Жанр: драма
Рейтинг: 12+
Пейринг: канон
Саммари: Война врывается в жизни людей, сметая все на своём пути. Война не щадит никого. Но и в это страшное время где-то ждёт любовь, преданность, нежность. Война бессильна теперь. Пока ты слышишь меня... Пока ты ждёшь...
От автора: Герои Стефани Майер как обычно принадлежат ей. Ключевые исторические факты соответствуют истине, остальные события - плод авторской фантазии.

Погода, казалось, старалась изо всех сил помочь забыться. Не думать хоть несколько мгновений о том, что происходит вокруг. Подставить лицо позднему солнцу и просто идти. Побыть собой несколько мгновений.

Анри открыл Эдварду дверь.
- Вас уже ожидают, мсье Каллен.
Он смотрел поверх головы Эдварда, избегая зрительного контакта.
- Спасибо, Анри.

В пронизанной солнцем гостиной Эдвард открыл рояль, чувствуя, как начинает сильнее биться сердце. Ещё минута... Совсем скоро... Уже слышны лёгкие шаги в глубине дома...
- Эдвард!
- Здравствуйте, Изабелла. - Эдвард поставил ноты на пюпитр. Ее голос - как теплый ветер тем летом в Провансе, когда казалось, что вся жизнь ещё впереди, безоблачная и полная надежд. Сегодня было особенно легко представить себе, что так и есть... так и будет...
Изабелла положила руки ему на плечи, коснулась правой, а затем и левой щеки легким поцелуем. Ощущение ее нежных губ на щеке - его личное достояние. Он достанет его из сокровищницы, когда опасность будет дышать в затылок, обдавая холодом. Когда снова будет казаться, что шансов нет.
- Какая чудесная погода сегодня, - сказал Эдвард хрипло.
- Столько солнца... - Изабелла была так близко. Она опустилась на стул, всмотрелась в приготовленные ноты.
- Шопен... Давай начнём, Эдвард.

Его сладкая пытка... Ласковый взгляд, немного растерянный, когда она запуталась в тактах, прикосновение к ее руке, чтобы скорректировать положение пальцев. Сегодня Изабелла была рассеяна: казалось, что-то давило на неё, приглушая сияние. Через несколько минут она уронила руки.
- Что случилось? - спросил Эдвард. - Изабелла, не молчи. Что-то произошло?
- Папа сказал, в доме будут жить два офицера.
Эдвард отстранился, отвёл глаза, чтобы она не смогла увидеть, что сделала с ним эта фраза. Мысли обгоняли друг друга, грудь сдавило. Здесь, рядом с ней - двое офицеров СС. В общем-то - огромная удача, особенно если это будет кто-то из высших чинов. Если все сложится, он сможет извлечь из этого пользу.
От ужаса стало почти больно, и это ощущение затмило все остальное. Они будут здесь, в ее доме. Рядом с ее отцом, неспособным защитить ее.
- Изабелла, подожди... Твой отец не пытался поговорить с кем-нибудь? Ваша семья имеет вес, и...
- Мы и так последние, кого это коснулось, Эдвард.
Она поднялась, подошла к окну. Солнце искрами разбивалось о ее волосы, согревало нежное лицо. - Знаешь, мне кажется иногда, что все это так далеко... Война... Мир раскалывается на части, Эдвард, но над ним - солнце, времена года сменяют друг друга.
Она обернулась: желание привлечь ее к себе, уберечь даже ценой собственной жизни было почти невыносимым. - Неужели мы здесь не можем ничего сделать? Остановить этот кошмар? Скажи мне...

«Я не могу... Я так люблю тебя. От моих действий зависит жизнь других. Я должен оставаться в этом положении... Я не могу позволить тебе даже думать так... Иначе мы не справимся...»
Сегодня ночью он передаст рассказанное Изабеллой другим. Нужно продумать, как использовать новые обстоятельства на пользу дела. А ему лично нужно совладать с собой и не сойти с ума.

Эдвард Каллен не мог остаться в стороне.

Он приехал во Францию в 1938 году во возрасте двадцати одного года. Его пожилой учитель музыки в Лондоне, мсье Бренкур, вырастивший рано осиротевшего Эдварда и прививший ему не только безупречный французский язык, но и неистребимую любовь к музыке и Франции, мечтал о возвращении на родину вместе со своим питомцем, о том, чтобы увидеть, как Эдвард полностью отдаётся своей страсти, как строит свою жизнь, полную мелодий и сбывшихся надежд.
Мсье Бренкур умер, так и не дождавшись этого: в этом же году Эдвард продал крошечную квартиру, оставшуюся от родителей, и уехал, не оглядываясь назад.
Затем была консерватория в Париже. Была музыка. Эдвард много и с удовольствием преподавал, набираясь опыта, живя своей жизнью, все сильнее любя страну, ставшую ему второй родиной и ее невероятную атмосферу.
Он был один, но не тяготился этим. Были друзья, были девушки, вызывавшие восторг юности, лёгкую влюблённость, жажду жить и творить.
Эдвард заканчивал образование: его педагог говорил о будущих выступлениях с оркестром.

А затем в мир Эдварда и миллионов людей вокруг пришла война.

В 1940 году Париж сотрясли забастовки рабочих и студенчества: измученная страна, служившая экономическим придатком воюющей Германии, не выдерживала бедности и голода.
В считанные дни Эдвард потерял жильё в Париже, конфискованное новой властью. О регулярных занятиях или работе не могло быть и речи. По совету бывшего сокурсника, не размышляя, словно задержав дыхание, Эдвард уехал на юг.

Он был оглушён: то, что он любил, чем жил, было уничтожено. Свободолюбивый народ не смел поднять глаза. В Арле, где Эдварду удалось найти комнату, несмотря на начало жаркого лета, ощущался арктический холод.
Нужно было осматриваться на новом месте, пытаться выжить. Эдвард был готов работать где угодно и кем угодно, но для чужака места не нашлось. Денег оставалось совсем немного: скоро ему пришлось бы снова сняться с места, скитаться по стране, задыхающейся под военным положением, но именно в этот момент произошло нечто, перевернувшее его жизнь навсегда.

Однажды вечером Эдвард зашёл в местный ресторанчик. Посетителей почти не было: он присел за столик, стиснув в руке стакан с вином, которое не был в силах даже пригубить. С тех пор, как Эдвард поселился в Арле, он чувствовал себя иждивенцем среди пытающихся жить дальше людей. Все чётче формировалась одна мысль: фронт.

Дверь забегаловки хлопнула, заставив Эдварда вздрогнуть. Подняв глаза, он увидел вошедшего и просиял.

