***
Последующие два дня я засыпал с надеждой, что на утро снова проснусь в своем теле – пусть не идеальном, но таком родном и до боли знакомом. Однако каждый раз меня ждало жестокое разочарование и все возрастающий ужас от предстоящего похода к гинекологу, который Белла называла не иначе, как жизненно важным. Для меня же он был смерти подобен.
И вот наконец настало двадцать девятое декабря – день, обещавший стать самым ужасным в моей жизни, день, обреченный навечно остаться в памяти. По крайней мере, я был твердо в этом убежден. А как иначе-то?
Всю дорогу до клиники Белла пыталась мне что-то объяснить, снова и снова повторяя одно и то же. Я отлично слышал все слова, произнесенные ею, некоторые из них даже казались отдаленно знакомыми, но общий смысл лекции на тему «Беременная женщина на приеме у гинеколога» был столь же неясен, как если бы жена говорила сейчас на иврите.
От одного только осознания, что я добровольно переступаю порог медицинского учреждения с таким интимным делом, мне сделалось дурно. Но это было ничем, по сравнению с тем, что я почувствовал, оказавшись в просторной приемной в окружении нескольких беременных, сидевших в креслах и с интересом листавших журналы для будущих мам. Пока Белла уточняла что-то у медсестры, я оглядывался по сторонам, ища возможные пути отступления. Однако ничего дельного придумать так и не успел, ибо уже в следующую минуту жена схватила меня за руку и решительно потянула к одной из белоснежных дверей.
– Слушай внимательно и запоминай все, что скажет тебе доктор Хейл, – в последний раз напутствовала она. – Возможно, понадобятся какие-то дополнительные анализы или УЗИ. Постарайся не ляпнуть ничего лишнего, отвечай на все вопросы коротко и по существу. И ничего не бойся. Помни, что я здесь, рядом, и жду тебя. Ты справишься!
Я согласно кивнул – а что еще мне оставалось?! – и в последний раз оглянулся по сторонам, словно прощаясь с этим миром.
Две беременные женщины, сидевшие в ближайших креслах, отвлеклись от чтения и с удивлением взглянули на нас.
Я открыл злосчастную дверь и на негнущихся ногах прошел в кабинет. Мой взгляд наткнулся на блондинистого парня лет тридцати, широко улыбнувшегося и вставшего мне навстречу.
– Эм-м… Если Вы не против, я подожду врача в коридоре, – заплетающимся языком пробормотал я и опрометью выбежал – если это, конечно, было похоже на бег – за дверь.
– Что случилось? – выдохнула подлетевшая ко мне Белла.
– Это, вообще, нормально, что в кабинете твоего гинеколога тусуется какой-то чувак с улыбкой маньяка? – громким шепотом возмутился я, показав рукой на дверь кабинета позади себя. Мой вопрос явно привлек еще больше внимания со стороны присутствующих в приемной женщин. К сожалению, я поздно понял, что обратился к мужчине, своему, по сути, мужу, говоря «твой гинеколог», но отступать было уже некуда.
– Если ты имеешь в виду симпатичного блондина, то это и есть доктор Джаспер Хейл!
– Что?! – воскликнул я, осознавая, что все это время мою жену осматривал какой-то мужик, пока я спокойно отпускал ее, пребывая в счастливом неведении. – И этот парень будет меня – то есть тебя – лапать? – покрывшись холодной испариной, уточнил я.
– Он же врач, это его работа, – явно начиная терять терпение, сквозь зубы процедила моя жена.
– Белла, с вами все в порядке? – выглянув в коридор, заботливо поинтересовался блондин. Очень мило с его стороны.
– Да-да, она уже идет, – нацепив на лицо мою самую лучшую улыбку, отозвалась любимая. Я глубоко вздохнул, встретившись с Беллой взглядом.
Мне не оставалось ничего другого, как пройти в дверь, любезно распахнутую передо мной доктором-маньячная-улыбка-Хейлом.
Он усадил меня на стул и, удобно угнездившись в кресле напротив, принялся подробно рассказывать о результатах анализов Беллы. Я искренне старался вникнуть в каждую деталь, запомнить все показатели, но моя способность мыслить с позором дезертировала, оставив в голове полнейшее запустение и разруху. Однако через какое-то время мозг снова подал признаки жизни, уловив фразу доктора о том, что все у меня просто отлично.
Услышав это, я позволил себе немного расслабиться, но, как оказалось, зря.
