Космополис. Часть 1. Глава 4
Что такое деньги???Доллар, милион...
"За картину?”
"За что угодно.”
"У меня есть два частных лифта. Один из них запрограммирован играть отрывок из концерта Сати и двигаться со скоростью одной четверти от нормальной. Это правильно для Сати, этим лифтом я пользуюсь, когда я в определенном настроении, скажем, в неуравновешенном состоянии. Это успокаивает меня, делает меня целостным.”
"Что играет в другом лифте?”
"Брута Фес.”
"Кто это?”
"Суффийская звезда рэпа. Ты не знаешь кто это?”
"Нет.”
"Назначь цену деньгам и сделай меня врагом народа, реквизируй этот второй лифт.”
"Деньги за картины. Деньги за что угодно. Я должна научиться понимать что такое деньги”, сказала она. "Я выросла в комфортных условиях. Мне потребовалось время, чтобы понять , что такое деньги и увидеть их. Я начала смотреть на них. Внимательно рассматривать купюры и монеты. Я узнала как зарабатывать деньги и тратить их.
Я почувствовала удовлетворение. Это сделало меня человеком. Но больше о деньгах я ничего не знаю.”
"Я теряю деньги тоннами в день. Многие миллионы. Делаю ставки по отношению к йене.”
"Разве в Японии сейчас не ночь?”
"Валютные рынки никогда не закрываются. Никкей работает весь день и всю ночь. Все крупнейшие биржы мира. Семь дней в неделю.”
"Я упустила это. Я много пропустила. Сколько миллионов?”
"Сотни миллионов.”
Она задумалась….
Спросила шепотом: "Сколько тебе лет? Двадцать восемь?”
"Двадцать восемь”, ответил он.
"Я думаю, ты хочешь получить Ротко. Дорого. Но, да. Тебе он совершенно необходим.”
"Почему?”
"Он напомнит тебе, что ты еще жив. В тебе есть что-то, что чувствительно к тайнам.”
Он провел пальцем меж ее ягодиц и сказал - "Тайны….”
"Разве ты не видишь себя в каждой картине, которая тебе нравится? Ты видишь как сияние течет сквозь тебя. Ты не можешь это анализировать или ясно говорить об этом. Что ты делаешь в этот момент? Ты смотришь на картину на стене. И все. Но это заставляет тебя чувствовать себя живым и кричит тебе - "да, ты здесь”. И у тебя появляется жизненное пространство, которое глубже и приятнее, чем ты думал.”
Сжав пальцы, он начал ласкать ее между бедрами, двигая ими туда и обратно.
"Я хочу, чтобы ты пошла в часовню и сделала предложение. Во что бы то ни было. Я хочу все, что там есть. Стены и все остальное.”
Какое-то время она не двигалась. Потом расслабилась, ее тело легко подалось на ласки его руки.
Он смотрел как она одевается. Одевалась она быстро, думая о делах, которые нужно завершить, которые он прервал своим появлением. Просовывая руки в рукава она выглядела в этот момент более унылой и грустной.
Он искал причину чтобы начать презирать ее.
"Я помню, что ты однажды сказала мне”
"Что?”
"Талант более эротичен, когда растрачивается в пустую.”
"И что я этим хотела сказать?” сказала она.
"Ты имела в виду, что я был чрезвычайно работоспособен. Да, талантлив. В бизнесе, в личном плане, в организации моей жизни в целом.”
"Я имела в виду и занятия любовью тоже?”
"Я не знаю. А ты это имела в виду?”
"Ну не чрезвычайно работоспособный. Но ты талантливый и обладаешь располагающей харизмой, когда одет, раздетый – ты имеешь еще один талант, я полагаю.”
"Но ты кое-что забыла о себе. Или ничего не забыла. Вот в чем суть”, сказал он.
"Весь этот талант и драйв использован. Неизменно направлен во благо.”
Она искала потерянную туфельку.
