Остаток дня прошел в тумане, следующий день наступил быстро. Я оставалась в постели, а Эдвард как можно больше старался быть со мной, иногда пытаясь завести разговор, но в основном сохраняя молчание. Он больше ничего не рассказывал мне о случившемся, а я не спрашивала, часть меня боялась это знать – атмосфера между нами могла только ухудшиться. Он казался глубоко погруженным в мысли, как и я, на его лице появились морщины от переживаний. Иногда он притягивал меня в объятия и гладил волосы, и каждый раз понимающе смотрел на меня, словно знал, о чем я думаю.
На закате я, наконец, попыталась встать, ноги подгибались и не держали меня. Я доплелась до кресла на другом конце комнаты около огромного окна и села в него, впервые за долгое время, разглядывая окружающий мир. Я была удивлена, заметив детей на улице, они были одеты в костюмы – сегодня Хэллоуин. Я с любопытством наблюдала, как они переходили от дома к дому за сладостями, внутри меня разгоралось странное чувство тоски. Они были такими молодыми и беззаботными, никакой ответственности, никакой ноши на плечах. Они игнорировали опасность, которая притаилась в нескольких шагах от них, они не замечали ничего за пределами своего пятилетнего мира. В их возрасте меня истязал настоящий монстр, такой, который в их воображении может жить только в шкафу – я никогда не была такой наивной, и сейчас я больше всего сожалела именно об этом.
– Эй, – раздался позади голос, который застал меня врасплох.
Я подскочила и резко развернулась, с изумлением замечая в дверном проеме Эмметта. Я впервые увидела его после всего, и его присутствие вызвало у меня улыбку. Он улыбнулся в ответ и подошел ближе, доставая из кармана леденец на палочке. Он протянул его мне, и я нерешительно взяла сладость, услышав стон Эдварда с кровати.
– Она едва ест свой суп, а ты даешь ей гребаную конфету? – спросил он.
Эмметт закатил глаза, глядя на брата.
– Когда это ты, черт возьми, стал ее папочкой? – парировал он, доставая еще один леденец.
Он снял упаковку и запихнул его в рот, качая головой.
– Позволь девочке съесть гребаную конфетку. Она ее не убьет.
Я сняла бумажку со своего леденца и засунула его в рот, посасывая.

– Без разницы, – пробормотал Эдвард, поднимаясь. – Я принесу ей поесть что-нибудь горячее.
– Да, давай, сделай это, Бетти Крокер (п.п.: торговый бренд в США, производитель продуктов быстрого приготовления), – саркастично крикнул Эмметт вслед Эдварду.
Я услышала, как тот прокричал что-то на итальянском, а Эмметт засмеялся.
– Этому мальчику нужно успокоиться, прежде чем у него лопнет кровеносный сосуд или еще что-то.
– Он просто пытается помочь, – ответила я. – Дай ему время. Ему тяжело.
– Да, я знаю. Но нет прощения тому, кто запрещает дать девочке конфетку на Хэллоуин, – сказал он.
– Спасибо тебе за это, – проговорила я. – Пока не увидела детей на улице, я даже не понимала, что сегодня Хэллоуин.
– Ты, наверное, все еще привыкаешь ориентироваться во времени. Представляю, как нелегко потерять месяц, – заметил он, присаживаясь на подлокотник кресла рядом со мной. – Как ты справляешься, Иззи Биззи? Так чертовски хорошо видеть тебя, девочка. Я переживал, но Рози заставила меня пообещать, что я оставлю тебя в покое.

