2.15 Мы играли на равных.

 

То есть, это действительно была всего лишь игра.

Эмоции никуда не делись.

Ну, куда теперь без них?

Они были – в каждом нашем движении, вздохе, улыбке.

Просто сдали свою коронную позицию комка в груди и отступили – в легкий морок, который кутал происходящее, в россыпь искр в ее глазах, в случайно брошенных признаниях.

Но все, что происходило – здесь и сейчас не было любовью.

 

Это не было тем, что застилало глаза не прошеной влагой и вынуждало жмуриться. Не тем, что вынуждало прижимать ее крепче, иногда даже боясь оставить синяки. Не тем, что заставляло всегда помнить о ней больше, чем о себе. Не тем, что неотступно терзало меня так долго, что я стал забывать, что было до нее.

 

Хотя я жмурился. Просто от страха, что попрошу пощады раньше, чем она закончит начатое, утихомириться и доверчиво заснет рядом. Я не пытался удерживать ее, скорее …просто за нее держался.

 

И наша импровизированная пьянка была не при чем. Просто немножко изменила реальность. Свернула ее, очертив границы уходящего дня, такого безмятежного, что мне хотелось выдернуть маятник из часов в гостиной, чтобы задержать ход времени и остаться в нем – навсегда. Когда-то, давным-давно, я, конечно, думал, что так будет,…но самые смелые мечты не шли ни в какое сравнение с тем, что я получил в итоге. Словно небо вдруг смилостивилось и позволило это. Меня бы устроило, если бы так было всегда.

Господи, и даже сотая часть этого меня бы устроила.

Большой парень не подвел. Все было идеально. Вычурно, дорого, уединенно.

Ничего, кроме птиц, ветра и нас.

 

Ничего волшебного.

Всего лишь возвращение в детство, где каждый день наполнен предвкушением и достаточностью, где все что происходит, становится самым лучшим, где есть безусловная любовь и понимание, и восхищение и преданность – и это так естественно, что даже не стоит об этом думать. Думать нужно о другом: о проказах и шалостях, о том, что наказания, конечно, не избежать – но оно почти так же интересно, как и сама проделка. Думать нужно о том, что твой противник в этих играх едва ли не изобретательнее и коварнее, чем ты…и стоит чаще оглядываться по сторонам, что бы, засмотревшись на нее, не пропустить искусно замаскированную ловушку. О том, что здесь мы больше не команда, наедине друг с другом – каждый воюет сам за себя, да так, что горе замешкавшемуся.

 

Ну, да я едва не устроил пожар, пытаясь приготовить завтрак, пока она спала и мы остались без продуктов. Зато она перепутала краны в душевой и вода так красиво струилась по антикварным ступенькам, что я не сразу понял, что это не хитрый дизайнерский замысел. И да, я оборвал все цветы в саду каким-то зверски важным кухонным ножом, который она твердо решила увести с собой, потому что у нее такого не было. Изрезал ее единственное платье на лоскутки найденными ею ножницами для цветов ,…да просто так…и на всякий случай спрятал все свои футболки, кроме тех, что уже перекочевали на ее полку, чтобы не смогла отыграться. Утопил свой телефон в бассейне… фу, надоел. Проиграл ей все свои наличные деньги и едва спас сумку с нашими настоящими документами, когда она попыталась разжечь костер в гостиной.

Остальное- мелочи.

 

Ей было весело.

Нам обоим было безумно весело. Мы носились целыми днями, лазили по крыше и деревьям, ныряли со второго этажа в бассейн. Потом, когда солнце уползало за вековые деревья в саду, прятались в доме, и, включив на всю громкость какую-то местную радиостанцию в ретро-приемнике на камине – танцевали. Неуклюже и бестолково, наступая друг другу на пальцы, и заканчивая дикие пляски щекоткой и хохотом. Однажды на смену старым хитам в трек сунули откровенно «нашу» песню – и это было единственным напоминанием о внешнем мире за эти дни. Мы ее выключили, не дослушав до конца.

 

Да, не волшебство.

Просто набег на погребок и вкусное вино, из бокалов на тонких длинных ножках, которые я бы с удовольствием сменил на простые кружки и пиво, но это было жестоко по отношению к той, что тащила их, довольная собой. Какой бы пофигисткой она не любила казаться, в ней слишком много было женского, уютного и земного. Она безумно органично вписывалась в этот роскошный мирок, как впрочем, и в любой другой. Гордая, улыбающаяся и коварно затихшая рядом, когда реальность стыдливо съеживалась рядом с нашим пьяным мороком.

 

Это точно не было спланировано. Скорее какой-то странный щелчок в ее мыслях, сменивший веселье и расслабленность на другую, не менее захватывающую игру. Мне, наверное, стоило задуматься, почему это случилось, но на самом деле, думать – это последнее, чего мне хотелось рядом с ней в тот момент. Я был не готов к ее коварству, к ее тонко подмеченным наблюдениям и безотчетному желанию покорять и властвовать. То есть так бывало и раньше, но тогда она просто властвовала над моими руками и стремлениями. Она позволяла мне думать, будто была ведомой. Она командовала - мной. Не собой. Сейчас она была свободна. Творила, что хотела, и не было ни капли стеснения и жалости ко мне – только алчность. Вседозволенность. Не трудно было представить ее такой – дикаркой со спутанными волосами и горящими глазами, воительницей, беспощадной и неукротимой, но видеть ее такую… настоящей.

Сотворить ее такую – своими же руками.

 

Я не знаю, смог бы я любить ее, если б увидел такой впервые. Я бы просто никогда не осмелился сказать ей ни слова. Слишком для меня... Откровенно и порочно. Подавляюще.

Но теперь – такой, я любил ее еще больше.