- Ты как здесь оказался? - Джеймс Филдинг, также англичанин по происхождению, учился вместе с Эдвардом в консерватории, но бросил учебу, уехав за год до окончания обучения и до начала оккупации. Их связывала тесная дружба, и Эдвард был потрясён внезапным отъездом друга, так ничего и не объяснившего.
- Не знаю. - Эдвард посмотрел другу в глаза и усмехнулся. - Когда... когда началось все это, говорили о том, что на юге можно... Черт... Не знаю, Джейми. Я думаю о том, чтобы уйти на фронт.
Джеймс заказал ещё вина. Эдвард видел, что друг рад ему, но вместе с тем не мог избавиться от чувства, что он наблюдает. Что-то стояло в воздухе между ними, осязаемое, но непонятное.
Они говорили ещё долго, вспоминая учебу, Париж, прошлую жизнь, казавшуюся сейчас выдумкой.
- А ты как, Джейми? - повторил Эдвард свой вопрос, остававшийся без ответа. Филдинг легко чокнулся с Эдвардом, поднял свой стакан, салютуя.
- Могу предложить тебе работу, Каллен, - сказал он, снова избегая разговора о себе. - Как насчёт частных уроков музыки?
Эдвард нахмурился. - Кому сейчас это нужно?
- Это даже необходимо, я бы сказал, - хохотнул Джеймс. Эдварда поражало, насколько легко и уверенно ведёт себя его друг в сложившейся ситуации. - Послушай-ка, Эдвард. Я давно знаю тебя.
Внезапно он посерьёзнел. - И я знаю, что должен был поговорить с тобой тогда. Но все свалилось мне на голову, как снежный ком. Я получил наследство. Крупную сумму, очень крупную. Решил, что последний год в консерватории мне не нужен. Я хотел пожить без ограничений, понимаешь?
Эдвард медленно кивнул. - Я жил музыкой до этого, но год не брал в руки инструмент. А потом...

Джеймс оглянулся по сторонам, хотя кроме них, бармена, и парочки за столиком у окна в ресторане не было никого.
Он умел принимать решения мгновенно. За это и за тонкое знание людей его высоко ценили. Когда он вошёл в ресторан и увидел Эдварда Каллена, он был удивлён и счастлив видеть друга, но часть его сознания уже прорабатывала комбинацию.
Он не преувеличивал, когда сказал, что знает Эдварда. За время их дружбы Джеймс успел понять, насколько силён был личный кодекс Каллена, как много он вкладывал в понятия дружбы, преданности делу, порядочности, в понятия, которые слишком легко слетали с уст многих, но оставались пустым звуком.
Когда Эдвард упомянул о своём желании уйти на фронт, решение было принято.

- Пройдись со мной, - сказал Джеймс, бросая купюру на стол и настойчиво ведя Эдварда к выходу.

На улице Джеймс вполголоса продолжил, идя вплотную с Эдвардом.
- Я нашёл себя здесь, Эд. И хочу помочь тебе сделать то же самое.
- В каком смысле?
Эдвард не мог избавиться от чувства тревоги, нереальности происходящего.
Джеймс остановился, посмотрел Эдварду в лицо. - Тебе не нужно быть на передовой, чтобы принести пользу стране.

- Организация существует уже какое-то время, - говорил Джеймс. - Но то, что происходит, вывело нас на новый уровень.
Эдвард молча смотрел на Джеймса. - Появление нацистов здесь - вопрос нескольких недель, быть может, меньше. Мы знаем о том, что администрация СС располагает своих офицеров и важные пункты именно на юге. Здесь много богатых семей с комфортабельными домами. Также недалеко отсюда имеются помещения, которые будут использованы как склады. Леса. Нам нужно будет прятать людей. И информация, Эдвард. Важнее всего - информация.

Джеймс сдержал слово. Как преподаватель музыки Эдвард был вхож теперь в определённое количество семей, буквально настаивавших на необходимости этих занятий. На первые занятия его сопровождал сам Джеймс или Клод - угрюмый немногословный француз, медик по образованию. Эдвард занимался музыкой с детьми или женщинами в семьях. Эти занятия на первый взгляд ничем не отличались от тех, которыми он зарабатывал себе на жизнь ещё студентом, и все же эта странная жизнь напоминала ожидание извержения вулкана. Раз в два дня Эдвард встречался с Джеймсом, настаивавшем пока на таких условиях, до тех пор, пока «дело» не сдвинется с мертвой точки.

- Ты возьмёшь ещё одну ученицу, - сказал Джеймс однажды. - Изабелла Свон.
- Свон? Странная фамилия для француженки, - заметил Эдвард.
- Ее отец - англичанин. Мать - француженка, умерла очень давно. Чарльз Свон - бывший дипломат, со связями. Такой контакт будет очень ценен, Эдвард. На этом все. Слушай, запоминай. По нашим данным, через недели три здесь начнётся размещение. И ещё... Если все подтвердится, я введу тебя в организацию. К моему мнению прислушиваются, мне доверяют. А я доверяю тебе. Мы справимся.

От Джеймса же Эдвард вскоре узнал, что в лесу за тридцать километров от Арля появились первые беженцы, скрывавшиеся от принудительной отправки в рабочие лагеря и фабрики Германии, их семьи. Их планировали переправлять в безопасные регионы, а затем - в Англию. Круг замыкался. Необходимо было контролировать действия немецкой армии и администрации в регионе, чтобы успеть среагировать и защитить людей. В некоторых семьях в самом Арле уже жили немецкие офицеры. Эдвард видел, как они передвигались по дому, заставляя хозяев сжиматься, прятать взгляд, опасаясь сделать хотя бы одно неверное движение. Участие жителей Арля в сопротивлении заключалось в том, что они приглашали на дом молодого учителя музыки. А задачей Эдварда было слышать, видеть. Не вызывая подозрений, запоминать обрывки разговоров, просматривать документы, не подвергая опасности обитателей домов.

Эдвард понимал, что никогда не забудет то, что видел в те дни. Как летели в камин книги из ценнейшей библиотеки доктора Прево; как один из офицеров ногой отшвырнул щенка, принадлежавшего шестилетнему Эжену Бетанкуру, дал пощёчину малышу. Все живы, говорил себе Эдвард, прижав к себе рыдающего ребёнка, который не понимал, не мог понять, кто эти люди в форме, почему папа, который всегда был таким сильным и мог решить все проблемы, становился словно ниже ростом в их присутствии. Почему так часто плачет мама. Все живы и здоровы, шептал он мальчику, держа его на коленях, забыв о рояле и нотах и чувствуя поднимавшуюся в груди глухую ярость.
Посреди уроков офицеры входили порой в комнаты, останавливаясь у двери и наблюдая за Эдвардом и его учениками. Однажды один из них, штандартенфюрер Штокманн, молча взял ноты с рояля, пролистал их, глядя не на листы, а в лицо Эдварда. Его ученик, пятнадцатилетний подросток, вскинулся, готовый надерзить, но Эдвард положил руку на плечо молодого человека, удерживая его от шага, который мог стать фатальным. Штокманн швырнул ноты обратно, да так, что страницы оказались разорванными пополам, и вышел. Через несколько минут со двора раздался рокот мотоцикла.
- Почему вы запретили мне, мсье Каллен?! - взвился юноша. - Мы не должны молчать, видя, как эти свиньи рушат нашу жизнь!
- Потому что твои родители не пережили бы, если бы он расправился с тобой! - крикнул Эдвард.
- Это трусость, мсье Каллен, - процедил парень, захлопывая рояль. - Трусость.
- Замолчи немедленно, Люсьен. - Пожилой отец семейства вошел в кабинет. - Эдвард, дорогой, простите его. Он многого не понимает.
Старик внимательно посмотрел в глаза Эдварду и едва заметно указал головой на дверь. Это означало, что офицеры в отъезде.
Поднявшись, Эдвард прошёл мимо хозяина, незаметным движением вложившего ему в руку ключ.

- Добрый день, мистер Каллен. - Чарльз Свон обратился к Эдварду по-английски. - Я очень рад знакомству. Изабелла давно мечтает заниматься музыкой. Я приглашу ее.
На первый урок в семье Свон Эдвард пришёл один: на этом настоял Джеймс. Он спокойно стоял, рассматривая роскошный Bechstein, когда его окликнули.
- Мсье Каллен? Наконец-то!

