От переводчика: Надеюсь, ваше ожидание стоило нижеследующего. Предлагаю не думать о плохом и просто насладиться моментом ;)

В позднем ночном воздухе я не так отчетливо слышу биение моего сердца. Я все еще ощущаю везде его ритм, но пульс превращается из бушующего в ровный и вибрирующий. Ведомый четкой целью и полной решимостью, я держусь в тени и срезаю путь через темные дворы. Я иду, насколько могу, простейшим, прямейшим и кратчайшим путем от точки, где я есть, в точку, где находится моя любимая.

Иду, пока на расстоянии трех домов не замечаю патрульную машину ее отца, и до меня начинает доходить реальность того, что я делаю.

Но это, похоже, вообще не имеет значения. Это ничто. Тонкая бумага, а я – огонь.

Меня ведут дико болящие и работающие на износ мышцы. В моем сердце бьется имя любимой, требуя этого. Оно не успокоится, пока я не увижу саму Блисс, и чем ближе я подхожу к ней, тем больше теряю контроль. Нас по-прежнему разделяют стены, но я чувствую ее силу тут же, как ступаю на двор ее матери. Поднимаю глаза и, не имея понятия, зачем или как, знаю, где мне нужно быть.

Я никогда здесь не был. Мне никогда не разрешали, да и не было повода побывать в комнате лучшей подруги моей младшей сестры, но я, не зная, откуда, знаю, что ее комната в дальнем левом углу дома.

Любовь – она такая. Это интуиция.

Любовь бьется в моем сердце, зудит в ладонях и вибрирует как ток в венах. Любовь – это сопутствующий смысл в поисках своей значимости. Любовь привела меня сюда, и я знаю, даже когда мой разум начинает сомневаться в моих способностях и действиях, что любовь стоит этих рисков и стоит каждого закона, который я собираюсь нарушить.

Переднее крыльцо дома ее матери освещено слишком хорошо, чтобы идти туда, поэтому я крайне осторожно обхожу вокруг дома, где, как я знаю, есть боковая дверь, ведущая на кухню. Она прячется в тенистой тьме, и когда я вступаю в эту тьму у двери, сердце снова начинает громко стучать, неумолимо быстро, и все, о чем я могу думать – это о том, чтобы не издать ни звука. Блядь, я вынужден молчать, потому что не сомневаюсь, что шеф держит заряженный обрез рядом со своей кроватью.

Я знаю это не потому, что Чарли коп, а потому, что мой отец тоже держит свой обрез рядом.

Знаю, потому что, если бы защищать Блисс было моей настоящей работой, а не просто тайной священной необходимостью, я бы тоже держал его рядом.

Но эта мысль о тотальной защите не пугает меня. Это опять лишь тонкая бумага, а я по-прежнему огонь, теряющий контроль с каждой секундой. Тот факт, что я рискую своей, а, значит, и ее жизнью, и жизнями многих других, только усиливает мое отчаяние, напоминая мне вести себя тише и быть осторожнее. В каком-то смысле я рад, что шеф и Рене так хорошо защищают Блисс, что все это время они так хорошо заботились о ней, прежде чем привели ее ко мне в руки. Я благодарен им за то, что с ними она в безопасности, и что они воспитали ее в полной любви и привили ей рассудительность, но она принадлежит не только им одним. Она вообще им не принадлежит. Она моя, и сейчас она нужна мне.

Я бросаю быстрый взгляд на крепко спящие окрестности и снова смотрю на дверь перед собой. Думаю о том, чтобы расстегнуть безопасную булавку на своем рукаве и поковыряться в замке, но когда я касаюсь дверной ручки, меня наполняет концентрированная сила. Замок, похоже, слишком простой и его можно взломать одним сильным толчком.

И я так и делаю.

И дверь открывается.

И я практически не могу в это поверить. Одним действием я взломал замок и попал внутрь, и назад пути нет.

