– А я хочу поговорить.

Настороженно Ремингтон провёл рукой по лицу, а потом поставил бокал на столик и начал метаться по комнате.

– Давай на время забудем об этом. Позволь мне написать твой портрет.

Я грозно взглянула на него.

– Почему забудем?

Ремингтон резко остановился, повернулся и подошёл ко мне.

– Потому что я не хочу, чтобы этот человек встал между нами. Сегодня был такой замечательный день. И больше всего мне хочется как можно дольше растянуть удовольствие. Жиль уже занимается этой проблемой. Пожалуйста, пойдём со мной. Обещаю, мы позже об этом поговорим. – Голос был полон настойчивости. Ремингтон протянул мне руку. – Давай ещё хоть немного насладимся компанией друг друга.

– Ты же понимаешь, я всё равно не отступлю и заставлю тебя сдержать обещание?

Он кивнул. Я взяла его за руку, и Ремингтон заметно расслабился. Так или иначе, для разговоров у нас впереди целая ночь.

Ремингтон повёл меня мимо кухни по коридору, белые стены которого были увешены картинами.

– Какую живопись ты предпочитаешь? – спросила я и, оглянувшись на Ремингтона, застукала, как он пялится на мою задницу. – Кажется, у кого-то слабость к моей попке, я права?

– Хм... У меня слабость к каждой, даже самой крошечной, клеточке твоего тела. – Неожиданно его рука скользнула вниз по моей спине. Растопырив пальцы, Ремингтон обхватил мою ягодицу и нежно сжал. – Мне близок реализм.

– Ладно. Считай, что на сегодня ты получил мою попку в полное своё распоряжение. Чего не сделаешь ради искусства.

Без предупреждения он резко развернул меня и прижал к стене. Обхватив запястья обеими руками, Ремингтон наклонился ко мне.

– Только сегодня?

– Да. И, кстати, ты отвлекаешь меня. Насколько я помню, Сен-Жермен, мы должны были поговорить о случившемся.

– Знаю. – Прижавшись своим лбом к моему, Ремингтон закрыл глаза. – Просто мне так хочется, чтобы этот вечер закончился на приятной ноте. Ведь мы же можем это сделать? Обсудить всё позже?

– Для начала ответь мне на один вопрос. Это имеет ко мне какое-то отношение?

Медленно открыв глаза, он закусил нижнюю губу и посмотрел на меня из-под длинных загнутых ресниц.

– Я пообещал всегда говорить тебе только правду, поэтому отвечу на твой вопрос. И да. И нет.

Выдохнув, я слегка пошатнулась.

– И как, чёрт, возьми, я должна это понимать? Ты знаешь, кто это делает?

Он покачал головой.

– Меня вряд ли кто-то посчитает такой важной и знаменитой. Что им от меня надо? – я на секунду замолчала, кое-что вспомнив. – Письмо. Ты с Эндрю читал какое-то письмо в лицее «Святой Бернадетт». Его прислали… мне?

Ремингтон отрывисто вздохнул.

– Нет.

Несколько минут я смотрела ему в глаза. Он говорил правду. Тогда что же было в том письме?

– Давай сейчас не станем об этом думать, ладно? Мы великолепно провели день, давай не будем его портить, – Ремингтон провёл ладонью вниз по моей руке и переплёл наши пальцы вместе. – Пойдём со мной, ma belle.

От такой нежности по моему телу разлилось тепло. Ремингтон повёл меня в какую-то комнату и, прежде чем мы вошли, включил свет. Отпустив мою руку, он пошёл вправо, к шкафам. Повернувшись, я осмотрелась.

Эта комната полностью отличалось от любой другой в этом доме. На терракотовых стенах с одной стороны были брызги красок разных цветов: синей, зелёной и красной. В дальнем конце комнаты возле кушетки-рекамье стоял табурет. Напротив него с другой стороны - мольберт, а за ним - столик с кучей разнообразных кисточек, красок и чего-то, очень похожего на уголь.

– Для натурщицы на тебе слишком много одежды, Селена.

Встав передо мной, Ремингтон с вопросительным взглядом потянулся к верхней пуговице моей блузки. Как только я кивнула, он медленно расстегнул пуговки, стянул с плеч шифоновую вещицу и позволил ей соскользнуть на пол. Рука поползла ниже и замерла на поясе джинсов. Только в этот раз он ни мгновения не колебался.

Через пару секунд на мне ничего не осталось, кроме кружевного бюстгальтера и трусиков. Он неторопливо скользнул по мне взглядом, чуть дольше задержавшись на груди. С трудом сглотнул, а потом снова посмотрел мне в лицо. Расширенные зрачки казались бездонными. Никогда в своей жизни я не видела у мужчины такого ненасытного взгляда. У меня перехватило дыхание, когда, посмотрев на тонкую полоску волос на его прессе, я увидела внушительную выпуклость на джинсах.