Ее голос звучал глубоко и нежно, заставая врасплох. Обернувшись на него, Эдвард понял, что его жизнь больше не будет прежней.
Изабелла Свон была моложе самого Эдварда на три года: ее английский был окрашен чарующим акцентом. Она излучала тепло, неподдельное и живительное, сразу же захватившее Эдварда. Изабелла, или Белла, как она попросила называть себя, переходя с английского на французский, засыпала Эдварда сотней вопросов, на которые он едва успевал отвечать, полностью очарованный девушкой.
- Простите меня, мсье Каллен, - вдруг тихо сказала она. - Я немного одичала здесь, поэтому и трещу без умолку. Мне кажется... я не знаю... мне кажется, я могу говорить с вами.
Она развела руками, словно прося извинить ее, ослепительно улыбнулась.
- Говорите, прошу вас, - ответил Эдвард едва слышно, стараясь не думать о том, что принесла ему эта встреча.

Он не задумывался раньше о любви. Тогда, в жизни до войны, хотелось свободы и мимолётных встреч. Потом все окружавшее его переломилось пополам, и в этой зияющей трещине исчезли все его мечты и надежды. Им на смену пришло лишь желание выжить, бороться. И вот сегодня, посреди этого хаоса, Эдвард почувствовал, как горячая волна поднимается, захватывая его ум, сердце, показывая ему, что он жив. Что готов увидеть свою судьбу здесь, на расстоянии вытянутой руки.

Дни Эдварда превратились в рутину: самым пугающим было то, что даже к такой жизни человек может привыкнуть. Постоянный, выламывающий кости страх. От его действий зависели жизни членов семей, открывших ему двери.
Эдвард ежедневно передавал информацию Джеймсу. С его фотографической памятью ему не составляло труда записывать содержание прочитанных документов. Обрывки разговоров, наблюдения.

А вечерами - занятия с Изабеллой. Полтора часа в день, когда можно было попытаться вздохнуть полной грудью. Смотреть в ее глаза, слушая ее мягкую речь.

- Я совершенно непригодна ко всему этому, - смеясь, сказала она после в очередной раз неправильно сыгранного отрывка.
Эдвард просто смотрел на неё, прислонившись к роялю. Белла была всем, что невозможно было даже представить себе: любовью, спокойствием, свободой. Коснуться ее, заправить выбившийся тёмный локон, который она нетерпеливо сдувала. Оставить легкий поцелуй на ее щеке, почувствовать ее. Почувствовать жизнь, бьющуюся в ладонях, в сердце, тянущемся к ней.
- Мы можем просто поговорить? - спросила Белла тихо.
- Да, Белла. Все, что хотите.

Она повернулась к нему, закрыла крышку рояля.
- Эдвард... Знаете, я, наверное, покажусь вам глупой и навязчивой, но... То, что вы появились здесь, много значит для меня.
Эдвард прикрыл глаза. Эта девушка, которую он знал так недолго, но, казалось, ждал всю жизнь, обезоруживала его. В другой жизни он бы смог сказать ей все, что рвалось из сердца. Но он не принадлежал себе. Кто знает, сколько он сможет безнаказанно делать своё дело...
- Белла, я...
- Не надо. - Она легко коснулась его предплечья, словно успокаивая. - Я просто хотела сказать вам это. Расскажите мне о себе, хоть немного. Я восхищена вашим талантом. Это волшебство для меня.
Вот так, безыскусно и смело, она открылась ему, тут же сгладив ситуацию.
Ее нежное лицо, внимательный взгляд были для Эдварда путеводной звездой. Они разговаривали каждый раз, долго, обо всем, порой забывая о времени.

- Сегодня вечером свободен? - Эдвард видел, что Джеймс нервничает. Они встретились в каком-то баре на другом конце города.
Арль был заполнен патрулями. На пути к месту встречи у Эдварда дважды проверяли документы. Один раз его толкнули лицом к стене дома: чувствуя, как шершавый камень впивается в щеку, Эдвард вызывал в памяти голос Изабеллы и благодарил бога за то, что они не смотрят ему в лицо. Ещё рано. Он должен ещё так много успеть.

Документы дал ему Джеймс. Совершенно идентичные с его старыми бумагами, но в углу стояла треугольная пометка. Этого, видимо, было достаточно, чтобы после ощутимого удара прикладом по спине его все же отпустили.
Низко опустив голову, Эдвард поспешил к месту встречи.

- Джейми, в чем дело?
- Хочу представить тебя остальным. И вот ещё, Эдвард. - Джеймс буквально впился глазами в лицо Эдварда. - Пора тебе переходить от бумажной работы к активным действиям.

В подвале дома на окраине собралось около пятнадцати человек. Хозяин дома, согбенный старик, молча закрыл дверь подвала за Джеймсом и Эдвардом, пришедшими последними.
С Клодом Эдвард был знаком. За столом он увидел Анри - единственного камердинера семьи Свон. Ледяной кулак сжал желудок: дом Изабеллы был накрепко связан с Сопротивлением. Анри скользнул взглядом по Эдварду: было видно, что он узнал его, но обычные реакции здесь не приветствовались.

- Склад в Тренктайле уже используется. Пора действовать. - Здоровенный детина, чьего имени Эдвард не знал, улыбнулся, как будто предстоящие события несказанно радовали его. - Я подготовлю все в течении двух дней.
- Каллен пойдёт с тобой, - медленно произнёс Клод. Джеймс кивнул, соглашаясь.
План был предельно ясен. Огромный склад, где уже хранилось оружие и куда ожидались дальнейшие поставки, будет взорван.
Задача Эдварда - помогать провести операцию. Если он справится - этап будет пройден. Если нет - он погибнет при взрыве.
- Параллельно необходимо подготовить отправку первой группы. Взрыв склада может спровоцировать дополнительные обыски.

- Я путаю что-то, Эдвард? - Изабелла смотрела удивленно, но с такой нежностью, что Эдвард не мог произнести ни слова. - Сегодня же нет занятия?
- Я знаю, - тихо сказал Эдвард. - Простите меня, Белла. Просто я... Уже действительно поздно, извините.
Он развернулся, заставляя себя уйти, не омрачать ее маленький мир, едва державшийся на тонкой нити, готовой разорваться в любой момент.
- Эдвард! Подожди...

