Она читала куда быстрее меня. Я добрался только до конца второго
абзаца, а она уже впилась взглядом в делающую невозмутимо-занятой вид
Леди Босс:
-Он не может с ней этого сделать! – безапелляционно рявкнула она, с презрением
отодвигая от себя исчерканные карандашом в подобии рисунков
тексты. Странно, но мой экземпляр был девственно чист. Ничего, кроме
скупых фраз. Хотя, обычно это мне нужны были дополнительные объяснения,
а она хватала все на лету. Впрочем, тут и хватать-то было нечего. Все
очевидно, примитивно и… Вот дьявол. Ну что за тетка, все ей мало.
Та ничего не ответила, продолжая невозмутимо пялиться в монитор.
Тогда упрямые зеленые глаза уставились на меня, явно вымогая
поддержки. Можно подумать, я мог бы ей в чем-то отказать. Можно
подумать, что ей так нужна была моя защита.
- Она права, - кивнул я, тоже отодвигая от себя листы бумаги, не дочитав
до конца и с трудом сдерживая ухмылку от облегченного выдоха признания
ее правоты. Будто она сомневалась. – Это слишком.
Леди Босс подняла свой взгляд на меня и с видом разочарованного
недоумения, идиотски хлопая ресницами, хмыкнула:
- И ты не хочешь с ней это сделать?
Это мог быть удар ниже пояса. Мог быть. Она всегда находила, чем меня
уколоть, чтобы выжать больше. Если б не одно весомое «но». Я бы даже
наплевал на свидетелей, хотя обычно это безумно смущало. Ее первая
реакция, это самое «он не может с ней этого сделать!» была абсолютной
истиной. Это было слишком.
- Естественно, нет, - поднял брови я на лукаво испытывающий взгляд
повидавшей многое женщины. Наш дьявол в юбке откровенно забавлялась.
Внезапно, без всякой связи, ее лукавство обернулось беспрекословно
умоляющей миной:
- Ребятки, вам придется это сделать. Так нужно. Мне нужно.
Дьяволица продолжала переводить глаза с нее на меня, внимательно
считывая реакции на ее требование. Пока я пытался сохранить
спокойный и непреклонный вид, она испустила разочарованный стон и притянула
к себе свои листы с картинками назад.
Я не понимал, почему она сдалась, повторяя ее жест и дочитывая последние три абзаца.
- У вас есть минутка потренироваться, а потом – ведь все просто и
экспромты приветствуются. Удивите меня?
Тетка хитро улыбалась, оставляя нас в своем подобии кабинета. Маленький
закуток за аппаратурой.
- Почему ты согласилась? - поинтересовался я, стараясь не отрывать
глаз от текста и не выдать странной смеси смущения и нетерпения,
заставляющей нервно кусать губы. Всего лишь любопытство.
Она не ответила.
Молчание длилось так долго, что я не выдержал и поднял на нее глаза. Она
кусала губы, совсем как я секунду назад, и косилась в сторону
застеленной кровати за режиссерской стойкой.
- У меня к тебе просьба, - лишенным эмоций голосом выдала она. – Давай
только сделаем все быстро, а?
- В смысле? – изумился я.
- Чтобы ей не к чему было придраться, - пожав плечами, объяснила она и
снова куснула себя за губу. Я поежился и пожал плечами. Быстро.
Быстро.
Быстро.
От последнего абзаца я вдруг почувствовал себя двенадцатилетним
школьником, которому на спор придется прилюдно целоваться с девчонкой, в
которую он влюблен. Если б только целоваться.
Она продолжала вчитываться в текст, хмуря изящные бровки, шевеля губами
– хотя там не было фраз, которые нужно было произносить, и покачивая
ногой в своем собственном ритме. Она просидела так, ведя сама с собой
этот странный диалог до того времени, пока не вернулась Леди Босс и
пара человек с ней. Ну, да, самый полный интим из возможного?
Господи.
Давай сделаем это.
Это.
Быстро.
Сколько мы не делали это, я всегда чувствовал, что она рядом со мной.
Зажмурившись, я знал, что она чутко прислушивается ко всему, впитывает
в себя одновременно и то, что происходит вокруг, и то, что происходит
между нами, мгновенно сравнивает с тем, со своим собственным
представлением о том, как это должно быть – и направляет меня. Тонко.
Осторожно. Я всегда переигрывал. Она – нет, оставаясь при этом ведомой
или позволяя мне чувствовать, что это так. Она всегда была со мной.
Теплой, отзывчивой, бесконечно терпимой. Между нами в такие моменты
творилась абсолютная гармония, и это было очевидно.
