От авторов: Сумерки нам не принадлежат. Мы их практически не трогаем. Все права и уважение Стефани Майер, Майку Ди, «MCA and Ad-Rock», «Led Zeppelin», Этте Джеймс, Лу Риду и Бишопу.



И если завтра я скажу тебе: «Вот моя рука, дитя, пойдем со мной, я отведу тебя в замок, где случится то, что должно случиться», и если ты завтра скажешь мне: «О, это было бы здорово», тогда что нас держит, милое дитя? Но что есть и чего никогда не должно быть?

Би

Сейчас середина января, и моя мама останавливается на подъездной дорожке Калленов, а я из окна машины высматриваю Элис, и вижу, что она ждет меня на качелях перед домом. Она укутана в огромную шапку-ушанку как у лесоруба, из-под которой видны ее светлые волосы, а нижняя часть ее лица спрятана за пушистыми черными варежками. Когда она отнимает их от лица, чтобы помахать мне, на ее лице широчайшая улыбка.

Вчера ночью у Элис и Джаспера почти был секс. Она написала мне в полтретьего ночи, пока он был в ванной.

- О Боже, Би. – Она улыбается, вставая и хлопая руками в варежках, пока я поднимаюсь на несколько ступенек на крыльцо. – О, черт, идем! – Она берет у меня сумку и практически тащит внутрь.

Едва войдя в дверь, я смеюсь и двигаюсь не так быстро, как ей хочется. Она сбрасывает свои «Конверсы» и нетерпеливо стучит ногой по полу, пока я снимаю сапоги.

- Доброе утро, Блисс. – довольно говорит мне Эсме с кухни, зевая; на ней все еще надет белый шелковый халат. Тепло этого дома окружает меня, и я чувствую аромат сваренного кофе. В руке у нее жестянка с песочным печеньем, а ее волосы в красивом утреннем беспорядке.

Я люблю это место. Очень люблю его всегда.

Элис роняет мою сумку рядом со своей верхней одеждой, но шапку не снимает. Эсме завязывает халат, надетый поверх ночной сорочки, и достает из шкафа кружку.

- Хотите позавтракать?

- Ну не прямо сейчас, мам! - Элли хватает меня за руку в тот момент, когда я вешаю свою куртку на вешалку. – Пошли, пошли! – Она смеется и тащит меня за собой.

Я тоже смеюсь и иду следом за ней, обутой в одни носки.

- Немножко, - говорю я Эсме, когда мы проходим через кухню. Какими бы сумасшедшими не были бы новости Элис, я не собираюсь пропускать воскресный завтрак.

На мне темные обтягивающие джеггинсы, и шаги у меня в два раза уже, чем у моей перевозбужденной лучшей подруги, одетой в потертые светлые джинсы-клеш. Я невольно улыбаюсь во весь рот, глядя на ее взбалмошное состояние. Я не видела ее такой возбужденной чем бы то ни было с тех пор, как несколько месяцев назад она впервые исполнила внутренний хилфлип*. Видеть ее похотливой – это кайф.

- Я не могу даже, о, черт, просто подожди… - Она резко останавливается, когда мы сворачиваем за угол, и практически бежит прямо к своему брату к подножью лестницы. – Черт, быстрее, Дасти!

Эдвард, босой, в черных пижамных штанах, смеется. Его усталая улыбка и едва открытые глаза будят моих бабочек в животе. Элис не дает мне возможности задержаться. Она ускоряется, ее воодушевление непобедимо.

- Пошли, Блисс!

Я следую за ней, на долю секунды успевая поймать взгляд сонных голубых глаз Эдварда, прежде чем мы сворачиваем в другую сторону. Краткий обмен взглядами – это все, что возможно. Это даже больше, чем нам дозволено. И этого совершенно недостаточно.

- Не могу поверить. – Элис смеется, ведя меня в свою комнату. – Ты даже не поверишь, Блисс. Ни за что на свете.

Она включает проигрыватель, звучит «Intergalactic»**, и закрывает за собой дверь. Машет руками, как изнеженная девчонка и хихикает совершенно беззвучно. Из-за этого я тоже машу руками как сумасшедшая. И, возможно, прыгаю. Возможно, и она прыгает.

- Рассказывай! Рассказывай все! Что было? – пищу я шепотом.