Белла протянула руку, взяла холодную ладонь Эдварда, мягко, но настойчиво. - Пойдём.
Она провела его через темную гостиную наверх по лестнице.
- Белла... Что…
Она остановилась на лестнице, не выпуская его руки. Ее глаза сверкали в полутьме. - Тише.
Она привела его в комнату, закрыла дверь.
- Я не могу отпустить тебя. Я вижу, что что-то происходит.
Эдвард не решался сделать ни шагу. - Белла, прошу тебя. Ты и так в опасности, потому что...
- Скажи мне, Эдвард. Скажи мне, схожу ли я с ума, выдавая желаемое за действительное?
- Нет. Я люблю тебя, Белла. С первой же встречи.
Ему казалось, что он падает. В какую-то сладкую бездну, откуда не будет возврата. Какое право он имеет ожидать что-то, просто стоять с ней рядом, зная, что не может дать ей абсолютно ничего. Прикосновение ее губ заставило его вздрогнуть. Огонь вспыхнул, рванулся по жилам, затуманивая сознание.
- Я не могу без тебя, - простонал он. - Белла, пожалуйста... Ты знаешь, что происходит, ты знаешь, чем я занимаюсь...
- Знаю. Эдвард, я не глупа и не равнодушна. Но и я не могу больше оставаться в стороне от тебя, слышишь? Неважно, сколько времени у нас есть. Сейчас время идёт по-другому.
«Я не знаю, что будет дальше... я не знаю, что будет с нами... моя храбрая девочка...»
- Это наше время, - прошептал Эдвард, ломаясь под этим нежным натиском, сдаваясь на ее милость.
Держать Беллу в руках было сравни утолению долгой, мучительной жажды. Она целовала его глаза, губы, обезоруживая его неискушенной лаской, чистотой. Придерживая его затылок, она повернула ключ в двери.
- Я люблю тебя... - Каким наслаждением было сказать ей об этом, создавая свой призрачный мир, где не было ни войны, ни боли, ни страха потери. - Люблю тебя...

Дыхание Беллы согревало его грудь: Эдварду казалось, что он оттаивает рядом с ней. Она поцеловала его плечо, прижалась теснее: между ними не было больше никаких преград. Она окутывала нежностью, горячей кожей, даря ему безграничное доверие.
- Я счастлива рядом с тобой, - просто сказала Белла. - Это неуместно сейчас?
Эдвард молча покачал головой, прижимая ее теснее: он был переполнен.
- Я твой, Белла. Никогда не забывай об этом. Что бы ни случилось - я твой.

- Нам повезло. - Белла подняла глаза. - Именно те, кто живут у нас, отвечают непосредственно за склад.
Эдвард вздрогнул: эта простая фраза заставила его замереть.
- Белла, послушай меня. - Он смотрел ей в глаза, не двигаясь, удерживая ее внимание. - Я не могу позволить, чтобы ты даже на мгновение приблизилась к ним... Ты не понимаешь... Белла, от этого зависит безопасность многих... Твоя безопасность. И я...
- Ты? - Белла смотрела на него, с любовью, светившейся в каждой черте, но без малейшего страха.
- Я завишу от тебя. - Эдвард опустил руки, раскрываясь перед этой удивительной девушкой. - Я стараюсь думать только о том, что будет потом. О мире, о спокойствии. О жизни после войны. С тобой, Белла. Умоляю, сохрани себя для меня. Для твоего отца, который не переживет, если что-то случится с тобой. Если ты будешь у меня… Тогда все преодолимо, все возможно.
Эдвард видел, как его слова достигают цели. Впервые Белла начинала осознавать, что за большой целью, за этой огромной войной, за ее желанием делать что-то, не сидеть сложа руки, кроется нечто иное. Что Эдвард будет спокоен и сможет сосредоточиться на своей опасной миссии, если будет знать, что она держится в стороне. Все было и так слишком опасно.

Офицер Майер, один из тех, кого поселили в доме бывшего дипломата, всякий раз провожал Беллу тяжелым взглядом, в котором сквозила враждебность, смешанная со странным темным огнём. Именно на его столе Белла, проскользнувшая в кабинет отца, выделенный офицерам для работы помимо двух спален, нашла информацию о складе, к устранению которого готовились маки.

- Эдвард... Прости меня. - Белла видела, как немного расслабились напряженные плечи, из глаз уходила паника. Она взяла со стола лист бумаги.
- Я записала по памяти все, что увидела в документах. Если вам пригодится это... Я больше не приближусь к ним, клянусь. Я хотела помочь, понимаешь?
Эдвард обнял ее, прижал к себе, глядя поверх ее головы, чтобы она не видела его лица. Если что-то случится... Ей будет больно. Она останется одна с пожилым отцом, который не сможет защитить ее.
- Я знаю, что ты не можешь отступить, - прошептала Белла. - Я просто прошу, чтобы ты берёг себя. Это банально, но...
Она сняла с шеи тонкую цепочку и вложила в ладонь Эдварда.
Внизу хлопнула дверь. Белла болезненно поморщилась. - Один из них занял мамину комнату. Я не могу даже думать о том, что он прикасается к ее вещам. Как могло дойти до этого, Эдвард...
Руки Беллы сжимали его плечи. - Поцелуй меня. Прошу, прогони это...
Она ловила губами его тихий стон, давая нежности разогнать ужас, бравший за горло, стоило только осознать, как оскверняют ее дом, как враг вторгается в самое сокровенное.
В дверь постучали. Громко, требовательно. Белла задохнулась, зажимая рукой рот.
- Тихо. Молчи. - Эдвард произнёс это одними губами, прижимая Беллу у себе.
Дверь сотрясалась от ударов. Белла вздрагивала, сдерживая слезы, вцепившись в плечи Эдварда. Стук прекратился: тяжелые шаги удалились в сторону кабинета.

- Он ушёл, слышишь... Успокойся, прошу тебя...
- Это Майер... Эдвард, мне кажется, он подозревает что-то... Он так смотрит на меня...
Эдвард коснулся губами лба Беллы, стараясь не дать ей понять, что сделал с ним ее испуганный шёпот.
- Белла... Посмотри на меня.
Ее глаза мерцали в полутьме. «Бессилие... я абсолютно бессилен... Если с ней что-то случится...»
- Я прошу тебя... Будь предельно осторожна. Не попадайся им на глаза, запирай дверь. Через два дня... - Он осекся.
Белла указала глазами на бумагу со своими записями. - Это - твоё задание?
- Да.

Осознание ударило наотмашь, замедляя биение сердца. Выживет он или нет - он не сможет защитить Беллу и ее отца. Если им удастся устранить Майера во время операции на складе, ему на смену придёт кто-то ещё. Их становится все больше: вчера патруль расстрелял в упор нищего, сидевшего на углу дома. Проверки становятся все жёстче: людей избивали на улицах, некоторые исчезали в машинах со свастикой.

- Мне нужны два места в группе на отправку, Джеймс.
Джеймс посмотрел на Эдварда в упор: бледно-голубые глаза не выражали ничего.
- Тебе нужны два места? Эдвард, это не туристическая поездка, надеюсь, ты это понимаешь?
Тон Джеймса, холодный и снисходительный, заставил подняться волну глухой ярости.
- Мне это известно.
Эдвард швырнул на стол лист бумаги, полученный от Изабеллы. Джеймс взял его, пробежал глазами текст. - Как ты добыл это?
- Изабелла.
- Прекрасно.
Эдвард опомнился, когда понял, что вцепился в воротник пиджака Джеймса.
- Ты ни черта не понимаешь! Если бы не я, то Майер... Он почти выломал дверь ее комнаты...
Отпустив Джеймса, Эдвард рухнул на стул.
- Она абсолютно беззащитна. В доме - ее пожилой отец, который ничего не сможет сделать, и два офицера СС, один из которых... Джейми, я прошу тебя. Умоляю, помоги.
Джеймс долго смотрел в пространство.
- Хорошо, Эдвард. Я постараюсь помочь вывезти Свонов с первой партией.
Эдвард поднялся. - Спасибо. Только бы до тех пор...
- Твои занятия с Изабеллой нам более не нужны, - сказал Джеймс в спину Эдварду. - Посуди сам: чем меньше подозрений будет вызывать происходящее у Свонов, тем безопаснее для них же. Нам достаточно собранной Изабеллой информации. Да и тебе необходимо сосредоточиться на планируемой акции. Я ясно выражаюсь?
- Но как я буду знать...
- Доверься нам, Эдвард. У тебя нет другого выхода.
- Джеймс, мне нужно хотя бы увидеть её перед операцией. – Эдвард старался не показывать отчаяния.
- Ты можешь написать ей письмо и передать через Анри. Все, Эдвард.