– Я в порядке, – ответила я.
Он недоверчиво посмотрел на меня сверху вниз, приподнимая бровь.
– Я, э-э… жива. У некоторых даже этого нет.
– Джейк, – тихо сказал он. – Это позор. Он был хорошим другом, и я офигенно по нему скучаю. У него всегда была шутка для того, кто готов слушать.
– Так и есть. Я думала о том, э-э… – нерешительно замолчала я, когда в глазах появились слезы, вина снедала меня.
– Думала о чем? – с любопытством спросил он.
Я покачала головой, надеясь, что он отстанет, но он не захотел.
– Ты можешь поговорить со мной, ты же знаешь. Я хороший слушатель.
Я вздохнула, пожимая плечами.
– Наверное, это тупо, но я не могу прекратить думать о его последней шутке, когда он держал меня. Он рассказал одну, а потом его… э-э… подстрелили, и он так и не дошел до ответа. Как я уже сказала, это тупо, но я не могу перестать об этом вспоминать.
– Какая шутка? – спросил он.
– Что повсюду черное, белое и красное? – спросила я.
Он засмеялся, качая головой.
– Классический Джейкоб. Это его любимая шутка, котенок. И каждый раз, когда ее рассказывал, он давал другой ответ. Например, пингвин с солнечными ожогами, или зебра с ветряной оспой. А настоящий ответ – газета. Она черная и белая, а еще ее читают от корки до корки (п.п.:  оригинальной шутке – black and white and red all over. Red (красный) произносится как read (читать). All over, соответственно, имеет разные варианты перевода, такие, как "повсюду, везде", или "полностью, от корки до корки").
– О-о, – сказала я, издавая смешок.
– Ага, и это не тупо – думать об этом, так что не переживай, – сказал он, нежно потрепав меня по волосам. – Я рад видеть, что ты встала и уже ходишь. Все волновались. А я по-настоящему верил, что все будет в порядке, Иззи Биззи.

– Мне бы твою уверенность, – тихо сказала я.
– Слушай, я знаю, что мой брат вступил в охеренную кучу дерьма, но я понимаю его мотивы и не могу винить его за это. Будь я на его месте и пропади Рози, я бы, наверное, поступил так же, да и ты бы сама так сделала. И попробуй только скажи мне, что нет, – сказал он, глядя на меня с серьезным выражением лица.
Я просто смотрела в ответ, не с силах спорить, потому что это правда. Я бы не думала даже лишней секунды, если бы верила, что это единственный способ спасти его жизнь.
– Вот и я говорю. Так, может, не я один должен дать Эдварду передышку. Я уверен, что вы, ребята, найдете способ уладить все, и пусть жизнь уже не будет идеальным сказочным вздором, но когда она такой была? Особенно для вас двоих.
– Угу, – промямлила я.
– Рози ждет меня внизу, так что я должен идти, – сказал он, поднимаясь.
Он повернулся и застыл, прочищая горло.
– Дерьмо, а ты быстрый. Как настоящая Марта Стюарт (п.п.: Знаменитая Марта Стюарт, которая создала многомиллионное состояние, благодаря своим кухонным рецептам, а также советам по поводу того, как украшать жилище и развлекать гостей).

– Я не готовил это, черт тебя дери, сукин ты сын, – сказал Эдвард, подходя ко мне и протягивая тарелку с овощным супом. – Это сделала Клара. Я, блядь, просто налил это в тарелку.
– Тогда ты проделал чертовски хорошую работу, – саркастично заметил Эмметт.
– Спасибо, придурок, – ответил Эдвард, раздраженно двинув плечами, но на его губах промелькнула улыбка. – Тебе что, заняться нечем? Это же Хэллоуин, святое дерьмо.
– Эй, я вспомнил! Это же годовщина вашего первого раза, разве не так? – спросил Эмметт, глядя на меня.
Я удивленно распахнула глаза и нерешительно кивнула.
– Э-э, похоже на то. Тогда я его поцеловала, – сказала я.
– До сих пор не могу поверить, что Иззи Биззи сделала первый шаг, – заметил Эмметт, поворачиваясь к Эдварду. – Иногда ты такая киска, братец.
– Пошел на хуй, – выплюнул Эдвард, а Эмметт расхохотался.
– Бьюсь об заклад, что теперь ты об этом сожалеешь, да, котенок? – игриво спросил Эмметт.
Я покраснела и покачала головой, скосив глаза на Эдварда. Он внимательно наблюдал за мной, на его лице застыла грусть.

– Никогда, – ответила я. – Я никогда об этом не жалела.
Внезапно от моих слов его лицо засветилось, и я тут же ощутила стыд за свои мысли. Мне до сих пор было больно от его поступка, я не знала, чем он обернется для нашего будущего, но одну вещь Эдвард никогда не делал – он никогда не переставал верить в меня. А я сомневалась в нем, хотя он никогда не сомневался во мне, но все дело в том, что я боялась. Я переживала за Эдварда, я не хотела, чтобы он жил такой жизнью, вина съедала меня, потому что он пошел на это ради меня. Я сожалела о жизни, которую теряла, но у меня никогда не было бы даже мечты о такой жизни, если бы он не боролся за меня. Он стольким пожертвовал ради меня, его мир разрушился, а все ради того, чтобы дать мне шанс. Эдвард заслужил настоящую жизнь, подальше от той жестокости, в которой вырос…

Как я смогу простить себя, ведь я стала той причиной, которая привела его в организацию?