"Но это больше не так”, сказала она.
Он наблюдал за ней. Он не думал, что его может что-то удивить, особенно женщина, вот эта женщина, которая научила его как выглядеть, как стать обаятельным, харизматичным.”
Она наклонилась к постели и выдернула туфлю из-под одеяла, которое сползало на пол.
"С каких это пор сомнения начали входить в твою жизнь?”
"Сомнения? Какие сомнения?” спросил он.
"Нет никаких сомнений. Никто больше не сомневается.”
Она одела туфельку и поправила юбку.
"Ты начинаешь думать, что сомневаться гораздо более интересно, чем действовать, ведь сомнения требуют гораздо больше мужества.”
Она до сих пор говорила шепотом, а теперь отвернулась от него.
"Если это делает меня сексуальнее, куда же ты собрался?”
Она собиралась ответить на телефонный звонок.
Он одел один носок, когда его осенило, он вспомнил латинское название того куста - Gleditsia triacanthos. Он знал, что название само придет к нему, и оно пришло. Ботаническое название дерева во дворе. Gleditsia triacanthos. Гледичия трехколючковая.
Теперь он почувствовал себя лучше. Он знал кто он, и потянулся за рубашкой, быстро одеваясь.
Торвал стоял за дверью.
Когда он вышел, они не встретились с ним взглядами. Они вошли в лифт и поехали в вестибюль в молчании. Он позволил Торвалу выйти первым и проверить территорию. Он должен был признать, что Торвал делал свое дело хорошо, с мягкой грацией в движениях, дисциплинированно и чисто. Они прошли через двор и вышли на улицу.
У машины Торвал напомнил ему про стрижку, и про салоны, которые находились по ту и другую сторону от них, всего в нескольких ярдах.
Затем его глаза стали холодными и спокойными. Он услышал голос в наушнике. Повис момент напряженного ожидания.
"Угроза безопасности "синяя”, сказал он наконец. "Человек убит.”
Водитель держал дверь открытой. Эрик не посмотрел на водителя. Были времена, когда он думал, что может и посмотреть на водителя. Но он не сделал этого до сих пор.
Убитый человек был Артур Рапп, управляющий директор международного валютного фонда. Артур Рапп только что был убит в Nike в Северной Корее. Это случилось минуту назад. Эрик уже видел, как такое случалось, с навязчивой периодичностью. Его машина ползла к Лексингтон авеню. Он ненавидел Артура Раппа. Он ненавидел его, еще не встретившись с ним. Это была чистой воды кровная, методичная ненависть, основанная на различиях в теории и интерпретации. Затем он встретил этого человека и возненавидел его лично, всем сердцем.
Он был убит в прямом эфире канала Money Channel. Это случилось после полуночи в Пхеньяне, он двал последние комментарии в интервью для аудитории в Северной Америке, после исторического дня и исторической ночи церемоний, приемов, обедов, речей и тостов.
Эрик смотрел, как он подписывает документ на одном экране и готовится умереть на другом.
Человек, в рубашке с короткими рукавами, вошел в студию и перед телекамерами начал наносить удары Артуру Раппу в шею и лицо. Артур Рапп схватил этого человека и прижал к себе, словно хотел привлечь его поближе, как будто хотел поделиться секретом. Они упали вместе на пол, запутавшись в шнуре микрофона журналистки. Она упала вместе с ними, гибкая женщина, чья юбка с разрезом задралась на бедро, которое и стало центром обозрения…..
Клаксоны трубили на улице.
На одном экране был крупный план.
На нем мясистое лицо Артура Раппа скривилось от шока и боли. Лицо напоминало мятые овощи. Эрик хотел, чтобы они показали это еще раз. Покажите же еще раз. И они, конечно, показали, и Эрик знал, что они будут повторять это еще раз ночью, до тех пор, пока сенсация не исчерпает себя или пока весь мир не увидит это. Эрик знал, что сможет снова и снова пересмотреть этот сюжет из новостей о Раппа и втянутой в это убийство женщине. Он записал это на двд, и мог часами сидеть и ждать, когда ее убьют в этом кровавом водовороте из ножа, конечностей, порезанных сонных артерий, среди какофонии звуков из криков убийцы, звонящего сотового у него на поясе и раздававшихся булькающих стонов умирающего Артура Раппа.