Эдвард вышел, больше не оборачиваясь. Он не видел, как Джеймс покачал головой, с сожалением глядя ему вслед.

У него действительно не было другого выхода, кроме как выполнить условия, поставленные Джеймсом, и довериться ему. Так у Беллы был шанс на спасение. Она окажется в безопасности. Это единственное, что играло роль.

- К стене! - рявкнул голос с металлическим акцентом позади Эдварда: сильный удар по ногам заставил его упасть на колени. - Документы!
Он достал документы из кармана, ловя губами воздух от резкой боли, вывернувшей правое колено. Прижатый к затылку приклад не давал ему повернуть голову, но голос показался ему смутно знакомым.
- Ist das der Musiklehrer von der kleinen Hure? [Это учитель музыки маленькой шлюхи?]
- Ja, der ist es. [ Да, это он ]- Говоривший хохотнул. - Gönn mir doch etwas Spaß, Günther. [ Дай мне позабавиться немного, Гюнтер ].
Следующий удар пришёлся по рёбрам. В глазах потемнело, Эдвард упал вперёд, ударившись лицом о плиты. Вкус крови заполнил рот, удары сыпались чаще.
- Lass ihn, wir haben wenig Zeit. [ Оставь его, у нас мало времени ].
Незнакомые слова пробивались сквозь пелену адской боли. Уже теряя сознание, Эдвард увидел, как рядом упали его документы. Голоса стихли.

Он очнулся от того, что на лицо падали ледяные капли. Эдвард попытался открыть глаза: все расплывалось, даже малейшее движение век вызывало тошноту. «Дождь...» Он сумел перевернуться и встать на колени: дыхание сбивалось, тело будто пронзали сотни ножей. Из водосточной трубы прямо рядом с Эдвардом с шумом вырывалась вода: подставив разбитую ладонь под струю, он набрал воды, плеснул в лицо, наблюдая, как струи окрашиваются красным. Держась за трубу, Эдвард сумел подняться, хотя от боли хотелось кричать.

- Вам были даны указания, мсье Каллен. - Анри смотрел на Эдварда с нескрываемым презрением. - Вы хотите нарушить договор?
- Анри, два слова. И я уйду. - Покрытые трещинами губы едва двигались, во рту снова появился металлический привкус. Ребра болели все сильнее, голова кружилась. Эдвард и не помнил толком, как дошёл до дома Свонов.
- Мсье Каллен, я повторяю...
- Анри, в чем здесь... Эдвард! Боже, Эдвард... Анри, нужен врач, что вы стоите! Эдвард, пойдём! Господи...
Изабелла плакала, держа в ладонях его окровавленное лицо, ощупывая, умоляя: Анри не двигался с места.
- Два слова, - прохрипел Эдвард. Анри молча ушёл вглубь дома.
- Белла, подожди...
- Тебе нужен врач, я...
- Подожди!
Она замолчала, с ужасом глядя Эдварду в лицо.
- Я люблю тебя... Моя девочка... Анри вывезет вас отсюда, тебя и отца. Мне обещали спасти вас, Белла.
Он обвёл контуры ее лица, губ, запоминая. - Война закончится, совсем скоро, и я найду тебя. Осталось немного, обещаю... Люблю тебя...
- Эдвард, не надо так... Останься, на тебе нет живого места, я прошу...
Он молча покачал головой. Рядом с домом не было ставших привычными мотоциклов: судя по информации, Майер и его напарник должны были находиться на складе. Отгрузка оружия закончится ночью: по плану между окончанием отгрузки и взрывом должно было пройти не более десяти минут. Сегодня Белла будет в безопасности.
Эдвард прижал ее ладонь к губам, вдохнув тепло ее кожи. - Мне пора. Люблю. Дождись меня.
Изабелла обвила руками его шею, прильнула, сдаваясь.
- Я люблю тебя.

- Вопросы есть, Пьер? - Джеймс наблюдал за весело насвистывавшим здоровяком, колдовавшим над взрывным устройством на колченогом столе.
- Все отлично. - Пьер широко улыбнулся.
- У вас с Калленом будет около десяти минут. Действуйте по обстоятельствам. Он скоро должен быть здесь. И ещё, Пьер...
Тот перестал свистеть. - В чем дело?
- Скажем так. - Джеймс тщательно подбирал слова. - Если что-то произойдёт... с Калленом... Твоей вины в этом не будет. Ты понял меня? Вполне возможно, что он... потерял из вида цель. Совершил ошибку.
- Я понял.
- Отлично. Удачи.

- Изабелла?
Анри возник у Изабеллы за спиной.
Она знала, чем занимается Анри, понимала, какая цель стоит перед ним и его соратниками. Но она не могла забыть, с каким холодом он смотрел на избитого Эдварда, просившего лишь несколько минут наедине с ней.
- Да, Анри?
- У вас есть час, чтобы собрать необходимое. Я уже сообщил мсье Свону. Я выведу вас отсюда и провожу к месту сбора группы. Сегодня у нас есть этот шанс.
- Из-за склада? - Изабелла все ещё не решалась взглянуть в лицо Анри, боясь увидеть в нем прежний лёд и равнодушие.
- Да. Поэтому поспешите. Все это и так было сопряжено с большими сложностями.
- Анри, я...
- Поспешите, Изабелла. Все.

Дождь не прекращался: в полной темноте Изабелла и ее отец следовали за Анри. Два раза им попадались патрули, но камердинеру удавалось проложить маршрут так, что он успевал втолкнуть своих подопечных в подворотню или в подъезд заброшенного дома. Подняв голову, Белла увидела, что домов становится все меньше. Дорога стала неровной: она часто спотыкалась, поправляя плащ и поддерживая отца, постаревшего, казалось, на глазах. По лицу стекали капли дождя, тьма вокруг была полна скрытой угрозы, заставлявшей сжиматься сердце.
Эдвард был где-то там. Никто не мог предугадать, чем закончится операция. Мысль о том, что могло случиться, о том, что она больше не увидит его, была невыносимой.

Эдвард появился на ее пороге в тот страшный момент, когда ее жизнь, жизнь людей вокруг была расколота на до и после начала войны. Белла влюбилась сразу, поняв, что этот человек был создан для неё. Они встретились бы в любом случае, говорила себе Белла. Они были бы вместе. Они будут вместе, повторяла она как мантру, стараясь не потерять из виду Анри, пробиравшегося сквозь лес, поддерживая за руку отца. Они встретятся снова, иначе и быть не может.
«Я люблю тебя, слышишь...» Белле казалось, что она кричит во все горло, пытаясь передать Эдварду силу выстоять и вернуться. Война кончится и все будет хорошо.
- Мы на месте, - сказал Анри.

В чаще леса, под наскоро выстроенным навесом, ютилась группа людей. Несколько мужчин, женщины, прижимавшие к себе детей, смотревших со страхом, но не плакавших. Белла села рядом, молча вытащила из сумки тёплое одеяло, протянула его женщине, державшей на руках младенца. Оставалось лишь ждать.

