Глава 14

Ансель работает и делает все, чтобы уделить мне хоть немного внимания, а я делаю вид, что дни, проведенные с ним и новизна под кодовым названием «досуг» нескоро исчезнут.  Отрицание - мой друг.

Что бы ни тревожило его, кажется, это залегло на дно; он счастлив, менее тревожен, наша сексуальная жизнь стала явно более горячей и менее неловкой и ни Перри, ни его поздние ночные посещения не повторялись снова.

Однажды утром, бодрствуя, Ансель устроил грохот в маленькой кухне. Но в место поцелуя на прощание и выхода за дверь, он вытащил меня из постели впихнул в руку яблоко, а в другую крошечную чашку экспрессо, говоря мне, что целый день в нашем распоряжение; весь воскресный день для нас. Волнующее предвкушение греет кровь, и я просыпаюсь еще быстрее, улавливая запах кофе, витающего по квартире.

Кусаю яблоко и наблюдаю, как он собирает все для пикника, и следую за ним в спальню, смотря,  как он одевается. Я загипнотизирована от того, как он прекрасно владеет своим телом, натягивая на боксеры джинсы, как его пальцы скользят по каждой пуговице на рубашке. Я испытываю желание снять с него одежду, чтобы он снова повторил этот ритуал.

Он смотрит на меня, ловя мой взгляд, и вместо того, чтобы осуществить свой план, я смотрю вдаль через окно, и выпиваю свое экспрессо одним большим замечательным глотком.

- Почему ты все еще стесняешься меня? – спрашивает он, подходя ко мне сзади. – После того, что было между нами прошлой ночью?

Вчера ночью у нас было много вина и не очень сытный ужин, я была дикой, притворялась кинозвездой, которая приехала только на один день. Он был моим телохранителем, и впустил меня в свою квартиру, чтобы защитить…а затем соблазнил. Странно, как на такой простой вопрос тяжело ответить. Я стесняюсь. Это не качество, которое присуще мне в определенный ситуации, это я сама. Но волшебство не в том, почему оно проявляется именно рядом с ним, а насколько легко исчезает.

Я знаю, что он имеет в виду; я непредсказуема рядом с ним. Есть ночи, как на этой неделе, где мы с легкостью болтали часами – как будто знаем друг друга тысячу лет. И затем есть такие моменты, как этот, когда вот оно счастье - наслаждайся, а я закрываюсь, обратив наши чувства в камень преткновения.

Интересно, думает ли он, что женился на двуличной девушке: стерве и простушке. Но прежде чем позволить своим мыслям поглотить меня с головой, я чувствую прикосновение губ на своей шее.

- Давай притворимся, словно сегодня наше первое свидание, тихоня. Я постараюсь произвести на тебя впечатление и, может быть, ты позволишь украсть у тебя поцелуй перед сном.

Если он продолжит скользить своей рукой по моей коже, как он делает это сейчас, и продолжит посасывать чувствительное местечко ниже ушка, то я ему позволю ускорить события, даже не выбравшись из квартиры.

Но он устал находиться взаперти и направляет меня к комоду. Теперь его очередь наблюдать за мной, как я одеваюсь, и он вовсе не скрывает открытого восхищения, когда я надеваю трусики, бюстгальтер, белую майку, и длинную трикотажную юбку. Одевшись, слышу, как он присвистывает, а затем берет мое лицо в свои руки. Пальчиками отодвигает челку в сторону, чтобы посмотреть мне прямо в глаза, туда-сюда, туда-сюда, словно в поисках чего-то сокровенного. 

- Ты действительно самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. – Оставив поцелуй в уголке моих губ, он добавляет, - это как будто не реально, не так ли?

Но затем он улыбается, как если бы эта правда – что у меня всего лишь пара недель в запасе - вовсе не беспокоит его.
Как тебе это удается? Хочу спросить его. Как мысль о том, что наше развлечение скоро подойдет к концу, остается для него светом, мелькающем вдали, недели тяжелой ношей.

***

Я чувствую себя обожаемой, укрытой от невзгод реальности, когда он обнимает меня за талию, проходя мимо его припаркованного мотоцикла, направляясь к метро. В свободной руке у него наша сумка с ленчем и она колышется в так его шагам. Он напевает песнь, здоровается с соседями и наклоняется, чтобы погладить собаку. Щенок смотрит на него большими карими глазами, разворачиваясь, словно желая сопроводить Анселя домой. Думаю, нас обоих.

Было неожиданно узнать, что Ансель выбрал именно эту специальность - юриспруденцию. Однако, что плохого в том, чтобы помогать дамочкам в возрасте и быть веселым преподавателем, который кричит и хлопает рукой по столешнице, словно в зале суда.

- Куда мы направляемся? – спрашиваю я, когда мы садимся в поезд в направлении Шатильон.

- В мое любимое место.

