Спальня купалась в солнечных лучах, они были теплыми, мягкими, немного капризными, как мужчина, что утопал в их свечении, стоя напротив распахнутого окна, в игристых переливах света его фигура казалась сюриалистичной, расплывчатой, напоминающей мираж в пустыне.

Блики скользили по обнаженным плечам, обрисовывая контуры недавно появившихся мышц, зачем они ему, он и без них был в ее глазах совершенным, нет, она никогда не создавала иллюзий, видя его таким какой он есть, замечая маленькие недостатки вроде забавной косолапости, чуть сутулых плеч и широковатого зада, но все эти мелочи делали его настоящим, реальным, до боли любимым, словно каждый изъян добавлял ему красок, того, над чем она могла иногда шутить, срывая с его губ искры смеха, а иногда обиженную улыбку, он намеренно надувал губы, отворачиваясь от нее, лишь для того, чтобы дождаться момента, когда она начнет извиняться – «Ты, единственный, любимый, родной, смешной и неуклюжий, капризный и забалованный, залюбленный мною», -  шептала соблазнительно, вкрадчиво, едва касаясь губами колючих щек, уголков его губ,  стремясь к бровям, векам, ресницам, морщинкам в уголках глаз, показывая как он дорог ей.

Она немного завидовала солнцу, ведь оно бессовестно, не спросив ее разрешения посягало на него, самодовольно лаская его кожу, ее кожу. Солнце заигралось.

Она выскользнула из объятий хлопковых простыней, капризно откинув их на пол, на кончиках пальцев подкрадываясь к нему, чтобы не услышал, не заметил, не подловил ее, ей хотелось застать его врасплох, но он заметил, она поняла это по тому как едва заметно дернулись его плечи, он улыбался, ожидая ее мягкого нападения.

Мягкие ладошки поймали солнечный зайчик, спрятавшийся между его лопаток, слегка погладили, им нравилось ощущение, рождающееся в кончиках пальцев, когда они ласкали его кожу, упруго, немного жестко, почти нежно. Ей приходилось вставать на носочки, чтобы оставить поцелуй на углу лопатки, у той самой родинки, что была ее любимой.

Ее ладони повторяли дорожки, проложенные светом на его теле, пальчики замирали на особо чувствительных к ее прикосновениях местечках, она тихонечко щекотала его, наслаждаясь мягких окрашенным хрипотцой смехом, чувствуя как он ежится, но не уворачивается, давая возможность играючи дразнить его, лаская нежными ручками, он наслаждался этими почти объятиями, ощущая каждой порой кожи ее тепло, легкий аромат, присущий только ей, чувствуя прикосновения кончиком ресниц, когда она целовала его то там, то здесь, он знал, сейчас она стоит на кончиках пальцев – маленькая.

Еще пара минут, секунд и он развернется к ней, она ждала этого, зная, что попадет в любящее кольцо рук, будет окружена чуть шершавой от загара обнаженной кожей, подернутой легкой растительностью на груди, будет тянуться к его губам, шее, ключицам, замирать, слыша стук сердца, наслаждаться тем, как его дыхание становится прерывистым, чувствуя как его пальцы начинают поглаживать ее спину, очерчивая каждый изгиб, надавливая на ямочки Венеры, стремясь к ягодицам, подхватывая ее, притягивая к себе. Полное доверие, отдача.

Он держал ее в кольце сцепленных ладоней, качая маленькое тело на импровизированных качелях. Ее ладошки сомкнулись на его шее, пальцы лениво перебирали острые кончики волос, он мурчал от ласки, ловя смешинки, слетающие с ее губ, ее личико уткнулось в его грудь, она бормотала с его сердцем, ведя тайный диалог, он не вслушивался в слова, наслаждаясь звуком ее голоса, в нем перепутались девчачьи ноты и легкая хрипотца, что появлялась лишь по утрам, немного переливов колокольчиков, и  чуточку властности.

Забавно, но ей нравилось слегка властвовать над ним, направлять, настаивать, требовать, не переходя черты, действуя во благо, он слушал ее всегда, словно она была его ориентиром, за которым он беспрекословно двигался.

Ее взгляд кружил по его рукам, он держал ее на весу, от чего каждая мышца была четко очерчена, словно вылеплена, маленькая ручка соскользнула с его плеча, обводя линии его руки, надавливая, ощупывая, сжимая, пальцы остановились у сгиба локтя, поглаживая впадину, там, где билась синяя лента вен.