– А теперь, Белла, давай мы с тобой сделаем кардиотокографию.**** Приляг, пожалуйста, на кушетку, – приторным голосом попросил блондинчик, поднимаясь из кресла.
Я не имел ни малейшего понятия, что означает это слово, но звучало оно устрашающе. Провода, которыми обмотал мой живот этот мучитель в белом халате, грозили довести меня до состояния, близкого к предынфарктному. Я зажмурился и крепко вцепился пальцами в кушетку, едва сдерживаясь от того, чтобы вскочить и убежать отсюда как можно дальше и быстрее.
– Слышите, как бьется сердце Вашего ребенка? – совсем рядом со мной раздался голос доктора Хейла.
Только сейчас я обратил внимание на странный звук, заполнивший кабинет. Сердечко нашего с Беллой сына. Моего сына. Оно билось чисто, четко, уверенно. Оно билось где-то внутри меня. От этой мысли перехватило дыхание, а к глазам подступили непрошеные слезы. Я мог сказать, что впервые за несколько недель почувствовал себя…счастливым? Не уставшим, раздраженным, напуганным или растерянным, а абсолютно и безгранично счастливым. Эти пять минут, в течение которых я слышал сердцебиение нашего малыша, бесспорно, стоили всех тех мучений, через которые мне пришлось пройти в последние дни. Как давно Белла наслаждалась этими звуками? В этот момент я понял, что лучше бы она не смирялась так быстро с моими идиотскими отказами, а из раза в раз продолжала настаивать, чтобы мы вместе ходили к врачу, вместе наблюдали за тем, как развивался наш малыш.
– Как будто на лошадке скачет, – прошептал я и украдкой смахнул слезинку, надеясь, что доктор Хейл не успел ее заметить.
– Да, действительно очень похожий звук, – согласился тот, убирая с моего живота провода.
Я медленно поднялся с кушетки и поправил на себе одежду, надеясь, что на столь высокой ноте смогу наконец покинуть эту обитель эскулапов, но не тут-то было. Как оказалось, самое страшное коварно поджидало меня впереди.
– Ну что, Белла, осталось только посмотреть тебя на кресле, – кивнув куда-то в угол, подвел итог блондинчик.
Посмотрев в ту сторону, я увидел странную конструкцию, напомнившую мне средневековое орудие пыток. Он хочет, чтобы я пошел туда? Ага, конечно!
– А это обязательно? – с трудом пробормотал я.
– Боюсь, что да, – голосом, полным понимания и сочувствия, ответил доктор Хейл. Определенно, это не тот ответ, который я хотел услышать, парень.
Затравленно оглядевшись по сторонам, я подошел к так называемому «креслу» и неуклюже полез на него, искренне надеясь, что делаю все правильно, и эти мучения скоро закончатся.
– А раздеться?! – явно опешив, спросил мой мучитель.
– Полностью? – испуганно пискнул я.
– Нет, по пояс, – наконец стерев с лица свою фирменную улыбку, недоуменно ответил он и, видимо сочтя необходимым пояснить, добавил: – Снизу.
Следующие несколько минут навечно врезались в память. Даже на смертном одре я буду помнить их как самые бесконечные и страшные в своей жизни уже только потому, что они, в принципе, в ней были.
И все же покидал я кабинет с широкой улыбкой на лице. Во-первых, воспоминания о бьющемся сердце сына затмили собой все остальное, а во-вторых, я гордился тем, что с честью прошел это испытание, уготованное судьбой. На выходе мне так и хотелось воскликнуть победное «Ха!», важно взирая на своего мучителя. Но я мудро для себя решил, что свидетелям этого приема и так хватит странностей в исполнении нашей пары.
– Ну как? – взволнованно спросила Белла, помогая мне надеть шубу.
– Отлично, – поспешил я заверить ее.
– Что сказал доктор? – не унималась Белла, дергая меня за рукав.
Растерявшись лишь на секунду, я с готовностью протянул ей медицинскую карту:
– Он все записал сюда.
– Ты такой молодец! Самый лучший! – остановившись на ступеньках клиники, улыбнулась Белла. – Я боялась, не представляя, как ты пройдешь через это. Но теперь так горжусь тобой… И люблю…
– Я тоже люблю тебя, – погладив ее по щеке, прошептал я и, встав на цыпочки, нежно поцеловал, забыв о том, что в данный момент, по странной причуде судьбы, целую собственные губы.