Я игриво толкаю его своим плечом, за то, что он не хочет мне говорить, но мне нравится это. Мне нравится, что он спланировал это, да и пусть эта идея пришла к нему с первыми лучами солнца. Не столь важно. Мы пересаживаемся на другой поезд у Дома Инвалидов [памятник] и все чувствуется настолько обыденным - мы петляем среди людей в туннеле, следуем указателям, пересаживаемся на другой поезд уже без остановки. И в этот момент приходит болезненной озарение - каким бы знакомым мне все это не казалось, на самом деле Париж - не мой дом.

Впервые с тех пор, как я приехала сюда, я понимаю, насколько сильно не хочу уезжать.

Голос Анселя обращает мое внимание к двери. – Ici [Здесь] - шепчет он, ведя меня через проход, когда двойные двери со свистом ветра открываются. Выходя из метро, мы прогуливаемся пешком пару кварталов, когда я, сама того не замечая, резко останавливаюсь, восхищенная пейзажем.

Я читала о Ботаническом саде в путеводителях Анселя, которые он оставил мне, и видела на крошечной карте Парижа, которая есть у меня в сумке. Но на протяжение всех дней моих прогулок, я не была здесь, и он, должно быть, знал это, поэтому сейчас мы стоим перед самым замечательным садом, который я когда-либо видела.

Сад тянется на целые мили. Газон насыщенного зеленого цвета кажется почти флуоресцентным, а множество цветов заставляет меня задуматься о том, что я в жизни не видела подобной красоты.

Мы идем по извилистым дорожкам, впитывая красоту вокруг. Каждый цветок в этом саду с гордостью заявляет, что пустил свои корни на территории Франции, и на расстоянии я вижу музейные домики: эволюции, минералогии, палеонтологии, энтомологии. Такие простые и естественные, но в тоже время в сводах мрамора и со стеклянными стенами, они напоминают об импозантности архитектуры. Все в моем обозрение – всего лишь земля и почва, однако, настолько красочная, что мои глаза не прекращают поглощать красоту каждого участка земли. Даже сейчас, остановившись у клумбы фиалок, лаванды и анютиных глазок, уголком глаза я посматриваю на ноготки и цинии вниз по тропинке.

- Ты должна увидеть… - Ансель останавливается и прижимает к губам два пальца, подбирая слова на английском. Хоть у него и редко возникают трудности с переводом, в этот раз я уж точно ему не помощница, стою и любуюсь красотой вокруг. То, как он цокает своем язычком обычно означает, что Ансель сдается. И осторожно, так или иначе мурлычет по-французски. - Coquelicots? – говорит он. – Нежный весенний цветок. Красный, но и иногда оранжевый или желтый?

Я качаю головой, не понимая.

- До момента цветения, бутоны похожи на яички.

Смеясь, я предполагаю:
 - Мак?

Он кивает, щелкая пальцами, и выглядит таким довольным, находясь рядом со мной, что я бы усеяла ими весь сад, чтобы видеть улыбку на его лице.
– Мак. Ты должна увидеть его здесь весной.

Но и без нашего словесного подтверждения, эта идея растворяется в воздухе; он берет меня за руку, и мы направляемся дальше.

Указывая пальцем на все, что появляется в поле нашего зрения: цветы, деревья, тротуар, вода, здание, камни - Ансель произносит эти слова по-французски и заставляет меня повторять, отчего они приобретают больший смысл, словно без этих знаний через несколько недель я не смогу сесть в самолет и взлететь.

Внутрь холщовой сумки Ансель упаковал хлеб, сыр, яблоки и крошечные шоколадные печенья. Мы находим скамейку в тени — потому что не можем устроить пикник на траве — и набрасываемся на еду так, как будто не ели несколько дней. Я чувствую голод, находясь рядом с Анселем. Поэтому, когда он достает из сумки хлеб, отрывая ломоть, я наблюдаю, как напрягается его бицепс, и размышляю, каково будет ощутить его руки на своем теле, когда мы вернемся домой.

Будет ли он использовать свои руки? Или  предпочтет воспользоваться своими губами и зубами? Или если он будет нетерпелив?  Как быстро разорвет мои трусики, чтобы поскорее оказаться во мне?

Я закрываю глаза, наслаждаясь солнцем и ощущением его пальцев, скользящих по моей спине, а затем обнимающих меня за плечо. Он говорит некоторое время о том, что любит в парке — архитектуру, историю — и наконец, он позволяет словам затихнуть, наше внимание переключается на птиц, которые порхают и щебечут на верхушках деревьев. На мгновенье я представляю эту бесконечную жизнь: солнечные воскресенья, проведенные с Анселям и его шикарное тело надо мной, когда солнце зайдет за горизонт.

***                                                     

Это первый раз, когда мы пробыли вместе весь день и впервые, когда мы настолько обессилены, что не в состоянии раздеться, прикоснуться друг к другу или заняться сексом – в общем всем, чем мы занимались раньше. Однако, после одиннадцатичасовой прогулки и обширной экскурсии, наблюдений за его прекрасными губами, ощущения его рук на своем теле и озорства зеленых глаз, и все, чего я хочу сейчас - так это ощутить вес его тела, пока Ансель будет заниматься со мной любовью.