-«Эй»,- теплое дыхание обдало ее ухо, - «Ты, ворожишь? Ворожишь. Я давно приворожен».- шептал он ей.

- «Глупый», - мелькнуло в ее голове, - «это я приворожена, иначе как объяснить мое слепое следование за тобой, любовь ко всему тебе, к каждому твоему недостатку и достоинству, даже твое разбрасывание вещей по дому я люблю. Это ты».

Они удалялись от окна, он уносил ее в глубь спальни, в объятия хлопковых простыней и шелковых одеял, туда, где солнце не будет красть его у нее.

Он был распластан под ней, весь без преград, без остатка, поверженный, любимый ею. Ее бедра уверенно обхватывали его колени, ладошки упирались в бедра, зеленый подернутый поволокой взгляд изучал тело, словно она впервые видела его, нет, она знала малейшую черту на карте его тела, но каждый раз отыскивала новое, вроде забавных царапин на боку, содранных локтей, он учился рулить доской…или доска им?

Маленькая поднялась выше, устроилась поудобнее на его бедрах, завеса каштановый с рыжеватым отливом волос окутала его, когда она склонилась к его лицу, порхающие поцелуи повторяли черты его лица, от блаженства он жмурился, мелкие морщинки рассыпались в уголках глаз, она сгоняли их, они не спросили у нее позволения, ее дыхание было влажным, со вкусом лимонного курда, с оттенком мяты, и крапинками кофе, он впитывал ее запах, как и ее саму. Он наслаждался ласками, подставлял шею, смешно выпячивая грудь ей навстречу, она целовала и легонько кусалась, совсем немного – прикусить и приласкать языком, словно он был ее кулинарным шедевром, она пробовала его вкус, а затем юркий розовый язычок облизывал уголок губ, собирая крохотные частички белоснежной пудры.

Ее губы были везде, он уже не понимал где он, на земле или в раю, она рядом, значит в раю. Язычок скользнул в ямку пупка, -  щекотно.

Немного ниже, острее, окружая, сжимая, отпуская, захватывая, подчиняя и вознося к небесам. Почти на краю, но нет, один он переступать черту не хотел.

Пальцы коснулись спутанных локонов, он чуть потянул ее на себя, словно прося остановится, ей не надо было слов, она понимала жесты, приподнялась над ним, подтянулась ближе, так, чтобы он смог обхватить ее тонкий стан, заключив в кольцо своих рук, пара отточенных до совершенства движений, ее маленькие ладошки упирающиеся в его грудь, прочный захват его бедер её, единый ритм, плавность, скорость. Пока остатки разума были при ней, она всматривалась в гамму эмоций отраженных на его лице, на трепещущие выгоревшие на безжалостном солнце ресницы, уголки губ, краснеющие полосы от ее ноготков на плечах, пальцы сжимающие ее – длинные, тонкие, уверенные, сильные и нежные, в его касаниях всегда было так много нежности, почти ранимости, костяшки были содраны, а один из ногтей обкусан почти до крови – переживал за нее.

Разум блаженно уплывал от нее, она медленно уплывала к пушистым облакам экстаза, к нему. Вихрь взметнулся, тонкая спина выгнулась над распростертым телом, мелькнул каштановый всполох шелковых волос, кажется мир замер, они замерли в секунды полного единения.

Он растянулся поперек кровати, захватив ее всю,  руки обхватывали подушку, которую она подпихнула ему, когда минутами раньше выскальзывала из под него, он спал, ему снилась она, в этом не было сомнений, она видела это по тому как дрожали уголки его губ, а брови хмурились, так было всегда, когда он переживал за нее. Она подползла к нему, вытянула подушку, воркуя ему на ухо – я здесь, рядом. Он что-то проворчал, притягивая ее к себе, подминая под себя, обхватывая крепко, укрывая всю без остатка. Она чуть поворочалась, уютно устраиваясь под ним, утыкаясь носом в его шею, там, где острее всего чувствовался его запах, она блаженно вдохнула смесь, сотканную из тепла его тела, влажности пота, примеси ее аромата, навечно  впитавшуюся к каждую пору его кожи, солености морского бриза, врывающегося в окна, и немного цитрусов, кофе. Он пах собой, ею, домом, теплом. Маленькая женщина удовлетворенно вздохнула, ее ресницы затрепетали, она засыпала.