Мы всегда отдувались вдвоем в этом потрескивающем от искр воздухе, и до
нарочито громких восторженных возгласов леди Босс никто не пытался из
него выбраться. Иногда мне даже казалось, что желание потянуть время и
довести происходившее до совершенства было взаимным.
Сейчас ее не было. Застывшая ледышка, позволяющая себя целовать, нервно
гладящая мои волосы, прогибающаяся в подобии страсти на кровать, могла
быть кем угодно, но не ею. Будто она заперлась где-то внутри. Будто в те минуты, когда кусала губы, вчитываясь в текст, она старательно возводила непреодолимые барьеры между нами. Будто боялась. Что могло измениться за несколько дней? Что могло ее смутить?
Какой смысл корчить из себя нецелованную? Словно не мне одному 12 лет?
Нет, только не она. Не в этом смысле и уж подавно не в этом месте. Но
здесь, под моими руками, был кто угодно, только не она. Тень, призрак,
иллюзия.
У тени была самая совершенная в мире шея, и пульс бился под моими губами
быстро и приглушенно, но от этого она не становилась более живой.
Простая, безупречная картинка. Черно-белые линии, собранные в
примитивный эскиз на ее варианте сценария. Заводной беззвучный
механизм. Будто я целовал силиконовую куклу, зная, помня, чувствуя,
желая ее при этом живой.
Мне хотелось встряхнуть ее. Ущипнуть. Ударить. Овладеть ею. От куклы ведь не стоит ждать любви?
Мне хотелось запомнить ее настоящей, теплой, отзывчивой и немножко
потерявшей голову – такой, какой она была всего несколько дней спустя
после своего 18тилетия. Пусть бы она оставалась даже чужой, лишь бы не
настолько отстраненной. Пусть даже она потом кидалась к телефону, как к
спасительному кругу, убегая курить в одиночестве – едва ли не впервые.
Такой она самую капельку, но принадлежала мне.
Меня охватило настолько сильное чувство, что даже перестал слышать гул
камер. Со стороны это выглядело тем зверством, на которое все и было
рассчитано, а по факту – я кутал ее в лоскутки разорванной мною же по
подготовленным швам футболки, не позволяя ни одному кусочку ее кожи
попасть под прицел прозрачного разреженного воздуха. По факту, я прятал
руками все, что ускользало от лоскутков, и крепко жмурился, чтобы самому
не видеть это. По факту, я едва прикасался к ней, огораживая ее руками,
сжимая ее плечевые суставы ладонями, чтоб между нами оставалось пару
миллиметров пронзительно чистого воздуха, чтобы не чувствовать ее. Иначе,
я никогда бы не смог забыть ее совершенства и странного ощущения,
охватившего меня изнутри из-за того, что все это ускользнуло от меня.
Даже сейчас. Иначе, я больше никогда, в самый безнадежный предутренний
час не поверил бы, что она может быть моей.
Сейчас – она была моей святыней, и я прятал ее от праздного любопытства
варваров, не позволяя даже видеть ее такой. Святыни не бывают живыми.
Святыни не становятся любимыми. Им просто поклоняются. Но я не хотел,
чтобы ей поклонялся кто-то другой. Мне хотелось стащить с себя футболку,
лишь бы закутать ее еще плотней, точно в саван.
Мне хотелось, чтобы она поняла это.
В какой-то момент она сильно вздрогнула подо мной. Я различил
изумление в шорохе ресниц над открывающимися глазами, тихий выдох из ее
полуоткрытых губ, будто она долго задерживала дыхание. Потом ее лицо
безотчетно потянулось вверх, она уперлась своим лбом в мой и глубоко
вдохнула. Потерлась о мой нос своим, сбивая и мое дыхание и вынуждая
открыть глаза. Она улыбалась, удерживаясь в паре миллиметров от моих
губ. Облегченно и нежно, словно ее давняя задачка нашла свой ответ.
Словно она снова мне верила. Была со мной.
Все навалилось сразу. Скопом. Ее тепло, ее пальцы, путающиеся в волосах,
ее грудь, прильнувшая ко мне в каком-то резком порыве. Лоскутки съехали,
но это уже мало заботило. Обоих. Восторженно распахнув глаза, она
продолжала тянуться вверх. Ее дыхание было частым и щекотало мои губы,
ее глаза потемнели, и лицо вспыхнуло, окатив меня еще большим теплом. Я
машинально еще прятал ее, удерживая руки так, чтобы все происходившее
осталось между нами. Мне до смерти хотелось вцепиться в нее и подмять
под себя. Возможно, мое изумление позволило ей верховодить и невыносимо
медленно сокращать последние миллиметры между нами.