Закрывая кухонную дверь, я осматриваюсь и даю глазам привыкнуть к кромешной тьме. Прислушиваюсь, не раздадутся ли шаги, но в доме Свонов все спят. Не слышно ни звука кроме шума кондиционера, дующего воздух через вентиляционные отверстия, гула холодильника и моего собственного сердца, которое стучит так быстро, что этот звук напряженным эхо отдается у меня в ушах.

Я не медлю. С силой сглатываю и двигаюсь из кухни в гостиную. Свет луны и уличного фонаря, проникающий сквозь шторы цвета слоновой кости, едва освещает мне путь. Я прислушиваюсь, напрягая все органы чувств, сжимая губы, пытаясь сосредоточиться на своем дыхании. Я направляюсь прямиком к лестнице и молю Бога, чтобы ступеньки не скрипели.

Я делаю первый шаг по лестнице: капюшон все еще надет поверх бейсболки, руки в карманах худи, и в правой я сжимаю ключи.

Я делаю выдох и делаю еще один шаг.

Я более чем бдителен, пока иду. Ловлю каждый шорох.

Пока я поднимаюсь, руки все сильнее сжимаются в кулаки. Член напряжен, болит и пульсирует сильнее с каждым шагом. Челюсть выгибается, когда я сжимаю зубы. Я выпрямляю спину как струну и ровным шагом быстро иду дальше.

Мои легкие самопроизвольно сжимаются, отчего больно дышать. Они требуют быстроты, успокоения, облегчения – Беллу.

Я поднимаюсь на верхнюю ступеньку, и тут же понимаю, не раздумывая ни секунды, какая из дверей ее.

Любовь просто знает.

Любовь чувствует притяжение, которому невозможно не подчиниться.

Любовь – это притяжение.

Опустив голову и подняв глаза, я делаю несколько шагов мимо ванной, прямо мимо открытой двери спальни ее родителей, прямиком к ее закрытой двери.

Мое сердце колотится и мятежно горит в груди. Больно. Это, блядь, физически больно – как сильно, как отчаянно я нуждаюсь в ней. Я словно одновременно умираю от голода, задыхаюсь и поджариваюсь в огне.

Тише, повторяю я себе. Тише, блядь.

Во мне все дрожит. Я делаю вдох и справляюсь с дрожью.

Когда я вытаскиваю руку из кармана и протягиваю ее к дверной ручке, та кажется прохладной, и ее дверь открывается бесшумно и свободно, как мне и нужно. Я снова не дышу до тех пор, пока не закрываю за собой этот барьер между нами и всем остальными миром.

Даже ее воздух успокаивает.

Моргая, но не теряя при этом ни толики бдительности, я вглядываюсь в окружающие меня предметы. Комната у Беллы совсем девчачья. Маленькая лампа рядом с ее кроватью горит в режиме ночника. У нее матовый стеклянный абажур, и ее бледный желто-белый абрис окружен кромешной темнотой. Ее стол, туалетный столик, шкаф и книжная полка – все опрятное и выглядит нетронутым, лаконичным и принадлежащим ей. Именно ей. Все это в полуночном приглушенном и почти не доходящем сюда свете. Все кажется чистым, невинным и не подозревающим, включая ее.

Не только все мое тело – мое дыхание, моя душа, все части меня, что думают и чувствуют, и томятся, любят и сражаются – все, что я есть - зачаровано. Ее присутствие удерживает и полностью сковывает меня.

Я - ее, так же несомненно и всецело, как и она - моя.

Я медленно подхожу ближе туда, откуда могу различать светящееся очертание моей любимой. Она крепко спит на боку, поджав колени к животу. Ее светло-фиолетовое одеяло почти отброшено – она накрыта только ниже талии, и на ней мое бейсбольное худи.

Улыбка расползается по моему лицу.

Нежные светлые с клубничным отливом локоны выбиваются из-под капюшона, который она надела на голову. Одна ее рука под подушкой, а другая сложена на груди. Ее кисть под подбородком, и она почти полностью скрывается в рукаве моего худи, которое ей слишком велико – ее костяшки едва видно.

