ГРАНИЦЫ, КОТОРЫЕ НАС РАЗДЕЛЯЮТ

Раздел: Переводные мини-фанфики по Сумеречной саге

Жанр: Romance/Hurt/Comfort

Пейринг: Белла, Эдвард

Рейтинг: 18+

Дисклеймер: Все герои принадлежат Стефани Майер.

Саммари: Три провисших нити ржавой колючей проволоки отделяли её от меня.

Всему, что важно в жизни, научил меня отец.

У Карла Каллена я научился многому. Охотиться. Ловить рыбу. Работать руками – и никогда не нанимать другого, чтобы починить или построить то, что можешь починить или построить сам. Всем этим жизненным навыкам меня учил не его голос – разговаривал мой отец редко. Нет, он учил меня, делая все эти вещи сам, а мне позволяя смотреть.

Одна из важных вещей, которой я у него научился – межевать землю. Пока батя не умер, он был в наших сельских краях землемером, и народ уважал его как спеца в своём деле. Едва научившись ходить, я шлёпал за ним по лесам, таща за спиной его инструменты. Не сосчитать, через сколько ручьёв перепрыгнули и сколько топких мест одолели в те дни мои нетвёрдые детские ноги. А одним холодным декабрьским утром мои познания в межевании столкнули меня с Беллой Свон.

Ветки и сучья ломались и хрустели под тяжелыми камуфляжными ботинками. Моими любимыми, на тёплой подкладке, отлично защищающими ноги от ледяной воды ручьёв и пронизывающей зимней стужи. Недавно я наконец почувствовал, что разносил их до удобного состояния, и этот факт меня радовал. Не так уж и много мне нужно для счастья – я никогда не был мужиком, который требует от жизни больше, чем честно заслужил.

Хорошо разношенные ботинки – вот я уже и счастлив.

Ружьишко за спиной – ещё одна отличная причина порадоваться. Узкое и длинное, оно очень напоминало меня – в нём тоже пряталось больше силы, чем некоторые предполагали. Я покачал головой, вспомнив старика Уэйлона, батиного другана: любил он заложить за воротник перед большой охотой, вот в конце концов и доигрался, упокой Господь его душу. Подстрелил сам себя, доставая ружьё из пикапа.

А вот и просвет между деревьями – значит, прямо впереди моя засидка [п.п.: засидка, или лабаз – охотничье укрытие для подкарауливания зверя, дичи; часто располагается на возвышении]. Не один день был потрачен, чтобы приколотить дощатый помост на высоком дубе с подходящей ветвяной развилкой. При мысли о широко раскинутых рогах крупного самца оленя в животе заурчало, и пальцы чуть заметно дёрнулись. Медленно и глубоко дыша, я постарался сбросить охватившее меня возбуждение и расслабиться. Подрагивание пальцев на спусковом крючке никого ещё до добра не доводило.

Не успел я добраться до засидки, как ветер донёс до меня чей-то голос. Я застыл на месте. Такие звуки в лесных зарослях не редкость, вот только они редко оказываются человечьими; обычно их издают птицы и другие живые твари, но люди – редко. Тот звук, что слышал я, определённо исходил от человека.

Любопытство вспыхнуло во мне, и я пошёл на звук женского голоса. Вступивший в разговор низкий баритон сразу дал мне понять, что женщина не одна. На участке, соседнем с моими десятью акрами [примерно четыре гектара] нетронутой луизианской земли, стоял заброшенный дом, и в нём уже бог знает сколько лет никто не жил.

Когда голоса смолкли, я понял, что болтуны, кто бы они ни были, услышали моё приближение. Я перекинул ремень ружья на плечо. Надеюсь, мальчишки Джонсонов не пробрались снова на мои земли, чтобы хлебнуть пивка и побаловаться со своими подружками. Когда я стал натыкаться на пустые банки из-под пива и окурки на границе своих владений, мне пригодилась та камера ночной съёмки, которой я фотографировал оленей. С её помощью я заснял двух этих юных засранцев и выдвинул против них обвинения в нарушении границ моей собственности. Их папаша перестал со мной здороваться после того, как я пригрозил, что пристрелю его сынков, если они ещё хоть раз перережут мою изгородь из колючей проволоки.

Приблизившись к ржавой проволочной изгороди, отделявшей мои земли от соседских, я увидел двоих. Женщина стояла возле старого дуба, где когда-то ножичком были вырезаны имена моих родителей. Шло время, дерево росло, и имена почти исчезли, но были всё ещё видны, если хорошенько присмотреться.

Женщине было лет двадцать пять или, может, двадцать четыре – короче, двадцатник с лишним. Её тёмные волосы частично скрывала шапочка наподобие тех, что вязала моя бабушка. Чистый и яркий цвет шапки контрастировал с коричневой кожаной курткой. Большие глаза насторожённо следили за каждым моим шагом.