Мое изумление и грохот крови позволило мне не слышать истеричного
«стоп!» и шквал возгласов и аплодисментов.
Мое изумление позволило мне не видеть ее еще больше распахнувшиеся от
напугавших ее звуков глаза, так, что она смахнула веками линзу и теперь
яростно терла их, в очередной раз царапнув роговицу.
Уже другие руки кутали ее, пряча ото всех и уводя от меня, линзы быстро
вытащили, и какофония звуков постепенно приводила меня в чувство.
Мы сделали это.
Быстро.
Совершенно.
Отвратительно.
Прекрасно.
- Ты действительно любишь ее? – усмехнулась Леди Босс, утешительно
погладив мое плечо, когда я застыл у монитора, в котором только что
заснятая сценка превращалась в россыпь кадров. На них уже можно было
смотреть отстраненно. Они уже нам не принадлежали. Я пожал плечами.
– Мне жаль, - грустно добавила дьяволица с непонятным блеском в глазах,
сгрузив их в одну папку, тут же удалив ее и никак не объясняя свою
идиотскую выходку.
Не знаю почему, но мне не хотелось уходить. Не оборачиваясь, я сделал
пару шагов назад, и спиной рухнул на скомканную постель, зажмурившись. Не знаю, сколько я тут лежал. Минуту, две, пять. Время
остановилось, воздух тихо искрил, не смотря на то, что ее тут давно уже
не было. Остаточное напряжение? Она была. Тенью, призраком, иллюзией.
Настолько четким видением, что я не удивился, когда она вернулась.
Ворвалась, хохоча и едва не обрушив стойку, даже не окинув глазами
монитор, и не обращая внимания на густой треск искр в воздухе, она
швырнула мне куртку на живот и принялась стягивать меня, как безвольную
тушу за ногу с кровати, сгребая меня в охапку, ворковала: «курить,
срочно, хочу курить!» Она была похожа на обычную восторженную девчонку,
ничего большего. Подпрыгивала от нетерпения и продолжала хихикать.
Мне никогда в жизни еще не хотелось так напиться. Так, чтобы выключился
не только рассудок, а все вокруг стало черным-черно, как при наркозе.
абзаца, а она уже впилась взглядом в делающую невозмутимо-занятой вид
Леди Босс:
-Он не может с ней этого сделать! – безапелляционно рявкнула она, с презрением
отодвигая от себя исчерканные карандашом в подобии рисунков
тексты. Странно, но мой экземпляр был девственно чист. Ничего, кроме
скупых фраз. Хотя, обычно это мне нужны были дополнительные объяснения,
а она хватала все на лету. Впрочем, тут и хватать-то было нечего. Все
очевидно, примитивно и… Вот дьявол. Ну что за тетка, все ей мало.
Та ничего не ответила, продолжая невозмутимо пялиться в монитор.
Тогда упрямые зеленые глаза уставились на меня, явно вымогая
поддержки. Можно подумать, я мог бы ей в чем-то отказать. Можно
подумать, что ей так нужна была моя защита.
- Она права, - кивнул я, тоже отодвигая от себя листы бумаги, не дочитав
до конца и с трудом сдерживая ухмылку от облегченного выдоха признания
ее правоты. Будто она сомневалась. – Это слишком.
Леди Босс подняла свой взгляд на меня и с видом разочарованного
недоумения, идиотски хлопая ресницами, хмыкнула:
- И ты не хочешь с ней это сделать?
Это мог быть удар ниже пояса. Мог быть. Она всегда находила, чем меня
уколоть, чтобы выжать больше. Если б не одно весомое «но». Я бы даже
наплевал на свидетелей, хотя обычно это безумно смущало. Ее первая
реакция, это самое «он не может с ней этого сделать!» была абсолютной
истиной. Это было слишком.
- Естественно, нет, - поднял брови я на лукаво испытывающий взгляд
повидавшей многое женщины. Наш дьявол в юбке откровенно забавлялась.
Внезапно, без всякой связи, ее лукавство обернулось беспрекословно
умоляющей миной:
- Ребятки, вам придется это сделать. Так нужно. Мне нужно.
Дьяволица продолжала переводить глаза с нее на меня, внимательно
считывая реакции на ее требование. Пока я пытался сохранить
спокойный и непреклонный вид, она испустила разочарованный стон и притянула
к себе свои листы с картинками назад.
Я не понимал, почему она сдалась, повторяя ее жест и дочитывая последние три абзаца.
- У вас есть минутка потренироваться, а потом – ведь все просто и
экспромты приветствуются. Удивите меня?
