Вторая половина первого года в старших классах проходит гораздо лучше, чем первая. Я до сих пор хожу на французский вместе с Викторией, но плюсов явно больше, чем минусов. Шкафчик распахивается с превеликой легкостью, и мне ни на одном уроке не пришлось сидеть на первой парте среднего ряда.

Время от времени я вижу Эдварда в коридорах. Он крепко сжимает губы, но по крайней мере не делает вид, что меня не существует, иногда, когда я с Элис. Он стягивает с себя капюшон, а мой натягивает так, что я ничего не вижу. Это вроде как глупо, что его друзья относятся к нам как к младшим сестрам, но все равно. Все равно это больше внимания, чем он оказывает любой другой девчонке в школе. Он даже не касается Виктории, кроме как когда отталкивает ее.

Еще одна приятность в этом полугодии – перерыв на обед вместе с одной только Элис. У всех остальных наших друзей обед начинается, когда мы уже возвращаемся к занятиям, и это вроде как здорово, что мы только вдвоем. Мы сидим на столе в дальнем углу кафетерия, у окна, поставив ноги на скамью. Нам видно гораздо больше с этого «насеста», и никто не говорит нам слезть, потому что мы не буяним.

- Так, я знаю, что завтра четверг, и у нас занятия… - начинает Элис, наклоняясь назад и опираясь ладонями о столешницу. Ее металлические браслеты, надетые поверх плетеных пеньковых звякают, и она натягивает свою футболку с группой «Black Keys» на правое бедро. – Но как думаешь – твоя мама разрешит тебе остаться на ночь?

Я пожимаю плечами и тоже наклоняюсь назад, опираясь на ладони.

- Да, почему бы и нет. – На мне черные джинсы; я сжимаю колени вместе и развожу сапоги в стороны. На секунду прислушиваюсь к гулу разговоров вокруг нас, и сосредоточиваюсь на разговоре с Элли. Прямо за ее отчужденностью скрывается улыбка.

- Что такое? – с любопытством спрашиваю я, толкая ее в локоть своим локтем.

Её улыбку становится труднее прятать. Она подносит руку ко рту и прокашливается. Улыбается еще шире.

Мое любопытство перерастает в настойчивое желание узнать.

- Элли, что?!

- Ну, в смысле, мне следовало спросить, может, у тебя какие-нибудь дела…

- Нет. – Я задумываюсь на мгновение. Нет, как я и думала. Вечер четверга. Совершенно уверена, что сделаю домашнее задание, поужинаю и в конце концов отправлюсь спать, как и в любой другой будний вечер учебного года. – Никаких дел. В чем дело-то?

Я перевожу взгляд с нее на столики, окружающие нас, на стены, все украшенные красными и белыми листками и розовыми сердечками.

Ах!

Разумеется, у меня нет никаких планов на завтрашний вечер. У парня, которого я целую, никогда не строит такого рода планов.

- Это совершенно глупо, - начинает бормотать Элли. – Это так тупо. Только потому что мы – парень и девушка, или кто мы там… Это всего лишь очередной день года, из которого «Холлмарк» решил извлекать прибыль, так что…

Я выпрямляюсь и поворачиваюсь к ней лицом, с улыбкой глядя на ее улыбку, которую она не смеет показать. Я понижаю голос, но мое волнение невозможно сдержать.

- Не может быть, Эллис Каллен. – Я не могу поверить в эти слова, даже когда произношу их. – Ты говоришь со мной о Дне святого Валентина?

Элис лишь смеется. Прикрывает рот и продолжает смеяться. Заглушая себя, чтобы не шуметь, потому что иначе все на свете узнают, что она рехнулась.

- С ума сойти! – истерично шепчу я ей. – И что с ним? В чем дело?

- Все, все, хватит смеяться! – Она продолжает усмехаться, и ее смех вибрирует сквозь шепот. – Ладно, ничего безумного. Совершенно. Джаспер только что сообщил мне, что его родители уходят, и если я хочу прийти, я … знаешь ли… могла бы.

Она с трудом произносит последние слова, а затем ее глаза расширяются, и она быстро, один за другим, отвешивает мне два шлепка по коленям.

- Элли! – пищу я шепотом, так же шлепая ее по коленям. – Все? Вы собираетесь…?

Она качает головой, моргая и на секунду прикрывая свои голубые глаза.