Мужчина, тихо стоявший рядом с ней, тоже следил за тем, как я приближаюсь. Они с девушкой были очень похожи: одинаково бледная кожа, одного и того же оттенка тёмные волосы и глаза, и оба – небольшого роста. Изгибов фигуры хватало у обоих, но у женщины они имелись во всех нужных местах – бёдра, задница, талия. Первым пришло на ум слово «сочная». Вторым – «сука», поскольку все её привлекательные качества вылетели у меня из головы, стоило ей открыть свой хорошенький ротик.

– Ты кто такой и что тут делаешь с ружьём?

Её северный акцент и требовательная интонация застали меня врасплох. Прищурившись, я продолжал к ним приближаться, пока ржавая и провисшая проволочная изгородь не осталась единственным разделяющим нас препятствием.

– Я Эдвард Каллен. Эта земля – моя собственность. И я сегодня собирался подстрелить оленя покрупнее, но теперь твой крикливый рот наверняка распугал всех оленей в округе.

Она начала краснеть – снизу вверх, от ложбинки между грудей, не скрытой под курткой. Цвет понемногу дошёл до щёк, окрасив и их в ярко-розовый. Облизнув губы, она сделала шаг вперёд, приблизившись к проволочному ограждению. Возвышаясь над ней, я смотрел прямо в её сощуренные глаза.

– Ну что ж, а я Белла Свон! – сказала она. – И эта земля – моя собственность. Так же, как и три фута земли, на которой ты стоишь, если верить бумагам, которые держит в руках мой отец.

– Сомневаюсь. – Я засмеялся и тоже прищурился. – Эти земли межевал мой батя. А он был лучшим землемером в наших краях.

– А может, здесь у твоего ба-а-ати ошибочка и вышла. – Она ухмыльнулась, явно довольная тем, как издевательски передразнила мой южный акцент. – Слыхала, он был стар, когда межевал эти участки. Наверняка глаз был уже не тот, что прежде.

Меня охватила ярость.

Никто не смеет оскорблять моего отца.

Никто не смеет ставить под сомнение репутацию, которую он зарабатывал всю свою жизнь.

Никто.

– В размежевании земель Карл Каллен никогда не ошибался. – Я сплюнул себе под ноги, больше по привычке, чем от злости. Это заставило девушку вздрогнуть, и её реакция рассмешила меня.

– В чём дело, дорогуша? Никогда раньше не видела, как мужчина плюется? – спросил я.

– Ты отвратителен. – Она жёстко ухмыльнулась. – Я не могу жить по соседству с таким неандертальцем, как ты. Который плюётся и всюду таскается с ружьём.

– А я не могу жить по соседству с чванливой янки, которая не знает, когда следует держать свой хорошенький ротик на замке.

Белла разинула рот, и я позлорадствовал.

– Видишь? – рассмеялся я. – Никак не держится закрытым, верно, дорогуша?

Её розовые щёки стали понемногу багроветь. Прежде чем она нашлась с ответом, её отец наконец заговорил:

– Я Чарли Свон, – сказал он и протянул мне свободную руку; в другой он держал скреплённую вместе пачку каких-то документов. – Отец этой чванливой янки. Уверен, мистер Каллен, тут просто недопонимание.

На его миротворческий жест я ответил столь же твёрдым рукопожатием и, отпустив его руку, любезно уточнил:

– Уверен, мы тут все чего-то недопоняли. Смею предположить, мисс Свон, что наша следующая встреча состоится в суде.

Два дня спустя Белла Свон приступила к переезду в тот дом по соседству. Сидя в кресле-качалке у себя на крыльце, я смотрел, как приезжают и уезжают грузовики – мой домишко и кирпичный дом по соседству разделяла лишь небольшая рощица. Наконец это занятие мне надоело: приближалась ночь, а сама кареглазка всё не показывалась.

Я говорил себе, что слежу за ней, потому что в нашем маленьком, сонном городке такая скучища. Я говорил себе, что слежу за ней, потому что жду, когда судебный пристав передаст ей повестку в суд. Я пытался убедить себя, что слежу за этим домом по миллиону причин, помимо истинной.

А истинная причина состояла в том, что Белла Свон была прелестна.

Крикливая и раздражающая до чёртиков, тараторившая как пулемёт о том, в чём ни черта не смыслила. Не говоря уже о том, что меня глубоко задевало её враждебное отношение ко мне. Внутри меня всё прямо-таки зудело и свербело.

И, чтоб ей пусто было… она была прелестна.

И вот спустя несколько дней, когда я уже почти изгнал из головы неуловимую мисс Свон, мой школьный кореш Тайлер Кроули вернул её туда.

– Слыхал, у тебя новая соседка, – с понимающей усмешкой сказал Тайлер как-то поздно вечером в пятницу.