Элис улыбается во весь рот и оттягивает в сторону свою черную футболку с v-образным вырезом. Верх плеча покрыт фиолетово-розовыми засосами. Мои глаза расширяются, и я оттягиваю ее футболку, чтобы лучше рассмотреть их. На ум приходят бело-розовые отметины от зубов Эдварда, но эти совсем другие. Эти похожи на глубокие розовые цветы-поцелуи, сделанные одними губами, языком и любовью.

- Это даже не половина. – Ее голубые глаза излучают сумасшедшее сияние. – Даже. Не. Половина. – Она садится на постель и закрывает глаза, кладя ногу на ногу. Расслабленно положив руки на колени, она медленно выдыхает, словно медитирует.

Я хихикаю и сажусь точно так же напротив нее.

- И? Ну, рассказывай! Что было? Ты видела его…

Она качает головой, но глаза сияют. Она краснеет. Элис по-настоящему краснеет.

- Нет. Ну, нет. Не совсем, - говорит она, ее улыбка светится. – Но я его чувствовала. Он дал мне его потрогать.

Охренеть.

Я никогда. Даже и подумать не могла.

- Просто через джинсы, - поясняет она, заводя прядь светлых волос за левое ухо и играя с сережками. – Он не дал бы мне расстегнуть их…

В ее голосе разочарование, хотя лицо говорит совершенно обратное.

- Но я вроде как, типа, позволила ему расстегнуть свои.

Обалдеть.

Элли прикрывает лицо обеими руками и хихикает, краснея, так, как я еще никогда не видела. Она выдувает воздух так, что ее челка отлетает вправо. Наклоняется, и я тоже наклоняюсь, так, что мы с ней оказываемся практически нос к носу. И хотя звучит музыка и очевидно, что никто кроме меня ничего не услышит, она шепчет очень-очень тихо:

- Блядь, Блисс, у меня был оргазм.

Мои глаза до безумия широко раскрыты. Глаза Элис тоже. Небесно-голубой свет вокруг ее зрачков практически ослепительно красив.

Моя челюсть падает на пол. Мозг вообще не в состоянии обработать информацию, которую она мне только что выложила. Я сажусь обратно, прикрывая разинутый рот, вопрошая сквозь пальцы:

- О божечки… да?... Ты уверена…?

- О… - Она перебивает меня, поднимая руку вверх и выпрямляя плечи. Кладет другую руку на сердце, словно собирается давать клятву верности флагу. – Блядь, на сто процентов уверена, что да. Это как… О Господи, это как…

Она сгибает пальцы на той руке, что между нами.

- Это как…

Я смеюсь, потому что это слишком здорово, слишком весело, слишком забавно.

- Это как… - начинает она снова, и закрывает свои ослепительные голубые глаза, морща лоб. – Это как… Нет, это как Рождество. Это как все гирлянды, теплые печенья, снежинки на твоих ресницах, и горячий-прегорячий шоколад, и очень много подарков-сюрпризов, и такое чувство, когда ты только вошел домой с холода, и любовь, везде, повсюду… - Она говорит быстро, и я во все уши слушаю ее. Я пытаюсь не думать об Эдварде, но чувствую, что знаю достаточно, чтобы понимать, о чем она говорит. Чувствую, что вполне понимаю, но затем она делает паузу.

Она выдыхает, это самый счастливый и непринужденный вздох, что я когда-либо слышала, и в этот момент я понимаю, что и понятия не имею, как это.

- Это так. Словно Рождество взрывается в каждой клеточке всего твоего тела, - говорит она мне. – Словно Рождество наступило во время фейерверка на Четвертое июля, и хмельной кайф от конфет на день рождения … в каждой частичке твоего тела.

Мое понимание, а не воображение ведет меня за ней. Мне хочется этого. Хочется. Я вспоминаю первую ночь, когда Эдвард поцеловал меня, то, как он вжимался между моих ног, отчего я была как в огне в самом прекрасном смысле этого слова. Мне кажется, что я знаю, как это, что я могу представить, возможно…

- Элли-пэлли, - выдыхаю я, и меня выводит из себя сама мысль о чем-то настолько поразительном.

- Блисси-сисси, - выдыхает она в ответ. – Серьезно. Охуенно. Серьезно. Заведи себе парня, и тогда поймешь, что я имею в виду!

Я смеюсь, нервничая сильнее всего, когда речь заходит о подобном.