Я стою возле нее: мои руки по-прежнему надежно спрятаны в карманах, а носки ботинок под кроватью. Частично, на микрон, долю секунды, я доволен просто быть рядом с ней. Просто опустить на нее взгляд и слушать ее дыхание, зная, что она жива и в безопасности. На мгновение этого достаточно – просто быть рядом со смыслом моей жизни.

Но затем мое сердце выстукивает ее имя.

И любимая мычит во сне, словно слышит это, и сгибает руку под подбородком. Ее пальцы обхватывают край рукава, чтобы за что-то держаться.

Я протягиваю руку раньше, чем хоть одна мысль успевает родиться в моей голове. Достаю ее пальцы из-под подбородка и держу их, а свободную руку просовываю под нее, и чувствую, что она просыпается.

Белла с силой втягивает воздух, резко просыпаясь. Я опускаюсь рядом с ней, двигаясь и сгибаясь так, чтобы наши тела полностью соприкасались. Моя шея и плечо над ее лицом, поэтому она ахает и на секунду впадает в панику.

Я чувствую ее сердце, быстро бьющееся в груди. Чувствую его прямо рядом со своим и чувствую, как она тяжело дышит, прижавшись ко мне.

- Ш-ш-ш, тебе надо вести себя тихо, - говорю я, сталкивая одеяло, которое нас разделяет. Она хватает меня за бока через куртку, и очень крепко держит. Она согласно кивает, но я вижу это недостаточно отчетливо. – Блядь, детка, ты не можешь шуметь…

- Детка… - У меня кружится голова, я всецело поглощен ею. – Детка, детка…

Белла снова кивает, быстрее, и поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Она раздвигает ноги и позволяет мне оказаться между них, сжимая в кулаках мое худи и отчаянно стаскивая его, когда я вжимаюсь в нее. Она зажмуривает свои сонные зелено-голубые глаза и крепко сжимает губы, изо всех стараясь не издавать ни звука при контакте.

- Блисс, - снова шепчу я ей в щеку, и мои пальцы ползут под подол моего худи и ее пижамной майки. Я лапаю ее за живот. Влюбленный. Восхищенный. В полном, блядь, восторге и жаждущий обладать ею еще больше. – Моя Блисс, моя, моя, блядь…

Она пахнет шампунем, лавандой и цитрусом. Она теплая как летние закаты и мягкая как тающие вместе мечты. Она настоящая девочка, моя девочка, принцесса, заветная и идеальная. Мое лекарство. Мое безопасное место.

Моя рука скользит выше по ее спине под пижамой. Я прижимаю ее ближе к себе. Правой рукой я наклоняю ее голову и прижимаю большой палец к уголку ее рта. Она открывает его, и я целую ее созданные для поцелуев губы.

Наш поцелуй легкий, и я прерываю его, только чтобы содрать с нее свое худи вместе с майкой и уложить на спину. Она тянется ко мне, когда я снова наклоняюсь ближе и провожу открытым ртом дорожку от ее шеи до груди. Ее груди маленькие и нежные, и они вздымаются и опускаются, пока она борется с дыханием под моими прикосновениями. Сжав губы, детка постанывает, пока я кружу над ее сосками – накрываю их ладонями и сжимаю, – и она принадлежит мне.

- Ш-ш-ш, - шепчу я, целуя ее мягкую, нежную кожу, крепко прижимая ее руками за спину, чтобы она не двигалась с места. – Тише, детка. Тебе нужно вести себя тихо.

Белла кивает, убирает одну руку с моего плеча и прижимает ее тыльной стороной ко рту. Я двигаюсь между ее ног и чувствую, что ее сердце бьется быстрее. Я так близок, так погружен в нее, я слышу это.

Я целую ее между грудей, а затем выше и левее. Открываю рот, опускаю там, где чувствую ее пульсирующее биение, и прижимаю язык и зубы к этому звуку.

Белла выгибается. Сглатывает крик. Кожа, которой касался только я, и только я целовал, похожа, готова отдаться мне. Внутри меня горит дикий огонь, и я сражаюсь за контроль.

