Глава 17

Журнал терапии Фишера

Памятная дата: 30 декабря 2005

— Ох, Фишер, как красиво! — восклицает мама, снимая полиэтилен с лавки, которую я сделал для нее. Я хотел сделать ей подарок на Рождество, поэтому у меня было всего лишь пара месяцев с тех пор, как прибыл домой со своего задания в сентябре. Мне потребовалось гораздо больше времени, чем я ожидал, чтобы акклиматизироваться и вернуться в своей нормальной жизни здесь, на острове, и я старался проводить все свое время с Люси, чтобы наверстать прошедшие полтора года, которые мы провели в разлуке.

Она проводит руками по лакированному дуба с круговыми узорами, вырезанными на спинке сиденья вокруг имени Фишер, которое я выжег на дереве. Это наиболее сложный дизайн, я не делал такого раньше, впервые применив выжигание по дереву, и получилась чертовски хорошая вещь.

— Я не могу утерпеть, чтобы не показать это всем. Я собираюсь поставить ее прямо в фойе, и это будет первое, что все будут видеть, войдя в дом, — взахлеб говорила она, обнимая меня и крепко сжимая.

— Ты все еще тратишь свое время на эту ерунду? — с раздражением спрашивает мой отец, войдя в гостиную и присев на диван, уставившись на скамейку, как на мертвую тушу, которую я притащил в дом и оставил гнить на его ковре. Мама отстраняется от меня и раздраженно смотрит на отца.

— Это не ерунда, Джефферсон, и это не пустая трата времени, это искусство. Фишер невероятно талантлив. Просто внимательно рассмотри, как сделана эта лавка! — защищает меня мама, опять с любовью проходясь руками по дереву.

— Это однозначно хобби, поэтому является пустой тратой времени. Ему необходимо пойти в колледж, чтобы подготовить себя к реальной карьере, а не заниматься легкомысленным времяпрепровождением, которое не принесет никакого заработка или воевать в какой-то дурацкой войне, которая к нам не имеет никакого отношения, — с раздражением говорит мой отец.

Я даже не собираюсь объяснять ему, что мое «легкомысленное времяпровождение» приносит мне больше денег, чем он даже может себе представить. После того, как я подарил Селу на день рождения кресло-качалку, которую он поставил перед своей закусочной, я стал постоянно получать телефонные звонки от людей, которые увидели ее и хотели такую же. Через некоторое время, люди просили меня сделать другие предметы мебели. Для меня это было настолько захватывающим и привлекательным, и мне нравилось заниматься этим каждую свободную минуту. И сейчас я уже не так беспокоюсь, как буду обеспечивать Люси, нежели в то время, когда мы только поженились. Я не мог позволить своей жене содержать нас, и взять на себя все финансовое бремя нашего брака, потому что прекрасно понимал, что на мизерную зарплату ефрейтора, особенно на острове, где все очень дорого прожить невозможно. Это «хобби» позволило мне внести залог за дом за нас двоих. Он не был таким уж большим, и совершенно не был похож на дом моих родителей, но он был новым и стоял на берегу океана, и я был уверен, что Люси его полюбит.

Я также даже не стал отвечать отцу по поводу моих военных вылазок. Он был зол, когда узнал, что я записался в морские пехотинцы, и находился в полной ярости, когда меня призвали на действительную службу. Он никогда не был патриотом, единственное, что его волновало это зарабатывание денег, и я просто не видел смысла, доказывать ему, что у него есть возможность свободно зарабатывать эти деньги, которые он так любит, только благодаря мужчинам и женщинам, сражающимся в другой части мира.

— Фишер, нам необходимо продумать меню для предсвадебного обеда. Может ты и Люси заедите на ужин как-нибудь вечером на этой неделе? — спрашивает мама, пытаясь разрядить обстановку.

Маме вероятно следует знать, что помимо разговоров о моем выборе профессии, другая вещь, которая безумно раздражает моего отца — это разговоры о Люси и нашей предстоящей свадьбе.

Мой отец вздыхает, расположившись на диване.