Я с трудом расслышал его, поскольку в динамиках моего «Шеви» надрывно постанывал старина Хэнк [п.п.: Хэнк Уильямс (1923-1953) – американский автор-исполнитель, «отец современной музыки кантри»]. Кто-то разжёг костер; пламя лизало ночное небо. Парни и девчонки, с которыми я заканчивал среднюю школу, столпились вокруг огня. Все до одного – такая же неотесанная деревенщина, как я: либо вообще никогда никуда не уезжавшие из нашего городка, либо сделавшие попытку и вернувшиеся, поджав хвост.

Оглядев знакомые лица, я осознал, насколько же мы все за эти годы изменились. Время и пережитый опыт прошлись по нашим лицам и телам. У Джессики Стэнли были уже не те задорные круглые сиськи, что раньше, да и бóльшая часть веса, набранного за время беременности, осталась при ней, хотя с тех пор, как она родила ребёнка, прошло почти пять лет. Волосы Майка Ньютона редели, и всё заметней становились залысины – а не только морщины на лбу. Поблёскивая в отсветах костра, его черепушка многозначительно напоминала, что никто из нас не вечен.

Хоть и была одна константа, одна фигня, которая с годами не менялась – и это были похотливые мыслишки в башке Тайлера Кроули.

Тайлер открыл пивную банку и сделал приличный глоток. Опустив банку, он встретился с моим свирепым взглядом. Посмеиваясь, он махнул рукой с банкой в сторону соседского дома.

– Ты почему не рассказал мне о прекрасной мисс Свон? – спросил он. – Пытаешься придержать её для себя одного?

– Если считаешь, что справишься с крикливой сукой-янки, флаг тебе в руки, – фыркнул я и стал рыться в кулере, стоявшем в кузове моего пикапа.

– Ого, Эдвард Каллен только что назвал леди сукой. Не слишком-то по-джентльменски, – подколол меня Тайлер, намекая на моё пристрастие к любезным речевым оборотам.

– Так она и не леди, – сказал я, открывая банку с пивом. – Белла Свон первостатейная сука.

Крошки льда соскользнули по холодным бокам банки, намочив щетину на моём подбородке. Я стер лед и воду рукавом своей плотной фланелевой рубахи.

– Так значит, ты не станешь возражать, если я отшлёпаю эту задницу? – спросил он, кивнув на этот раз немного в другом направлении.

Я в замешательстве повернул голову и посмотрел на подъездную дорогу, которая вела к моему дому. Там скакал вверх и вниз белый свет фонарика, очерчивая тени от камней, которые вгрызлись в эти земли так глубоко, что мне приходилось корчевать их своим трактором. Свет горевшего в сторонке костра озарил её лицо и облил всё тело мягким оранжевым светом. Её взгляд упёрся в меня, и я тут же заметил хмуро сведённые брови и решительно сжатые челюсти.

Черные пижамные штаны с мелким рисунком из красно-бело-зелёных рождественских леденцов полностью скрывали шелковистую плоть её ног – эту кожу я видел лишь в собственных снах. Вязаная шапочка отсутствовала. Волосы были небрежно собраны в хвостик, лицо чисто вымыто – её естественная красота не нуждалась во всём том дерьме, которое бабы намазывают себе на лица.

Распахнутое кожаное пальто, то же самое, что было на ней в нашу первую встречу, не особо прикрывало сиськи, подскакивавшие под облегающей черной футболкой. Если бы она понимала, как колышется на ходу её грудь и проступают напрягшиеся соски, то вряд ли выставила их напоказ.

Иными словами, она была сногсшибательна.

Дорога шла круто в гору. Поднимаясь по ней, она ни на секунду не отрывала от меня своего взгляда. Потягивая пиво, я расслабил плечи и постарался сделать вид, что мне плевать на её незваный визит, но это было сплошное притворство. Я был, как сказал бы мой батя, взведён до упора. И хотелось мне лишь одного – полаяться с ней от души, а затем немедленно уложить в постель и поцелуями стереть всю хмурость с её лица. Я моргнул, усмехнулся и допил своё пиво.

Видать, совсем я, блин, башку-то потерял.

Пока она приближалась, народ развернулся в нашу сторону и с любопытством уставился на фигуристую брюнетку. Камешки вылетали из-под её упрямо топавших ног, которые наконец остановились всего в нескольких дюймах от меня. Я смял в кулаке банку пива и небрежно швырнул её в кузов своего пикапа. Алюминий лязгнул по металлу, и от этого звука она поёжилась.

– Чему обязан чести вашего визита, мисс Свон? – спросил я с вежливым сарказмом, но явно заплетающимся языком. А что вы, чёрт возьми, хотели, я ж начал заливать за ворот с полшестого вечера.

Сегодня пятница, в конце концов.

– Вы в курсе, мистер Каллен, что давно за полночь? – с такой же отстранённой вежливостью спросила Белла. Она вздёрнула подбородок и высокомерно приподняла брови. Забавно было наблюдать за тем, как она изрекала это, одетая в пижаму с узором из леденцов и пушистые домашние сапожки.