Ничего себе! Просто нет слов!

Когда я наконец подняла глаза, то поняла, что Ремингтон как заворожённый смотрит на мой живот и краешек татуировки, видневшейся из-под трусиков. Почувствовав себя слишком беззащитной и уязвимой, я замялась на месте. Но стоило Ремингтону обезоруживающе улыбнуться, как у меня словно выросли крылья. И внезапно я осмелела.

– У нас с тобой много общего. Мы оба любим искусство, – заявил он самодовольно.

Если бы он только знал! Татуировку я сделала не из любви к искусству, а в попытке спрятать за ней болезненные воспоминания.

– У нас? – переспросила я, скрывая затаившуюся в груди боль. – И что же ещё общего у нас с тобой есть?

– Мы умеем рассмешить друг друга, а сексуальное притяжение между нами просто зашкаливает.

С этим не поспоришь.

Я уверенно завела руки за спину, но, взявшись за застёжку бюстгальтера, замерла. Прекрасно поняв, почему я мешкаю, Ремингтон кивнул. Он хотел, чтобы я полностью обнажилась. Бросив бюстик на пол, я опустила руку к кружевам трусиков. Но Ремингтон меня остановил, накрыв мою руку своей.

– Позволь мне, – он опустился на колени, спуская кружева и покрывая бёдра и ноги лёгкими поцелуями. А потом, склонившись ещё ниже, поцеловал пальчики ног и снова посмотрел на татуировку, которая теперь предстала перед ним во всей красе.

Прижавшись губами к пупку, Ремингтон сначала лизнул край татуировки, а потом добрался до середины. Тяжело дыша, я опустила руки и, зарывшись пальцами в его волосы, стала нежно перебирать мягкие локоны. Когда его язык прикоснулся к шраму, я вздрогнула и зажмурилась. Я меньше всего хотела, чтобы он заметил, насколько сильно это влияет на меня.

Его рот одновременно дарил боль и наслаждение, убивал и воскрешал. Я окончательно и бесповоротно пропала.

Отстранившись, Ремингтон поднялся и, взяв за руку, повёл к кушетке, обитой красным бархатом. Присев на кушетку, я неуверенно посмотрела на него.

– Ложись.– Беззаботный Ремингтон исчез. Передо мной стоял мужчина, сводивший меня с ума во время нашего ужина. Тот, кто контролировал всё и вся.

– Селена, как ты относишься к расширению границ допустимого?

Я нахмурилась.

– О чём ты?

Ремингтон провёл костяшками пальцев вниз по моей щеке, его глаза светились нежностью.

– Ты когда-нибудь делала что-нибудь тебе несвойственное?

Я не представляла, о чём он. Если о сексе, то у нас с Джеймсом не было ничего, кроме классики. Поза миссионера, или же он брал меня сзади.

– Если я сделаю что-то, что тебе не понравится, ты мне скажешь, договорились?

Кивнув, я наблюдала, как он направился к встроенному справа шкафу. Меня одолевало предвкушение и желание. А ещё страх. Я снова задумалась о сегодняшнем инциденте и о нашем с Ремингтоном разговоре до того, как мы зашли в студию. Положив голову на мягкую поверхность кушетки, я уставилась на квадратные плитки на потолке. В голове хаотично кружились мысли.

– Селена? – Я повернула голову набок и увидела Ремингтона с длинным красным шёлковым материалом в руках. – Где ты была?

Покачав головой, я отпустила прикушенную губу.

– Ты слишком много думаешь, а сейчас последнее, чего я хочу, это чтобы тебя одолевали мысли. Мне надо, чтобы ты была здесь, со мной. Пережила со мной эти мгновения, договорились?

Я тяжело вздохнула.

– Не уверена, что сегодня подходящий день для написания портрета. Я слишком рассеянна.

– Что ж, тогда сейчас я просто должен об этом позаботиться.

Когда он снова опустился на колени и сжал мои бёдра, его плечи напряглись.

– Разведи ножки в стороны, Селена.

– Что?!

Ответом мне стала одна приподнятая в вызове бровь.

– Хочу убедиться, что единственное, о чём сейчас ты будешь думать - ты, я и эта комната.

Глаза Ремингтона потемнели ещё больше, а грудь поднималась и опадала от частых вдохов. Он положил руки мне на бёдра, ладонь скользнула по внутренней стороне к животу. Я была в восторге, что его так заводят мои пышные бёдра и далеко не плоский живот.

– Боже, ты такая красивая. Ты лежишь передо мной как самое изысканное лакомство. Селена, я просто умираю от желания трахнуть тебя прямо сейчас. Но уверен, если возьму хоть раз, то не смогу остановиться, пока мы оба не будем полностью измождены. Но даже тогда не захочу покидать тебя. Поэтому пока я поимею тебя  языком и сделаю всё от меня зависящее, чтобы ты никогда ни забыла этой минуты. Разведи ножки, ma belle.