— Я не понимаю, почему такая необходимость жениться в таком молодом возрасте. Тебе всего лишь двадцать два, а ей только двадцать. Ради Бога, почему такая спешка?

Я сжимаю руки в кулаки и делаю несколько глубоких, успокаивающих вдохов. Я не понимаю, почему сейчас на него так реагирую. Именно таким он был всегда, сколько я себя помню, всегда не доволен моими решениями и всегда знал, что лучше мне следует сделать. По правде говоря, хоть мы и прожили в одном доме почти восемнадцать лет, мой отец ничего не знал обо мне.

— Мы и не спешим. Мы вместе уже почти четыре года и любим друг друга. У меня опасная работа и мы знаем, что так будет лучше для нас двоих. Какая разница поженимся мы через две недели или через два года? — спрашиваю я.

— Важно то, что для тебя существует намного лучший выбор, мой сын. Женщины с деньгами и социальным статусом, соответствующим носить фамилию Фишер. Она и ее родители относятся к среднему классу, в лучшем случае, как ее бабушка и дедушка, которые основали эту Богом забытую гостиницу, являющуюся бельмом на глазу для всех на краю острова. Почему ты хочешь опуститься до такого уровня, когда у тебя есть намного больший потенциал, — сетует он.

— Во-первых, ты ничего не знаешь о Люси и ее семье. Она удивительная, умная, замечательная женщина, которая любит меня. Ее родители заботливые и поддерживают нас постоянно, и они принимают меня таким, каков я есть, а не мой банковский счет. Ты бы узнал их намного лучше, если бы смог выкроить пару минут и познакомиться с ними, а не судить о них издалека, — спорю я.

Мой отец только раздраженно качает головой, я поворачиваюсь к нему спиной, целуя в щеку маму, сказав, что перезвоню насчет ужина, когда Люси и я будем свободны, чтобы мы еще раз проработать все, касаещееся свадьбы, перед важным днем, который наступит через пару недель.

Как только я выхожу из входной двери гигантского дома на берегу моря, где вырос, я удивляюсь сам себе, почему продолжаю приходить сюда и постоянно мучиться от неодобрения отца. Я понимаю, что прихожу сюда исключительно, чтобы повидаться с мамой, но даже это не стоит того, потому что она никогда не защищает меня. Она никогда не защищает меня перед моим отцом, хотя, когда мы оказываемся с ней с глазу на глаз, она всегда говорит, как гордится мной.

Стоя на дорожке, ведущей к дому, я смотрю на огромный, трехэтажный в европейском стиле особняк, который мой отец любовно называет «поместьем». Это чудовище, находится в несколько милях за пределами города, возвышаясь на скале, с целыми акрами ухоженных садов — с одной стороны и ничего, кроме океана с другой. Внизу раскинулся город, и с этой высоты отец чувствует себя королем, каковым себя и считает. Я никогда не ощущал себя комфортно, живя в этом доме, и самым лучшим решением, которое я когда-либо принял, оказалось жить с моим дедушкой, и в тот же день я сообщил своим родителям, что записался в морпехи, вместо поступления в колледж.

Я никогда не буду таким человеком, как мой отец. Я никогда не буду ставить значение денег выше, чем моя собственная семья и мое счастье. Мой отец все время заставляет чувствовать Люси, что она даже не достойна входить в дверь их дома, и это его поведение наполняет меня яростью. Я ненавижу то, как он заставляет ее ощущать себя неуверенно из-за своего происхождения и своей семьи. Я ненавижу то, что он отказывается увидеть, насколько она делает меня счастливым, и насколько прекрасна моя жизнь с ней. Чтобы ни было, но я никогда не заставлю Люси почувствовать, будто она ничто по сравнению со мной, потому что она само совершенство и драгоценность, а все что говорит мой отец — это бред собачий. И мне совершенно наплевать, что он может купить и продать ее семью со всеми потрохами десять раз. Единственное, что меня заботит — они порядочные и неравнодушные люди. Мало таких людей осталось в этом мире, и мне повезло, что я смогу назвать их своей семьей всего через какие-то две короткие недели.