Автобус заблокировал проезд через улицу. Это был двухэтажный автобус, выхлопные газы вырывались из под днища автобуса и ряд несчастных людей на ощупь спускались с верхнего яруса, это были шведы и китайцы, с сумками на поясе, набитыми деньгами.
Майкл Чин все еще сидел в откидном кресле лицом назад. Он слушал аудио-отчет об убийстве, но не повернулся, чтобы посмотреть на экраны.
Эрик посмотрел на него, удивляясь, была ли сдержанность молодого человека формой моральной строгости или глубокой апатии, которая не была пронизана размышлениями о сексе или смерти.
"Пока тебя не было”, сказал Чин. ”Было сообщение, что потребительские расходы в Японии упали.”, говорил он дикторским голосом. "Растут сомнения в экономической мощи страны.”
"Видишь. Именно это я и говорил.”
"Прогнозируют падение йены. Йена немного ослабеет.”
"Итак. Видишь. Это случится. Ситуация меняется. Йена не поднимется выше.”
Торвал подошел к окну машины. Эрик опустил стекло. Окна должны быть открыты.
Торвал сказал, "Можно замечание?”
"Да.”
"Рекомендуется дополнительная безопасность.”
"Ты не рад этому?”
"Во-первых, угроза президенту.”
"Ты уверен, что можешь справиться с чем угодно.”
"Теперь еще это нападение на управляющего директора.”
"Примите их рекомендации.”
Он поднял окно. Что он чувствует при этих словах о дополнительной безопасности? Он чувствовал оживление. Смерть Артура Раппа внесла оживление. Предстоящий обвал йены оживил деятельность.
Он посмотрел на дисплеи. Они располагались на равном расстоянии от заднего сидения, плоские плазменные экраны разного размера, некоторые из них были объединены в группу, некоторые другие показывали, что происходит в других отсеках. На группе экранов отображалась видео-скульптура, красивая и воздушная, с многогранным потенциалом, каждый экран мог поворачиваться, складываться или работать отдельно от других.
Он любил сидеть в тишине. Сейчас, из за автобуса они были вынуждены стоять в этой глухой пробке. Казалось их поглощает темный смог. Какой то нищий в плаще из упаковочной пленки, пытался забраться в салон автобуса. Звуки города висели в воздухе. Сирены пожарных машин, звуки от проезжающих атомобилей, убивающий монотонный шопот проходящих мимо людей. Обычный день большого города.
Он чувствовал, что его настроение поднимается. Он открыл люк на крыше и высунул голову. Здания банков возвышались над улицей. Они были незаметны, несмотря на свой размер, их тяжело увидеть, такие повседневные и однообразные, высокие, чистые, абстрактные, со стандартными фасадами, высокие здания, похожие друг на друга. Ему нужно было сконцентрироваться, чтобы увидеть их.
Они выглядели пустыми отсюда. Ему понравилась эта идея. Они были построены как последние высокие здания, построены пустыми, с целью приблизить будущее. Они были концом внешнего мира. Они точно не принадлежали этому миру. Они из будущего, вне географии, осязаемых денег и людей, которые их копят и считают.
Он сел и посмотрел на Чина, который кусал заусенец на пальце. Он смотрел как Чин это делает. Это было еще одной ужасной привычкой Чина. Он грыз, стиснув зубы на заусенце, затем грыз сам ноготь, его основание, ногтевую лунку, было что-то ужасное и атавистическое в этой сцене. Не рожденный Чин, свернувшийся в позе эмбриона, страшный маленький гуманоид, грызущий ногти.