- Нет. Да. Может быть. Я не знаю. Может быть! – Она делает глоток своего апельсинового напитка и делает выдох, чтобы успокоиться, прежде чем объяснить. – Ладно, вот зачем мне нужно, чтобы ты осталась на ночь. Отец ни за что не разрешит мне оставаться у парня так поздно в будний день, особенно в День святого Валентина. И я еще ни разу не сбегала из дома, хоть и совершенно уверена, что все прошло бы удачно. Я просто чувствую, что если ты будешь там, они ни за что не заподозрят, что меня нет, понимаешь?

Я киваю, совершенно согласная. В любом случае, мне ничего не придется делать. Я рада, что могу помочь Элис. У кого-то будет счастливый День святого Валентина, и я это прекрасно понимаю. Эдвард мил со мной, когда никого нет рядом, даже очень мил иногда, но я ни секунды не лелею глупую надежду, что этот День святого Валентина будет чем-то отличаться от любого другого дня. Этого никогда не будет. Я не позволяю себе даже думать об этом.

- Конечно, - говорю я, отпивая ее сока, когда она предлагает мне его. – Идеальный план. Разумеется, я приду прикрыть тебя.

- Спасибо, дорогая. – Она улыбается, кладя голову мне на плечо, и мы снова переводим взгляд на переполненный кафетерий. Она мирно вздыхает, и в этом звуке слышится влюбленность и облегчение. Она счастливо выстукивает по скамье под нашими ногами грязными носами своих «Конверсов».

- Я бы сделала для тебя то же самое, - говорит она.

Сердце в груди раскалывается а части, когда я просто киваю и целую ее в лоб.

***

На следующее утро я надеваю черный лифчик, который Элис купила мне на прошлой неделе, и он мне очень нравится. Нравится, как темный-темный сатин смотрится на моей нежной-нежной коже. Нравится, какой сексуальной он заставляет себя чувствовать.

Но у меня нет ни одних подходящих черных трусиков. Я думаю о том, чтобы снять этот лифчик, но мне нравится, как он смотрится со свитером, который я хочу надеть, так что я оставляю его и натягиваю светло-лавандовые кружевные трусики.

Мой личный акт непринятия Купидона состоит в исключении из гардероба всего розового, и сегодня в фаворе джинсы и черный мериносовый свитер. Эдвард не единственный, кто может игнорировать день, посвященный любви.

Я стягиваю волосы на макушке в неаккуратный пучок, потому что свитер оттягивается на спине, демонстрируя небольшой участок кожи между плечами. Это добавляет мне уверенности в сексуальном плане.

В школе все одурели от любви. Раскупают красные розы с лотка для учеников, установленном в фойе. Все либо с парой, либо отрицают саму идею празднования любви. Разумеется, все за исключением Эдварда и его друзей.

Эти парни пробездельничали не только все каникулы, но и, по всей видимости, вместе прогуляли школу.

Ким не выглядит обеспокоенной. Она расхаживает с блеском во взгляде, что говорит о том, что Пити хорошенько о ней позаботился или вскоре позаботится. И Виктория никак не досаждает мне на уроке французского. Она тоже в черном, и безошибочно очевидно, что она тоже в оппозиции со святым Валентином.

От этого у меня возникает желание переодеться. Се ля ви*.

Элис появляется к обеду с двумя кольцами-леденцами «Ринг-Поп».

- Это от Джаспера, - говорит она, улыбаясь. – Он подарил их нам, чтобы у каждой был свой. Он знает, кто мой настоящий Валентин.

- Хороший подарок. – Я улыбаюсь ей в ответ, снимая обертку с фиолетового кольца, которое она дает мне. Я протягиваю руку и надеваю его на ее безымянный палец. Она надевает мне красное кольцо – и в мире сладостей мы женаты.

- Волнуешься из-за вечера? – спрашиваю я, усаживаясь на наш стол, и любуюсь своим клубничным красным кольцом.

- Возможно. – Она небрежно смеется. – Ладно, может и сильно, сильно.

Это весело и прекрасно - видеть ее такой влюбленной.

Остаток дня проходит вполне нормально. От Эдварда ничего не слышно, но я и не рассчитывала что-то услышать, поэтому не позволяю его отсутствию и молчанию телефона беспокоить меня. У нас есть то, что есть, украденные исподтишка осколки и ночи тайком за закрытой дверью. Школьные будни мы проводим так далеко друг от друга, что никто бы даже и не подумал ничего такого. Так и должно быть, и чем старше я становлюсь, тем легче этот факт понять, или, по крайней мере, принять.