Я просто падаю в свой грузовик, и еду с приличной скоростью по узким дорогам острова, пока с визгом тормозов не останавливаюсь перед отелем. Я врываюсь внутрь и наталкиваюсь на Люси, стоящую перед стойкой регистрации, спиной ко мне, перебирающую какие-то бумаги. На ней одета короткая, темно-серая шерстяная юбки с высокими черными сапогами и мягкий белый свитер, который подчеркивает ее грудь и тонкую талию, мои руки просто чешутся от необходимости пробраться под материал и дотронутся до ее кожи. Она оглядывается через плечо и улыбается, и все напряжение после разговора с отцом испаряется.

— Я почти уже закончила здесь, — говорит она, поворачиваясь вокруг ко мне лицом. — Как все прошло? Твоей маме понравилась лавка?

— Да, она полюбила ее с первого взгляд, — отвечаю я, не желая даже говорить о всем том дерьме, который на меня вылил отец. Я хочу забыть о нем и просто сконцентрироваться на женщине, стоявшей передо мной, которая скоро станет моей женой. Я хочу сделать ее счастливой и хочу осуществить все ее мечты. И совершенно не важно, что думает мой отец, потому что никто не имеет значения, кроме нее.

Она, наконец, кладет свои документы и направляется ко мне, легко устроившись в моих объятиях и прижавшись щекой к моей груди.

— Я скучала по тебе, — тихо говорит она, когда я целую ее в макушку.

— Я тоже по тебе скучаю. Всегда, — отвечаю я, крепче сжимая ее в своих руках.

Хотя мы расстались только сегодня утром, с тех пор, как я вернулся домой после своего боевого задания, каждый миг, проведенный отдельно от нее вызывает во мне тревогу и раздражение.

Я нехотя отстраняюсь и беру ее за руки, потянув за собой к двери.

— Давай прокатимся. Я кое-что тебе покажу.

Мы рука об руку идем к моему грузовику, и Люси пристает ко мне каждые пять минут, спрашивая, куда мы едем и зачем. Я просто улыбаюсь ей в ответ, отказываясь отвечать, пока мы едем к дому по дороге, бумаги на который я подписал несколько дней назад.

— Что мы здесь делаем? — с любопытством спрашивает она, следуя моему примеру вылезая из машины.

Я встречаю ее у передней двери, хватаю за руку и тяну к боковой лужайке к крыльцу, с которого открывается вид на океан.

— Эм, нам разве разрешено входить на крыльцо этих людей? Мне кажется, что это частная собственность, — шепчет Люси мне в спину, пока я веду нас к двери.

Я смеюсь и отпускаю ее руки, ищу ключ на связке ключей именно тот, который мне нужен. Вставляю его в замок и поворачиваю ручку, открывая дверь настежь, и поворачиваюсь к ней лицом. Ярко светит луна, оставляя сияющую дорожку на воде позади Люси, которая смотрит на меня с растерянностью вперемешку с удивлением, и я не могу сдержаться, чтобы не наклониться к ней и не поцеловать. На середине поцелуя, я сгребаю ее в свои объятия. Она визжит и обхватывает руками мою шею, крепко прижавшись к моему телу.

Я делаю шаг назад через дверной проем и улыбаюсь.

— К сожалению, я не могу включить свет, потому что я не заплатил за электричество. Но добро пожаловать в новый дом, будущая мисс Фишер.

Я вижу, как ее глаза становятся огромными от удивления. Я медленно ставлю ее на ноги, и она поворачивается, рассматривая все помещение, освещенное светом Луны, пробивающимся сквозь окна вдоль фасада всего дома.

— Ты шутишь? — со страхом шепчет она.

Я смеюсь, подходя к ней сзади и обняв за талию.

— Нет, не шучу. Я купил его, он наш. Я действительно надеюсь, что он тебе понравится, потому что я не смогу вернуть его назад.