Каждый звук ударял по нервам, словно хлыстом. Эдвард не знал, удалось ли Джеймсу увести Свонов из дома. Он не знал, в безопасности ли Белла. «Люблю тебя... услышь меня... все будет хорошо...»
Звуки моторов подъезжающих грузовиков, грохот, лающая немецкая речь, боль в избитом теле словно отступили на задний план. Эдварду казалось, что он говорит с Беллой, где бы она ни находилась. «Все закончится, и я найду тебя...»
- Пора.
Эдвард склонился над взрывным устройством, выполняя свою часть работы. Внезапно он был абсолютно спокоен, соединяя провода так, как ему показывали. Пьер махнул рукой, указывая вправо: его было едва видно в темноте. Эдвард прижался к стене склада, продвигаясь к выходу. Внезапная боль в рёбрах слева заставила остановиться, переводя дыхание.
Боль усилилась с оглушительным грохотом, затем все исчезло, сменившись тишиной и покоем, какого долго уже невозможно было испытать. «Все закончилось. Отдохни. Все хорошо, Эдвард».

Год спустя. Май 1943 года, Страсбург.

- Война все ещё продолжается, - мягко сказал пожилой врач. - Я знаю, что есть методики, по которым успешно справляются с подобным, но здесь и сейчас... Наберитесь терпения, мой дорогой. Вы живы, время идёт, все налаживается.
- Спасибо вам. Простите, что трачу ваше время, доктор.
- Ну что вы! Электротерапия принесёт свои плоды, уверяю вас, просто не так быстро. Позвольте проводить вас. Вот так. Садитесь удобнее.
Врач осторожными движениями уложил неподвижную правую руку пациента на специальную подставку, подсоединил электроды. - Сестра придёт через полчаса, как обычно. Я оставлю вас.

Стоило прикрыть глаза, как возвращались образы и звуки. Раньше они были ярки и мучительны, реальны до боли, сейчас словно подернулись дымкой. Они лишали сна ночью и покоя днём. Крики, разорвавшие тишину, взрыв. Кто-то тянул его за руку, волоча по земле разбитое тело. Голоса, как сквозь воду, искаженные и пугающие, принадлежавшие не то врагам, не то друзьям. И провалы, прерывавшиеся этими образами и именем, как вспышкой, как искрой надежды, погасшей затем окончательно. А в реальности - все ещё война, мучительная головная боль. И рука. Мертвая, висевшая как плеть, бесчувственная, покрытая шрамами.

Эдвард в который раз подавил желание сорвать с руки электроды, прекратить эту бессмысленную возню. И в который раз смог справиться с этим, коснувшись золотой цепочки, висевшей на шее под рубашкой.

Он выжил после взрыва склада. До сих пор не было понятно, кто нашёл его тогда, полумёртвого, среди горящих руин, кто сумел сделать так, что он попал в военный госпиталь недалеко от Арля. Первые месяцы Эдвард помнил смутно: ему сложно было понять, какие из воспоминаний были настоящими, а какие были навеяны болеутоляющими средствами. Правую руку собрали по кускам: о музыке можно было забыть, тем более, что слух Эдварда также пострадал. Со временем память прояснялась. Те минуты, напоминавшие сладкий дурман, в который он так охотно проваливался, моля бога о том, чтобы больше не просыпаться, были его прошлым. Белла... Любовь и нежность, до последней секунды. Золотая цепочка на его шее, уцелевшая благодаря чуду. Ещё находясь в госпитале, Эдвард пытался выяснить, что произошло с группой беженцев, отправленных в ночь взрыва оружейного склада. Говорили о полной ликвидации действовавшей в Арле группы сопротивления и о гибели прятавшихся в лесу людей.
Эдвард едва не обезумел, что продлило его пребывание в госпитале. Едва выйдя, он отправился к дому Свонов. От здания оставался лишь полусгоревший остов, равно как от дома Бетанкуров и нескольких других семей. Был уничтожен и дом, где находилась квартира самого Эдварда. Ресторан, где Эдвард встретил Джеймса тогда, был заколочен. На месте дома, в подвале которого собиралась группа - пустырь. От городка не осталось практически ничего.

Врач, выходивший Эдварда, немолодой суровый человек, по выписке молча вложил в его руки небольшую сумму денег и лист бумаги.
- Это - адрес моего сокурсника в Страсбурге. Он может помочь.
- Я не могу взять деньги... не могу...
- Эдвард, сейчас не время для рефлексий. Тебе помогут там, это все, что я могу сделать.

Эдварду удалось добраться до Страсбурга, снять дешёвую комнату. Его документы также чудом уцелели, но денег почти не осталось. Головные боли сводили с ума, едва зажившие рёбра не давали вздохнуть. Отлежавшись день, Эдвард отправился по адресу, полученному от врача в Арле.

Доктор Форе принял Эдварда, как родного, чем немало смутил его. Врач предложил ему комнату в своей огромной квартире.
- Эдвард, мой дорогой, сейчас время такое. Мы все - одна семья, я так вижу. Мой сын погиб на фронте, провоевав две недели.
- Простите, доктор, я не знал этого... Простите меня.
- Ничего. Вы действительно не могли знать. А тут Альбер, старый черт, посылает мне вас. Вы одного возраста с... с Александром. Извините. В общем, я могу и хочу помочь вам.
Эдвард остался у доктора Форе, помогая ему с документацией, вести которую в его возрасте было все сложнее. Ночами Эдвард, благодаря бога за то, что владел левой рукой, писал запросы, пытаясь узнать хоть что-то о местонахождении Беллы и ее отца, но Европа была погружена в хаос. Все попытки найти семью Свон оставались без результата.

В кабинете на первом этаже дома доктор Форе принимал пациентов: приходящая медсестра помогала ему три раза в неделю. Электротерапия, которую использовал доктор, должна была снять головные боли и вернуть подвижность руке Эдварда. Если с первым удавалось справляться, то рука оставалась неподвижной. Доктор Форе по-отечески увещевал Эдварда, но боль, физическая и душевная, тоска, неизвестность и бессилие превратили молодого человека в безликую, безмолвную тень. Мысль о том, чтобы положить конец этому существованию посещала его все чаще, но ей на смену приходил жгучий стыд. Эдвард видел самого доктора, потерявшего единственного сына и обладавшего огромным сердцем, позволявшим ему приютить абсолютно чужого человека. У каждого, кто проходил по улице, боясь поднять голову, мимо патрулей, у каждого, чьи родные и близкие воевали на фронте, была своя история, не менее тяжёлая. Нужно было пытаться жить дальше.

Ноябрь 1944 года

- Эдвард... Пойдём. - Голос доктора Форе достиг сознания раньше, чем грохот взрывов и выстрелов. Эдвард автоматически нащупал сумку с документами и личными вещами, не покидавшую своего места возле постели.
С августа Страсбург сотрясали бомбежки. Очаровательный город, замерший в страхе перед войной, приносил себя в жертву врагу и союзникам в надежде на то, что многолетнему кошмару придёт конец в последней борьбе за Эльзас.
Каждый раз, спускаясь с доктором Форе в бомбоубежище, Эдвард не решался поднять глаза. Старики, женщины и дети, поддерживавшие друг друга. И он - бесполезный, оглушенный, прячущий в кармане пальто обездвиженную руку. Чтобы скоротать время, люди мечтали. О том, как вернутся с фронта мужья, сыновья, братья. Как все вернётся на круги своя.
Эдвард слушал их, всем сердцем желая, чтобы каждая мечта сбылась.
Порой ему казалось, что все произошедшее - Арль, последние уроки музыки, Белла - все было сном. Ее ласковые глаза, ее губы в ту единственную ночь, ее слова любви. Тогда Эдвард незаметно касался своего единственного сокровища - тонкой золотой цепочки на шее. Он отдал бы всё, чтобы найти Беллу, лишь убедиться, что она жива и здорова. Он понимал, что будущего у них не было.
- Скоро все закончится. - Доктор Форе коснулся руки Эдварда. - Говорят, что немцы едва держатся.
- Дай-то бог, - сказала женщина, сидевшая напротив. - Мой муж... там. Я уже месяц не знаю, что с ним.
Женщина посмотрела на Эдварда с плохо скрытым упреком.
- Простите меня, - прошептал Эдвард, закрывая глаза.