Хотя, в оцепенении и полной покорности меня держала не просто любовь.

 

Похоже, что в ее удивительно устроенной головке прятались собственные демоны, под стать моим, только не такие закостенелые и не утратившие свое нахальство. Она выпустила их на свободу, но мои заскулили в стойле, требуя того же – и вырвались из-под контроля. Почти безропотно. Вся эта компания затеяла еще более изощренную игру под прикрытием дивного вина и сгустившихся сумерек.

Едва встретившись, эти демоны тут же нашли общий язык, и принялись за изощренные пытки над парочкой безобидных, примитивных еще пару часов назад влюбленных.

Да, они были изощренными. Бескомпромиссными. Подлыми.

Они столько знали о нас, что держали за слабаков, ничего не знающих о взрослых играх. Мне хотелось бы верить, что к тому времени, когда стало совсем темно и мы все-таки добрались до кровати, на ощупь, удивительно ловко, будто мы всю жизнь только это и делали, они все-таки признали в нас хозяев. По крайней мере, хозяйку.

 

Она была безумно красивой в те минуты. Не потому, что в полумраке было уже трудно различить ее черты, и они сливались, когда я случайно засматривался на нее, в расплывчатое и будоражащее еще больше пятно. Она чувствовала себя такой – и это делало каждое ее движение наполненным особой грацией, негой и уверенностью. Это было какой-то высшей формой красоты. Она была совершенна.

 

В ее порывах не было особой искушенности, и уж тем более – они не были продиктованы опытом или каким-то знанием. Она была чуткой, смелой и откровенной - не больше. Она всего лишь диктовала правила новой игры, в которой на смену несмелой девочке вдруг явилась зыбкая тень будущей женщины. Величественной. Она все делала не так, и это еще больше возбуждало, доводя меня до вершин, на которых я никогда еще не был раньше.
Ее не возможно было ослушаться. Ею невозможно было управлять. Она была игривой и пылкой, расслабленной и безмятежной, и это выключало мой рассудок, сопротивление и попытки отвлечь ее своим наступлением. Собой. Проклятые сомнения науськивали, что ей будет неудобно и неловко – утром, что будут гудеть ноги и болеть спина, но кто их слушал? И откуда на полу взялось одеяло? И каким образом мы вообще оказались на полу? На столе? На лестнице? На кровати? И откуда столько страсти?

Пытаясь хотя бы дышать, я иногда не соображал, где мы находимся, и кто мы на самом деле.

 

Все было удивительно гармонично, хотя на самом деле наверняка, не лучшим, не аккуратным и неправильным. Уж точно не эстетичным. Все смешалось в лихорадочно необходимые прикосновения, сбивчивое дыхание и желание быть ближе. Я, пожалуй, сам никогда не решился бы толкнуть ее на такое безумие. Ее шалости усиливали ощущения в мириады раз. Еще одна ступенька близости, когда казалось, что ближе уже невозможно. Но мы стали ближе. Словно единым целым, взаимосвязанным и нужным друг другу механизмом, на глубинном, животном и таком интимном уровне, что все предрассудки и правила над ним не властвовали. Она была моей, и не спорила с этим, и наслаждалась этим, откровенно и безраздельно, и не оставляла мне никаких шансов на ясность в голове. Потому что это была откровенная демонстрация того, что теперь она понимала - я могу принадлежать только ей – и это ее устраивало.

Особым, только нам понятным, образом.

Она была счастлива.

Она была немножко безумна.

Да, не волшебство. Примитивно, животно, пылко и предсказуемо. Ничего неизведанного, но сплошные загадки, открытия и чудеса. Откуда в ней все это? Что-то вроде гордости удерживало меня на грани пропасти столь долго, что ее демоны ликовали, не обманувшись в выборе.

Эти призраки преисподней утихомирились только с рассветом, когда я просто качал ее как ребенка на руках, и она тихонько пела простую детскую песенку, цепко держась за мою шею и хихикая над произошедшим. Над тем, что эта ночь была большим откровением для меня и ей это нравилось. Над тем, что вышла победительницей, и пленный не годится больше ни на что, кроме как согревать ее в накатившей прохладе. Спутанные волосы, липкое, теплое тельце, все еще опьяневшие глазки и полная доверчивость. Она так и уснула, прижавшись щекой к моей груди, и я зачем-то потащил ее наверх, в ту комнату, где мы спали все эти дни. Мне пришлось уйти от нее, чтобы заново не набросится, глядя на то, как маленькая распутница скручивается комочком, словно защищая себя, когда я отодвинулся, чтобы найти еще одно одеяло и накинуть на нее. Мне было совсем не страшно уйти, потому что где-то рядом уже точно заняли свои посты ее ангелы.

 

В саду заливалась ранняя веселая птичка, и в этот момент курить казалось абсолютной пошлостью, но хотелось. Курить, есть, остановить время, выловить свой телефон и убедиться, что дома все в порядке и сказать, хоть кому-то сказать, что счастье - бывает.

Счастье. Такое глупое.

Мне вдруг стало любопытно, а что стало бы с нами, если бы эти демоны вырвались на свободу раньше? Ну, переспали бы, давным-давно, возможностей то была масса … это было бы так же здорово и совсем не романтично? Без эмоций и трепета. Что бы получилось? Противный рассудок подсказывал, что не было бы …ничего. Но что-то странное, мешающее заснуть, ухмылялось, что было бы, то же самое. Только как-то иначе. Потому что, каким бы примитивно порочным происходящее не было, оно все равно оборачивалось противоположной стороной той самой коварной и вредной любви.

Судьбы.

 

И на самом деле, больше, чем курить, есть или думать об этом, хотелось назад, наверх, к спящей виновнице всего этого сумасшествия.