– Прошу прощения, мэм, – сказал Тайлер и снял кепку, явив миру копну спутанных чёрных волос. – Эд подзабыл о манерах, так что позволю себе представиться сам. Я – Тайлер Кроули.

Прижав к груди кепку, Тайлер протянул ей руку. Несколько секунд Белла разглядывала её взглядом, каким, бывает, люди смотрят на змею, а затем, покачав головой, отмахнулась небрежным движением запястья.

– Рада знакомству, – сказала она резко. – Мистер Каллен, вы же не будете слишком сильно возражать, если я попрошу вас сделать эту ужасную музыку чуть потише – или, лучше, выключить совсем. Кроме того, то и дело подъезжающие и уезжающие машины в такое позднее время – это совершенно лишнее. Ревущие двигатели, громкая музыка… слушайте, вы ведь уже не подростки какие-нибудь.

С минуту я молча смотрел на неё, ошарашенный тем, как она отмахнулась от Тайлера и одновременно отбрила меня своим острым язычком. Прежде чем я успел произнести хоть слово в ответ, она сердито фыркнула и снова затарахтела.

– Я знаю, что на юге наро-од поме-едленней и попро-още, – протянула она, используя тот же поддельный акцент, что и при нашей первой встрече. – Поэтому позвольте мне повторить, дабы облегчить вам понимание:

Вы.

Клю.

Чи.

Те.

Музыку.

Вместо того, чтобы кипятиться, ораторствовать или выказывать какие-либо знаки недовольства, я улыбнулся ей чуть ли не до ушей.

– Нет. – Я ухмыльнулся и приподнял бровь.

Я шагнул вперёд, и её глаза широко распахнулись. Склонившись над ней, я как ни в чём не бывало протянул руку через её плечо и достал из кузова пикапа ещё одну банку с пивом. После того, как ледяной напиток оказался в моей руке, я сделал всего один небольшой шаг назад. Сладкий запах её духов проник мне в ноздри, а оттуда – прямо в мозг. Я был уверен, что смогу вспомнить его поздней ночью, когда буду в постели один.

Или, может, не один, если выйдет по-моему.

– Выключите музыку, или я вызову копов, – процедила она, скрипя зубами.

– Мне придётся попросить вас уйти с моей земли, – ответил я, проигнорировав её слова, и открыл пиво.

– Нет.

– Что ж, тогда копов вызову я. Вы вторглись на принадлежащую мне землю, мисс Свон. Я любезно попросил вас уйти, а вы отказались.

Белла тихо чертыхнулась, а затем развернулась к моему пикапу. Ухватившись за ручку двери моего бесценного ржавого корыта, она каким-то чудом умудрилась открыть её. Нам же с Тайлером открылся потрясный вид её зада, когда она сунула голову в салон. Пикап был выше, чем задумывалось производителем – пару лет назад я лично позаботился об этом, установив лифт-комплект – и ей было не так-то просто дотянуться до радио.

Я дёрнул головой в сторону огня. Тайлер понял намёк, подмигнул мне и отвалил в сторонку, присоединившись к группе зрителей у костра и оставив меня один на один с моей разъярённой соседкой.

Пока она продолжала свои попытки дотянуться до ручек моего старого радио, я допивал пиво и пристально разглядывал округлые изгибы её попки. Затем швырнул банку в кузов и втиснулся между ней и дверью своего пикапа.

– Мисс Свон, я ещё раз любезно прошу вас уйти с моей земли, – сказал я, со всем возможным достоинством, конечно.

– Ты что, тормоз? Я же сказала, что не уйду, пока ты не выключишь это чёртово радио, – язвительно произнесла Белла.

– Ранее вы уже определили, что я «тормоз», мисс Свон. Это очень верная оценка. Я медленно говорю. Медленно езжу. – Я положил руку ей на поясницу, и она замерла. Наклонившись, я прошептал ей в ухо: – И даже трахаюсь я медленно… медленно и приятно. Не жалея времени. Никуда не спеша. Я нагнул бы тебя над своей кроватью. Заставил бы тебя прочувствовать каждый мой дюйм.

Белла выпрямилась, развернулась и уставилась на меня растерянными, широко распахнутыми глазами. Моя рука соскользнула с её поясницы, но я подцепил пальцем пояс её пижамных штанов, тем самым не давая ей уйти.

– Да ты же не… ты что, серьёзно клеишься сейчас ко мне?! – выпалила она.

– Даже и не знаю. Ты считаешь, что клеюсь? – спросил я и потянул за эластичный пояс. Понизив голос, я прошептал: – Ты этого хочешь?

Мгновенье Белла смотрела на меня в изумлении, а потом внезапно расхохоталась. От смеха по её лицу потекли слёзы. Каждый раз, когда она поднимала на меня свои влажные глаза, у неё начинался новый приступ истерики. Я нервно покосился на своих друзей, которые продолжали беззастенчиво глазеть на нас. Мой пристальный взгляд всё-таки заставил их отвернуться к огню, опустить головы и притвориться, что за их спинами нет девушки, хохочущей как долбаная гиена.