– Приятно слышать, – сказал Эмметт. – Увидимся позже.
Он вышел, а я вздохнула, сидя над тарелкой супа, которая стояла на маленьком столике около кресла. Я встала и вздрогнула от боли в ногах, а Эдвард тут же ринулся ко мне, увидев, что я делаю. Я быстро подняла руку, останавливая его, и сделала самостоятельно несколько шагов в его направлении. Он не сводил с меня глаз, очевидно, гадая, чего я хочу, но я просто улыбнулась и обняла его.

– Я люблю тебя, Эдвард Каллен, – прошептала я, прижимаясь к его груди.
Плечо болело в месте, где было вывихнуто, а ноги, казалось, вот-вот откажутся держать меня, но я цеплялась за него и игнорировала все остальное. Он обнял меня в ответ и прижал ближе к себе, положив голову мне на макушку. Его объятия были теплыми и успокаивающими, я улыбнулась – в его руках было безопасно.
– Ты знаешь, что я тоже тебя люблю, – сказал он.
– Знаю, – пробормотала я, отрывая голову и глядя на него.

Он смотрел мне в глаза, а потом облизнул губы и медленно наклонился ко мне. Сердце тут же отозвалось бешеным стуком, а голова закружилась. Я прикрыла глаза, ощущая теплое прикосновение его губ. Он ласково целовал меня, его язык переплетался с моим. Меня окутывал комфорт и нежные чувства, но как только бабочки запорхали в животе, колени отказались меня держать, и я задохнулась. Он разорвал поцелуй и схватил меня прежде, чем я упала. Он озадаченно посмотрел на меня.

– Тебе стоит присесть, – серьезно сказал он.
Я кивнула, и он помог мне добраться назад до кресла, а потом взял тарелку с супом и протянул мне. Я тихо поблагодарила его и начала есть, глядя на улицу.

Спустя три дня Эдварда вызвали с самого утра, он долго колебался и уехал только тогда, когда я сказала, что выдержу его отсутствие. Доктор Каллен уже проверил меня, он делал так каждое утро, и меня оставили одну. Я уже несколько дней вставала с постели и теперь решилась выйти из комнаты. Я цеплялась за перила и медленно спускалась по лестнице. Где-то на полдороги ноги начали отказывать. Я присела на ступеньку, слабая и истощенная, и услышала громкий щелчок, секундой позже открылась парадная дверь. Я встретилась взглядом с Эсме, она стояла на пороге с удивленным выражением лица. Я впервые увидела ее за все время пребывания здесь, и она выглядела иначе. Она казалась уставшей, как будто не спала месяцами, а еще она сильно похудела. Ее одежда была помятой, как будто она спала в ней, и я задумалась, где она провела ночь.

– Что, во имя всего святого, ты делаешь вне кровати? – спросила она, прикрывая дверь и поднимаясь ко мне.
– Сменила обстановку, – пробормотала я, не зная, что ответить.
Она покачала головой, а потом подняла меня на ноги и помогла проделать остальной путь. Она завела меня в гостиную и посадила на диван.
– Слишком, слишком рано пытаться спуститься по лестнице самой, – сказала она, ее голос звучал так, будто она ругает меня. – И где Эдвард? Я добавлю этому мальчику побоев. Как он разрешил тебе делать такое?
– Он уехал, – сказала я. – Ему позвонили.
– О-о, – просто ответила она, ее гнев тут же улетучился.
Она прекрасно знала, что это означало.

– Хорошо, тогда он должен был позвонить мне. Я бы пришла домой, чтобы присмотреть за тобой.
– Не нужно за мной присматривать, – промямлила я. – Я в порядке.

– Нет, не в порядке. Ты все еще восстанавливаешься и не должна оставаться одна, по крайней мере, пока не перестанешь принимать обезболивающие, – сказала она. – Хорошо, что я пришла домой, чтобы принять душ и переодеться.
– Вас не было всю ночь? – с любопытством спросила я.
Она вздохнула и кивнула.
– Я остаюсь с Алеком почти каждую ночь, – ответила она.
Я удивленно нахмурилась.