Я знаю, что это просто цифра, знаю, что она даже не слишком большая, но сейчас мне четырнадцать. Даже просто произнесение ее вызывает другие ощущения.

Четырнадцать.

Это точно ближе к шестнадцати, чем было тринадцать.

Но…

Как только я начинаю думать о нашем возрасте, у меня сводит живот.

Эдварду этим летом исполняется семнадцать, меньше, чем через полгода…

Семнадцать.

Я вздыхаю и сажусь на свое место в кабинете биологии. Сглатываю, даже несмотря на то, что это кажется невозможным.

Я знаю, что мы говорим «люблю». Знаю, что мы вместе навсегда. Эдвард говорит, что никогда не уедет без меня. Клянется, что когда мне исполнится восемнадцать, все будет по-другому. Мы уедем вместе. И умом я понимаю, что два года – это на самом деле не так долго, но под ложечкой всегда есть нечто крошечное, маленькое, что сосет…

- Привет, - говорит Гарретт, кладя на стол свою ручку с карандашом. У него в руках рисунок, на котором солнечно-желтый с белыми прожилками нарцисс на фоне из миллиона оттенков розового. Он улыбается и расстегивает молнию на своем рюкзаке.

- Я знаю, что твой Валентин – Элли… - Он достает из рюкзака пакет «Фан-Дип». – Но с праздником!

- О черт! – Я улыбаюсь в ответ, и крошечные страхи позабыты. Беру пакет и улыбаюсь шире. – Гарретт, спасибо! – Я кладу голову ему на плечо и беру под руку обеими своими руками, когда он садится. Под черной толстовкой я ощущаю его твердые мышцы. Отрываю уголок пакета, достаю первой виноградную сахарную пудру, и облизываю белую палочку прежде чем опустить ее в пудру. – Она прекрасна. Я не ела «Фан-Дип», кажется, с детства.

Он смеется сквозь свою идеальную, просто идеальную улыбку. Это звук беззаветной искренности, и от него у меня по телу разливается тепло. Я слизываю очередную порцию пудры, и мы открываем книги, когда мистер Глэссер начинает урок.

- Что ты подарил Клэр? – шепчу я чуть позже, как только Глэссер садится и оставляет нас работать с микроскопами.

Гарретт улыбается. Это не предательство, но это и не сравнить с «Фан-Дип», и я невольно вспоминаю, что Элис сказала несколько недель назад. О том, что я ему вроде как нравлюсь. О том, что он бы мог устроить мне Рождество в июле. Я гоню эту мысль прочь, когда он отвечает:

- Розы и все такое.

Я киваю, глядя на его пальцы, пока он устанавливает в микроскоп предметные стекла. Он смотрит в микроскоп и делает какие-то заметки в нашей рабочей тетради. Я снова слизываю пудру и кусаю палочку.

- Его весьма переоценивают, да? – спрашиваю я, имея в виду этот дурацкий день года.

Он пожимает плечами и говорит: «Ага», и на этом все.

Несколько минут мы молчим, но тишина с Гарреттом совсем не напрягает. Только когда мы почти заканчиваем, и я замечаю, что организмы под нашим микроскопом похожи на непонятных маленьких морских коньков, он снова смеется.

После урока Элис с Джаспером приветствуют нас в коридоре. Ее кольца давно нет, а глаза сияют.

- «Фан-Дип»! – вскрикивает она, переводя взгляд с Гарретта на меня и обратно, а потом обнимает меня одной рукой за шею.

Мальчишки идут позади нас, и я тоже обнимаю Элис одной рукой за шею, протягивая ей открытый пакет с вишневой пудрой. Я уже доела виноградную и яблочную, и палочки давно нет. Я уже с полчаса макаю в розовую пудру мизинец.

Элли облизывает свой мизинец и опускает его в пакет.

- Это было мило. – Она с усмешкой искоса смотрит на меня. – И внимательно с его стороны.

- Захлопнись. – Я улыбаюсь ей в ответ. – Он подарил своей девушке цветы. «Фан-Дип» - это ерунда, - говорю я ей, понизив голос.

Элис мой ответ не впечатляет и не убеждает.

- Цветы дарят всем девушкам, - говорит она. – Это чертова классика. Это обязательно. Стандартно, так сказать. – Мы искоса смотрим друг на друга и наши взгляды встречаются. – А про «Фан-Дип» в фильмах ты упоминала, блядь, месяц назад, гений.

