Я готова была взорваться. Сию минуту.
Нет, я бы очень сильно слукавила, если бы для меня это оказалось
неожиданностью. Это хитрющее выражение лица, легкая
рассеянность, наигранно небрежные взгляды из-под ресниц, случайные
обрывки фраз и наивные вопросы неотрывно преследовали меня уже пару
дней – его трудно было не рассекретить.
Не самая сложная загадка в моей жизни.
Решился все-таки.

Я предполагала, что от смущения буду сама не своя, что испорчу ему
момент, заслужив порцию насмешек, что потянусь за сигаретами и начну
дымить, чтоб собраться с духом и что-то ответить, но на самом деле меня
разрывало от других, куда более странных эмоций. Мне пора бы привыкнуть,
но нет.

Я не смогла бы справиться с этим – не будь его рядом, хотя он сам и
вызывал эту бурю во мне.
Черт, пожалуй, это просто счастье. Во всяком случае, что-то очень на
него похожее. Что-то необъятное и легкое, лопающееся мелкими пузырьками
внутри, вырывающееся наружу смехом, слезами, воплями и желанием
прыгать на месте, оторваться и… полететь. Эффект запланированной неожиданности и полной моей расслабленности
сработал – трудно придумать момент лучше.
Тоже мне, великий стратег для домашнего использования.

– Скажешь что-нибудь? – поднял он бровь, тщательно скрывая свою
нарастающую панику из-за моего молчания и еще раз сжав мои ладони в
своих руках, чтобы привлечь моё рассеявшееся внимание. Я смотрела вдаль,
искренне пытаясь удержать себя в сознании и не завизжать, кинувшись ему
на шею. Не разреветься от умиления. Тут было так красиво, что у меня,
опять, даже сейчас, захватывало дух, едва я отвлекалась от его
прикосновений. Красоты хватило, как раз чтобы усидеть на месте.
– Когда-нибудь, – кивнула я, не сдерживая абсолютно глупую улыбку.

Он скривился. Отвернулся, выпустил мои руки, поднялся с колен и сел
рядом со мной, рассматривая плещущееся далеко внизу море.
– Да ладно тебе, ты не ждал ничего другого, – все-таки не сдержала
смешок я, толкая его в бок и закидывая руки на шею, успокаивая его
и легонько царапая затылок, чтобы заставить его посмотреть на меня.
Он покорно развернулся и наигранно громко вздохнул. Пару месяцев
назад, я бы похолодела, поверив в его разочарование. Но не сейчас.
– Ты что не могла ответить, как все нормальные люди, а?
Я уткнулась ему в плечо и все-таки рассмеялась:
– Берешь свои слова обратно?
Он в ужасе вытаращился на меня и твердо отрезал:
– Ни за что!
Ни капли сомнения в голосе, лишь решимость и убежденность в собственном
выборе. Снова тоже самое …счастье?
– Ммм…, ладно, - я кивнула и снова уткнулась ему в плечо, потерлась
лбом и резко подняла лицо, решив поиздеваться еще: - Думала, ты до
конца недели будешь решаться.
– Что?? Это даже не было сюрпризом? – проорал он. – О, черт. Так нечестно.

Я захохотала, и он сник, абсолютно не сердито обнял меня и прижал
сильнее, укутывая в свою куртку от прохладного бриза. Независимо от
того, мерзла я или нет, это давно стало для меня квинтэссенцией
безопасности – мое тайное и самое надежное убежище. От ветра, от
усталости, от посторонних. Мое утешение и мой собственный мир,два в одном.

– Но ты согласна, да? – на всякий случай, нахмурившись, уточнил он,
щекотно целуя меня в ухо.
– Ну, это же не здесь и сейчас? – тоже нахмурившись, попросила я. Не то,
чтобы я была очень против, но мои родители точно меня не простят, и он не
может этого не знать.
– Сейчас – точно нет. Эти алкоголики все испортят, - фыркнул он, кивнув
в сторону моря, где по скале карабкались его друзья, мои друзья. Они
ползали по почти отвесным скалам, строя из себя альпинистов пока мы оставались здесь,
потому что он не пускал туда меня, а я – его.

В результате мы поссорились, и они бросили нас обоих тут, на камнях,
почти рядом с тем местом, где мы сидели давным-давно, когда все еще было
зыбко и невозможно, выяснять, кто прав и целоваться, потому что все наши
ссоры заканчивались одинаково однообразно. Обычно причиной была
какая-то сверх важная сиюминутная глупость, из-за которой одно упрямство
сталкивалось с другим, и каждый отстаивал свою правоту всеми доступными
способами.
Нужно было отдать должное их деликатности, несмотря на то, что мы
цапались чаще всего в их присутствии, они всегда удирали раньше или
выгоняли нас, прежде чем мы вспоминали о беспроигрышном аргументе, и
финал спора оказывался неизменно нашим личным делом. С ними можно было
бы расслабиться, но привычка вести себя осторожно все равно уже въелась
в нас.Не смотря на то, что они никогда не смутились бы коротких
поцелуев и тихих вздохов, мы не злоупотребляли. Мы почти никогда не
срывались, …почти.