– С Алеком? – уточнила я.
– Ну да, в больнице, – ответила она. – Слава Богу, они пошли нам навстречу.
– Он в больнице? – с ужасом спросила я, ощущая тошноту. – Что… Почему?

Она удивленно глянула на меня, а потом нахмурилась и присела рядом.
– Не могу поверить, что никто не сказал тебе, – тихо проговорила она, беря меня за руку.
Я с опаской смотрела на нее, замечая грусть в глазах.
– Алек получил ранения, когда они отправились спасать тебя. В него стреляли несколько раз, и с тех пор он в больнице.

– Он… с ним все будет хорошо, да? – спросила я. – Он будет в порядке?
– О-о, будет, со временем, – быстро сказала она. – Он медленно выздоравливает. Он все еще не очнулся, но я верю, что это скоро случится, и он вернется домой раньше, чем мы ожидаем. Но тебе не стоит за него переживать. Он сильный. А как ты? Я знаю, что тебе, должно быть, сложно справляться со всем, восстанавливаться физически на фоне таких эмоциональных проблем.
– Да, это нелегко, – призналась я. – Но я стараюсь изо всех сил.
– Хорошо. Разве это не единственное, что мы можем? Стараться изо всех сил? – с улыбкой сказала она. – Ты сильная, и я не сомневаюсь, что ты будешь в порядке. Если тебе нужен будет собеседник, я рядом.

Открылась парадная дверь и, оглянувшись, я заметила, как Эдвард направляется к лестнице. Эсме позвала его по имени, и он обернулся , застывая, когда увидел меня.
– Что ты делаешь внизу?
Я пожала плечами, а Эсме засмеялась.
– Она устала, что ее держат в клетке, Эдвард. Разве можно ее винить? И вообще, как насчет ланча? У Клары свободный день, поэтому я сама что-нибудь приготовлю, – сказала она, вставая и направляясь на кухню прежде, чем мы ответили.
Эдвард подошел ко мне и нервно пробежался по волосам. Он осторожно смотрел на меня, хмуря брови.

– Она сказала тебе, да? – пробормотал он.
Я кивнула, прикусывая губу.
– Не могу поверить, что ты скрыл это от меня, – тихо сказала я.
– Я не знал, как сказать. У тебя было достаточно дерьма, с которым нужно справиться, как я мог добавить еще и Алека? – спросил он. – Ты не все можешь вынести.
– Все равно, ты должен был сказать, – промямлила я.

Эсме вернулась через несколько минут с супом для меня и сэндвичем для Эдварда, она оставила нас одних, а потом Эдвард помог мне подняться наверх.

Время продолжало течь в своем быстром темпе, дни превращались в недели. Я становилась сильнее, раны заживали, а тело возвращалось в форму, но умственно я все еще путалась в происходящем. Почти все дни я просто отдыхала, иногда выходя с Эдвардом на прогулки. Однажды в полдень он взял меня за руку, и мы пошли вниз по улице, вспоминая разные вещи из нашего детства. Где-то в квартале от дома Эсме, когда мои ноги устали, мы остановились у большого белого дома. Эдвард подошел к нему и присел на верхнюю ступеньку, кивая, чтобы я примостилась рядом.

– Не думаю, что можно просто садиться на чьи-то ступеньки, Эдвард, – сказала я. – Хозяева могут разозлиться.
Он хихикнул.
– Это наш дом, tesoro, – сказал он.
Я нахмурилась и нерешительно присела рядом с ним.
– Здесь я вырос. Моя мама чертовски любила этот дом, она гордилась им. С тех пор, как мы уехали, он пустует.
– Тут мило, – сказала я, оглядываясь на обветшалую парадную дверь.
Очевидно, домом долгое время никто не занимался, и его срочно нужно было покрасить.
– Да, так и есть, – сказал он.
Мы оба молчали пару минут, погрузившись в мысли.

– Что мы будем делать, Эдвард? – внезапно спросила я. – Я имею в виду, что теперь будет?
– Мы вернемся в Вашингтон, – сказал он. – Аро даст мне время, чтобы разобраться с делами, прежде чем я окончательно тут обоснуюсь. А остальное я не знаю, Белла. Думаю, мы выясним это, когда оно наступит.