Я совершенно позабыла об этом.

От выражения лица, которое я делаю, когда вспоминаю, моя лучшая подруга фыркает и хихикает. И снова макает мизинец в пудру. Я делаю то же самое, пытаясь с помощью сладостей отвлечься от мысли, которая в этот момент становится для меня ослепительно очевидной.

Мы тепло укутываемся и прощаемся с мальчишками. Элис подмигивает Джасперу. Она думает, что делает это незаметно для остальных, но все это видят. Её парень в ответ робко улыбается.

Когда мы садимся в машину за школой, Эсме встречает нас с ослепительной улыбкой. На голове у нее бигуди, но никто этого не увидит через плотную тонировку стекол. А даже если и увидит, поверх них повязан красивый шелковый шарф. Она включает соблазнительно звучащий джаз и буквально сияет.

- Чему это ты так улыбаешься? – спрашивает Элис, пристегиваясь на переднем сидении, и искорки восторга в ее глазах поглощаются прекрасным светом, исходящим от ее матери.

Я пристегиваюсь посередине заднего сиденья, и Эсме отъезжает.

- Твой отец освободил сегодняшний вечер и ведет меня в «Бриджс». – Она сияет, рассказывая это, и излучая радостную влюбленность. – Он уже дома, собирается.

Элли открывает огромную коробку «Тёртлз», и Эсме говорит нам: «Угощайтесь». Это часть подарка от Карлайла.

- Это мамины любимые, - сообщает мне ее дочь, засовывая руку в коробку.

Я беру одну и говорю спасибо, зная кое-что, что Элис может знать, а может и не знать. «Бриджс» - чертовски модный ресторан. Отец вынужден был заказывать столик почти за два месяца, чтобы отвести туда маму на годовщину их свадьбы. Что означает, что Карлайл либо так задолго планировал этот сюрприз, либо действительно по какой-то прихоти отменил на сегодня все дела, и его имя имеет достаточный вес, чтобы они с женой оказались в самом крутом ресторане в округе без какой бы то ни было резервации. Так или иначе, если бы я была на месте Эсме, я бы тоже была на седьмом небе от счастья. Как нелепо романтично.

- Если хотите, там на ужин есть флаутас***, рис и прочее. И конфеты на столе. Не ждите нас. – Машина останавливается на подъездной дорожке, и Эсме нам подмигивает.

Элли закатывает глаза, и мы вылезаем из машины.

- Фу, мам!

Эсме обнимает нас обеих, и я чувствую ее сияющее тепло. Она светится. Это вызывает у меня улыбку.

- Люблю вас! – выкрикивает она, когда мы с Элис разуваемся, вешаем куртки и идем наверх.

Восторг Элли удваивается оттого, что ее родители уходят из дома, что позволяет ей уйти быстрее и проще. Я сижу на ее кровати и ободряюще улыбаюсь, пока она сменяет наряд за нарядом. Переодевшись несколько раз, она твердо решает остаться в любимых джинсах, но продолжает перемерять футболки.

- Знаешь, - как ни в чем не бывало начинаю я, - ты всегда можешь надеть одно из этих платьев, которые до сих пор с ярлыками. – Она тянет меня за ноги и пробует мой не начатый «Ринг-Поп». Смотрит на меня так, словно я забыла, с кем говорю. – А что? – спрашиваю я игривым тоном и подмигиваю. – Его и снимать не надо.

Она смеется и натягивает через голову десятую футболку, снова направляясь к шкафу.

- Это не должно быть так трудно! – со стоном говорит она. Элис пытается улыбнуться, но я вижу, что она теряет терпение. Хреново, когда ты не можешь найти то, что хочешь, чтобы оно подходило к тому, что ты чувствуешь. Я это знаю.

Элли как безумная рыскает по ящикам, ее светлые волосы застят ей лицо.

- Это просто шмотки! Блин, Блисс, сделай меня красивой!

И я тут же успокаиваю ее:

- Ты великолепна, - говорю я ей, но она не поднимает головы. Продолжает копаться в своих майках. - Мэри Элис! – Я громко смеюсь, хватая ее за руки. Она сдувает с лица свои сводящие с ума пряди, и я разворачиваю ее лицом к себе. – Ты охуенно красива, - говорю я со всей искренней серьезностью. – И это просто шмотки.

