Глава 12.3. Неопровержимое доказательство

Человеческий род изжил бы себя, если бы люди перестали помогать друг другу. Мы не можем существовать без взаимной помощи. Поэтому все, что нужно для содействия – это попросить о помощи у близких; и никто, кто в силе помочь, не может отказать в этом без чувства вины.

Сэр Вальтер Скот

20 июня, 2009 год

Изабелла

– iPod – есть. Сотовый телефон – есть. Кошелек – есть. Морковный торт тоже в наличии, – вздохнула Изабелла. – Хорошо, поехали.

Изабелле удалось изящно, насколько это вообще возможно, жонглируя всеми предметами в ее руках, захлопнуть входную дверь, используя пятки и локти. Она осторожно спустилась по ступенькам своего танхауса, выверяя каждый шаг и стараясь не споткнуться и не шлепнуться. Обычно она довольно успешно справлялась со шпильками, но вместе с тем у нее никогда не было в руках десятифунтового морковного торта.

Она смогла добраться до машины без происшествий и аккуратно уложить торт на половицу возле переднего пассажирского сиденья, а кошелек закинуть на само сиденье. Скользнув в соседнее кресло, она удовлетворенно улыбнулась. Изабелла обожала находиться в этой машине. В эти моменты она чувствовала себя женственной. Не так, словно она слабая девчонка, а так, словно она сильная независимая женщина. Двигатель ожил, и она слегка поддала газу, и, наслаждаясь рычанием машины, снова улыбнулась. Июньское солнце не жарило, а приятно согревало, поэтому она решила отказаться от кондиционера и опустила окна машины. Спокойствие, разлившееся по телу, не позволило волноваться, что тот же теплый воздух спутывает ее распущенные волосы в колтуны. В случае необходимости она просто стянет их в узел на голове.

Розали позвонила ей накануне вечером, предлагая выйти куда-нибудь выпить пару бокалов. Изабелла согласилась бы, не будь она покрыта тестом для торта с ног до головы, и не будь ее кухня основательно разгромленной. Поэтому она предложила альтернативу – ночное чаепитие у нее дома, и Розали согласилась. Первой реакцией Розали, когда она увидела, в каком состоянии находится кухня Изабеллы и она сама, был безудержный смех, затем она поинтересовалась, какого хрена ее подруга измазана мякотью моркови и мукой в среду вечером.

Поначалу Изабелла предпочла избежать вопроса, рассказывая вместо этого о своем прогрессе с Эдвардом. Она поведал об их беге и о том, что он казался почти спокойным на протяжении всего совместно проведенного дня и даже уснул на диване. Он ни разу не накричал на нее и даже не повысил голоса. Он просто казался таким... мирным. Хотя Изабелла знала, что он перевернул страницу и начал с чистого листа, его доброе отношение к ней было еще непривычным, что и удивляло ее немного, и позволяло довольствоваться развернувшимися вчера событиями.

Розали видела ее насквозь, и неодобрение отразилось на ее лице, когда она перевела взгляд с миксера Kitchenaid, полного теста для торта, обратно на подругу.

– Изабелла, пожалуйста, скажи, что ты не делаешь торт для Эдварда.

– А почему бы мне и не делать? – небрежно пожала плечами Изабелла.

– Да есть масса причин: во-первых, ты должна быть осторожна, ты слишком погружаешься во все это. Ты не можешь смешивать работу с удовольствием.

– Я не делаю этого! – Изабелла взмахнула шпателем по воздуху в протесте.

– Ох, еще как делаешь.

– С чего вдруг? Лишь потому, что парень, только что потерявший свою девушку, чувствующий себя полным дерьмом, начинает немного доверять мне? Есть ли этическая норма, которая гласит, что я не могу приготовить ему морковный торт?

– Ну, нет, я не собираюсь приводить тебе какое-либо конкретное правило из свода правил профессионального поведения. Но об этом говорит здравый смысл, Изабелла.

– Послушай, Роуз. Я ценю твою заботу, правда. Но это ты напутствовала меня действовать нестандартно. Это все, что я и пытаюсь делать.

– Неужели? – скептически изогнула бровь Роуз.

– Да. Я знаю, что я делаю.

И это было правдой. Изабелла знала, что она делает. Она не собиралась влюбляться в парня или что-то подобное. Ну, какой вред могли принести дружеские отношения с клиентом? Адвокаты делали это все время: приглашали клиентов на обед или на прогулки на своих яхтах, звали их на семейные торжества или спортивные мероприятия. Конечно, они, вероятно, называли это «обработкой клиента» или какой-то подобной ерундой, но разве это как-то отличалось от ее случая? Ответ – нет, никак не отличалось.

Изабелла припарковалась у дома Эдварда и посмотрела на лепной фасад его особняка. Сейчас Эдвард нуждался во многом. Но более всего он нуждался в друге. Да, у него уже были друзья, однако, казалось, что по какой-то причине по отношению к ней он раскрывается в ином свете. Элис говорила, что он откроется ей в свое время, и Изабелла заметила, что с каждым разом завеса приподнимается чуть выше, чем прежде. Даже то, что информация была обрывочной, не заставляло ее жаловаться: чтобы все сработало, ей было необходимо, чтобы он верил ей. Поэтому она сделает все, что потребуется, чтобы заслужить его доверие.

