Жанры: ER, Hurt/Comfort, Ангст, Дружба, Мифические существа, Повседневность, Романтика, Флафф, Юмор

Пейринг: Розали/Эммет, Карлайл/Эсме, Элеазар/Кармен, Гаррет/Кейт, Эдвард/Белла

Рейтинг: 12+

Саммари: Персонажи Саги рассуждают о том, что для них означает зима.

Предупреждение: В тексте присутствует краткое упоминание о насилии и страданиях, пережитыми персонажами в прошлой жизни.
 

Укутав руки в мягкие варежки, Розали делала уверенные шаги вперед. В тепле не было необходимости – это, скорее, старая привычка. Розали больше не пугал холод. Она сама – изящная ледяная статуя, и больше ничего не сможет заставить ее сердце растаять.

Несколько десятков шагов – и Розали на опушке леса. На носу Рождество, а у них с Эмметом очередной медовый месяц. Пара рванула в Канаду, ненадолго, только на пару дней. Это даже не отпуск – так, небольшая прогулка. Отличный способ размять ноги и повод остаться вдвоем. У Розали и Эммета есть несколько дней, чтобы насладиться друг другом. Они обещали приемной матери, что вернутся домой к началу праздника.
– Не забывайте о времени, – произнесла Эсме строгим тоном, провожая их на крыльце. Ей не нравилось, когда дети надолго покидали дом. Материнский инстинкт продолжал жить в Эсме, и, хотя ее тело застыло, забота еще теплилась в ней.
Розали улыбнулась. Эсме отчасти напоминала ей мать. Ту самую, настоящую, из прошлой жизни.
– Не волнуйся, – Эммет наклонился, чтобы поцеловать Эсме в щеку. – Мы вернемся к сроку. А то без нас тут будет совсем скучно!
Ухмыльнувшись, он посмотрел на Эдварда и Беллу, что играли с Ренесми в гостиной. Белла вздохнула.
– И когда он перестанет шутить над этим… – пробормотал Эдвард, закатив глаза.
Эммет улыбнулся. Еще немного – и он раззадорит сестренку настолько, что она сама убедит его устроить новое соревнование по армрестлингу. Уж в этот раз он точно выиграет…
… Роуз осмотрела поляну. Кристально чистый, белоснежный снег укутал голую землю, защищая ее от острого холода. Снег был единым целым, но в то же время – множеством прекрасных мерцающих точек. Розали невольно залюбовалась им. Поляна – белоснежная простыня; выверенная, нетронутая посторонними, она невольно притягивала взгляд. Понравился ли бы Розали вид, будь она человеком? Вполне возможно. По крайней мере, Роуз хотелось в это поверить.
– Ну, где же ты, детка? Я не думал, что мы решили играть в прятки! – прокричал Эммет. Он был уже неподалеку от Розали. Еще немного, и она увидит его силуэт – огромную фигуру, светящуюся на фоне иссиня–черных стволов деревьев.
– Не жди меня! Я тебя догоню! – прокричала она в ответ. Они закончили охоту, но ее суженый хотел пройти дальше в лес в надежде отыскать крупных хищников. По мнению Эммета, олени были слишком скучны, чтобы оказаться хорошим обедом.
Эммет застыл на месте и прислушался. Затем свернул в бок. Розали выдохнула. У нее была пара минут, чтобы полюбоваться снегом. Вообще–то, она не очень любила снег. А еще скучала по теплому дыханию и пару, рассекающему холодный морозный воздух. Ей не хватало простой человечности. Зима – не самое лучшее время…
Неподалеку хрустнула ветка. Секунда – и огромный холодный снежок с бешеной скоростью пролетел в ее сторону и, набрав темп, попал Розали прямо в спину.
Холодное тело отразило удар, не причинив Роуз никакой боли.
– Эммет!! – прокричала она.
Эммет только рассмеялся в ответ. Его звонкий, чистый, заразительный смех эхом разнесся по лесу.