***
Проснувшись тридцать первого декабря все еще счастливым обладателем бюста второго размера и необъятного беременного живота, я не расстроился. Ну почти. Нельзя сказать, что я смирился или начал отчасти ощущать себя женщиной. Вовсе нет. Просто в какой-то момент поймал себя на мысли, что начинаю относиться к случившемуся, как к чуду (желательно все же, временному и скоротечному).
Как много мужчин может похвастаться тем, что познакомились со своим ребенком прежде, чем он появился на свет? Ни одного. Кроме меня, конечно.
Всю беременность Беллы я каждый день здоровался с ее растущим и округляющимся животом, гладил его, говорил, как сильно мы его любим, желал ему спокойной ночи, целовал и чувствовал, как мне отвечают с той стороны уверенными толчками. Однако все это не могло подарить мне и сотой доли той связи с сыном, которую я ощущал теперь. И речь сейчас не о связи между телом Беллы и ребенком, обусловленной самой природой. Это именно я с каждым днем узнавал о нашем малыше что-то новое: то, чего никогда не узнал бы, не окажись временно беременным.
Например, ему категорически не нравилось, когда я ложился на левый бок, и он самозабвенно возился до тех пор, пока я ни переворачивался на правый – видимо, упрямство досталось ему от матери. А еще наш сын, наверняка, станет боксером, и уже сейчас регулярно отрабатывал хук справа. В такие моменты на нашем с Беллой беременном животе проступал бугорок, который можно погладить, тогда малыш успокаивался, и выпуклость исчезала.
Все эти открытия и милые моменты нашего с сыном контакта с каждым днем доставляли мне все большее космическое удовольствие. В то же время «приятные» бонусы в виде ноющей поясницы, изжоги, от которой уже ничто не спасало, и прочих «радостей» беременности потихоньку сводили с ума, делая мою и без того расшатанную гормонами нервную систему совсем уж никчемной, как домики у двух незадачливых братьев из сказки про трех поросят. С другой стороны, это во многом помогло мне понять Беллу и ее странное поведение, которое теперь казалось не таким уж и странным.
Так или иначе, но последние дни уходящего года между нами царили абсолютная гармония и взаимопонимание.
Весь день мы пролежали на диване, развлекая себя просмотром старых черно-белых фильмов, а вечером устроили небольшой ужин при свечах, понимая, что в ближайшее время нам будет не до романтики.
– Могу я ангажировать Вас на танец? – после третьего бокала яблочного сока осмелел я.
– Конечно, – кокетливо улыбнулась Белла, отчего мое лицо вмиг лишилось всякой мужественности. Удручающее зрелище, надо сказать. – Хотя бы раз в жизни моя привычка вести партнера окажется к месту.
Однако в итоге определить, кто кого и куда вел, было сложно, ибо максимум, что позволял наш беременный живот, – это, обнявшись, топтаться под музыку в центре комнаты.
– Как же хорошо и уютно, – умиротворенно вздохнула Белла.
– Но могло бы быть еще уютнее. Мне так уж точно, – все же проворчал я, хотя и не собирался этого делать.
На мой неуместный выпад любимая лишь передернула плечами и поплотнее прижалась ко мне.
В следующую минуту случилось нечто странное: теплая жидкость потекла по моим ногам, однако никакого характерного давления внизу живота я не испытывал, что со мной в последнее время вообще случалось нередко.
– Кажется, мне срочно нужно в туалет, – сдавленно пробормотал я, отстраняясь от жены, но, посмотрев себе под ноги, где собралась приличная лужица, растерянно добавил: – Точнее, уже не нужно.
– О боже, Эдвард! – испуганно вскрикнула Белла, проследив за моим взглядом. – Это же вОды!
– Ну да, вода, – не стал спорить я, все еще плохо понимая причину ее паники.
– Да нет же! У тебя отошли воды! – любимая больно схватила меня за плечи и, наклонившись, заглянула мне в глаза. – Ты рожаешь, Эдвард.
Несомненно, эта фраза оказалась самой страшной и сумасшедшей в моей жизни. Она, как ураган, ворвалась в этот тихий, праздничный вечер, разом разрушила всю романтику и умиротворение, превратив нас с Беллой в двух безумцев, бестолково мечущихся по квартире.
– Где сумка с приданым малыша?! – мой запыхавшийся голос, доносящийся из кухни.
– Да уж точно не там, где ты ее ищешь!..