Словно загипнотизированная этими тёмными, полными желания глазами, я задрожала, покорно раздвинув ноги. Ремингтон опустил взгляд и, как заворожённый, уставился мне между ног. С его губ сорвался стон.

– Vous etês belle (фр. ты такая красивая), – пробормотал он, склонив темноволосую голову, и прижался губами к внутренней стороне бедра. Несмотря на ожидание прикосновения его губ к моей коже, я всё равно вздрогнула от их мягкости и от интимности ласки.

Все мысли улетучились. От его тёплого дыхания, ласкающего кожу, всё тело натянулось как тетива. Его губы прижались к моей изнывающей плоти. Ремингтон неторопливо целовал и лизал, пока я не начала извиваться на кушетке. После этого, раздвинув пальцами складочки и не прерывая ласк, стал задевать кончиком языка особенно чувствительный комочек. Выгнув спину, я застонала. Зарычав от явного удовлетворения, Ремингтон обхватил губами клитор и стал посасывать, то медленно, то быстро. Ни на минуту не останавливая свою сладострастную пытку, он скользнул в меня пальцем. Я больше не в силах была сдерживаться.

– Ремингтон, я… я кончаю!

– Чёрт, Селена, я без ума от твоего вкуса. – Руками обхватив попку, Ремингтон притянул меня  ещё ближе ко рту, продолжая ласкать. А потом одобрительно заворчал, и звук дрожью отозвался в моём клиторе.

– О, Боже! – Меня накрыл оргазм такой оглушительной силы, что я едва могла вздохнуть. Такое чувство, будто меня снесло бесконечными волнами удовольствия.

Когда я пришла в себя, Ремингтон лежал рядом, опираясь локтем на кушетку и подпирая голову рукой. Наклонившись, он меня поцеловал. Я застонала, ощутив свой вкус на его языке.

– Вот именно этого вида я и добивался. – Ремингтон нежно провёл костяшками пальцев по моему подбородку. – В следующий раз, ma belle, ты кончишь с  моим членом глубоко в тебе.

Поцеловав меня в губы, Ремингтон поднялся и снова уложил меня на кушетке в нужном положении. Пальцы жгло от желания прикоснуться к нему, я поёрзала, внутри пылало необузданное пламя. Не в силах больше терпеть, я вытащила из-под головы руку. Просунув пальцы в петли на его джинсах, рванула Ремингтона на себя. Я до одури жаждала его. Хотела, чтобы твёрдое тело плотно прижималось к моему, а горячая кожа обжигала, клеймя.

Захваченный врасплох, Ремингтон покачнулся. Молниеносно выставив руки, он опёрся ими по обе стороны от моей головы.

– Позволь и мне о тебе позаботиться. – Моя ладонь скользнула к выпуклости на джинсах. Резко вздохнув, он прикрыл глаза, словно испытывая муки. – Ну же, Ремингтон, всего пару минут.

– Проклятье, Селена. Если ты не остановишься, я не смогу сдержаться и затрахаю тебя до потери сознания. – Впившись в мой рот, Ремингтон пососал нижнюю губу и нежно её прикусил. А потом опустился на меня, стал плавно двигать бёдрами, и меня мгновенно накрыла волна сладострастного томления. Я только что испытала оргазм, но сейчас почувствовала, как приближается второй.

– Да, я именно об этом.

– Господи, – простонал он, необузданно меня поцеловав. А потом отстранился, поправил джинсы и провёл кончиком пальца по внутренней стороне моего бедра. – Позволь я сначала тебя нарисую, а потом покажу, как прикасаться ко мне. Грубо, нежно, по-всякому, – последнее слово прозвучало как одно из семи смертных грехов. И, чёрт возьми, я как раз в настроении согрешить.

– Это ты во всем виноват, – надув губы, сказала я.

Он удивлённо приподнял тёмную бровь, а в глазах заплясали чёртики.

– Я виноват?

– Конечно. Весь такой неотразимый. Я хочу тебя и никак не могу перестать думать о твоих поцелуях и о том, когда мы, наконец… трахнемся.

– Мне нравится, когда ты говоришь «трахнемся».

Он снова взял красный шёлк и завязал один конец на моей щиколотке, потом протянул ткань между ног, прикрыв венерин холмик. Один раз обернул материалом талию и прикрыл грудь, а вторым концом связал запястья. Вытянувшись, я лежала на кушетке, а блестящая ткань прикрывавшая тело, отбрасывала дразнящие блики на кожу.

Отступив, Ремингтон посмотрел на результат и удовлетворённо хмыкнул. Быстро поцеловав меня в лоб, он отошёл.