– Догоняй! – его сияющее лицо ненадолго появилось в пределах видимости, а через долю секунды опять скрылось из виду.
Роуз начала отряхиваться.
– Ты меня не догонишь!
Еще один смешок, на этот раз громче предыдущего. Роуз покачала головой, продолжая счищать снег со своей куртки. Ну что за ребёнок…
Что–то изменилось. Мерцание снега потеряло былую четкость. Что произошло? Распрямив спину, Розали подняла голову и посмотрела на небо. Из светло-голубого оттенка оно стало светло-серым, туманным, густым, как молоко.
Роуз вытянула ладонь. На ее варежку опустилась снежинка.
Теперь она вспомнила, почему не любила зиму.
Что я тебе говорил, Джон? Разве она не прекрасней, чем все эти твои красотки в Джорджии?
Трудно сказать. Она одета.
Роуз разглядывала снежинку. Идеальная, холодная фигура. Мертвая. Розали сделала короткий вдох, не чувствуя воздуха. Еще один ненужный вдох. И еще. Она всхлипывала, хотя больше не могла плакать.
Розали вспомнила, почему не любила зиму. Она не любила холод. Он напоминал о ночной улице, промозглом ветре, врезающемся в кости, а еще о холодном дорожном камне. Могильном камне, что стал последней опорой в ее смертной жизни.
Покажи им, какая ты, Роуз!
Да, зима – это бесконечный холод. И первый снег, что щиплет открытые раны.
Зима – это смерть.
Развернувшись на пятках, Розали рванула в глубину леса. Она продолжала глотать морозный воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Картинка размывалась перед глазами, и это принесло облегчение. Так бы выглядел лес, если бы Роуз вновь научилась плакать, и ее горячие слезы превращали деревья в огромные пятна. Да, так легче всего представить себя уязвимой.
Розали расслышала, как Эммет замер на месте и развернулся к ней.
– Что случилось? – спросил он, когда Роуз появилась в пределах видимости. Эммет с напряжением осматривал деревья, пытаясь понять, что стало причиной столь быстрой перемены её настроения.
Роуз протянула к нему ладонь. Эммет прищурился. В варежке по–прежнему лежала снежинка. Она блеснула в морозном свете.
Эммет тяжело вздохнул. Конечно, он сразу всё понял.
– Иди сюда, малышка, – Эммет раскрыл руки для объятий.
Вот и всё, что ей хотелось услышать. Роуз захотелось почувствовать кому-то нужной, почувствовать себя по-человечески хрупкой. Розали побежала навстречу к Эммету, что продолжал неподвижно стоять на месте, словно восковая фигура, в ожидании своей маленькой девочки.
Роуз влетела в его объятия. Эммет подхватил её и, сделав пару коротких шагов назад, повалил их обоих в сугроб. Роуз обняла его ещё крепче и, уткнувшись в куртку Эммета, закрыла глаза. Здесь, в снегу, совсем не было мокро. И не было холодно. Они замерли, сплетясь в крепких объятиях, казавшихся им нерушимыми.
– Ненавижу зиму… – пробормотала она сквозь зубы.
– Я знаю, сладкая.
– И терпеть не могу этот снег, – Роуз не смогла сдержаться, и обидные слова полились рекой, полных застарелых обид. – Ненавижу эти бесконечные дни. Восход. Закат. Восход. Закат. Ненавижу эту бесконечную жизнь…
Она прикусила губу, запоздало осознав, что сказала. Роуз вздохнула, ожидая реакции Эммета. Сейчас он пожурит её, придумает новую острую шутку и озвучит своё наказание, что начинается с поцелуя…
Эммет всё ещё молчал. Роуз открыла глаза и отыскала его лицо. Взгляд Эммета был кристально чистым, детским, таким же, как в момент их первой встречи.
Но Эммет был серьёзным, и Роуз совсем это не нравилось.
Он коснулся её подбородка.
