Я худший из всех лжецов.

Я живу в городке, который притворяется большим городом. Улицы в центре расположенные под прямыми углами, названные буквами и цифрами, уступают дорогу извилистым холмам, где живут люди.

Бездомные здесь не безымянны. Все знают их по имени и в лицо. Они грязные и оборванные, но, скорее всего, у них в карманах больше денег, чем у меня. И когда я прохожу мимо них по улице, они знают, что я подлец. Я вижу это в их глазах.

Мои ноги не знают покоя, шагая по решетке улиц до тех пор, пока не кончается асфальт. Мне бы пойти домой, но словно в моих венах течёт неправильная кровь. Мои мышцы болят от целого дня покраски. И по другой причине. Я стираю пот со лба и смотрю на солнце. Мелькающие точки не так отвлекают, как обычно.

Я пытаюсь вычистить из-под ногтей засохшую белую краску. Но она отказывается вычищаться.

Первый раз я глотнул текилы из кофейной кружки, когда мне было тринадцать. На вкус она была как яд. Я вернулся, чтобы выпить еще. В ту субботу после обеда я напился до чёртиков. Отец нашел меня, когда я обнимался с унитазом. Он не вылил спиртное в раковину. Он просто убрал бутылки в свою спальню.

Сейчас он утверждает, что трезв. Он тоже лжец. Хотя я не видел его много лет. Не было никакой ссоры, никаких драматических заявлений о том, что я больше не приду домой. Я просто перестал туда приходить.

Я вытаскиваю из кармана звонящий телефон и смотрю на высвечивающееся фото своей жены. Она смеётся, пытаясь прикрыть рот одной рукой. Она красива. Счастлива.

Я отвечаю на звонок, чтобы заставить фото исчезнуть.

- Привет.

- Ты идешь домой? – В её голосе улыбка, и она почти заставляет меня тоже улыбнуться.

- Много работы. – Я несколько часов бродил по улицам.

Она выдыхает в трубку.

- Я думала, мы могли бы попытаться сегодня.

Я решаю не отвечать на её вопрос, который не вопрос.

- Я скоро буду дома. – И это правда, на следующие пять секунд. До тех пор, пока я не дохожу до перекрёстка. До тех пор, пока не передумываю и не сворачиваю налево, чтобы спастись от удушья.

Я посылаю ей короткое смс:

Эмметт хочет встретиться, чтобы выпить. Скоро буду дома.

У моей жены розовый шрам под левым коленом с внутренней стороны. Я никогда не спрашивал у неё, что случилось, но каждый раз, когда я лгу ей, я думаю о том шраме.

Я прохожу мимо голубоглазого мужика со слишком темной кожей и немытыми светлыми волосами. На нем слишком много одежды, слишком много слоев черного, что уместно в мороз. Он демонстративно пялится на меня ледяным взглядом, призывая рискнуть посмотреть на него. Его глаза кричат: «Лжец!» Сигарета свисает с его изогнутых в ухмылке губ.

Курение – отвратительная привычка.

Я сворачиваю за угол, считая шаги.

Это будет в последний раз.

В моих карманах ничего не осталось. За исключением наличных за работу, которую могла бы выполнить и обезьяна.

Я знаю, где находятся все телефоны-автоматы в этом городе. Я никогда не пользуюсь мобильным.

Я не позволяю себе думать о том, что я делаю.

Через час я придерживаю в кармане пакет с таблетками. Я прохожу пешком весь путь на другой конец города, далеко от пожилой женщины, у которой теперь мои деньги, далеко от своего дома, далеко от своей жены.

Я нахожу дыру в покореженных воротах, которые ведут к подземному переходу через автотрассу. На столбах обдирается краска. Этому городу не удаётся попытка приукрасить гниение. Я помню, как все смеялись над бетонным полом с желтыми подсолнухами, когда их только нарисовали. Смеялись потому, что бездомным, которые спят здесь, плевать на цветы на бетоне. Моя жена считала, что они красивые. Мы только поженились. Это был не первый раз, когда я осознал, что мы видим мир разными глазами.

Днем это место пустынно. Потому что здесь нет солнца.

Я вытаскиваю из кармана две таблетки, и они оказываются у меня во рту прежде, чем я успеваю на них посмотреть. Я держу их зубами.