– А документы? – теперь уже из ванной.
– В унитаз я их не смыл, не беспокойся! Лучше стяни с меня эти ажурные чулки: я отказываюсь в них рожать!
– А ключи от машины?.. – мое недовольство явно было проигнорировано.
– Черт, да я вообще отказываюсь рожать!
– Ладно, поедем на твоей… Кстати, а от нее где ключи?
– Я не поеду с тобой. Уж лучше рожать, чем на тот свет…
– Что за ерунду ты бормочешь? Какой еще «тот свет»?
– Я про ближайший столб, в который ты, судя по всему, точно въедешь! – раздраженно пояснил я. – Кстати, я-таки снял твои чулки. Правда, немного порвал. Это ничего?
– А платье?
– Сам я его точно не сниму – буду рожать в нем… Господи! Неужели я действительно буду рожать?! – мы с Беллой обсуждали это не раз, но все же каждый из нас надеялся, что все придет в норму ко дню Х. Надежды оказались напрасны, а я оказался совершенно не готов.
– Так где ключи от машины?! – все еще требовала ответа Белла.
– Вызови такси! И побыстрее, а то мне страшно… Мне так страшно, Белла!..
– Ты помнишь номер такси?
– Господи, ты серьезно? – она действительно думала, что я способен рационально мыслить в такой момент? – Я уже ничего не помню!
– А уже и не надо… – в голосе явственно слышалось облегчение. – Алло, алло! Пришлите, пожалуйста, машину по адресу…
– Может, это просто ложная тревога, и я вовсе не рожаю? – предположил я, что даже для моей непросвещенной головы выглядело весьма неубедительно.
– Не мели чепуху! – на пороге спальни возникла Белла в моем пальто, которое я не носил уже года два, ума не приложу, где она вообще его откопала. – И почему ты до сих пор не одет?!
Совместными усилиями мы нацепили на меня шубу и сапоги.
– А вдруг лифт застрянет? – испуганно выдавил я, наблюдая за тем, как любимая изо всех сил жмет на кнопку.
– Предлагаешь спускаться пешком с двенадцатого этажа? – не скрывая иронии, спросила жена.
– Нет, конечно, нет, – пытаясь привести мысли в порядок, пробормотал я. – И все-таки мне страшно! Мне так страшно, Белла…
К счастью, лифт благополучно доставил нас вниз, и такси не заставило себя долго ждать – все шло, как по маслу, если не считать изначальной дикости нашего с женой положения.
– Куда едем? – лениво спросил водитель такси, как только мы в него загрузились.
– В клинику «Маунт Синай». И побыстрее, пожалуйста! Не видите: я рожаю! – моим охрипшим от волнения голосом на одном дыхании выпалила Белла, но, кажется, осознав, что сказала ерунду, кивнула в мою сторону и добавила: – Вернее, он рожает.
– В общем, мы рожаем! – поспешил вмешаться я, опасаясь, что таксист попросту сбежит от нас, приняв за душевнобольных.
– Доставим в лучшем виде, – понимающе улыбнувшись, ответил тот и наконец тронулся с места.
Однако мы ехали медленно, ужасающе медленно, то и дело попадая в пробки, что доводило меня до исступления. Таксист же весело напевал себе под нос какую-то песенку, приветственно жал на клаксон и даже время от времени выкрикивал в приоткрытое окно поздравления с Новым годом водителям соседних машин.
– Вот Вы рожаете сейчас, а Ваш малыш родится уже в следующем году, – обернувшись к нам, выдал он. – Это так удивительно, не правда ли?
– Единственное, что меня удивляет, – это почему мы еле тащимся! – не выдержав, грубо ответил я, совершенно не собираясь разделять его приподнятое настроение.
– Так ведь праздник же, – снова трогаясь с места, пожал плечами таксист. – Все спешат на Таймс-Сквер, чтобы увидеть хрустальный шар***** и…
Дальнейшие его пояснения остались за гранью моего сознания, ибо в эту минуту я впервые ощутил боль: странное чувство, будто внутри меня что-то медленно сжимается, а затем снова разжимается. Длилось это совсем недолго, но, кажется, только теперь я по-настоящему осознал всю серьезность происходящего.
– Что? Тебе больно? – видимо, почувствовав мое напряжение, обеспокоенно спросила Белла.
– Да, – выдавил я, хватая ее за руку. – А что если я умру? Ведь могу же умереть, да? Я чувствую это!