– А как же я? – спросил Эммет тихо. Его прикосновение было мягким, как бархат. Его кожа тускло мерцала в тяжёлом облачном свете.
Эммет был обречен на вечную жизнь, на вечное счастье и вечные муки – и всё ради Роуз. Он – её большая игрушка, которую так великодушно разрешил оставить ей Карлайл. Розали почувствовала себя ещё хуже. Эммет мог бы спокойно наслаждаться раем, а она забрала у него этот вечный покой, желая разделить с ним бесконечные круги ада. Эммет этого не заслужил.
Роуз коснулась его щеки. Но они ведь счастливы, верно? Без него всего один день покажется Розали вечной мукой. В её пустом сердце не осталось ничего, кроме старой надежды.
– Я не подумала, что сказала. Прости меня, – она вглядывалась в золотистый оттенок его глаз. Казалось, золото тоже искрилось, хотя это – лишь игра её воображения. – Я люблю тебя.
Эммет продолжал что–то искать в её глазах. Роуз напряженно ждала ответа. Наконец, Эммет вздохнул и, нахмурившись, отвёл взгляд, будто больше не желал ее видеть. Сердце Роуз сжалось от несуществующей боли. Неужели она, наконец, обидела его?
– Я люблю тебя, Эммет, – произнесла она громче. Роуз не заметила, как успела сжать лицо Эммета в своих ладонях.– Я люблю тебя, слышишь?
Лицо Эммета озарила улыбка.
– Я знаю*, – и он вновь расхохотался. Роуз выдохнула. – Что, не ожидала, что я так затяну с ответом?
– Ты меня напугал! – Роуз легонько ударила его. – Это совсем не смешно!
Он притянул Розали к себе, и, пользуясь её злостью, поцеловал.
– Ещё как смешно. Ты просто не видела себя со стороны, детка!
Не удержавшись, Розали рассмеялась.
– Так-то лучше, – пробормотал Эммет, обнимая её покрепче. Им нельзя терять время, а здесь, в глубине леса, их никто не услышит…
Прежде, чем потерять контроль, Роуз подумала, что, возможно, оказалась неправа насчет зимы. Зима – это не просто холод. Он больше не имел значения. Зима – это не просто смерть. Она осталась давно позади. Зато у них осталась надежда, такая же ясная, как в их человеческой жизни.
Зима – это надежда на то, что они все преодолеют.

________________________________
*отсылка к Хану Соло и Лее Органе, персонажам «Звездных Войн».

Ей не хотелось сидеть в доме, и, надолго думая, Таня спрыгнула вниз прямо с заснеженной крыши. Прыжок вышел плавным, тягучим, почти ленивым. Время будто остановилось, позволяя Тане приготовиться к приземлению. Её окружала лишь тишина, и это порой сбивало с толку. Иногда ей хотелось услышать биение своего сердца, ощутить движение крови, прочувствовать жгучие, почти обжигающие эмоции…
…но этого не произошло. Таня была вампиром уже несколько сотен лет. Пора бы привыкнуть к тому, что тишина – её единственный верный спутник.
В эту пору национальный парк Денали был закрыт для туристов, и Таня знала, что никого здесь не встретит. Она побежала вперёд, чувствуя под ногами мягкий уступчивый снег. Парк вновь принадлежал её семье, он был для них домом с самых ранних времен, и никто не знал его лучше. За несколько столетий обитания здесь Таня изучила каждую тропу и каждую горную вершину. И зима, безусловно, была неотъемлемой частью этого мира.
Зима – это дом.
Морозный воздух стал ей привычен. Таня обожала зиму ещё со времен своего старого прошлого, даже не представляя, что эта пора задержится в её жизни так надолго.
Прошлая жизнь напомнила ей о матери. Сердце упрямо сжалось от боли. Таня обещала себе не вспоминать о ней. Не вспоминать о той, что подарила ей бессмертную жизнь, а затем поступила с ними так бесчеловечно.