- Не допускай того, чтобы это причиняло тебе такую боль, Эдвард, - сказал доктор Форе, когда они смогли вернуться домой, стараясь не смотреть по сторонам и не думать, во что превращается город после очередного налета. - Ты ни в чем не виноват.
Эдвард молчал.
- Ты расскажешь мне о ней?

Доктор Форе искренне привязался к молодому человеку, попавшему к нему таким странным образом. Горе и боль притупляли военные будни, не дававшие задумываться, гнавшие вперёд. А присутствие Эдварда неожиданно облегчало эту боль, которая несомненно ещё вернётся потом, когда обстоятельства позволят думать о себе.
Доктор видел, что сделало с Эдвардом пережитое. Он знал, что молодой человек потерял не только здоровье и надежду обрести самого себя.

Эдвард мягко улыбнулся. - Она стала всем для меня. Сразу. Мне бы хотелось только одного: знать, что она жива. Я не стал бы смущать ее... Просто убедиться, что она... что она есть. Извините, доктор.

Эдвард поднялся, собираясь уйти к себе.
- Возможно, что и Изабелла жаждет того же. Ты не думал об этом?
Эдвард молча покачал головой и вышел.

Разговор с доктором, усталость, горький осадок после сцены в бомбоубежище, постоянная тревога - все это вызвало в нем какую-то глубокую реакцию. Эдвард застонал, вцепившись зубами в кулак. Покончить со всем этим, с болью, с бездействием. Дождаться окончания войны. Увидеть Беллу, сказать ей все то, что горит в сердце, мешая дышать.
«Если ты жива... моя храбрая девочка... Если ты можешь почувствовать меня... Люблю тебя...»

-Доброе утро, доктор.
- Доброе, мой дорогой. Слава богу, ночь была тихой. Попомни мое слово, скоро все закончится.
- Я бы хотел возобновить терапию, если это возможно.
Доктор поднял взгляд на Эдварда. Его подопечный был бледен, как обычно, но в его глазах появилось что-то.
- Конечно, Эдвард. Поверь мне, результаты появляются медленно, тем более, что ты прервал лечение. Но все же они будут. Я убеждён. Когда все будет позади, я дам тебе рекомендацию к специалисту в Париже.
- Спасибо вам. Я не знаю, говорил ли я вам это. Спасибо. Вы спасаете меня каждый день, несмотря на... - Эдвард осекся, но затем продолжил. - Я был как в тумане все это время. Я не могу сделать что-то для страны, как те, кто находится на фронте. Но и существовать так больше нельзя.
Доктор поднялся, с секунду смотрел на Эдварда, затем порывисто обнял его. - Я так рад. Мне больно было наблюдать за тобой, но ты - сильный человек, Эдвард. И, к сожалению, или к счастью, упрямый. Тебе нужно было самому понять, как жить дальше. Не скрою, я боялся за тебя и поэтому счастлив тому, что ты выбрал жизнь. Потерпи ещё немного.

- Тяжело сегодня. Ещё два часа, справишься?
- Да, конечно. - Изабелла еле держалась на ногах, но и мысли не допускала о том, чтобы оставить пост. Госпиталь Отель-Дье в Париже был переполнен ранеными. В спертом воздухе стоял запах крови, который, казалось, въелся в каждую пору. На всех углах говорили о том, что война идёт к концу, но здесь в это трудно было поверить.
- Отдохни четверть часа. Это приказ. - Луи улыбнулся и слегка подтолкнул Изабеллу к выходу.
- Хорошо, спасибо.

В сестринской Белла прилегла на кушетку, расслабив пояс платья, и прикрыла глаза.
От усталости подступали непрошенные слезы, хотелось свернуться клубочком и спать, хотя она знала, что это невозможно.

Она была словно оглушена, когда Анри отделил их с отцом от основной группы, которую двое неизвестных ей людей увели в другом направлении.
Отец сильно кашлял и пошатывался, поэтому Изабелла молча шла за Анри, не задавая ему вопросов, лишь поддерживая отца. Анри чуть ли не силой посадил их в поезд, сунув Изабелле в руку чудом уцелевший свёрток с деньгами и кое-какими вещами.
- Вам лучше будет остаться во Франции, - резко, быстро сказал он, оглядываясь по сторонам. - В Париже можно устроиться. Если вы будете вести себя тихо, вас не тронут.
- Хорошо, - сказала Белла тихо, с тревогой оглядываясь на отца, по тросу становилось хуже. - Анри, что там произошло...
- Вас это не касается. Забудьте все, так проще.

Отец внезапно умер в больнице, куда они оба попали прямо с вокзала. Там не хватало рук, и умолявшую о хоть какой-то работе рыдающую девушку оставили в качестве санитарки. Она сняла комнату недалеко от госпиталя пополам с ещё одной девушкой, молчаливой блондинкой родом из Эльзаса.
Так прошёл год в Париже, разрываемом войной и попытками вести подобие нормальной жизни. Белла училась всему, успевая везде, помогая убирать палаты, делать уколы, капельницы. Ночью она плакала до тех пор, пока не засыпала. Во сне она видела отца и Эдварда.

Иногда Белле казалось, что Эдвард совсем рядом - удивительный человек, появившийся на ее пороге так внезапно. Она влюбилась сразу и бесповоротно, словно ждала его уже давно. Все казалось правильным рядом с ним, война прятала своё уродливое лицо, но все же сумела забрать его.
Когда Белла обрела способность мыслить более или менее ясно, она поняла, что должна действовать. Больше ничего не оправдывало промедления. Отца не вернуть. Она уцелела, имеет крышу над головой, работу. И все же она никогда не найдёт покоя, пока не узнает, чем закончилась операция в Арле, жив ли Эдвард. Если он жив...
Она отдаст все, чтобы посмотреть ему в глаза, почувствовать его тепло.
«Если бы ты услышал... Люблю тебя...»

- Страсбург?
Белла недоуменно смотрела на Луи. Как главный врач больницы он был ее начальником, но приветливость,с которой он встретил девушку и помог ей влиться в работу после смерти отца, переросла в нежную, искреннюю дружбу. Иногда Белле казалось, что она видит тень боли в глазах Луи, но он никогда, ни словом, ни жестом, не осмеливался смутить ее.
- Да. Там у тебя будет возможность учиться дальше. Я верю в тебя и в твой потенциал, Белла, давно наблюдаю за тобой.
Белла долго молчала: Луи тоже молчал.
- Может, ты и прав. Меня здесь ничего не держит. А если я действительно смогу учиться...
На мгновение лицо Луи исказилось, но он совладал с собой.
- Не теряй надежды, - тихо сказал он.
- Я так часто вижу Эдварда во сне. Мне кажется... Он совсем рядом, но я протягиваю руку... Его нет, а вокруг хаос и страдания.
- Нужно возобновить подачу официальных запросов. Я помогу тебе.
- Спасибо, Луи. - Белла не могла справиться с порывом, обняла его. - Спасибо.
«Я научусь жить без тебя», - подумал Луи, незаметно касаясь ее волос.