Я почти обнажённой ходила по подиуму, позировала перед камерами, а под куском материала, прикрывавшем меня, ничего не было. Откровенно говоря, мне пришлось делать уйму вещей, от которых я чувствовала себя полностью обнажённой.

Но всё, что было в прошлом, блекло по сравнению с этим. Впервые в жизни я чувствовала себя такой открытой. Я вольготно раскинулась на кушетке и наблюдала за Ремингтоном, изучавшим меня проникновенным взглядом, от которого мне хотелось… спрятаться? Проклятье, я так чертовски неуверенна в себе. Хотя и знаю, что красива. Я потратила уйму сил, чтобы стать той, кем я была до брака с Джеймсом. Тем не менее, Ремингтону каким-то образом удаётся заставить меня почувствовать себя более чувственной, особенно, когда он смотрит на краешек выглядывающей татуировки.

– Прекрати ёрзать, Селена.

Этот голос. Мама дорогая! Скрытое предупреждение хлестнуло меня, словно огонёк пламени, заставив замереть. Я подняла взгляд от босых ступней к обтянутым джинсами мускулистым бёдрам, а потом - к его лицу. Глаза сощурены, сама сосредоточенность и строгость, Ремингтон явно был настроен на рабочий лад.

Несколько секунд спустя он поспешно отошёл в сторону, и через считанные секунды из скрытых на потолке динамиков полилась печальная классическая музыка. Повернув голову набок, я посмотрела на Ремингтона. С лёгкостью подняв мольберт, он шёл ко мне.

– Классика?

Он кивнул.

– Сергей Прокофьев. Нравится? – спросил он, махнув рукой в сторону динамиков.

Окружённые музыкой, мы словно впали в напряжённое молчание. От сочетания страстного взгляда Ремингтона и гармоничной мелодии всё внутри затягивалось в томительный узел. Это самое эротичное, что я когда-либо делала. Невероятное везение, что до такого состояния меня доводит именно этот талантливый и почти идеальный мужчина.

Я сделал пару глубоких вздохов в попытке взять себя в руки, но контроль ускользал, и я был очень близок к срыву.

Одно неверное движение, и мне конец.

Я всё ещё чувствовал её вкус на языке. Запах заполнил мои чувства, а тело было настолько напряжено, что казалось физически больно даже думать о потрясающе красивой обнажённой женщине, лежащей напротив меня на кушетке. До сих пор мне отлично удавалось бороться со страстью и желанием сорвать с неё к чертям всю одежду. Заполнить до отказа и трахать, пока она не станет выкрикивать моё имя. До тех пор, пока в её голове не останется ни одной мысли, кроме как обо мне. И тех ощущений, которые я ей дарю.

От образов, терзавших сознание, я сильнее сжал кисть. Сладкое тело Селены извивается подо мной, когда я вхожу в неё, и наши тела движутся синхронно. Моё дыхание стало прерывистым. Член врезался в ткань джинсов. От желания в глазах потемнело. Кисть с хрустом сломалась, вырывая меня из мира фантазий. Глянув на бесполезные щепки в руке, я сжал челюсть.

Mon dieu!

Я должен обуздать своё изголодавшееся тело, пока не закончится сеанс. Кроме того, если подойду к ней в таком состоянии, то могу напугать. Водоворот столь необычных чувств пугал даже меня. Не могу припомнить, когда испытывал нечто подобное. Я хочу эту женщину на очень многих уровнях. Страстно желаю защитить от всего мира, чтобы больше никто её не обидел. Изнываю от желания затрахать, обнять, приковать наручниками к постели, чтобы она никогда меня не покинула.

Ещё пару минут, и Селена будет полностью моей. Без вариантов, я ни за что не позволю ей уйти от меня или покинуть этот дом, пока полностью не удовлетворю свой голод. До тех пор, пока её тело не начнёт изгибаться в моих руках. Пока не заставлю Селену кончить несколько раз подряд.

Эта мысль затопила сознание, успокаивая.

Глянув на кушетку, где лежала моя Афродита, объект моей страсти, я заметил, что её взгляд вновь стал рассеянным. Она опять погрузилась в свои мысли. Похоже, мне предстоит всерьёз попотеть.

Повернувшись к мольберту, я поправил член и с улыбкой взял новую кисть.

Я принял вызов. Обязательно прослежу, чтобы она думала только обо мне. И будь я проклят, если не добьюсь того, чтобы всякий раз, прикасаясь к себе, она всегда вспоминала обо мне.

Этой ночью Селена моя, как и каждый грёбаный день в течение следующих трёх месяцев.

Перевод не преследует коммерческих целей и является рекламой бумажных и электронных изданий.

Любое коммерческое использование данного перевода запрещено. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.