Ох, и странными они были.
Когда он впервые затащил меня на подобное общее сборище, я была ни жива
ни мертва. Это было хуже, чем официально притащить меня домой и
представить родителям. С теми я хотя бы была знакома. Я была предупреждена.
Родители все равно останутся родителями, понравлюсь я им или нет. Это
трудно объяснить, но где-то внутри я знала, как это пройдет и что из
этого получится. Страха не было. Это нужно было пережить, прежде всего
– ради него, но все прошло даже лучше, чем я надеялась. А с этими… Это
было внезапно, их было много и они шумели, перебивая друг друга и при
этом оставаясь столь торжественны, что мне показалось, после знакомства
и всех этих рассматриваний, на моем лбу незамедлительно засветилась
неоновая вывеска «осторожно, любимая девушка лучшего друга». Это было
невыносимо.

Несмываемый статус. Смешной, гротескный и нелепый. Ключевое слово было
«любимая», и это наполняло меня и гордостью и раздражением одновременно.
И черт меня побери, если он не знал об этом, и это не заставляло его
испытывать нечто подобное. Ему в кайф была вся эта суета вокруг меня и
моя жалкая попытка отгородиться от их обаяния. Его немного раздражало,
что они сразу восприняли меня просто опасным довеском к его
скромной персоне, не заморачиваясь на том, что же во мне сводит его с ума. Он –
влюбленный псих, а я ему лишь потворствую, принимая его чувства. Их
пришлось убеждать, что это сумасшествие было обоюдным, и он тоже был
источником моей опасности.

Они были явно в курсе всех наших злоключений. Они явно боялись дыхнуть
лишний раз в мою сторону, боялись, что не понравятся мне и я, как
последняя стерва, лишу их товарища . Они смущенно перемигивались и
закатывали глаза, когда он продолжал крутиться вокруг меня с двойной
предусмотрительностью, пытаясь отвлечь меня от их внимания, а потом
стали делать тоже самое, чтобы отвлекать от него. Один из них за великую
честь принял, что я заговорила с ним о его музыке, а другой – за то, что
я попросила его заткнуться и не петь мне дифирамбы. Третьего пришлось
пару раз послать – лично, чтобы предупредить его попытки поухаживать за мной.

Коварный, он словно самоустранился, наблюдая за этим с непередаваемым
любопытством и позволяя мне самой строить их. Довесок расслабился,
оставаясь в его объятиях, обрел голос и привычную язвительность, и они
безропотно стали моими сообщниками. Я всегда удивлялась, откуда он такой
взялся, но в этой компании трудно было быть другим. Они были очень
искренние, преданные и земные, и это не могло не покорять. Я понимала
теперь, откуда у него эта открытость и прямота, всегда изумлявшие меня.
Здесь я сама становилась такой.
Медленно, но упрямо они заставляли меня признать, что окружающее нас
достойно доверия и честности. До знакомства с ними, я была убеждена, что
только он сам этого достоин.

Они как-то незаметно влились в мир наших коротких встреч и тоскливых
расставаний. Появились общие праздники, важные события,
которые нельзя было пропустить и на которых мы появлялись вместе. Они
были заурядными и слишком земными для того зверского внимания, которое
обрушилось на нас. Они возвращали нас к реальной жизни, где были
будничные проблемы и семейные торжества. В этой реальности мне нравилось
быть сначала «любимой девушкой лучшего друга», а потом уже самой собой,
но я предпочла бы, чтобы за одним единственным исключением, об этом
никто не знал. Вывеска продолжала гореть на моем лбу, но, признаться,
она мне шла. Эта реальность меня вполне примирила со всем остальным.

И с ними было весело. Реально весело.

- Пошли домой? – шепотом вернул он меня из задумчивости, вставая и
протягивая руку, прижимая меня снова к себе ближе, обвивая пальцами
запястье.