- Брось, ну разве тебе не хочется? – Она игриво толкает меня локтем. – Разве тебе не хочется целоваться с мальчиком? Ты такая красивая, очень красивая, Блисс. Чего же ты ждешь?

И внезапно мне кажется потрясающей удачей то, что до этого момента мы избегали этого разговора.

Продолжая улыбаться, я пожимаю плечами. Что я должна сказать? Я не могу сказать ей, что мальчик, с которым я и впрямь целуюсь, заставляет меня ждать, потому что думает, что я слишком маленькая. Я не могу ей сказать, что это ее брат.

Моя взбудораженная эндорфинами от своего первого оргазма лучшая подруга хихикает, и мое внимание снова возвращается к ней.

- Знаешь, это мог бы быть Гарретт.

У меня в голове происходит затык при этом неожиданном упоминании нашего друга, с которым меня связывают чисто платонические отношения.

- Что?

Элли закатывает глаза.

- Он может подарить тебе Рождество в июле. И ты это знаешь.

Я выпячиваю губы, шикая на нее.

- Пфффф, не может быть. Гарретт с Клэр, и…

Что я говорю? Почему бы мне не делать все эти вещи, которые являются совершенно естественными и логичными?

Не то, чтобы мне не хотелось Рождества в июле. Я ничего не имею против Гарретта. Он милый. Мальчишки милы со мной. Но я не хочу делать этого ни с ним, ни с кем-либо другим, кроме…

Я бы никогда.

Я этого не хочу. А даже если бы и хотела… я принадлежу Эдварду. Я бы никогда не смогла с другим.

Я снова начинаю:

- Может, я…

Думай, Блисс.

- Что? – Элис смеется, все еще бурля от восторга. Она танцует как робот под мелодию «Beastie Boys».

Я тоже двигаю руками как робот в межгалактическом танце, и механически сплетаю пальцы с ее пальцами, усиленно пытаясь придумать какую-нибудь отговорку.

- Может, я…

Элли глупо смеется. Я именно та, кто я есть.

- Может я берегу. – Я робко улыбаюсь сильнее, когда говорю это. – В смысле, себя. Может, я берегу себя.

- Оу-у-у-у-у-у-у. – Элис смеется. – Ну разве это не мило? – Она фыркает и смеется громче. И я тоже. Я не могу удержаться. Ее смех невероятно заразен. Мы смеемся до упаду, пока не оказываемся стоя на коленях и подпрыгивая.

- Недотрога, - дразнит меня она. – Маленькая невинная Изабелла Блисс. Глупая маленькая девственница.

- Эй! – защищаясь, вскрикиваю я сквозь смех. Это может сработать. Это работает. Я такая и есть. Такой и должна быть. И я действительно берегу себя.

Типа того.

Эдвард заставляет меня беречь себя.

- Технически ты тоже до сих пор девственница, - напоминаю я ей.

- Верно. – Она с наигранной серьезностью указывает на меня пальцем. – Верно, но это ничего. Это ненадолго. Не твоя забота, трусишка, - говорит она прозаично с благородством в тоне. – Я позволю тебе косвенно принимать участие в моей прекрасной интимной жизни.

Она подпрыгивает выше на кровати. И я тоже. Мы пританцовываем и глупо хихикаем под музыку и от любви, которой она фонтанирует, и падаем на спину в паузах между песнями. Звучит песня «Body Movin», и Элис держит мою руку между нашими боками. Другой рукой она прикрывает свою глупую довольную улыбку и вздыхает так, словно совершенно довольна жизнью.

Я кладу голову ей на плечо и сдуваю непослушные светлые пряди волос со своего носа. Слушаю, как мое сердце бьется в такт с ее сердцем, несущимся вскачь. Она пахнет так, как когда спит – ванилью и кокосово-лаймовым шампунем, и издает такие звуки, словно ей снится прекрасный сон.

Элис влюблена.

У Элис будет секс. И скоро.

- Нервничаешь? – спрашиваю я через несколько секунд.

Элли пожимает плечами, сжимая ладони вместе.

- Да. Нет. Нет, не нервничаю.

- Но сначала ты сказала «да», - замечаю я.

Она играет с кончиками моих пальцев.

- Ну, я нервничала. Думаю, да, ведь что, если будет больно или еще что. Но…

- Но?