Так оно и было. Несколько дней спустя доктор Каллен арендовал машину, и мы втроем попрощались с Эсме и пустились в долгий путь до Форкса. Я не знала, почему они не захотели лететь, но не спрашивала. Почти всю дорогу я проспала, расположившись на заднем сидении, а Эдвард с отцом сменяли друг друга за рулем. Мы так часто останавливались, чтобы отдохнуть и поесть, что дорога заняла несколько дней. И когда, наконец, я увидела вывеску "Добро пожаловать в Вашингтон", меня охватило странное чувство. В Форксе я выбралась из машины и замерла, пытаясь разобраться в ощущениях. Это не была боль, хоть это чувство и распирало грудь. И только когда Эдвард произнес три простых слова, я поняла.
– Добро пожаловать домой, – сказал он.
Мои губы дрогнули от этих слов.

– Дом, – прошептала я.
Впервые в моей жизни нашлось место, которое я считала домом, и я знала, что все это благодаря мальчику, стоящему рядом со мной. Место, куда мы возвращались вдвоем, место, где я нашла не только то, ради чего стоит жить, но и то, ради чего стоит умереть.

Тут мы нашли любовь.

Обосновываться в доме заново было нелегко, в воздухе витало странное напряжение. Я выздоровела физически, но как только доктор Каллен начал убирать мои обезболивающие, вернулись настоящие муки. Воспоминания преследовали меня в снах и мучили, когда я бодрствовала. Короткие вспышки, когда я видела лица, ужасающие крики, резкие слова – все это снедало меня изнутри, и самое худшее, что я не знала, реально ли это было. Я не могла прекратить думать об этом, и это начало поглощать меня. Я была сбита с толку, я боялась рассказывать Эдварду. Не потому, что опасалась говорить, но потому, что не знала, что из этого – настоящее. Придумала ли я это в своем коматозном состоянии, или это было в реальности? Может, он подумает, что я сошла с ума?

И чем больше я вспоминала, тем труднее становилось. Я снова начала делать записи в дневнике, пытаясь убрать это из головы, я рисовала картинки в надежде, что они прекратят появляться у меня перед глазами. Я скрывала рисунки от Эдварда, я скрывала и дневник, пряча его под кровать, чтобы он не мог читать его и волноваться. У него было достаточно проблем, которые, я надеялась, со временем разрешатся.

Эдвард не вернулся в школу, но я так погрузилась в собственные переживания, что даже ни разу не спросила его об этом. Он отдалялся, кошмары нарушали его сон так же, как и мой. Он часто вставал ночью с постели и играл на фортепиано, иногда я тихо следовала за ним и слушала грустную мелодию, которую он наигрывал часами. Всегда одна и та же музыка, которую он постоянно играл с самого моего приезда сюда – она напоминала ему о матери.
Иногда он говорил по телефону, выдавливая улыбку, когда видел, что я смотрю, но как бы он не старался, я видела грусть в его глазах. Он пытался оградить меня от всего и сделать вид, что все в порядке, но я слишком хорошо его знала. Он ускользал, вновь превращаясь в того сломленного мальчика, которого я однажды спасла, просто полюбив его. Было так мучительно видеть его боль, но я не знала, чем помочь, ведь правда в том, что я сама ускользала, как и он.

Однажды любовь спасла нас обоих, но теперь я сомневалась, хватит ли ее еще на раз.

Время летело, а мы все пытались понять, что происходит с нашими жизнями. За несколько дней до Рождества на кухню, где я делала ланч, вошел доктор Каллен и прочистил горло.
– Когда у тебя будет минутка, зайдешь ко мне в офис? – спросил он.
Я неуверенно кивнула, нервничая. Эдвард уехал, чтобы закончить рождественские покупки, поэтому в доме остались только мы вдвоем. Я медленно убирала кухню, аппетит внезапно исчез, поэтому я даже не поела. С момента возвращения мы с доктором Калленом едва обменялись парой слов, приближающийся разговор пугал. Чуть позднее я направилась к его кабинету и тихо постучала, а когда он ответил, открыла дверь.