Она не говорит ни слова, продолжая осматриваться по сторонам. Мы стоим на открытом пространстве, которое сочетает в себе гостиная/кухня/столовая. Первый этаж большой открытой планировки, независимо от того, где вы находитесь можете увидеть все. Вся передняя стена сделана из окон от пола до потолка, выходящих на океан. Дом небольшой, с двумя спальнями, одной ванной комнатой, но он мне очень понравился в первый же раз, как я только его увидел, я четко представлял Люси в нем и нашу совместную жизнь, что я однозначно решил купить его. Теперь мне было интересно, правильно ли я все сделал. Люси долго молчит, и я начинаю нервничать.

— Ну на самом деле, если тебе не нравится он, я думаю, что возможно смогу отказаться от предложения. Мы можем посмотреть что-нибудь еще, и ты сможешь…

Она быстро разворачивается ко мне лицом и прижимает пальцы к моим губам.

— Я влюбилась в него. Он такой совершенный, что мне хочется плакать. Я не могу поверить, что ты это сделал.

Я беру ее руку в свою и целую ее ладонь.

— Конечно, сделал. Я готов сделать для тебя все, что угодно. Я знаю, что он не слишком большой, но мы можем расширить его и покрасить, как нам хочется. Мне просто хочется просыпаться с тобой каждое утро, сидеть на крыльце и наблюдать, как встает солнце.

Она подымается на цыпочки и прижимает свои губы к моим. Я скольжу своим языком по ее губам, и она тут же открывает их для меня. Наш поцелуй превращается из сладкого в более напористый, наши языки кружат вокруг друг друга, в то время, как наши руки лихорадочно бродят по телу другого. Я поднимаю ее вверх, не прерывая поцелуя, и она обхватывает ногами мою талию. Я иду до ближайшей ровной поверхности, которую могу найти здесь — столешница на кухне — и опускаю ее.

Ее руки тянуться к кнопке на моих джинсах, и мои руки скользят вверх по бедрам под шерстяную юбку. Она расстегивает мои джинсы, я захватываю ее трусики и стягиваю их вниз по ногам, отбрасывая в сторону. Моя рука сразу же скользит между ее бедер, она совершенно влажная и готовая для меня. На мгновение я теряю самообладание, когда ее маленькая ручка обхватывает мой член и начинает гладить его по всей длине.

Я стараюсь отвлечь себя мыслями, не думая о том насколько мне хорошо, чтобы не кончить прямо ей в руку, и первое, что всплывает в моей голове — это мой отец мудак со своими словами, которые он говорил сегодня вечером. Его слова наполняют меня гневом, и я рассеянно отталкиваю руку Люси от своего члена, проводя им по ее складочкам и резко толкаюсь в нее. От ее удивленного вскрика я чуть ли не вздрагиваю, пытаясь взять себя в руки и застыв внутри.

— Господи, прости меня, Люси. Прости, я сделал тебе больно? — судорожно шепчу я, начиная выходить из нее.

Черт, мне нужно успокоиться. Что, черт возьми, со мной не так?

Ее руки впиваются мне в задницу, и она направляет свои бедра ко мне, затягивая мой член глубже внутрь.

— Нет, нет, не останавливайся. Пожалуйста, не останавливайся, — шепчет она тихо.

Я прислоняю свой лоб к ее, пока мой член пульсирует внутри. Я хочу двигаться в ней жестко и сильно, и это убивает меня. Она такая мягкая, такая теплая и такая красивая, и я боюсь начать в ней двигаться. Я боюсь, что тот гнев, который кипит во мне, может вырваться на наружу и снова причинить ей боль. Я знаю, что она только будет ободрять меня, потому что она не хочет, чтобы я думал, что шокирую и причиняю ей боль. Я всегда был медленным и нежным с ней. Я никогда не вбивался в нее прежде, перед тем, как полностью не подготовлю ее для себя, показывая, насколько сильно я дорожу ею.

Материал предоставлен  исключительно в целях ознакомления и не преследует коммерческой выгоды.

Дорогие читатели, ждем вас на Форуме.