Я осторожно касаюсь зубами кожи, которая так нежно сияет в ночном свете, кожи, которая красиво покрыта веснушками, кожи, которая – я знаю – лопнет ради меня. Белла вертится и ерзает, и я вытаскиваю левую руку из-под ее спины. Я обхватываю ее за щеку и шею, проводя большим пальцем по подбородку. Я не могу ни успокоить достаточно ее, ни успокоиться сам, и начинаю паниковать.

- Ты нужна мне, Блисс, - слышу я свой голос. – Так, блядь, отчаянно нужна. Ты нужна мне. Я не могу…

Я качаю головой.

Все кружится.

Моя кровь стучит быстро и громко. Слишком сильно. Слишком.

Глаза открыты, и я вижу ее очень отчетливо, но это не может быть реальным. Это не может быть по-настоящему.

Сегодня. Ночью. Прямо сейчас. Этот вид тотального поглощения не может быть настоящим.

Сердце Беллы колотится от любви прямо под моими губами, и одним быстрым движением я накрываю ее рот рукой и вгрызаюсь ей в грудь. Она вскрикивает, и моя ладонь заглушает звук, а она вцепляется в меня, и мои пальцы давят ей на спину, чтобы удержать ее на месте. Мне хочется прорваться сквозь ее кожу и кости и пометить тот бесценный маленький мускул, чтобы она никогда не забывала, что это сердце принадлежит мне.

Я провожу зубами и чувствую, как поддается ее тонкая кожа. Чувствую, что прикусил уже до синяка, и я прижимаю язык к едва заметному оттенку теплого медного цвета. Пробую на вкус ее жизнь, посасываю и целую крепче, на мгновение пойманный в плен и не подчиняющийся, в гармонии неудержимого биения наших сердец.

Когда ее ногти впиваются мне в кожу, я отстраняюсь. Ослабляю хватку, но руку с ее рта не убираю, потому что она до сих пор не ведет себя тихо. Она сильно содрогается подо мной и беззвучно просит пощады, толкая меня за плечи. Ее руки крепко сжаты в кулаки, но звуки, которые она издает, наполнены настоящей любовью.

- Я люблю тебя, - шепчу я, крайне нежно целуя свою отметину справа от ее сердца. – Я очень люблю тебя, Блисс. Люблю так, что это причиняет боль.

Она хватается за меня, сцепляет руки у меня за спиной и обхватывает ногами за талию. Любимая крутит головой, чтобы я убрал руку с ее рта, и я убираю. Я запускаю пальцы в мягкие ото сна рыжевато-светлые локоны, которые как раз правильного цвета, и обхватываю руками ее голову. Когда она может дышать, она, задыхаясь, говорит, что тоже любит, любит, любит меня.

Я возвращаю губы к ее губам и осторожно целую ее, нежно и со всей любовью. Я убираю руку с ее спины, чтобы взять ее за руку – именно там ее настоящее, идеальное место.

Мы поворачиваемся на бок, прижимаемся друг к другу как можно ближе, и наши руки и ноги сплетаются. Мы просим прощения одним дыханием на двоих и прощаем друг друга легкими прикосновениями. Мы не думаем. Не задаем вопросов. Все, что нам нужно, уже здесь.

Вот как у нас все.

Любовь – это прощение. Любовь – конец вины. Это радушный прием и теплые, нежные объятья. Это милосердие, помилование и утешение.

Любовь – это страстное сопереживание. Так что мы продолжаем целоваться.

Крепче.

Поцелуй снова ввергает нас в огонь.

Белла садится на кровати и расстегивает мое худи. Я помогаю ей стащить его с меня. Стягиваю футболку и усаживаю ее к себе на колени, чтобы мы были кожа к коже. Обнимаю ее, прижимаю руки выше копчика, выше ее восхитительных ямочек и ниже, над трусиками. Обхватываю руками ее ягодицы.

Она выдыхает смешок сбоку от моего рта, и я улыбаюсь, зажмуриваюсь и усаживаю ее по центру.

Я мог бы взять ее прямо сейчас, прямо так. Прямо здесь, в ее комнате, рядом с открытой дверью в спальне ее родителей. Нельзя. Нет. Я знаю, что мог бы, знаю так же точно, как и то, что я этого не сделаю.