– Присаживайся, – сказал он, кивая в сторону кресла напротив.
Я подошла и присела, внимательно наблюдая за ним.
– Как у тебя дела?
– Я в порядке, сэр, – ответила я.
– Правда? – спросил он, вопросительно приподнимая брови. – Ты не выглядишь так, будто ты в порядке, Изабелла.

Я смотрела на него пару секунд, не зная, что ответить.
– Я справляюсь, – сказала я.
– Ты начинаешь вспоминать события? – с любопытством поинтересовался он.
Я кивнула, опасаясь, к чему он клонит, потому что не была готова говорить о случившемся.
– Кое-что, – нерешительно ответила я. – Я не уверена, чему из этого можно верить. У меня были галлюцинации.
– Это можно понять, – заметил он. – Я не хочу давить на тебя, выясняя детали, но хочу, чтобы ты знала, что если у тебя есть вопросы насчет чего-то, что ты услышала, я буду рад ответить на них.

Я уставилась на него, раздумывая над предложением. Были вещи, которые я боялась упоминать, не зная, можно ли произносить их вслух, и правдивы ли они, но было и то, что я очень хотела знать. Я вздохнула через минуту, нервно прикусывая губу.
– Я действительно, э-э, принц… – начала я.

– Principessa? – закончил он.
Я кивнула, и он откинулся на спинку стула, одаривая меня любопытным взглядом.
– Да, так и есть. Твоя мать была дочерью могущественного человека. Он был убит, когда она была ребенком, и она тоже должна была умереть, но этого не случилось. Своны были в курсе ее происхождения, и моя жена близко подобралась к этому секрету, что беспокоило их, поэтому ее и убили.
– Из-за меня, – промямлила я, ощущая, как в глазах появляются слезы, но я сдерживала их, не желая плакать перед ним.
Вина, которую я все еще ощущала из-за ее смерти, была сильной.

– Нет, не из-за тебя, – серьезным голосом ответил он. – Не хочу лгать тебе, Изабелла. Когда-то я винил тебя, и мне потребовалось немало времени, чтобы понять, что мой гнев был необоснованным. Ты была ребенком, когда она погибла, и это абсурд – винить семилетнюю девочку за смерть женщины, которую убили в тысяче миль от нее. Есть несколько людей, которых я могу винить за случившееся, в том числе и себя самого, но ты не в их числе. Хотел бы я понять это раньше, тогда бы я избавил многих от боли.

Я удивленно посмотрела на него, его слова застали меня врасплох, а через миг он продолжил.
– Когда мы поняли, что ты на складе в Чикаго, было двадцатое октября. Я был так поглощен происходящим, что только на следующий день понял, что это за дата. Ты знаешь, что случилось двадцатого октября, Изабелла?

Я нерешительно покачала головой.
– Нет, сэр.
– Двадцатого октября умерла моя жена. Это худший день года для меня, в этот день я теряюсь в гневе из-за ее смерти, я теряю связь с реальностью. В этот день все, что меня интересует – как отомстить за ее гибель, как заставить заплатить кого-то за свою потерю, – сказал он. – В прошлом году это была ты. Ты была тут, а я был зол, и из-за того, что я уже винил тебя, Изабелла, у тебя не было шанса. Без разницы, что бы ты сделала в тот день, я бы достал тебя, потому что проблема была не в тебе. А во мне. Мне нужен был кто-то, на кого можно свалить вину за мою боль, и ты оказалась идеальной мишенью.

По спине побежал холодок, когда он посмотрел на меня, сердце бешено забилось от воспоминания того, что тогда произошло.
– Я знаю, что это странное извинение, но это правда. Ты не сделала ничего неправильного и не заслужила такое, я хочу, чтобы ты это понимала. Я никогда не ненавидел тебя. Я иррационально обвинял тебя, проблема была во мне, но я не мог ненавидеть тебя, потому что, честно, Изабелла, я никогда по-настоящему тебя не знал. И я не хотел тебя узнавать, потому что боялся, что, если это случится, я буду заботиться о тебе так же, как и моя жена.