Я проглатываю одну, не запивая. Раньше, чем сделаю какую-нибудь глупость.

Вторая прилипает к нёбу, я говорю себе проглотить её. Но я знаю, что этого будет недостаточно.

Я раскусываю её и хорошенько прожевываю. Позволяю ей провалиться внутрь. На вкус она как презрение. Безрассудная страсть. Богатство. Бедность.

Я прикуриваю сигарету и прислоняюсь затылком к холодной бетонной стене. До тех пор, когда меня больше не существует. До тех пор, пока пачка не заканчивается, солнце не садится и когда я уже не один.

Я закрываю глаза, всего на секунду. До тех пор, пока мои рёбра не встречаются с чьим-то ботинком. Мои руки тут же тянутся к карманам.

Темно.

Надо мной возвышается голубоглазый мужик.

- Ты не можешь здесь спать. – У него серые зубы.

Лежа на бетоне в холодную ночь, я жалею, что на мне мало одежды.

- Я, блять, не сплю. – Я встаю и отхожу от него. И даже, несмотря на то, что он у меня за спиной, я чувствую, как его глаза прожигают на мне дыры.

Телефон вибрирует в кармане, и я вспоминаю, кто я есть.

Я иду спать. Ужин в холодильнике.

Я просматриваю пропущенные смс. Всего еще два. Два.

Где ты?

Черт тебя побери, Эдвард.

Вина пересиливает желание большего от неё, просачивается сквозь пальцы.

Я вытаскиваю из кармана таблетку и смотрю на неё. Представляя себе маленькую старушку, которой они предназначались. Маленькую старушку, чьё тело искорёжено возрастом и раком. И затем до меня доходит, что она, может, скоро умрёт. Я чувствую это. И что я тогда буду делать? Но это последний раз. Последний раз.

Я не сразу иду домой. Я останавливаюсь у винного магазина на окраине города. Чтобы купить бутылку дешёвой текилы. Я попытаюсь найти повод для ссоры со своей женой.

Я выпиваю достаточно, чтобы моя кожа стала горячей, а дыхание - противным. Я пытаюсь вспомнить, как это было – когда жжение распространялось вниз по пищеводу.

Я оставляю почти полную бутылку на краю бетонной клумбы, уверенный в том, что сегодня ночью она кого-нибудь согреет.

Я иду домой к своей жене.

На крыльце горит свет. Входная дверь не заперта. Я ненавижу, когда она так делает. Когда спит одна в незапертом доме.

Я ненавижу, когда позволяю ей это.

В тёмной кухне я медленно открываю дверцу холодильника. Стою в свете его лампочки, которая кажется теплой, но она холоднее холода.

Спагетти. Мои любимые. Я чувствую тошноту.

Я разогреваю их в микроволновке до тех пор, пока не вижу поднимающийся пар. Достаточно горячо, чтобы обжечь нёбо и помнить об этом несколько дней.

Я не включаю свет на кухне.

Я проглатываю две большие вилки спагетти. Вываливаю остальное в раковину, щелкаю выключателем и слушаю резкий звук утилизатора отходов. Вцепившись в край раковины, ощущая кончиками пальцев неровные вибрации, я наблюдаю за тем, как сплетенная куча спагетти оказывается в стоке. Отказываясь проходить в него.

Рукой я заставляю её провалиться. И представляю, как вращающиеся лезвия забирают меня с собой.

Я отдергиваю руку, чтобы избавиться об этой картинки.

Позади меня вспыхивает свет. Я оборачиваюсь и вижу свою жену, стоящую на вершине лестницы. Она трёт глаза, чтобы прогнать сон. Мы стоим, свет режет глаза, и ни один из нас не говорит ни слова.

На ней одна из моих футболок. Она говорит, что ей нравятся ощущения, когда они на ней. Футболка, которая у меня где-то со старших классов. Когда я был просто парнем, который любил её. А она была девушкой, которая не знала об этом.

Я выключаю свет под лестницей. Это единственный способ, чтобы я мог подняться.

Она не двигается, пока я не оказываюсь рядом с ней. До тех пор, пока ей не удается учуять мой запах.

Она кладет руки мне на грудь, зажимая в кулаки рубашку. Пытаясь решить, прижать меня к себе или оттолкнуть.