- Мэри Элис! – Я громко смеюсь, хватая ее за руку.

Глаза Элис расширяются, и она усмехается.

- Ты только что сказала «охуенно».

Я смеюсь. Знаю, что сказала. Вроде как вырвалось.

- Ну, это же правда, и ты должна это знать и никогда не забывать. Ты охуенно красива!

Я знаю, что она не хочет надевать платье, но у меня есть идея. Открыв ее шкаф, я вываливаю на пол все худи и футболки и достаю из дальнего угла темно-фиолетовое – почти черное – вечернее платье с петлей через голову.

- Ни за что. – Она качает головой, смеясь в неверии. – Ты можешь говорить «охуенно» сколько хочешь, но я не надену это гребаное платье. Нет, нет, нет, не-а.

- Это будет не платье, - нараспев обещаю я, держа платье перед ней и обдумывая идею. – Просто доверься мне. Доверься и надень его. Мне нужно кое-что увидеть.

Она скептически смотрит на меня, но берет в руки плечики. Трясущимися руками и бормоча слова недоверия, она надевает платье через голову. Юбка доходит ей чуть выше колен, и я не могу поверить в то, что собираюсь делать.

- Для меня это похоже на платье. – Элис ухмыляется, а я иду к столу и беру ножницы.

- Просто подожди. – Я сажусь перед ней на колени и выдыхаю, собираясь с силами, чтобы руки не дрожали. Взявшись за край платья, которое с радостью бы надела я, но не Элли, я подношу ножницы и начинаю резать.

Элис пищит как девчонка.

Я хихикаю и режу увереннее, по всей длине, и оно становится всего на пару дюймов ниже линии бедер. Я кручу Элис и подгибаю ткань так, чтобы не было видно ни линии отреза, ни торчащих ниток. Завязываю отрезанное в объемный темно-фиолетовый бант прямо у ее левого бедра. Платье превращается в топ, и как только она двигается, показывается краешек ее кожи на животе.

- Блядь, офигенно, - говорит она с улыбкой, крутясь перед зеркалом. Она снимает лифчик и я помогаю ей получше завязать бретельки на шее. Улыбка Элис светится. – Никогда больше не буду смеяться, что ты смотришь «Проект Подиум****»!

- Нет, будешь. – Я смеюсь в ответ, играя с ее волосами.

Эсме прощается с нами снизу, а я выпрямляю волосы ее дочери. Теперь мы одни в доме.

- Ты уверена, что согласна? – в миллиардный раз спрашивает Элис, проверяя, не размазалась ли тушь. – Ты будешь здесь совсем одна.

- Черт, спросишь еще раз… - Я плюхаюсь обратно на кровать и открываю один из музыкальных журналов, лежащих у нее на тумбочке. – Все нормально, я на полном серьезе. Я планирую совершить набег на буфет твоей мамы и смотреть по телевизору то, что ни ты, ни мои родители никогда не разрешаете мне смотреть. – Я улыбаюсь, совершенно искренне. – Все нормально. Правда. Если уж кто и должен показать мне эту дорогу, так это однозначно ты.

Элис выглядит гордой и счастливой, принимая роль исследователя наших сексуальных рубежей. Джаспер присылает ей сообщение. Он едет на машине брата. Через несколько минут мы спускаемся вниз, и Элис снова благодарит меня и обнимает. Джаспер с улицы дважды сигналит.

- Иди! – Я подталкиваю ее локтем, раскачиваясь на месте. Зачесываю ей волосы назад и целую в нос. – Я люблю тебя. Напиши, когда будешь ехать обратно.

- Напишу. Я люблю тебя как ведро горячего шоколада. Спасибо тебе за это. Блин, спасибо! – Она застегивает молнию на худи, которое поверх топа и надевает солнечные очки. – Я люблю тебя, - повторяет она. – Обязательно дождись меня. Я вернусь с очень важным для тебя уроком.

Я смеюсь, прислоняюсь к стене, и она выходит за дверь.

А я остаюсь одна в доме Калленов.

* C'est la vie (фр.) – Такова жизнь

** очередное имя в бесконечном списке бесконечного множества брендов американских сладостей, но эти интересны хотя бы тем, что их производит знаменитая конфетная компания Вилли Вонка

*** традиционное мексиканское блюдо в виде скрученных в трубочку блинов с начинкой

**** реалити-шоу о дизайне одежды