– Ну, спасибо тебе, Каллен. – Белла вытерла слёзы с глаз и развернулась обратно к радио. – Спасибо, что рассмешил. Этого мне сегодня не хватало.

Я раздражённо наблюдал, как Белла, ухватившись за ручку над пассажирской дверцей, уселась в пикап. Она повернула регулятор громкости допотопного радио, и голос Хэнка стал значительно тише. Я стоял, не шевелясь. Она спрыгнула с драного сиденья на землю. Мои ладони машинально обхватили её талию, и я, как положено джентльмену, плавно опустил её на землю. Её приличных размеров груди задели мою грудь. Хотя её ноги уже твёрдо стояли на земле, мои руки надолго задержались на её талии. Большими пальцами я поглаживал её мягкий животик по обе стороны от пупка. Не знаю, как долго мы так простояли, не двигаясь и глядя друг на друга. Наконец Белла будто внезапно о чём-то вспомнила. Она оттолкнула мои руки, мгновенно разрушив те чары, которые сама же и наложила.

– Пожалуйста, оставь уровень звука таким, как сейчас. А то под всё это унылое нытьё… – её рука очертила круг, обозначив им мой двор, – мы, знаешь ли, заснуть пытаемся. И это нелегко, когда какой-то тупица во всю глотку распевает про житуху в Диксиленде. [п.п.: Дикси, Диксиленд – южные штаты, общим числом четырнадцать, в одном из которых герои и находятся]

Слово «мы» отозвалось во мне сильнее, чем все остальные вместе взятые. Бросив взгляд на её левую руку, я заметил говорящее о многом кольцо на том самом пальце. Забавно, что я не замечал его раньше. В груди шевельнулось странное чувство, что-то вроде смеси ревности с разочарованием. Белла развернулась и потопала прочь, её походка по-прежнему открыто выражала гнев. Она ни разу не остановилась и не сбилась с шага, даже когда я врубил радио в два раза громче прежнего.

Следующий день я провёл, леча своё похмелье и наслаждаясь видом озера ясным субботним утром. Холодный воздух пощипывал нос, изо рта шёл пар. Над озером висела тишина, и я напитывался ею. Моя рыбацкая лодка легко покачивалась на водной глади, в тёмной глубине которой отражались деревья и солнце. Лишь иногда, когда я ощущал подёргивание на конце лески, вода рябила и перевёрнутая картинка исчезала. К обеду головная боль прошла, и я вернулся домой довольный и с кулером, полным окуней.

Собирая столик для разделки рыбы, я заметил мальчонку с выпирающими коленками лет шести-семи, который яростно жал на педали красного велика, штурмуя крутой склон дороги к моему дому. Густой каштановой шевелюре пацана срочно требовалась стрижка. Взъерошив собственные заросли на башке, я хмыкнул при мысли о том, до чего же быстро засёк соринку в чужом глазу, не замечая бревна в собственном. Мальчишка заметил меня, когда я доставал из пикапа длинный кусок фанеры, на котором обычно чистил рыбу.

С крыльца тявкнула моя собака, голубой хилер по кличке Малявка [п.п.: Хилер, или «австралийская пастушья собака» – сторожевая порода среднего размера, имеющая две разновидности окраса – «голубой» (серый) и «красный» (рыжий)]. Она изо всех сил замахала хвостом и буквально завибрировала всем телом от радостного возбуждения. Паршивка обожала детей, особенно мою племяшку Киган.

– Сэр, можно поиграть с вашей собакой? – спросил мальчик.

Вместо ответа я дал Малявке короткую команду. Её коготки тут же застучали по деревянному крыльцу. Сбежав по ступенькам, псина рванула через двор. Мальчик очень знакомо захихикал.

Пацанчик смеётся совсем как Белла. Должно быть, её сын... сын Беллы и её мужа.

Внезапно ощутив комок в горле, я пару раз откашлялся. Выходит, что вчера я по пьяному делу заигрывал с замужней женщиной, к тому же моей соседкой, что ещё больше всё усложняло. Я сосредоточился на чистке рыбы и притворился, что не замечаю пацанёнка, нарезавшего на своём велике круги по моему двору.

Но он не позволил мне игнорировать его.

Бросив велик на траву и подойдя ко мне, он спросил:

– Чё делаешь?

– Рыбу чищу, – ответил я. – Хочешь, того… помочь?

– А можно?

Глаза мальчишки засияли от нетерпения. Они были карие, окружённые длинными ресницами – точь-в-точь как у его матери.

– Твои-то возражать не будут? Мама знает, что ты здесь? Или папа? – Я с беспокойством оглянулся через плечо – мне совсем не улыбалось драться с мужиком на глазах у его собственного ребёнка.

Откровенно проигнорировав мой вопрос, он спросил:

– Эй, это что за ножички такие? – Однозначно, сын Беллы. Весь в мать.