Мои губы ложатся на уголок её рта.

- Прости.

Она выдыхает мне в кожу. И мое сердце бьётся.

Я повторяю:

- Прости. – Я всегда это говорю. И каждый раз я говорю это искренне.

Я - ничто без её прощения, её улыбки, её «закрой глаза». Ничто.

Мои губы ложатся на её трепещущие веки. Она пахнет сном и обидой.

- Не делай так больше. – Если бы она только знала, что говорит.

Не ненавидь меня.

- Не буду. – Это был последний раз. Самый последний раз.

- Не лги мне.

- Я не лгу. – Я не лгу.

Она тянет меня к себе. Мои пальцы скользят под распоровшийся подол её футболки, сцепляясь у разорванного края.

- Где ты был, Эдвард? – Она расстроена.

Я не знаю.

- В баре. Я потерял счет времени.

Я пытаюсь не думать о том шраме.

Я провожу губами по её губам. Прости меня. За то, что нереально. Пожалуйста. Прости меня.

Она не говорит. Не двигается. Не дышит.

Прижми меня крепче. Сделай это. Прости меня. Ненавидь меня. Делай что-нибудь.

Я целую её сонные губы. Те, которые не целуют меня в ответ.

- Прости меня. – Я целую уголок её рта. До тех пор, пока она не начинает дышать. Трусь щекой об её нос.

Мои губы на её губах, и на этот раз она отвечает мне. Позволяет мне завладеть её ртом. Я знаю, что она чувствует запах алкоголя и сигарет. Она прощает эту ложь.

Её руки тянутся к моим джинсам, и я застываю.

- Мне нужно в душ.

Тёмные-претёмные глаза в тёмной-претёмной комнате смотрят на меня. До тех пор, пока она не отходит от меня, закусив губу.

Она укладывается в нашу постель, положив ноги на моей половине. Я смотрю на её спину с волосами, рассыпавшимися на подушке, а затем закрываю дверь в ванную.

Вытащив оставшиеся таблетки из грязного кармана, я прячу их в одном из семи своих мест.

В душе я практически сдираю кожу. Пытаясь добраться до грязи, что находится под ней.

Стоя в дверном проёме с полотенцем на поясе, я размышляю о том, как много времени прошло. Спит ли она или просто притворяется. Она лежит на том же самом месте. Её ноги. Её волосы. Она не сдвинулась с места.

Я роняю полотенце и проскальзываю между простыней. С моей чересчур горячей кожей они кажутся холодными.

Я лежу рядом, не прикасаясь к ней. Так долго, как могу. До тех пор, пока не чувствую, что могу умереть.

Я провожу кончиками пальцев по её совершенному локтю, предплечью, пока не добираюсь до кисти. Пока она не обхватывает мои пальцы. Она поворачивается ко мне лицом, не выпуская их.

Я ложусь ухом ей на грудь. У неё самые каштановые волосы, нежнейшая кожа и чистейшее сердцебиение.

Почти год она пыталась забеременеть. Она заверяет меня, что иногда на это требуется время. Но я знаю лучше.

Она не забеременеет.

- Ты всё ещё хочешь…? – Я ртом заставляю её замолчать, прежде чем она спросит что-нибудь, на что я не могу ответить. Потому что я так много хочу и так много не могу.

И прямо сейчас мне нужно лишь одно. Ей это тоже нужно.

Я провожу большим пальцем по её нежной серебристой коже, которая обнажается между футболкой и нижним бельём. Большим пальцем, а затем губами. Она смеётся, когда моя щетина соприкасается с её бедром.

Я раздеваю её медленно, решив для себя, что делаю это в самый последний раз.

Лежащая подо мной, она всё ещё та девушка, которой, как я думал, у меня никогда не будет. Она всё ещё смотрит на меня так, словно я честный человек. Сейчас я хочу, чтобы она посмотрела на меня. Но не хочу, чтобы она меня видела. Я в ужасе от того, что она сделает, если когда-нибудь увидит меня по-настоящему.

Трахни меня, люби меня, люби меня, трахни меня. Только не ненавидь меня, не оставляй меня и не видь меня.

С каждым толчком, с каждым стоном я невольно чувствую, что моё время заканчивается.

Я цепляюсь за неё.

Она – иной сорт наркотиков.