Тетка хитро улыбалась, оставляя нас в своем подобии кабинета. Маленький
закуток за аппаратурой.
- Почему ты согласилась? - поинтересовался я, стараясь не отрывать
глаз от текста и не выдать странной смеси смущения и нетерпения,
заставляющей нервно кусать губы. Всего лишь любопытство.
Она не ответила.
Молчание длилось так долго, что я не выдержал и поднял на нее глаза. Она
кусала губы, совсем как я секунду назад, и косилась в сторону
застеленной кровати за режиссерской стойкой.
- У меня к тебе просьба, - лишенным эмоций голосом выдала она. – Давай
только сделаем все быстро, а?
- В смысле? – изумился я.
- Чтобы ей не к чему было придраться, - пожав плечами, объяснила она и
снова куснула себя за губу. Я поежился и пожал плечами. Быстро.
Быстро.
Быстро.
От последнего абзаца я вдруг почувствовал себя двенадцатилетним
школьником, которому на спор придется прилюдно целоваться с девчонкой, в
которую он влюблен. Если б только целоваться.
Она продолжала вчитываться в текст, хмуря изящные бровки, шевеля губами
– хотя там не было фраз, которые нужно было произносить, и покачивая
ногой в своем собственном ритме. Она просидела так, ведя сама с собой
этот странный диалог до того времени, пока не вернулась Леди Босс и
пара человек с ней. Ну, да, самый полный интим из возможного?
Господи.
Давай сделаем это.
Это.
Быстро.
Сколько мы не делали это, я всегда чувствовал, что она рядом со мной.
Зажмурившись, я знал, что она чутко прислушивается ко всему, впитывает
в себя одновременно и то, что происходит вокруг, и то, что происходит
между нами, мгновенно сравнивает с тем, со своим собственным
представлением о том, как это должно быть – и направляет меня. Тонко.
Осторожно. Я всегда переигрывал. Она – нет, оставаясь при этом ведомой
или позволяя мне чувствовать, что это так. Она всегда была со мной.
Теплой, отзывчивой, бесконечно терпимой. Между нами в такие моменты
творилась абсолютная гармония, и это было очевидно.
Мы всегда отдувались вдвоем в этом потрескивающем от искр воздухе, и до
нарочито громких восторженных возгласов леди Босс никто не пытался из
него выбраться. Иногда мне даже казалось, что желание потянуть время и
довести происходившее до совершенства было взаимным.
Сейчас ее не было. Застывшая ледышка, позволяющая себя целовать, нервно
гладящая мои волосы, прогибающаяся в подобии страсти на кровать, могла
быть кем угодно, но не ею. Будто она заперлась где-то внутри. Будто в те минуты, когда кусала губы, вчитываясь в текст, она старательно возводила непреодолимые барьеры между нами. Будто боялась. Что могло измениться за несколько дней? Что могло ее смутить?
Какой смысл корчить из себя нецелованную? Словно не мне одному 12 лет?
Нет, только не она. Не в этом смысле и уж подавно не в этом месте. Но
здесь, под моими руками, был кто угодно, только не она. Тень, призрак,
иллюзия.
У тени была самая совершенная в мире шея, и пульс бился под моими губами
быстро и приглушенно, но от этого она не становилась более живой.
Простая, безупречная картинка. Черно-белые линии, собранные в
примитивный эскиз на ее варианте сценария. Заводной беззвучный
механизм. Будто я целовал силиконовую куклу, зная, помня, чувствуя,
желая ее при этом живой.
Мне хотелось встряхнуть ее. Ущипнуть. Ударить. Овладеть ею. От куклы ведь не стоит ждать любви?
Мне хотелось запомнить ее настоящей, теплой, отзывчивой и немножко
потерявшей голову – такой, какой она была всего несколько дней спустя
после своего 18тилетия. Пусть бы она оставалась даже чужой, лишь бы не
настолько отстраненной. Пусть даже она потом кидалась к телефону, как к
спасительному кругу, убегая курить в одиночестве – едва ли не впервые.
Такой она самую капельку, но принадлежала мне.
Меня охватило настолько сильное чувство, что даже перестал слышать гул
камер. Со стороны это выглядело тем зверством, на которое все и было
рассчитано, а по факту – я кутал ее в лоскутки разорванной мною же по
подготовленным швам футболки, не позволяя ни одному кусочку ее кожи
попасть под прицел прозрачного разреженного воздуха. По факту, я прятал
руками все, что ускользало от лоскутков, и крепко жмурился, чтобы самому
не видеть это. По факту, я едва прикасался к ней, огораживая ее руками,
сжимая ее плечевые суставы ладонями, чтоб между нами оставалось пару
миллиметров пронзительно чистого воздуха, чтобы не чувствовать ее. Иначе,
я никогда бы не смог забыть ее совершенства и странного ощущения,
охватившего меня изнутри из-за того, что все это ускользнуло от меня.