– У Элизабет была хорошая черта, – продолжил он через минуту. – Она часто интуитивно видела людей, она говорила мне, что они встретились на ее пути по определенной причине. У нее было то же предчувствие и насчет тебя. Это факт, что моя жена полюбила тебя, как только увидела, и продолжала любить до самой гибели. Часть меня знала, что если моя жена так страстно, так отчаянно привяжется к кому-то, то я не смогу не полюбить того, кого она любит. Настолько глубоко и сильно мы были с ней связаны. Я боролся с этим чувством к тебе, Изабелла, потому что не хотел заботиться о тебе. Я хотел винить тебя. Я хотел ненавидеть тебя. Но не мог, потому что, как только я позволил себе узнать тебя, все было решено.

Его слова ошеломили меня, я сидела тихо, не сводя с него взгляда.
– Я только недавно это понял. Видишь ли, я девять лет проводил двадцатое октября в состоянии гнева, сгорая от желания наказать тебя за то, что произошло с моей женой. А в этом году, напротив, я думал о том, как спасти тебя, а ведь именно это когда-то привело к ее гибели. В этом есть доля иронии, и как только это дошло до меня, я, наконец-то, понял слова Элизабет. Я хотел верить, что желаю найти тебя, потому что именно этого хотела бы моя жена, или это нужно было Эдварду, но правда в том, что ты просто заслуживала этого. Я спасал тебя не ради тех, кто заботился о тебе, Изабелла, я делал это, потому что я сам стал таким.

– Наверное, я повторяюсь, но я до сих пор не уверен, что ты поверила мне. Но хочу, чтобы ты знала, что я достиг той точки, когда вижу тебя как своего ребенка, именно об этом когда-то говорила Элизабет. Я хочу, чтобы ты была счастливой в жизни, не только потому, что моя семья или я многим пожертвовали ради тебя, но потому, что ты заслуживаешь счастья. После всего, что сотворил за прошлый год, я не жду, что ты сможешь простить меня, но мне нужно сказать тебе, что я прошу прощения. Если бы я только мог все изменить… но, к сожалению, к жизни в комплекте не прилагается ластик, – сказал он. – Если бы он был, я бы многое стер.

Я хотела было заговорить, но он поднял руку, останавливая меня.
– Позволь мне сначала закончить, а потом я отвечу на оставшиеся у тебя вопросы, – сказал он. – И хотя у меня были причины на все мои поступки, я понял, что многое делал неправильно. Я должен был быть честным с тобой с самого начала, я не должен был обращаться с тобой так, как обращался. Я не жду, что понравлюсь тебе, Изабелла, но надеюсь, что однажды ты сможешь понять меня. Я не знаю, что ты собираешься делать со своей жизнью, но я лишь хочу, чтобы ты знала, что я рад твоей возможности управлять своей жизнью. Я рад, что у тебя появился шанс жить, и поэтому твое спасение того стоило.

Он мягко улыбнулся, а по моей щеке скользнула слеза, а в горле застрял ком. Я сглотнула, пытаясь справиться с чувствами – я и представить не могла, что услышу его извинение, если забыть обо всем остальном, сказанном им. Он наблюдал за мной, а потом оттолкнул стул и поднялся, подходя ко мне ближе. Он нерешительно замер возле меня, а потом поднял вверх штанину. Я посмотрела вниз, озадаченно хмурясь, когда рассмотрела что-то черное, плотно охватывающее его лодыжку с маленькой коробочкой сбоку, на которой горела красная лампочка.
– Ты знаешь, что это? – спросил он.
– Э-э, нет, – пробормотала я, когда он вернулся назад за стол и сел.
Он вздохнул и кивнул.

– Это устройство GPS слежения. Согласно одному из положений моего освобождения, я обязан носить его, – сказал он.
Я шокировано смотрела на него. Заметив выражение моего лица, он рассмеялся.
– Да. Есть ирония, правда? Ты никогда не узнаешь, что это такое, когда за каждым твоим шагом наблюдают, пока сам не окажешься в такой ситуации. Видишь ли, где-то сидит человек с ноутбуком, на котором установлено программное обеспечение, и смотрит, где я, чтобы убедиться, что я не скроюсь. Звучит знакомо?
Я кивнула.
– Да, – сказала я, вспоминая тот день в больнице, когда он показал мне программу слежения и объяснил, как работает GPS.