Мы тоже изменились. Я перестала ежиться в толпе, даже если его со мной
не было. Он находился на другом континенте, но думал обо мне и волновался –
это избавляло меня от приступов паники или страха. Иногда я просыпалась
по ночам, зная, что он в другом часовом поясе – и тоже не спит,
гипнотизируя телефон, споря с самим собой – звонить мне или нет – и
звонила ему сама. Он мог двумя фразами поднять мне настроение, даже если
был далеко, и хватало улыбки, если рядом. Мы уже не так подолгу
разговаривали, но, не потому что отдалились, а скорее, потому что стали
еще лучше друг друга понимать. Принимать, удивлять, восхищать. Для этого
просто нужно было меньше слов. Мы уже не хватались друг за друга при
каждом удобном случае, но если все-таки срывались, сложнее стало
оторваться и отойти.

Это было предметом не только гордости, но и зависти.

– А ты хотел бы этого? – выдавила я через несколько минут тишины то, что
заставляло меня тоже хитрить, мечтать и напряженно вглядываться в него
последние дни. На первый взгляд, это стало бы воплощением в жизнь моих
собственнических инстинктов и иногда вырывающейся из-под контроля
абсолютно необоснованной ревности, но к чему об этом знать даже ему? Это
не имело ничего общего с доверием, любовью и пониманием , скорее
просто темные демоны, которые иногда просились наружу. Это возможно стало бы
очередной ошибкой, а может быть, и способом поставить всех перед фактом,
не нарываясь на лишнее внимание. На самом деле, это была еще одна
ступенька нашей близости. Мне действительно это было необходимо. Больше, чем
официальные документы, поздравления и суета.

– Чего? – рассеянно щурясь от слепящего солнца, уточнил он.
– Дома. Для …нас, – я почему-то запнулась на последнем слове и сердито
сглотнула комок в горле, примерив то, что он только что уже пережил.

Нелегко. Стоило отдать ему должное за силу, за твердость в голосе, за
то, что куда достойнее пережил шквал нахлынувших эмоций. Для нас уже не было
ничего естественней, каждая, даже самая заурядная встреча становилась
Событием, но облечь чувства в слова иногда слишком… и все равно он был
нужен мне, уже больше чем любимый, любовник и друг.И это было то, что
вымаливало меня произнести их. Пути назад не было, да я и не искала бы
его. Это был мой выбор.

– Это вопрос? – он остановился и застыл, часто моргая и едва
дыша.
– Скорее …ответное предложение, - едва справившись с голосом, объяснила
я.
Он хмыкнул, развернул меня к себе и внимательно уставился мимо – на
тонкую полоску моря вдалеке. Черт, неужели ему тоже хотелось плакать,
хохотать и прыгать на месте?
– Черт, ты… точно уверена и …?
– Ты тоже мог быть ответить, как все нормальные люди, – фыркнула я,
смаргивая все-таки прорвавшиеся слезы. Его ответ был очевиден, но мне
все равно хотелось, чтобы он это произнес, и я ругала себя последними
словами, что не осмелилась сделать это сама.

– Да.
– Отвечай, – взмолилась я, снова прильнув к его груди, чтобы ему было
легче это сказать, а мне вынести. Черт, ну, в конце концов, он мужчина
так? Мой любимый, знакомый каждой своей клеточкой, и мне положено быть
слабой с ним. Мы решались на еще большую близость, и мне нужна была поддержка,
ну, как минимум – пара поцелуев.
– Это и был ответ, – фыркнул он, обнимая меня и прижимая к себе крепче.
– Люблю тебя.

Он почти втащил меня в дом, и едва захлопнув дверь, крепко впился в
губы поцелуем. Очень крепко. Наконец-то. Действительно возращение домой.

Мы и в этом прошли такой длиннющий путь, что задумайся я об этом раньше,
я была бы в шоке от себя самой. С ним все было так естественно. С ним просто не
могло быть иначе. Он столько обо мне знал, что во мне не оставалось никакого
стеснения или робости, мне иногда даже казалось, что в этом есть что-то
мистическое, потому что мне нравилось абсолютно все, что он делал со
мной и я видела ,что он чувствует то же самое. Это предначертанность. Так и
должно быть. Мне только всегда хотелось больше. Мне было мало – времени
проведенного вместе, поцелуев, объятий, секса.
Мне было мало, даже за миг до растекающегося по венам удовольствия. Чистый
героин – никакой выдумки. Никого другого для меня уже не существовало,
ничто не могло бы меня остановить.

Ночью, когда в небе грохотало от фейерверков, а внутри уютного паба
разгоряченный и опьяневший народ приветливо толкался, он легонько
чмокнул меня в нос и шепнул, прижимая к себе:
– Не хочу, чтоб этот год уходил. Он мне нравится.
Я хихикнула и привалилась к нему :
– Шшшшш…Следующий будет еще лучше.

Мы легонько покачивались, будто на маленьких-маленьких волнах и, целуя
его в ответ, я действительно в это верила.