Даже сейчас. Иначе, я больше никогда, в самый безнадежный предутренний
час не поверил бы, что она может быть моей.
Сейчас – она была моей святыней, и я прятал ее от праздного любопытства
варваров, не позволяя даже видеть ее такой. Святыни не бывают живыми.
Святыни не становятся любимыми. Им просто поклоняются. Но я не хотел,
чтобы ей поклонялся кто-то другой. Мне хотелось стащить с себя футболку,
лишь бы закутать ее еще плотней, точно в саван.
Мне хотелось, чтобы она поняла это.
В какой-то момент она сильно вздрогнула подо мной. Я различил
изумление в шорохе ресниц над открывающимися глазами, тихий выдох из ее
полуоткрытых губ, будто она долго задерживала дыхание. Потом ее лицо
безотчетно потянулось вверх, она уперлась своим лбом в мой и глубоко
вдохнула. Потерлась о мой нос своим, сбивая и мое дыхание и вынуждая
открыть глаза. Она улыбалась, удерживаясь в паре миллиметров от моих
губ. Облегченно и нежно, словно ее давняя задачка нашла свой ответ.
Словно она снова мне верила. Была со мной.
Все навалилось сразу. Скопом. Ее тепло, ее пальцы, путающиеся в волосах,
ее грудь, прильнувшая ко мне в каком-то резком порыве. Лоскутки съехали,
но это уже мало заботило. Обоих. Восторженно распахнув глаза, она
продолжала тянуться вверх. Ее дыхание было частым и щекотало мои губы,
ее глаза потемнели, и лицо вспыхнуло, окатив меня еще большим теплом. Я
машинально еще прятал ее, удерживая руки так, чтобы все происходившее
осталось между нами. Мне до смерти хотелось вцепиться в нее и подмять
под себя. Возможно, мое изумление позволило ей верховодить и невыносимо
медленно сокращать последние миллиметры между нами.
Мое изумление и грохот крови позволило мне не слышать истеричного
«стоп!» и шквал возгласов и аплодисментов.
Мое изумление позволило мне не видеть ее еще больше распахнувшиеся от
напугавших ее звуков глаза, так, что она смахнула веками линзу и теперь
яростно терла их, в очередной раз царапнув роговицу.
Уже другие руки кутали ее, пряча ото всех и уводя от меня, линзы быстро
вытащили, и какофония звуков постепенно приводила меня в чувство.
Мы сделали это.
Быстро.
Совершенно.
Отвратительно.
Прекрасно.
- Ты действительно любишь ее? – усмехнулась Леди Босс, утешительно
погладив мое плечо, когда я застыл у монитора, в котором только что
заснятая сценка превращалась в россыпь кадров. На них уже можно было
смотреть отстраненно. Они уже нам не принадлежали. Я пожал плечами.
– Мне жаль, - грустно добавила дьяволица с непонятным блеском в глазах,
сгрузив их в одну папку, тут же удалив ее и никак не объясняя свою
идиотскую выходку.
Не знаю почему, но мне не хотелось уходить. Не оборачиваясь, я сделал
пару шагов назад, и спиной рухнул на скомканную постель, зажмурившись. Не знаю, сколько я тут лежал. Минуту, две, пять. Время
остановилось, воздух тихо искрил, не смотря на то, что ее тут давно уже
не было. Остаточное напряжение? Она была. Тенью, призраком, иллюзией.
Настолько четким видением, что я не удивился, когда она вернулась.
Ворвалась, хохоча и едва не обрушив стойку, даже не окинув глазами
монитор, и не обращая внимания на густой треск искр в воздухе, она
швырнула мне куртку на живот и принялась стягивать меня, как безвольную
тушу за ногу с кровати, сгребая меня в охапку, ворковала: «курить,
срочно, хочу курить!» Она была похожа на обычную восторженную девчонку,
ничего большего. Подпрыгивала от нетерпения и продолжала хихикать.
Мне никогда в жизни еще не хотелось так напиться. Так, чтобы выключился
не только рассудок, а все вокруг стало черным-черно, как при наркозе.
-------------------------------------------------------------------
Девы? я обычно не лезу в процесс получения эндорфинов, но в этот раз у меня большая просьба.... прежде чем читать дальше, вернитесь назад и пробежитесь глазами по 1.2. ЛЮ!