Я хватаюсь за мысль, что только сегодня мы по настоящему сблизились, как Мия и Ансель – но стоит зайти в  квартиру, как он целует меня в макушку и наливает бокал вина, прежде чем включить свой ноутбук, обещая быстро проверить свою рабочую почту. В то время, как он сидит ко мне спиной за небольшим столом, я усаживаюсь на диван, подгибая под себя ноги, и потягиваю вино, замечая, что его плечи снова напряглись. Он быстро набирает смс, должно быть крайне пылкое, судя по тому, как яростно стучат его пальцы по клавишам, и нажимает кнопку "отправить". Откидывается на спинку стула и запускает пятерню в волосы.

- Putain [дерьмо], - говорит он на выдохе.

- Ансель?

- Ммм? – Он наклоняется немного вперед и потирает руками лицо.

- Иди сюда.

Он делает еще один глубокий вдох, прежде чем встать и подойти ко мне, но как только я замечаю его лицо – глаза пустые, а губы вытянуты в прямую линию – знаю, что наша идиллия нарушена и спать я сегодня лягу одна. Вот мы и вернулись к реальной жизни - с его таинственной и изнурительной работой - и мне, всего лишь в роли сезонного развлечения.

Мы вернулись к игре в семью.

- Теперь у тебя еще больше работы, да? – спрашиваю я, - из-за того, что ты взял выходной?

Он пожимает плечами и осторожно потягивает мою нижнюю губу своим указательным и большим пальцем.
– Меня это не волнует. – Он наклоняется, целует меня, посасывает мои губы, прежде чем продолжить. – Но да. Мне нужно завтра раньше прийти в офис.

Завтра понедельник, а он уже запаздывает с выполнением плана на этой неделе.

- Зачем ты занимаешься этим? – Эти слова оставляют горький привкус на языке; наши разговоры о его работе всегда сводились к многочисленным извинениям с его стороны, а я говорила, что все понимаю. Но сейчас я абсолютно не понимаю, и в этот момент я огорчена, что действительно никогда не интересовалась этим. Я лишь знаю, что у него леди-босс, хотя правильнее назвать ее «медуза-гаргона», и что эта работа поможет ему в будущем, иначе бы и правда не поняла, какого черта он там забыл.

- Потому что я не смогу найти другую хорошую должность, если уволюсь. Это очень престижная работа. Я должен пережить этот судебный процесс. – Ему нужно лишь немного рассказать мне об этом - бессмысленных сведениях о воюющих корпорациях, вопросах интеллектуальной собственности и стратегиях продаж, которые лежат в основе дела - после чего, я отстранившись, удивленно посмотрю на него.
 
Я слышала об этом иске. Я знаю имена двух напрямую конкурирующих бизнесменов. Этот процесс постоянно мелькает в новостях и газетах. Неудивительно, что он столько работает.

- Не имею понятия, - говорю я. – Как тебе удалось тогда выбраться в Лас-Вегас?

Он проводит по волосам и пожимает плечами.
– Всего три недели, и я тогда не был нужен. Они собирали доказательства по делу, а у меня, наконец, выдался перерыв. Здесь в Европе проще взять длительный отпуск, чем в Штатах, наверное.

Я тяну его на диван рядом с собой, и он присаживается, но его поза говорит, что рядом со мной, он задержится всего на минуту. Ансель встанет и вернется к компьютеру, а не ко мне в кровать.

Ныряю рукой ему под футболку, ловя себя на мысли, что с нетерпением жду момента, когда увижу его завтра в костюме, отчего ощущаю чувство вины, завязывающее в тугой узел в животе.

- Ты одеваешь в зал суда костюм и галстук?

Смеясь, он наклоняется и шепчет напротив моей шее.
– Я не хожу в суд, и нет, в суде они носят традиционную одежду. Я занимаю должность младшего юриста. Корпоративное право во Франции, может быть, немного отличается от Штатов, хотя и уголовное право тоже отличаются. Здесь, возможно, больше дел проходят через стол.

- Так если в Штатах другая система корпоративного права, и у тебя есть лицензия на практику там...почему после юридической школы ты вернулся во Францию?

Он хмыкает, покачивая головой, а затем целует меня в подбородок, и это первый раз, когда он не отвечает на вопрос. Не могу сказать, я сейчас больше разочарована или восхищена.

- Надеюсь, ты быстро с этим справишься. - Говорю Анселю, касаясь его щеки и не удержавшись, поглаживаю подушечкой большого пальца его нижнюю губу, зная, что теперь он, наверняка, успокоится. – Я надеюсь, что так будет не всегда. Мне нравится, когда ты со мной.

Он закрывает глаза, медленно выдыхая, а затем улыбается.
– Когда ты так говоришь, то похожа на настоящую жену.

Материал предоставлен исключительно в целях ознакомления и не преследует коммерческой выгоды