Бесчеловечно. Таня горько усмехнулась подобранному слову. Она не была человеком уже очень давно…
Но она продолжала вспоминать свою бессмертную мать. Вообще-то, они считались родственниками и в прошлой жизни. Саша была сестрой деда Тани. Её появление в доме родня считала проклятием. Подобно многим древним вампирам, она навещала семью и после своего обращения. Иногда Саша кормилась кем-то из младших родственников. У них не было выбора. Семье приходилось хранить секрет, что был связан с опасной родственницей. Между тем Саша исчезала и появлялась на пороге семейного дома вновь и вновь, будто ища что-то среди новых потомков.
И, кажется, она нашла, что искала, когда познакомилась с Таней.
– Ты больше похожа на мать, но твои глаза… у тебя глаза деда, – сказала Саша с усмешкой, разглядывая девушку впервые. Когда вампирша навещала семью в прошлый раз, внучка её любимого брата ещё не появилась на свет.
– Так же, как и ваши, – ответила Таня. В отличие от остальных, она не чувствовала страха перед вампиршей. Разве что восхищение. Саша была такой сильной…
Конечно, цвет глаз Саши изменился, но было нетрудно представить, каким он был когда–то.
– Ты права, – смех Саши был заливистым, ярким. Люди так не смеялись. – А мы, в свою очередь, унаследовали их от своей матери. Мне не хватает её. Ты никогда не думала покинуть дом?
Её вопрос был таким неожиданным, что Таня поначалу опешила. Но она не выдала своего волнения. Ей всегда удавалось скрывать свои чувства. Секунда – и девушка быстро поняла, к чему клонила Саша. Вампирша предлагала ей стать такой же сильной, как и она сама.
– Что я получу взамен? – спросила Таня. Её ответный вопрос удивил Сашу не меньше. Она вновь рассмеялась.
– Время. Мы сможем прожить очень долго, хоть целую вечность, – произнесла она, потрепав девушку по щеке. – Ты увидишь не одну зиму – тебе больше не придётся волноваться о времени.
Таня горько усмехнулась. Она почти позабыла о том, что её перерождение состоялось зимой. Может, стоит отпраздновать день рождения?
Но её матери больше не будет рядом. Она подвела их. Таня осталась одна, и больше нет никого, кто смог бы закрыть огромную рану, оставленную после смерти Саши. Таня не знала, что с этим поделать. Ей ничего не помогало. А теперь, когда Кейт встретила Гаррета, стало только хуже. Таня осталась одна в окружении счастливых пар.
Зима – это одиночество.
Да, это так. Всё, что ей оставалось – это бежать вперёд по белоснежному снежному полю, пытаясь заглушить эту боль. Бежать вперёд, пытаясь перестать думать о счастливом смехе, которым наполнен их дом. Кармен и Элеазар, Гаррет и Кейт – они так и излучали счастье. А в сердце Тани – лишь холод и снег. Бесконечная зима. Бесконечный покой.
К черту покой. Когда–то Таня так хотелось быть сильной, а теперь, спустя тысячу лет, она устала носить эту тяжелую ношу. Ей захотелось быть нужной, захотелось перестать улыбаться чужому счастью и, наконец, подарить своё счастье кому-то другому.
Таня остановилась и сделала глубокий вдох. Было бы здорово снова почувствовать боль от долгого бега…
Позади неё послышался тихий шелест. Он был слишком громким, чтобы быть случайным, но слишком тихим для человека. Кто-то специально создавал шум, привлекая внимание. Таня вздохнула.
Конечно, это был Гаррет. Больше никто не осмелился бы беспокоить Таню, когда та убегала в лес в расстроенных чувствах.
– Что случилось? – спросила она, и тут же расстроилась. Слишком уж строгим оказался Танин голос. Гаррет этого не заслужил. Он просто ещё не привык к их правилам, вот и всё…
Гаррет улыбнулся, но взгляда не отвел.
– Я не хотел мешать, – сказал он, – Но нам всем хотелось поговорить с тобой…
– И они решили отправить ко мне тебя? – ответила Таня, качая головой. – Смелое решение.