– Все будет просто отлично! Не переживай, – преувеличенно радостно пропела любимая, что только сильнее увеличило мою панику. Ей легко говорить, рожаю-то я!
Более или менее расслабиться удалось лишь по приезду в клинику, когда заботливые медсестры переодели меня, уложили на кушетку и подключили какие-то провода, после чего мы с Беллой услышали сердцебиение нашего сына. Если бы не боль, которая с каждым разом чувствовалась все острее, мир совсем перестал бы видеться мне в мрачных тонах.
– Не беспокойтесь, все под контролем, – в тридцатый раз за последние полчаса улыбнулась симпатичная медсестра по имени Элис. – Доктор Хейл уже здесь и с минуты на минуту подойдет к вам.
– Надеюсь, он еще не успел, как следует, отметить Новый год, – не удержался от колкости я, вспомнив его маньячную улыбку.
– Нет, уж можете мне поверить, – подмигнула Элис и, заглянув в мою карту, добавила: - Кстати, тут указано, что Вы отказываетесь от эпидуральной анестезии. Я просто хотела уточнить, не передумали ли Вы?
– Передумали! – попытавшись сесть, воскликнул я.
– Конечно же, нет, – твердо возразила Белла, снова уложив меня на кушетку. – Мы с Доктором Хейлом все обсудили и приняли окончательное решение, которое менять не будем! – на последних словах ее негодующий взгляд метнулся в мою сторону.
– У Вас еще есть время передумать. В любом случае, схватки пока совсем слабые. Если вы не возражаете, я ненадолго оставлю вас, – с этими словами медсестра буквально выпорхнула из палаты, бесшумно прикрыв за собой дверь.
– «Совсем слабые»?! Белла, она сказала, что схватки «совсем слабые»! Мне кажется, она не полностью представляет, о чем говорит, – в панике посмотрев на Беллу, возразил я. Оценив уверенное выражение ее лица и состояние в целом, я понял, что это правда, мои ощущение – только лишь начало. – А что же будет потом?! Нет, я точно умру! Или сойду с ума!
– Успокойся и дыши глубже, – погладив меня по голове, любимая сделала вдох-выдох, показывая, как нужно дышать.
– Как я могу успокоиться, когда жизнь нашего сына зависит от меня? Но я ничего не знаю о родах! А если сделаю что-то не так? Ведь точно же сделаю что-то не так!
– Тш-ш-ш, тише, – прошептала Белла, наклоняясь ко мне. – Ведь я же рядом.
– И ты будешь со мной до самого конца? – я умоляюще взглянул на нее.
– Конечно, глупенький, куда же я денусь? – жена мягко улыбнулась.
– Ведь это же так важно, чтобы кто-то родной был рядом. Все время. Почему я этого не понимал, Белла? Почему я не ходил с тобой на приемы к доктору-улыбашка-Хейлу? Почему не ходил с тобой на курсы для беременных? Как я мог добровольно отказаться присутствовать на родах и тем самым обречь тебя на одиночество в такой волнительный и ответственный момент? Прости меня, Белла. Тебе достался не самый лучший в мире муж, – новый приступ боли заставил меня замолчать.
– Нет, не говори так, это неправда. Ты самый лучший! Потому что любишь меня и нашего сына, потому что я люблю тебя и только тебя. Люблю таким, какой ты есть, – прошептала Белла, безуспешно борясь с подступившими слезами. – Это ты прости, что давила на тебя. Прости, что зациклилась в последнее время на себе и своей беременности, перестав обращать внимание на все, что творится вокруг. Ведь я же видела, как ты устаешь, как переживаешь, но все это мне казалось такой ерундой по сравнению с моими чувствами и желаниями.
– И это правильно, Белла! Потому что самое главное – это наш сын, а все эти девять месяцев он был частью тебя.
– А в последние дни – частью тебя, – сквозь слезы улыбнулась жена.
– Да, но совсем скоро мы увидим его, сможем взять на руки. Только представь! – расчувствовавшись, я привстал на локтях, желая быть ближе к жене, и наши с Беллой лица оказались на одном уровне.
Любимая приблизилась ко мне, ее рука нежно коснулась моей щеки, а губы мягко накрыли мои. Я закрыл глаза и почувствовал легкое покалывание во всем теле, словно от разряда статического электричества.