– У меня были свои причины, чтобы поставить тебе чип, Изабелла, но это не значит, что я был прав. Вместо того чтобы использовать его для защиты, я использовал его, чтобы контролировать тебя, и мне жаль. Я попросил своего коллегу о последнем одолжении и назначил на следующую неделю встречу для тебя. Может быть, на меня поставили устройство слежения, но это не значит, что нельзя убрать твое, – сказал он.
– Правда? – шокировано спросила я.
Он кивнул.
– Да. Ты теперь свободная женщина, – ответил он.

– Спасибо вам, – тихо поблагодарила я.
Он улыбнулся.
– Пожалуйста, но я не заслужил твою благодарность. Я лишь исправляю свои ошибки, работаю над теми неправильностями, которые нужно было устранить еще давно. У тебя еще есть вопросы? – спросил он.
– Я, э-э… не думаю, – ответила я, не в силах достаточно ясно мыслить, чтобы сформулировать вопрос.
Слезы бежали по щекам, из горла почти вырывались всхлипы, которые я изо всех сил сдерживала.
– Если ты о чем-то думаешь, спрашивай, не колеблясь, – сказал он. – И еще одно, прежде чем ты уйдешь. Я хочу отдать тебе это до приезда гостей.
– Гостей? – уточнила я, неуверенная, кого он имеет в виду.
Он улыбнулся и кивнул.
– Да, гостей. Джаспер и Эмметт оба приедут домой, и, конечно, будут Розали и Элис, они такие же члены семьи, как и остальные. Кроме того, прилетят Эсме и Алек, – объяснил он.
– Алек? – спросила я. – Он выписался из больницы?
– Да. Его отпустили пару недель назад, совсем как новенького, – ответил он с улыбкой. – Возможно, это мое последнее Рождество с семьей, и я рад, что мы будем вместе.

Я озадаченно посмотрела на него, ощущая, как в животе снова появляется тошнотворное чувство.
– Так вы думаете, что отправитесь в тюрьму? – нерешительно спросила я.
– Я уверен, что, так или иначе, они меня получат, – сказал он.
Я кивнула, чтобы он знал, что я услышала, но не понимала, что можно говорить или чувствовать по этому поводу. Он прочистил горло, а потом открыл ящик стола, доставая оттуда знакомую коричневую книгу в кожаной обложке, он положил ее передо мной.
– Дневник моей жены – Эдвард отдал мне его несколько месяцев назад, когда обнаружил у тебя, но я думаю, что тебе стоит взять его.

– Мне? – недоверчиво уточнила я.
– Да, тебе. Думаю, Элизабет хотела бы видеть его у тебя, ты можешь найти там много полезного. Она немало писала о том, как приспосабливалась к жизни после рабства и о том, какие противоречивые чувства она испытывала к моему миру. Тебе это может помочь, – сказал он.
– Э-э, спасибо вам, – пробормотала я, осторожно беря книгу в руки.
– Пожалуйста, но опять таки, благодарность ни к чему. Я просто пытаюсь поступать правильно, – ответил он. – Я закончил. Хорошего тебе дня, dolcezza.

Я кивнула и встала, направляясь к двери. Поколебавшись, я потянулась к ручке, но потом вновь посмотрела на него. Он с любопытством глянул на меня, очевидно, интересуясь, что я делаю.

– Вскоре после того, как я сюда попала, вы попросили не называть вас хозяином. Вы сказали, что таким образом я ставлю вас на одну ступень с моим отцом, но я ответила, что вы на него не похожи, – нервно проговорила я. – Тогда я в это не верила. Я сказала это только потому, что должна была. Я видела в вас хозяина. А теперь я в это верю. Чарльз Свон был ужасным человеком, и, несмотря на все, что вы сделали, для меня вы больше отец, чем он когда-либо был. Я хочу, чтобы вы знали, что я действительно прощаю вас за всю боль, потому что вы всегда помогали мне… больше, чем кто бы то ни было. Вы хороший человек, Карлайл.

Я развернулась и вытерла слезы, а потом услышала шепот "Спасибо тебе", но я не ответила, потому что больше нечего было сказать. Я просто вышла из кабинета и направилась в спальню, где забралась на кровать, умостилась на подушке Эдварда и посмотрела на дневник Элизабет Каллен. Через минуту я открыла его на первой странице, делая глубокий вдох, когда начала читать.

"Сегодня мой первый день в качестве свободной женщины…"

Редактура: Lersha

Источник: http://robsten.ru/forum/19-1061-1