– Это нож-рыбочистка, – сказал я, беря самый маленький из ножей. – Мы им воспользуемся, чтобы счистить с рыбы чешую. А вот этот – для резки филе.

Я продолжал рассказывать, как буду использовать каждый из ножей, а мальчик с нескрываемым восторгом внимал моим объяснениям. Опершись локтями о грузовик, он молча наблюдал, как я принялся резать и чистить рыбу.

– Тебя как зовут? – наконец спросил он, нарушив молчание.

– Эдвард. А тебя как?

– Оскар, – ответил он, и я рассмеялся, думая, что он шутит. При виде боли на его лице мой смех угас. Внутри всё сжалось от чувства вины.

Я прочистил горло.

– Отличное имя, сынок. Отличное.

Оскар улыбнулся, боль исчезла с лица. Я улыбнулся в ответ – в основном потому, что выглядел он ужасно забавно из-за рассыпанных по носу веснушек и отсутствующих зубов.

– Так звали моего папу, – ответил он с задумчивым видом. – У тебя есть папа?

– Папа есть у каждого. – Я засмеялся и протянул Оскару кусок рыбного филе. Он посмотрел на него с трепетом, а затем осторожно взял двумя пальцами и, держа подальше от себя, положил в большую миску, стоявшую на фанерной столешнице.

– У меня нет, – ответил он с грустью. – Больше нет.

– Жаль это слышать, малыш, – сказал я, гадая, куда же подевался его отец.

– Да ничего, мистер Эдвард! Мой папа теперь на небе с бабулей, – ответил Оскар. На круглощёкой мордахе проступила задумчивая улыбка. – Мама говорит, если я буду хорошо себя вести, то однажды увижу их снова.

Ёлки-палки, я чуть не расплакался.

Ничто – ни разу в этой жизни за все мои двадцать восемь лет – не заставило меня лить слёзы, кроме отцовой смерти. Невинное лицо и наполненные верой слова ребёнка, мечтающего снова увидеться с отцом и бабушкой, раскололи моё сердце пополам. Бессознательно я до крови впился зубами в нижнюю губу и сосредоточился на боли в ней, а не в груди.

– Мой… э… мой папа тоже на небе, Оскар, – признался я и ощутил, как вспыхнули щёки после этого признания. Я любил своего отца, жил по его заветам, но редко говорил о его смерти. Это было слишком больно. Воспоминания были слишком свежи.

– Наверное, теперь мой папа дружит с твоим! – воскликнул Оскар, и его лицо засветилось. – Может, твой папа показывает моему, как чистить рыбу. Как думаешь, Эдвард, на небе есть рыба?

– Не знаю, Оскар, – сказал я, снова чуя подкатывающий к горлу ком. –Э-э… хочешь помочь мне приготовить эту рыбу сегодня вечером? Можем покидать Малявке фрисби. Она хорошая собака. Всегда приносит его обратно.

– А можно, мама тоже придёт? – спросил он охрипшим от волнения голосом. – Она хоть и девчонка, но не такая, как все. С ней весело.

– Конечно, – ответил я, гадая, когда и как Белла вообще могла веселиться, и чертовски надеясь, что однажды она ослабит свою броню, чтобы мы могли стать… ну, хотя бы друзьями.

Оскар в конце концов уехал, с бешеной скоростью крутя педали велика своими длинными ногами. Малявка, виляя хвостом, с лаем бросилась вслед за ним, и я захохотал. Остаток вечера я потратил на жарку рыбы и кукурузных шариков, а также на приготовление большой миски капустного салата. [п.п.: кукурузные шарики («хаш паппис») – популярный в южных штатах гарнир к жареной рыбе; капустный салат («коулслоу») – шинкованная капуста и тертая морковь с майонезом]. Настала ночь, взошла луна. Еда остыла. Остыл и я, сидя на крыльце и дожидаясь Оскара и Беллу. Малявка в тот вечер наелась от пуза. С животом, полным рыбы, она сладко уснула на коврике у камина.В отличие от меня.

Оскар стал гонять ко мне на велике каждый день. Меня не оставляло подозрение, что ездит он сюда втихаря от матери, пока та не обращает внимания. Постепенно я сблизился с Оскаром, обучая его всему, чему учил меня отец. Всяким простым вещам – вроде того, как накачать на пикапе шину или проверить в ней давление, как сменить масло, и каким инструментом что можно делать в машине.

Ежедневно Оскар проводил со мной всего несколько минут в день, успевая за это короткое время впитать всё, что я мог ему дать. День за днем я невольно гадал, изменится ли что-то, когда после рождественских каникул он пойдёт в новую школу. А может, он вообще ещё не учится в школе? Как ни пытался, я не мог припомнить, упоминала ли моя племяшка Киган, когда в этом году начинаются и заканчиваются каникулы.