– Не забывай, я ветеран многих войн, и всякое повидал, – ответил Гаррет, протягивая ей руку. – Ты меня уже ничем не испугаешь.
Подобная забота казалась Тане непривычной, но она приняла поддержку.
– Могу в это поверить. О чём вы хотели поговорить?
Улыбка Гаррета стала шире.
– Ты любишь сюрпризы?
Кейт, Кармен и Элеазар ожидали её в гостиной. На Кармен – платье в любимом испанском стиле. Элеазар был облачен в пиджак старого кроя – напоминание о былом прошлом с Вольтури. Кейт тоже не прогадала с выбором. Нежное платье в пол оттеняло цвет её кожи.
– По какому случаю? – спросила Таня. Её голос вновь звучал строго. Это ей не понравилось. И когда она перестанет быть такой строгой?
Кейт улыбнулась.
– Элис звонила мне вчера, – проговорила Кейт. – Она сказала, что ты будешь в расстроенных чувствах.
– А заодно рассказала, что сможет тебя утешить, – добавил Гаррет, подходя ближе к Кейт и обнимая любимую.
– В общем, посовещавшись, мы вспомнили, что забыли об одном важном дне, – вставила свое слово Кармен.
Они отошли в сторону. На огромном столе лежали свертки с подарками.
– С Днём Рождения, – мелодично произнёс Элеазар.
Таня растерялась.
– У меня нет Дня Рождения. Я не праздную его уже много лет.
Она не знала, что возразить. Ей стало неловко – почти забытое чувство…
Кейт пожала плечами.
– Ты говорила, что Саша обратила тебя зимой. Думаю, мы сможем выбрать любой снежный день.
– Прости, что нет свечей, – сказал Элеазар. – Мы так и не определились, как праздновать этот день. Не покупать же торт, в самом деле…
– С тысячью свечами? – на лице Гаррета сияла усмешка. – Да, думаю, мы бы обидели юную даму… это совсем не по-джентельменски!
Не удержавшись, все рассмеялись.
Кармен вытащила узкий свёрток и протянула его имениннице.
– Элис сказала, что этот понравится тебе больше всего.
Таня приняла свёрток и одним движением развернула бумагу. В коробке из тёмного бархата лежал серебристый браслет с яркими камнями небесно-голубого цвета.
– Бирюза, – прошептала Таня, касаясь камня. Ей показалось, что тот был тёплым на ощупь.
– Да, – ответила Кейт, кивая. – Говорят, она лечит разбитое сердце. И приносит удачу в любви.
Они говорили что-то ещё, рассказывая о камне всё больше и больше, но Таня уже не слышала. Камень напомнил ей о чем-то другом. Он напомнил Тане о цвете глаз матери. О Танином цвете глаз, когда она была человеком.
Ты больше похожа на мать, но твои глаза… у тебя глаза деда.
Может, видение Элис – не просто случайность? Может, это мама давала ей знак, присылая подарок в качестве утешения?
Мне не хватает ее.
Таня всхлипнула. Нет, она больше не была одна. Она никогда не была одна. В ту бесконечную зиму вместе с вечностью Саша подарила нечто гораздо большее. Она подарила ей ту любовь, что продолжала жить, несмотря на разлуку.
Возможно, Таня была неправа. Зима – это не одиночество. Это надежда. Ведь надежда никогда не умирает.
– Спасибо, – прошептала она, поднимая взгляд на свою семью. – Это как раз то, что мне было нужно.

Ренесми сидела за роялем, играя один из сложнейших этюдов. Музыка захватила её. Девочка перебирала пальцами, едва задевая клавиши. Игра была выверенной, чёткой, без единой заминки.
– Она больше похожа на тебя, – произнесла Белла.
Они с Эдвардом сидели на диване, наблюдая за дочерью.
Супруг заливисто рассмеялся. Он и не собирался отрицать этого.
