкам. Не спится мне. Гуляю.

 

Я даже не стучала. Я просто пинком вышибла дверь в его номер, уже почти восхищаясь собой, не обращая внимания на него, вскочившего из кресла перед включенным телевизором и теперь потерянно ворочающего волосы. Потом на ходу стянула с себя футболку. Не оборачиваясь, твердо шагая в сторону не расстеленной кровати, зашвырнула в ею в его лицо.

 

Судя по звуку, я промазала, но он все равно ее поймал.

Теперь точно заберет назад.

Только опершись спиной об изголовье, развернувшись, я, в очередной раз, стиснув зубы, чтоб не начать смущаться и прятать руками грудь, подняла на него глаза. Он был уже совсем близко.

 - Что ты делаешь? – поднял он бровь. Растерянный, смущенный, о, черт.

 - Не пытайся быть большим болваном, чем ты есть, - свирепо фыркнула я, разозлившись на зардевшиеся щеки и не желая отводить от него взгляд. Он опустился на кровать рядом со мной, осторожно придвинулся, погладил мою ладонь, разжимая пальцы из кулака.

 - Не пытайся быть большей распутницей, чем ты есть, - он иронично поднял бровь, продолжая гладить мои пальцы. Я рассержено выдохнула, до боли куснула губу, чтобы не съежиться и спастись бегством. В его фразе было что-то, что ускользало от меня. Что-то, на что я должна была ответить. Я не понимала что. Потерянная, я краснела и забывала дышать, чувствуя только его дыхание на себе и легкие поглаживания его пальцев по запястью.

Остатки расчетливости советовали мне заткнуться, рассудок- сбежать.

 

Придвинувшись ближе, я рассеянно подняла руку и погладила его по щеке.

 - Я не хочу уезжать, - он взглянул на меня исподлобья и замер, - и оставлять тебя здесь. И сходить с ума от ревности, и просто от того, что тебя нет рядом. Мне жутко страшно.

 - От ревности точно уже не стоит сходить с ума, - я попыталась улыбнуться, и еще раз провела ладонью по его щеке.

- Стоит, - хмыкнул он. – Это теперь навсегда. И не спорь, - попытался улыбнуться он, подбираясь пальцами к моему запястью и дыша все тяжелей. - Но я хочу, чтоб все было не только потому, что мы расстаемся.

Это было нечестно.

Это было кокетство или что-то другое?

Чудовище?

Сумасшедший.

Трус.

- Ты! - от возмущения, я едва не оттолкнула его и не сбежала. От возмущения, я готова была вмазать по приближающейся ко мне физиономии.

 Он приближался слишком медленно…

 

 ….Мы почти не закрывали глаз. В этом было что-то мучительно порочное, смотреть друг другу в глаза и чувствовать друг друга настолько, насколько это вообще возможно. Они оставались распахнутыми даже тогда, когда физические ощущения стали перевешивать эмоции, и это было непередаваемо. Это было невозможно. У нас были эти безумные восемь, семь, шесть, пять часов – пожалуй, все остальное теряло смысл. Никто не выключил свет. По телевизору давно закончились новости и мелькали картинки старых мелодрам. Я иногда вспоминала, что так и не заперла дверь, но у меня не хватало воли разорвать наш взгляд и убедиться, что она захлопнута. Вокруг нас ничего не существовало. Четыре, три, два часа. Жемчужная серая дымка за окном и шум начавшегося дождя….

 

…Мы почти не разговаривали. Слова, обещания, клятвы, они бы искорежили то, что происходило в открытых настежь глазах, то, что было безупречным отражением и то, что становилось реальностью. Мы почти не шевелились. Прикосновения, ласки, порывы оказались бы жалким обозначением захвата чужого пространства. Пространства не было. Между нами строился увлажненный замкнутый мирок, один на двоих и оттого общий, и это было абсолютно гармонично и достаточно. Это было домом. Тем самым домом, к которому стремишься всегда и который не променяешь ни на что другое. Я бы не поверила до конца, что такое возможно, но это происходило, и я впитывала в себя, как губка, его дыхание, пот, запах, обустраивая и заставляя его безделушками. Тысячей только что навсегда усвоенных мелочей, которые превращали меня в самую любимую, желанную, необходимую…

 

 …Мы так и не простились. Я просто соскользнула с него, потерла пересохшие глаза, натянула джинсы. Откинула все еще влажные  волосы с лица и улыбнулась ему. Сонный, милый и уютный, грустный и восторженный. Чудовище. Любимое до последнего небрежного желания удержать меня, подкупив лестью и подарками. Будто мне было мало. Я спрятала подальше очередную боль, потянулась как кошка, чмокнула его в нос и, наконец, закрыла глаза, напоследок почувствовав его только губами. Никакой разницы. Я бы узнала его из сотен других, с закрытыми глазами, даже не прикасаясь.

Черт, я ведь так его и узнала.

 

….Когда я возвращалась – в огромных носках и другой сухой, вчера отглаженной футболке - я уговаривала себя: не сутулиться, держать голову прямо, не бояться, не смущаться. Черт, мы взрослые, что в этом такого, чтоб разводить панику? Дверь в мой номер была открыта, мой лифчик валялся на не разобранной постели. Я упала на нее вниз лицом и тихо заскулила, понимая, что еще полчаса и начнется совсем другой отсчет: четырнадцать, тринадцать, двенадцать…