В последний предрождественский понедельник я отъехал от дома, глядя только вперёд. Я принял решение провести этот день за своей настоящей работой, где появлялся редко. Собственной бизнес имеет преимущества, и одно из них – это возможность нанять других, чтоб они работали за тебя. Я совсем обнаглел и неделями не проверял, как идут дела, во всём полагаясь на свою сестру Энджи. Стоило ей увидеть, что я вхожу в магазин, как она накинулась на меня:

– Что это ты здесь делаешь сегодня?!

Я постоял с закрытыми глазами, вдыхая запахи гербицидов и кукурузы, затем пожал плечами, взял зеленый рабочий фартук, надел его и завязал тесёмки. Я решил не ставить её в известность, что сбежал сюда, ужаснувшись тому, что начал ощущать с шестилетним Оскаром связь, напоминавшую отношения отца и сына.

– Да вроде как заняться больше нечем.

– Сколько раз повторять? Ты платишь мне достаточно, чтобы я сама тут со всем справлялась. Сиди дома и пожинай плоды трудов своей сестры. – Энджи ухмыльнулась и щёлкнула пузырём жвачки.

– Где Киган? – спросил я. – Я скучал по этой маленькой засранке.

– В подсобке. Возит по полу свой желтый самосвал. – Энджи закатила глаза. – Судя по её играм, ей бы надо мальчиком родиться.

– Яблочко от яблони недалеко падает. Когда мы были маленькими, Энж, ты была такой же. Вечно вся в грязи и носишься с пацанами. – Я рассмеялся, вспоминая наше детство.

– Ну так и я о том же, – сказала Энджи, прикусывая нижнюю губу, чтоб не рассмеяться. – Почему, думаешь, я была вся в грязи и катала игрушечные самосвалы?

Я направился к подсобке, где было шумно от звуков, изображавших работающий мотор грузовика, а также скрипа и грохота – по бетонному полу с энтузиазмом возили железную игрушку. Я подкрался к племяннице сзади и подхватил её на руки. Она взвизгнула от неожиданности и расхохоталась. Грузовик выпал из её рук на пол. Я принялся крутить её. Хихиканье и вопли притворного ужаса разносились по подсобке.

– Смотри-ка, Киган, ты опять подросла с тех пор, как мы в последний раз виделись. И не заметишь, как станешь такой же старой, как я.

Киган рассмеялась и обняла меня за шею. Устроив её тощую попку у себя на бедре, я отправился обратно в торговый зал. Киган была копией моей сестры – косы до пояса и огромные зелёные глаза. И слава богу, потому что Бен, бывший муж Энджи, был уродливым сукиным сыном – что снаружи, что внутри.

– Энджи, ты не против, если после работы я возьму эту маленькую мартышку к себе домой? – крикнул я сестре, щекоча Киган между рёбрами. Та извивалась и хохотала, откинув голову назад. – У меня в кузове стоит мини-кулер, полный рыбьих кишок, и я знаю одну девочку, которая точно поможет мне вычистить…

А затем то, что я увидел, заставило меня умолкнуть. По другую сторону прилавка, около кассового аппарата, стояла Белла, а рядом с ней – Оскар. Они оба смотрели на меня с неподдельным потрясением, но у Оскара оно мгновенно сменилось на радость.

– Привет, Эдвард, – сказал он, и тут же перевёл взгляд на мою племяшку. – Эдвард твой папа?

Киган положила голову мне на плечо и сунула в рот большой палец. Эта дурная привычка появилась у неё прошлым летом, после того как её отец бросил их с Энджи. С тех пор моя очаровательная племянница стала более робкой и замкнутой. Я с недовольством припомнил, что это лишь одна из многих причин, по которым я с радостью надрал бы зад её папаше перед тем, как он свалил из городка – например, за то, что он спал с лучшей подругой Энджи и обрюхатил её.

– Оскар, это не твоё дело, – сказала Белла тихим и на удивление мягким голосом. Я поднял брови, заметив, как порозовели её щёки, а глаза с растущим осуждением заметались между мной и моей сестрой.

– Киган – моя племянница, – ответил я, сажая её на прилавок и снимая её руки со своей шеи. – И она обожает играть с самосвалами. Оскар, а тебе самосвалы нравятся?

Внезапно оробев, Оскар пожал плечами, и его щёки сравнялись цветом с щеками его матери. Интересно, откуда Белла перебралась в Луизиану? Было ли в прошлом Оскара вдоволь земляных куч, игрушечных тракторов и самосвалов – или же они переехали из бетонных джунглей? Голос Киган вывел меня из задумчивости.

– Хочешь посмотреть мой самосвал?

Оскар бросил взгляд на мать, и та ободряюще кивнула. Когда он, обходя прилавок, прошёл мимо меня, я шутливо взъерошил его волосы. Он широко улыбнулся, и пара длинноногих детишек исчезла в подсобке. Обернувшись, я поймал на себе внимательный взгляд Беллы; столько нежности в её глазах я никогда ещё не видел.

Наклонившись вперёд, я положил локти на прилавок.

– Что привело вас в мой магазин, мисс Свон?