– Зато у неё твои глаза. Я и не мечтал о большем.
Белла перевела взгляд на дочь. Она никогда не жалела о том, что рискнула жизнью, чтобы получить Несси. В конце концов, игра стоила свеч. Ренесми не только связывала её с Эдвардом. Она – продолжение Чарли. Теперь ничто не сможет разлучить их.
Белла легла Эдварду на колени. Супруг коснулся её щеки. Его прикосновение было мягким, почти что тёплым. Конечно, это неправда. Всего лишь игра воображения, но Белле нравилось так думать. В конце концов, теперь они были одной температуры. Не это ли важно?
– Что ты хочешь на Рождество? – вдруг спросил он.
Белла нахмурилась. Вопрос показался ей неуместным. На дворе – восьмое января.
– Рождество уже наступило. Какие-то проблемы с памятью, мистер Каллен? – пошутила она.
Он покачал головой. На лице Эдварда появилась улыбка. Та самая, что когда–то свела её с ума.
– Я не жалуюсь на здоровье. Но родители продолжают отмечать праздник, и я подумал…
Карлайл и Эсме покинули дом незадолго до Нового Года. Они отправились на остров Эсме – тот самый, где Эдвард и Белла провели свой медовый месяц. Старые воспоминания заполнили голову. Белла вспомнила идеальный, чистый и мягкий пляж, красивый аккуратный дом, а ещё – приятную прохладу от тела Эдварда, разрушенную кровать и перья…
Белла должна была покраснеть, но этого не произошло. Тело больше не подводило её.
– Чёрт! Я, кажется, забыл предупредить Эсме о… небольших разрушениях, – пробормотал Эдвард. Похоже, он думал о том же, что и жена.
Белла улыбнулась, глядя на него снизу вверх.
– Ты уверен, что проблем с памятью никаких?
Эдвард играл с её волосами.
– Я всё ещё помню каждый день, проведённый с тобой, – признался он. Теперь Белле захотелось, чтобы она могла покраснеть.
Ренесми надоело играть классику, и, недолго думая, девочка начала играть что-то новое, незнакомое обоим родителям. Белла нахмурилась. Эдвард посмотрел в сторону дочери, читая её мысли.
– Хм... неплохо.
– Это что, её произведение? – спросила Белла удивленным тоном. Ренесми отлично справлялась с самыми сложными партиями, но своей музыки пока не играла.
Эдвард усмехнулся.
– Возможно, я уже не самый лучший музыкант в семье. Кстати, – он резко перевёл тему. Должно быть, изумленные родители начали смущать дочь, – мы отошли от темы. Ты так и не сказала, что хочешь на Рождество.
Белла пожала плечами. Ей было всё равно.
– Тогда расскажи, о чём ты мечтала в детстве.
Снова вопросы? Казалось, Эдвард узнал о ней всё, ещё тогда, во время её человеческой жизни.
– Одно время я мечтала, чтобы у нас появилась собака, но после неудачного опыта с золотыми рыбками мы решили этого не делать, – призналась она.
Эдвард заливисто рассмеялся. Белле нравилось наблюдать за его смехом. Нравилось наблюдать, как менялось его лицо, а под глазами появлялись едва заметные морщинки, которые, впрочем, мгновенно стирались с лица. Тем этот момент был ярче. А ещё Белле нравилось думать, что счастье Эдварда – её заслуга. Теперь они всегда будут вместе. Да, они встретят ещё сотни зим, но у них всегда будет время обсудить что-то новое.
Зима – это бесконечность.
– Что ж… можно сказать, что твоё желание услышано. Теперь у нас есть собака… в некотором роде.
Не удержавшись, Белла рассмеялась. Ей не хотелось смеяться над Джейкобом, но стоило признать, что огромный волк со способностью к регенерации – единственный питомец, который имел шансы на выживание в её семье.