- Эдвард… - Она легко вздыхает и двигает моими руками свои маленькие бедра, поглощенная этим точно так же, как и я.

Я крепче прижимаю ее к себе и поворачиваюсь, укладывая ее на спину. Глядя ей в глаза, я ложусь на нее сверху и раскачиваюсь точно так же, как если бы был внутри нее. В зонах соприкосновения все невыносимо болит, но мне очень приятно касаться ее так. Я ощущаю неясную негу и облегчение – моя боль превращается в отупляющее удовольствие. Я хочу ее, так сильно хочу.

- Любимая, - шепчу я ей в губы, вжимаясь, раскачиваясь и потираясь длиной своего члена о ее центр, такой мягкий и теплый.

Ее глаза закрываются, губы кривятся; она с полуулыбкой еле дышит с открытым ртом. Она такая красивая, и я не могу отвести глаз.

Она настоящая, она здесь, и она любит меня. Она любит меня от чистого сердца, и она так естественна, так проста и так искренне красива.

Я прижимаю руку к подушке над ее плечом, а другой рукой держусь за ее маленькое бедро, помогая ей двигаться со мной. Наблюдаю за тем, как ее рот открывается сильнее и слышу, как как ее вдохи становятся короче и глубже.

Я, медленно раскачиваясь, вжимаюсь в нее, лежа между ее ног, склоняюсь, и мои губы прямо у нее губ.

- Как бы мне сейчас хотелось оказаться внутри тебя, Блисс.

Ее дыхание тяжелеет, а ноги дрожат. Она поднимает поясницу, чтобы быть ближе, и чтобы наши движения были в такт. Я издаю стон, прижимаясь лбом к ее лбу, и, раскачиваясь, вжимаюсь в нее еще сильнее. Я чувствую дрожь в ее животе и ощущаю внизу ее жаркую, очень жаркую жажду.

Я вжимаюсь в нее еще сильнее и знаю, что должен прекратить. По миллиону причин сегодня не та ночь, и, блядь, я не хочу ждать, но могу, потому что знаю, что нам нужно остановиться. Я могу подождать за нас обоих. Я могу остановиться, потому что должен, но, когда я опускаю глаза, лицо любимой пылает оттенком, который мне слишком хорошо знаком.

Я замедляюсь, думая о том, что с ней делает остановка; боль, которая пронзает ее тело так ошеломительно сильна, что я чувствую ее – каждый раз, когда останавливаюсь и отстраняюсь, и я не могу этого выносить.

Я ни разу до этого не пытался по-настоящему заставить девушку кончить. Никогда этого не хотел и ставил такой цели. Смысл секса не в этом, но здесь и сейчас мне необходимо дать ей это. Я ждал. Я заставлял ее ждать. Я не был готов к тому, что у нее это случится, но внезапно эта мысль становится всепоглощающей. Все, чего я хочу в этой жизни – сделать ей приятно.

- Детка, - зову я ее тихо, легонько ведя пальцами по ее бедру к животу, обнаруживая между нами тонкую розовую хлопковую ткань.

Белла дышит глубже, сильнее выгибается, но не открывает глаза и не отвечает мне. Она потерялась в ощущениях от не ослабевающих движений между нашими бедрами.

- Красавица, красавица Блисс, - шепчу я даже еще тише, наклоняясь. Ее ресницы трепещут и глаза открываются, когда мои бедра отстраняются, на мгновение разъединяя нас. Ее глаза раскрываются шире, как и рот, когда я первый раз провожу тыльной стороной пальцев по ее центру.

Через ткань я чувствую, что она горячая и вся мокрая. Хватая меня за предплечья, она вся горит и гораздо сильнее выгибает спину.

- Блядь, детка… - На секунду я не в силах открыть глаза. Я очень нежно тру костяшками и тыльной стороной пальцев ее мягчайшее и нежнейшее местечко, наслаждаясь тем, как ей приятно, и как она готова.