- Это Джаспер, - говорит она так, словно это ответ на всё, словно это всё объясняет. Когда я ничего не говорю несколько секунд, она продолжает, вроде как размышляя вслух: - Похоже, он заботится обо мне больше, чем о себе. Словно он сделает все, что угодно ради меня. Любовь – она такая, понимаешь?

Я киваю. Мне хочется сказать ей, что я понимаю. И хочется понимать это.

Но я не понимаю.

И от этого мышцы у меня в груди больно щиплет, потому что я должна бы это понимать. Я знаю достаточно, чтобы понимать, что я должна знать это чувство.

- Я не нервничаю, потому что это он, и я знаю, что он любит меня так же, как я люблю его. Я не знаю. Может, это глупо. Я просто это чувствую, - говорит она. – Мы подходим друг другу.

Мое сердце сжимается. Я сглатываю и играю с костяшками ее пальцев, тогда как она большим пальцем рисует узоры на моих ногтях. Я снова киваю, словно понимаю.

- Не волнуйся, - говорит она во второй раз. – Ты идешь вперед и бережешь свое целомудрие, принцесса Блисс. Когда встретишь нужную лягушку для этого дела, ты поймешь.

Ее слова вызывают у меня улыбку, и боль в сердце становится немного слабее. А в следующую секунду щемящая боль сменяется совершенно другим ощущением.

- Эдвард! – этажом ниже зовет Эсме. – Зови девочек, и приходите завтракать!

Мы с Элис посмеиваемся, откинувшись на локти. Когда ее брат стучит в дверь и открывает ее, его волосы все еще спутанные после сна. Он до сих пор в пижамных штанах, но его глаза чисты, а улыбка – широка.

- Вы идете или как?

Боль в сердце превращается в теплое тающее ощущение, словно мороженое положили на горячий вишневый пирог. Я чувствую в воздухе его спокойную светлоту. Мне хочется завернуться в волны его хорошего, очень хорошего настроения и целовать его ленивые вздернутые губы. Хочется уткнуться носом ему в шею и дышать им.

- Да, да. – Элис садится, объединяя свою радость с его позитивом. Мы обе слезаем с постели, и я иду за ней к двери. Эдвард прислоняется к дверному проему. Такой высокий. Он такой высокий.

- Доброе утро, чувырла, - бормочет он с усмешкой, толкая Элли в плечо. Когда я прохожу мимо него, он накручивает на два своих пальца мои светлые с красным отливом пряди. Тянет. Улыбается. Такой спокойной улыбкой, отчего его лицо становится прекрасным, а у меня дрожат онемевшие колени. – Доброе утро, глазунья.

Элис идет вперед, едва не проходя мимо кухни, а я стараюсь не улыбаться еще сильнее. А мое щекочущее ощущение счастья чуть менее чем суперочевидно, ведь ее брат идет позади меня. Он такой высокий сейчас. Боковым зрением я вижу, что я ему по плечо.

Я стараюсь идти не слишком близко. Мне хочется поднять глаза. Как бы мне хотелось поднять глаза.

- Доброе, Эдвард, - тихо говорю я.

Он доходит до конца лестницы, на одну ступеньку опережая меня. Я поднимаю глаза.

От его усмешки у меня пересыхает во рту.

Он облизывает свои губы и улыбается, а потом отворачивается.

Черт, мне хочется наброситься на него. Запрыгнуть ему на спину и целовать, целовать, целовать его, пока он не потащит меня за собой.

Но не делаю этого.

Потому что не могу.

Потому что мы не можем.

Нельзя, чтобы нас кто-то увидел, услышал или узнал о нас. Мы – крупица прикосновения от его голой ступни к моей ступне в светло-розовых носках, всего на секунду, когда все рассаживаются вокруг нас за столом. Этот контакт быстрее и незаметнее самого-пресамого секретного контакта между Карлайлом и Эсме, когда он передает ей апельсиновый сок, а Элис выдувает пузыри в своем шоколадном молоке.

Мы – тончайшая иллюзорная частица того, кем мы могли быть, должны быть и кем на самом деле являемся.

Мы - безнадежность.

Но я более чем признательна. Частицы – это больше того, чего вообще когда-либо могла бы желать безнадежность.
 

* кому интересно, введите на «Youtube» слова '' inward heelflip '' и посмотрите, ибо адекватно описать это словами я не рискну

** здесь и далее: хиты группы «Beastie Boys»