– Не надо так говорить о Джейкобе! – высокое мелодичное сопрано разбило их смех. Ренесми услышала разговор родителей, и, кажется, обиделась. Белла прислушалась и поняла, что дочь перестала играть. – Он оборотень, а не пёс! И я люблю его.
– Мы просто шутим, милая, – ответ Эдварда был мягким, но Белла знала, что он прячет улыбку. – Не думаю, что Джейкоб на нас обидится.
– Вот тебе и первое признание в любви, – пробормотала она, когда обиды были забыты.
Эдвард в один момент стал серьезным.
– Не думал, что это случится так скоро.
Протянув руку, она коснулась его белоснежной шеи.
– Не тревожься. У нас впереди ещё много времени.
Иногда жизнь Ренесми казалась им хрупкой, как зимний снег. С приходом весны он таял, становясь частью прошлого. Ренесми продолжала расти с каждым днём. Не так быстро, как раньше – но детство уходило всё дальше в воспоминания.
Но ведь зимний снег вернётся в следующую зиму.
Зима – это круговорот жизни.
– А как насчёт тебя?
– Что? – рассеянно спросил Эдвард.
– Как насчёт твоего детства? Ты почти не рассказывал о своих старых воспоминаниях.
Эдвард пожал плечами.
– От них осталось не так уж много. Ты сама знаешь, что после превращения человеческое прошлое становится слишком размытым.
– Неужели ты совсем ничего не помнишь? – спросила Белла.
Эдвард нахмурился, напрягая память. Он продолжил теребить её длинные тёмные волосы.
Он вдруг рассмеялся.
– Однажды я отказался праздновать и есть рождественское блюдо. Кажется, это была запечённая утка.
– Неужели?
– Да. Видишь ли, утку принесли домой за пару дней до праздника, ещё живой, и мы подружились. Я даже придумал ей имя. И когда увидел обед на столе и всё понял – страшно обиделся на родителей. Не разговаривал с ними целых три дня!
Белла улыбнулась.
– Похоже, у тебя тоже были проблемы с домашними питомцами. Мы стоим друг друга.
– Это точно. Особенно, учитывая тот факт, что теперь мы – бессмертные хищники. Иронично, ты не находишь?
Теперь к их смеху присоединился яркий перезвон Ренесми. Белле вдруг захотелось, чтобы они и дальше сидели так, втроем, в своём маленьком доме, и разговаривали обо всём на свете. Зима – пора праздников, а праздники – семейное время. И если зима была так необходима, Белла была не против того, чтобы эта пора продолжалась. Хоть целую вечность. Лишь бы у них оставалась куча странных вопросов для обсуждения.
Пожалуй, Зима – это надежда на то, что семейная радость будет несокрушимой.
– Так что насчёт подарка? – не унимался Эдвард. – Ты что-нибудь придумала?
И снова он про подарки! Белле было по–прежнему сложно к этому привыкнуть. На ум пришла одна старая песня.
– Я, кажется, знаю ответ на твой вопрос, – уклончиво произнесла она.
– Правда?
Улыбка Беллы стала шире.
– I don't want a lot for Christmas. There's just one thing I need. I don't care about the presents underneath the Christmas tree… – пропела она.*
К счастью, в её новой жизни Белла не фальшивила, и строчки из песни прозвучали не хуже оригинала. Ренесми узнала мелодию и подхватила мотив. Музыка вновь зазвучала в доме.
– Всё, что мне нужно на Рождество – это ты, – прошептала Белла, приподнимаясь на локтях, чтобы дотянуться до его губ.
Эдвард усмехнулся, и тут же покачал головой, будто не веря своему счастью.
– Я люблю тебя, – прошептал он. – И готов стать твоим подарком, если захочешь.
Это была замечательная зима. Конечно, она станет одной из многих зим, что ожидали их впереди, но Белле хотелось, чтобы каждая из них была такой же счастливой.
Зима – это надежда на бесконечное счастье.

*песня, цитируемая Беллой – “All I want for Christmas is you”, в исполнении Mariah Carey.
Все права принадлежат правообладателям.