Изо всех сил стараясь вести себя тихо, Белла поворачивает голову к подушке. Она вертит бедрами, пытаясь получить больше, пытаясь управлять моими прикосновениями, и от этого мои глаза снова открываются. Мое зрение сосредоточено на ней, и я двигаюсь с определенной целью.

Повернув руку, держа ее бесценный, идеальный маленький центр в своей ладони и поглаживая ее немного сильнее, я наклоняюсь к ее уху. Подцепляю пальцами сбоку ее трусики.

- Я собираюсь снять их, принцессочка.

Я едва ощущаю ее голую кожу и то, какая Белла мокрая. Отпускаю ткань и сильнее прижимаюсь через нее, круговыми движениями потирая нужное место.

- Я собираюсь коснуться тебя здесь, прямо здесь, детка…

Теперь глаза Беллы тоже открыты, она наблюдает за мной. Я вижу глубокий сине-зеленый океан ее глаз и вижу ее, которая хочет меня и полностью мне доверяет. Она моргает, и я моргаю, и я вижу каждую ее часть, все ее розовое кружево и сахарную пудру и наши руки в руке в темноте. Вижу ее, напуганную и застывшую у моего окна и прыгающую от счастья на моей кровати. Вижу ее, надевающую мое худи в первый раз, встающую на колени, чтобы наши глаза были на одном уровне, когда она говорит, что любит меня.

Она сильная, милая и сложная. Она – интуиция, прощение и все-все-все.

В моем сердце колотится ее имя – Блисс. Я поглаживаю нежнее. Настойчиво. Жаждая. Потерянный навсегда.

- Скажи, что можно, - шепчу я, чувствуя, как сила желания в моем голосе изо всех сил пытается быть терпеливой. – Скажи, что чувствуешь это. Скажи, что любишь меня, Белла.

- Я люблю тебя, - шепчет она в ответ, не сводя с меня глаз. - Я чувствую это. Чувствую тебя. Пожалуйста, пожалуйста коснись меня.

Я держу ее в своей ладони и целую в губы.

Целую ее подбородок.

Целую ее шею и свою темную отметину на ее сердце, и вокруг изгиба ее левой груди.

Целую ее ребра и двигаюсь вниз, вдоль ее бока. Целую принадлежащий мне пупок и закрываю глаза, чтобы не утонуть.

Я двигаюсь с поцелуями от одного ее изящного, красивого, маленького бедра до другого, обеими руками вцепившись в розовый хлопок. Я стягиваю этот лоскут с ее ног, и он падает куда-то на кровать, и когда я позволяю своим глазам отыскать ее, Блисс полностью голая.

Она краснеет сильнее и хлопает своими сонными ресницами. Начинает сдвигать ноги, но я между них, сижу на коленях. Переводя взгляд между ее лицом и ее бедрами, я наклоняюсь. Берусь за ее колени и медленно локтями развожу ее ноги в стороны. Она выдыхает мое имя, берет меня за запястья и тяжело быстро дышит, но я пока не могу на нее посмотреть.

Она не колеблется. Двигается вместе со мной, открывая мне себя, и я не могу отвести от нее глаз.

Любимая - это робость и храбрость в равных долях.

Любимая – чистая и нетронутая, соблазнительная и милая и нежная

Я скольжу руками внутрь между ее бедрами и раздвигаю их шире. Я касаюсь ее такой красивой скользкой мягкости и не могу поверить, что она такая мягкая. Белла отпускает мои запястья и обеими руками зажимает себе рот. Я наклоняюсь и целую ее шею. Зарываюсь лицом в изгиб ее плеча и удерживаю свой вес левой рукой, чувствуя ее своей правой.

Мои пальцы скользят снизу вверх, осторожно раскрывая ее. Она по-прежнему прикрывает рот одной рукой, а другой обнимает меня за шею. Она висит на мне и сильно дрожит в поиске контакта. Раскачивается и выгибает спину ради моих прикосновений. Горит, наклоняется и умоляет, издавая милейшие звуки.

Мои прикосновения пронзают ее целиком, так же, как и ее прикосновения – меня.