Когда же снова открыл глаза – увидел перед собой улыбающееся лицо Беллы, лежащей на кушетке. Инстинктивно, не доверяя своим глазам, я схватился за свой живот, убедившись, что малыш теперь не во мне. Аллилуйя и слава всем Богам! Я снова стал мужчиной и отцом ребенка, который вот-вот появится на свет!
Безмерное счастье подталкивало меня пуститься в пляс прямо здесь и сейчас, но чувство тревоги за Беллу крепко удерживало на месте:
– Как ты?
– Это снова я, – улыбнулась Белла, однако в ее глазах я без труда прочел смятение. – И я рожаю. Но сейчас мне так хорошо, что даже почти не страшно. Ведь наконец все так, как и должно быть.
– Знаешь, – взял я жену за руку, – это так странно, но теперь, когда от меня больше ничего не зависит, я стал переживать еще больше, чем когда сам готовился произвести на свет ребенка.
– Как вы тут? – с неизменной улыбкой до ушей, которая, впрочем, теперь почти не раздражала меня, в палату зашел доктор Хейл.
– Волнуемся, – нервно хихикнула Белла, погладив свой живот.
– Это можно, – кивнул он и перевел взгляд на меня: – А Вы как, держитесь? Белла упоминала о Вашем страхе больниц, врачей и всего прочего, так что, если пожелаете, Элис проводит Вас в комнату, где Вы будете ждать счастливой новости об отцовстве. Или чуть позже?
– Нет, я буду с женой. Все время, – твердо возразил я и поймал на себе благодарный взгляд Беллы.
– Вы уверены? А то был у меня не так давно один случай, когда впечатлительный папаша, упав в обморок, так приложился головой об пол, что нам пришлось на какое-то время оставить его рожающую супругу и заняться им, – беззлобно усмехнулся доктор Хейл, тем самым давая мне шанс на отступление. – Так что если не уверены, то лучше пожалейте свою голову и наши нервы, мистер Каллен.
– Нет, я уверен. Оказывается, подобные страхи быстро лечатся, – улыбнулся я. Быстро, хотя и довольно необычно.
– Рад это слышать. В таком случае, идите выпейте чашку крепкого кофе, пока я буду осматривать Беллу. Думаю, нас с вами ждет долгая, бессонная ночь.
Джаспер (за проведенные вместе часы мы как-то незаметно перешли на «ты» и даже договорились при случае сходить на бейсбол) оказался прав, и наш с Беллой сын появился на свет только утром, в шесть часов и десять минут. Я едва не нарушил данное доктору Хейлу слово не падать в обморок. Но не от страха, а от трепетного волнения, охватившего меня в тот момент, когда впервые услышал плач нашего мальчика – такой требовательный, громко заявляющий о себе всему миру.
Никогда не забуду умиротворенное и счастливое лицо Беллы в тот момент, ее улыбку сквозь слезы, взволнованный взгляд, обращенный ко мне, и тихое «Ты рад?»
Был ли в целой вселенной момент совершеннее? Наверное, нет.
А еще я никогда не забуду то чувство безграничного восторга, когда впервые взял на руки сына, завернутого в желтое одеяльце и напоминающего мне крохотного цыпленка.
И пусть наше с Беллой счастье пока весило всего лишь три килограмма семьсот граммов, я знал, что теперь оно с каждым днем будет только расти, согревая наши сердца своей улыбкой. Однажды мы непременно расскажем ему о странном Рождественском чуде, приключившемся с нами, и он поверит, обязательно поверит, потому что будет знать: чудеса случаются, особенно тогда, когда они так нужны.
_________________________________________
**** Непрерывная синхронная регистрация частоты сердечных сокращений (ЧСС) плода и тонуса матки с графическим изображением сигналов на калибровочной ленте (прим. автора) .
***** По традиции американцы встречают Новый год не за праздничным столом, а на улицах Манхэттена. Выпить бокал шампанского многие отправляются на Таймс-Сквер, где встреча Нового года - это настоящее таинство. В 6 вечера с небоскреба, в котором расположена редакция "Нью-Йорк Таймс" начинает опускаться подсвеченный хрустальный шар. Нижней точки новогоднее чудо достигает ровно в полночь, что и символизирует приход Нового года (прим. автора) .
________________________________________________________________________________________
Мы искренне надеемся, что наша история смогла заставить вас улыбнуться. Хотя бы раз. Если так, значит наша задача выполнена. Будем рады видеть вас на ФОРУМЕ
Источник: http://robsten.ru/forum/69-2103-1
Огромное спасибо 