L’Hopital de Strasbourg был меньше, чем больница в Париже. Директор любезно принял Беллу, одобрительно хмыкнул, читая ее рекомендации, написанные Луи.
- Я знаю мсье Клари. Если он в таком восторге от вас, мадемуазель Свон, то мы сработаемся. Война войной, но здесь вы сможете действительно многому научиться.
В дверь постучали.
- Жанетт? Зайди, пожалуйста. Это Изабелла Свон. Покажи ей все, познакомь с остальными.
- Конечно! - Яркая брюнетка с ямочками на щеках подхватила Беллу. - Пойдём, тебе понравится здесь.

Коллектив больницы напомнил Белле большую семью. Здесь ругались и мирились, но относились друг к другу как к родственникам. Ее приняли безоговорочно, и Белла чувствовала, как оттаивает. Жанетт настояла, чтобы Белла поселилась в ее квартире, где как раз была свободная комната.

- Сегодня на площади будет концерт! - возбужденно сказала Жанетт. Белла жила уже неделю вместе с ней и была благодарна этой сердечной девушке за то, что она тормошила ее, не давая поддаться тоске.
- Но это опасно. То и дело бомбят...
- Ничего страшного не случится сегодня, я уверена. Представляешь, прямо на площади будет рояль и оркестр!
Сердце сжалось. Белла вспомнила уроки с Эдвардом: она часто уступала ему место у рояля, наблюдая за его волшебными руками, парившими над клавишами, просто чтобы видеть его нежную улыбку, горящие глаза.
- Пойдём, ну соглашайся! Тут в листовке написано, что будут исполнять Шопена. Что с тобой?
- Я расскажу тебе как-нибудь, - прошептала Белла, вытирая слёзы.

Затишье было таким обманчивым. Можно было представить себе, что все закончилось. Что войны больше нет. Что есть надежда, тихое предвкушение покоя, новой жизни.
Эдвард медленно шёл по вечернему городу. Какое-то чувство, неясное, смутное, наполняло его. Казалось, он ждал чего-то, хотя понимал, что ждать нечего. На запросы, отосланные им, ответа не было.
Доктор Форе говорил, что страна в хаосе, и это молчание нельзя расценивать как признак того, что Беллы нет. Эдвард ценил его поддержку, но страх и тоска становились порой невыносимыми.

Издали до Эдварда донеслась музыка. Шопен... Дыхание сбилось, сердце словно сдавила каменная рука. Он пошёл на звук.

На старинной площади, где война оставила след на разбитых зданиях, полуразрушенной статуе в центре, изуродованных свастикой старинных стенах, играл оркестр. В центре крошечной, чудом уцелевшей колоннады стоял рояль: его окружили скрипки и виолончель.
Музыка, щемящая, знакомая до сладкой боли, заполнила душу, взрываясь внутри. Едва держась на ногах, Эдвард подошёл ближе, остановившись позади ряда скамеек, установленных перед колоннадой.
Немолодой пианист, прикрыв глаза, склонился над клавишами: скрипки вторили ему, рыдая, замирая на высокой вибрирующей ноте и снова срываясь.
Музыка парила над площадью, бросая вызов войне, бомбам, горю. Люди заключали друг друга в объятия, все новые и новые слушатели присоединялись к концерту.
Эдвард помнил каждую ноту минорного ноктюрна, нежного, пронзительного, отражавшегося от стен светлой гостиной там, на юге... Сосредоточенный взгляд Беллы, прикованный к нотному листу, ее восторженный взгляд, когда звуки слились в прекрасное полотно... Ее губы, руки... Жар сплетенных тел, тёмная, тёплая ночь... «Люблю тебя, больше жизни...»
Эдвард открыл глаза: по лицу текли слезы. Беллы нет. Он один в этом городе. В кармане куртки - мертвая рука. Он - часть руин, оставленных войной.
Вытерев лицо, Эдвард окинул взглядом площадь. На скамейке перед ним, лицом к оркестру сидела темноволосая девушка. Он не мог видеть ее лица, но было что-то неуловимо знакомое в жесте, которым она поправила волосы, склонив голову набок. Казалось, девушка тоже вытирает слезы.
«Этого не может быть... не может...»
Едва понимая, что делает, Эдвард подошёл к скамейке.

Белла сжалась на скамье. Оркестр сделал небольшую паузу: Жанетт отошла на минуту, встретив кого-то знакомого.
- Извините... - Хрипловатый, мягкий голос, снившийся ей каждую ночь, говоривший с ней о любви, прозвучал совсем близко.
Все замедлилось: звуки, движения. Белла, казалось, видела себя со стороны. Она обернулась на звук этого голоса и через секунду, рыдая, покрывала поцелуями лицо, которое уже не надеялась увидеть.
- Эдвард... Эдвард, боже... Родной мой... Эдвард...
Белла плакала, не в силах произнести ничего, кроме его имени. Эдвард сжал ее в объятиях, до боли, шепча что-то. - Ты здесь... ты жив... Эдвард...

- Мы так и не покинули Францию.
Площадь опустела, ушли и музыканты. На скамейке осталась лишь одна пара, не замечавшая, казалось, ничего вокруг.
- Анри отправил нас в Париж. Папа был уже болен... - Белла замолчала.
- Мне так жаль. - Эдвард прижал ее прохладную ладонь к губам.
- Потом я работала в госпитале там же, пока мне не предложили место здесь. Я приехала неделю назад. Эдвард... это невозможно... Неужели... Что произошло тогда?
- После того... патруля… я не мог двигаться так быстро, как обычно. Поэтому не успел покинуть склад до взрыва.
Его слова, весь его облик сочился горечью. Внезапно Белла поняла, что не давало ей покоя в эти минуты. Она потянулась к правой руке Эдварда. - Не надо, дорогая. Не жалей меня.
- Боже... - Эдвард не чувствовал тепла ее рук, нежно обхвативших его безжизненные пальцы. - Но ты...
- Никогда больше не смогу играть. Это так. - Его глаза горели в полумраке. - Ещё два часа тому назад я думал, что моя жизнь окончена. Война забрала музыку, но это так ничтожно мало... Белла, я люблю тебя, люблю так, что едва могу выразить это словами. Мы живы. Я могу видеть тебя, чувствовать. Я думал, что потерял тебя. Думал, что смогу отпустить, если увижу снова. Но я не могу. Я обещаю тебе, что мы справимся. Только не оставляй меня больше.
Белла коснулась его лица, тонких морщинок вокруг глаз. - Оставить тебя значило бы оставить надежду на счастье. Оставить любовь, жизнь, будущее. Для меня оно в тебе, слышишь? Мы начнём все сначала, Эдвард.

Война закончится ещё через год, полный страха и лишений. Ещё через год Эдварду и Изабелле удастся уехать в Англию. Там, в крошечном доме в предместье Лондона начнётся их новая жизнь. В ней будут взлеты и падения, праздники и минуты печали. В ней будет любовь - сильная и искренняя. Навсегда.