– Это твоё? – спросила она, обводя вокруг руками. Свет тусклых ламп, свисавших со стропил, сверкнул на дорогом кольце, оттягивавшем её палец.

– Уверен, до ваших стандартов ему далеко, но да, он мой, и я им чертовски горжусь.

Белла посмотрела на меня с недоумением.

– А почему бы и не гордиться? У тебя есть своё дело. Любой бы гордился тем, что владеет собственным бизнесом.

Я стоял в полном недоумении и отчаянно пытался придумать мало-мальски достойный ответ, но меня быстро спасли.

– Я Энджи, сестра Эдварда, – звонко произнесла моя сестра и протянула ей руку. Ни секунды не колеблясь, Белла пожала её. – Помочь вам найти что-нибудь?

– Приятно познакомиться, – тепло сказала Белла. – Мы с Оскаром искали пару кормушек для птиц и упаковку птичьего корма.

– Сейчас всё принесу.

Энджи исчезла, но успела понимающе мне ухмыльнуться. Белла поймала мой взгляд, и я вспомнил, как подкатывал к ней в ту ночь, когда веселился со своей компанией. Пригладив волосы, я пару раз откашлялся. Робкие извинения уже готовы были сорваться у меня с языка, но, к счастью, тут меня прервали два мелких спиногрыза.

– Дядя Эдди, дядя Эдди, пожалуйста, можно Оскар сегодня придёт к тебе домой поиграть со мной? – Выпятив нижнюю губку, Киган смотрела на меня своими большими глазищами – прямо как тот долбаный котяра из «Шрека»; она ещё вечно заставляет меня пересматривать с ней этот мультик.

– Ну разве я могу сопротивляться этим глазкам? Ты ведь знаешь, что они со мной делают. – Киган и её новый приятель заулыбались, демонстрируя мне все оставшиеся у них молочные зубы. Потрепав Оскара по волосам, я повернулся к его матери. – Я не против, если ты не против.

– Ну пожалуйста, мам! Я же и так каждый день хожу к Эдварду, когда ты думаешь, что я катаюсь на велике, – сказал Оскар, пожав плечами, и тело Беллы напряглось.

– Что ты сказал, Сэмюэл Оскар Свон? – спросила она, и в её голосе отчётливо послышался сдерживаемый гнев. – Ты убегаешь в дом к чужому человеку, не сказав мне?

– Он учит меня всему такому, – уставившись в землю, прошептал Оскар, – чему учат папы.

Лицо Беллы побледнело; глаза наполнились тревогой и печалью. Она посмотрела на меня, и выражение её лица сменилось на более угрожающее. На бледной коже проступили красные пятна – ни дать ни взять скатерть в клеточку для пикника. Но исходившие от неё волны гнева не имели ничего общего с пикниками. Внезапно в воздухе повисла неловкая тяжесть, лишив меня разом и дыхания, и дара речи.

– У нас есть два разных типа кормушек. – Вернувшаяся из подсобки Энджи положила на прилавок рядом со мной две деревянные кормушки и упаковку семян. – Корм бесплатно. Поощрительная политика Эдварда для новых покупателей, и всё такое.

Не услышав в ответ ничего, кроме тишины, Энджи подняла глаза и прикусила губу, увидев немую сцену: Киган в замешательстве морщила лобик, Оскар глазами умолял мать, а Белла пронзала меня взглядом, полным убийственной ярости.

– Э-э, дети, не пойти ли вам в подсобку, чтобы дать родителям поговорить, – выдавив из себя улыбку, сказала Энджи.

– Нет. – Белла повернулась к моей сестре и покачала головой. – Оскар с вами никуда не пойдёт.

Улыбка сползла с лица Энджи, лоб нахмурился. Раздув ноздри и сжав кулаки; моя сестра уставилась Белле в глаза и, не отводя взгляд, повторила:

– С нами?

– Да, с вами, – ответила Белла и вновь развернулась ко мне. – Вот, значит, как ты обычно клеишь баб? Делаешь пьяные предложения, а когда не срабатывает, втираешься в доверие, используя невинного ребёнка? Не проканает, Каллен. Ты не первый мужик, который пытается заморочить мне голову.

Я отвлёкся, услышав, как рядом шмыгнул носом Оскар. По его веснушчатым щекам потекли слёзы. Избегая моего обеспокоенного взгляда, он вытер их рукавом зимнего пальто. Не знаю, много ли он понял из этого разговора. Когда я был ребёнком, отношения между взрослыми всегда казались мне такими непонятными, но Оскар был парнишка проницательный; возможно, он заметил гнев, который излучало тело его матери, или резкость произнесённых ею слов.

Я почувствовал, как рука сестры успокаивающе коснулась моего плеча и медленно скользнула по спине. Энджи пробила чек на кормушки и, как только закончила, послала Белле презрительную усмешку.

– Уж поверь, дорогуша, тебе же хуже.

ОКОНЧАНИЕ >>>