- Такая нежная, детка, - шепчу я бессвязно в изгиб ее плеча. – Блядь, такая нежная. Ты хоть представляешь, какая ты нежная? Как, блядь, мне приятно трогать тебя, Блисс? – Я тру немного сильнее, расставляя пальцы, умышленно держа их внутри ее тела. Я просто чувствую. Просто показываю ей, что я чувствую, трогая ее.

Мои пальцы скользят внутри. Я чувствую, учусь и близок к тому, чтобы познать ее, и когда я средним пальцем с нажимом обвожу ее клитор, детка чуть не распадается на дрожащие части.

- Здесь? – спрашиваю я тихо. Мои губы и зубы под ее ухом, а пальцы теперь кружат в определенном месте. – Прямо здесь?

- Да, - тяжело выдыхает она сквозь пальцы, маленькая, горячая и полная чувств. Ее лицо тоже прячется у моей шеи. Ее щеки горят так жарко, что жгут мне кожу. Ее бездыханный тихий голос клеймит мою плоть:

- Да, да, да, пожалуйста, пожалуйста.

Наклонившись так, чтобы видеть ее, я обвожу еще один медленный круг и наблюдаю, как морщится ее лоб. Ее глаза зажмурены, но теперь другой рукой она хватается за меня. Ее рот открывается, и она дышит так, словно вообще не может, словно очень сильно пытается дышать. Мои пальцы скользят и кружат, потирают ее клитор, и все ее тело напрягается сильнее, чем моя грудь в машине, когда я ехал сюда. Сильнее, чем все, что я когда-либо ощущал.

Я ощущаю в воздухе ее отчаяние. Я слышу ее - бьющуюся жизнь, любовь и желание -внутри себя.

Любимая становится сверхчувствительной.

- Отпусти, детка, - шепчу я. Мы снова нос к носу, губы к губам. – Отпусти, Блисс. Просто отпусти.

Любимая вонзает пальцы мне в плечи. Она невероятно крепко сжимает меня, и что-то глубоко внутри нее распахивается, что-то настолько сильное, что в ее груди растет крик, и я чувствую его в своей груди и накрываю левой рукой ее рот раньше, чем этот звук добирается до ее губ.

Любимая крутится, извивается и держится за меня. Любимая кончает и кончает, и это самое потрясающее, самое желанное, самое красивое, самое важное всё, везде и навсегда.

Любовь - тайное чудо и естественное явление.

Любимая – нежно шепчущая, со сбивающимся дыханием, с головой на моей груди, с руками в моих руках, улыбающаяся, вздыхающая, зевающая, с ослабевшими ногами, сплетенными с моими – хорошая девочка с сонными глазами.

Любимая – моя, без вариантов и условий. Она была создана для меня и навсегда, и я это знаю.

Я закрываю глаза, когда она засыпает, и слушаю ее сердце, жалея, что не могу остаться.

Я завожу ее рыжевато-светлый локон ей за ухо, легонько касаюсь большим пальцем веснушек на ее плече, жалея, что мы не можем уехать.

Я хочу, чтобы завтрашний день не разделил нас. Хочу, чтобы сегодняшняя ночь длилась вечно.

Но это невозможно.

Когда я, наконец, перед рассветом вынужден уйти, я осторожно двигаюсь и заново накрываю Беллу. Оторваться от нее сродни разрезанию на клочки в замедленной съемке. Мои руки сжимаются в кулаки, предплечья болят. Глаза жжет, живот крутит, и трудно просто дышать. Кажется, что моя грудь – сплошной синяк. Каждое биение сердца отдается болью.

Я целую ее в лоб и нос, в обе щеки, и, когда выпрямляюсь, я ощущаю вес в своем переднем кармане.

Я с силой сглатываю и снова наклоняюсь, чтобы поцеловать любимую в макушку. На секунду дышать становится легче. Детка крепко спит и ее волосы пахнут нами обоими, пахнут домом. С ней я чувствую себя совсем как дома, и, когда я ухожу, мне очень хочется забрать это чувство с собой.