Она осторожно достала морковный торт из машины и робко подошла к дому. Удерживая коробку одной рукой, другой она постучала по входной двери. У нее было чувство, что ее кулак не сочетается с этой современной металлической массивной конструкцией, и ее самые сильные стуки жалкие и приглушенные, но так или иначе Эдвард всегда слышал их, и этот раз не был исключением.

Он открыл дверь и улыбнулся ей.

– Изабелла.

– С днем рождения? – Она протянула торт в его сторону и была счастлива, что его улыбка расширилась еще больше.

– Это мне?

– Да, как я и сказала, с днем рождения.

Эдвард взял у нее торт и жестом указал на кухню, после чего Изабелла последовала за ним по дому.

– Что ж, спасибо. Не будет ли это грубым сказать, что ты не должна была?

– Нет, вероятно, это типичный ответ на любой подарок, включая торт, – улыбнулась Изабелла, – но мне это было действительно в радость. Хотя, скажу тебе, моя кухня до сих пор меня не простила.

Эдвард снова улыбнулся и указал в сторону коробки с тортом.

– Ты приготовила его сама? С нуля? – улыбка осветилась еще больше, когда она утвердительно кивнула. – Могу я его попробовать?

– Конечно, это ведь твой торт, – пожала плечами Изабелла и наблюдала, как он осторожно снял крышку с коробки и вытащил торт на кухонную стойку.

– Неужели это?..

Вопрос Эдварда потонул в стоне удовольствия, когда он зачерпнул на палец сырного крема с торта и тут же слизал его, откинув голову и закрыв глаза от наслаждения.

– Святое дерьмо, это действительно он. – Он снова посмотрел на Изабеллу, и его улыбка была шире, чем она когда-либо видела ранее на его лице. – Ты испекла мне морковный торт?

– Испекла. Что ты о нем думаешь?

– Что ж, я не пробовал еще самого торта, но если мороженое из сырного крема – это какой-то показатель, я бы сказал, что торт дьявольски вкусный.

Изабелла покраснела, не зная, откуда именно взялась такая реакция на его похвалу. Это было странно. Конечно, ее торт был хорош. Она была чертовски хорошим пекарем.

– Хорошо, спасибо. Я рада, что тебе нравится.

– Еще как нравится. – Эдвард отвернулся от нее, неуклюже шаря по кухонным ящикам. – Хм-м... а как ты обычно разрезаешь эту штуку?

Изабелла снова улыбнулась ему.

– Ножом? Действительно большим ножом? – Изабелла осторожно оттолкнула его от ящиков для посуды и, порывшись несколько секунд, вытащила нож для торта. – Это он. Знаешь, нож для тортов довольно эффективен при разрезании тортов. Отсюда и название.

– Ох, правда, что ли? – спросил Эдвард. – Я мужчина. Ты женщина. Только это дает тебе дополнительные очки.

Изабелла хихикнула, снова задаваясь вопросом, что же вызвало эту реакцию.

– Позволь мне, а то я не доверяю тебе с ножом: боюсь, у торта не будет и шанса.

– Внешний вид не имеет значения, ведь он все еще будет съедобным, так?

– Так-то оно так, но вчера вечером я отчаянно сражалась с моим миксером, и поэтому хотела бы пожинать плоды своего труда чуть дольше.

– Что ж, как пожелаешь. – Эдвард отошел в сторону и внимательно наблюдал, как она отрезала громадный кусок для него и небольшой кусочек для себя.

– Тарелки?

– О, эм, где они лежат, я точно знаю. – Подойдя к стойке, он открыл шкаф со стеклянной дверцей. В это время Изабелла заметила полоску кожи, оголившуюся чуть выше пояса его джинсов, когда он потянулся, она снова покраснела. Что за чертовщина с ней творится?

Он взял тарелки из шкафа, а затем посмотрел на свой телефон, который внезапно завибрировал на стойке перед ним.

– Прости, день рождения. – Он схватил телефон и пошел в сторону гостиной, и Изабелла услышала часть его разговора, прежде чем он исчез за поворотом. – Привет. Ох, спасибо. Все хорошо. Да, я в порядке. Сейчас я разбираюсь…

Внезапно Изабеллу поразила мысль, что это был его первый праздник без Тани. Она слишком хорошо помнила то чувство, когда во время праздников вынуждена была притворяться счастливой, а на самом деле все, что хотелось сделать, это свернуться в клубочек и разрыдаться. Говорят, что первый год всегда самый сложный, и что большинство людей не могут действительно двигаться вперед, окутанные своим горем, пока этот год не закончится. Изабелла во многом была согласна с этой теорией. Она была вынуждена пройти через свой первый День благодарения, первое Рождество, первый Новый год без мамы, только после этого она почувствовала себя немного лучше. Первый год утраты действительно раздавливает и выжимает все соки.

Эдвард закончил телефонный разговор и вернулся на кухню.

– Кусок, являющийся половиной торта, очевидно, мой, правда? – Оказалось, что он подошел к ней настолько близко, что его дыхание защекотало ее шею.

– Хм, да. Ведь это все же твой именинный торт.

Эдвард подмигнул ей, обойдя ее для того, чтобы взять свою тарелку и достать пару вилок из ящика со столовым серебром.

– Прекрасно это осознавать. – Он вернулся обратно и сел за стол.

Изабелла схватила свою тарелку и присоединилась к нему на маленьком кухонном уголке для завтраков, присев рядом. Она заметила, как он отломил вилкой большой кусок морковного торта, зацепил его и поднял ко рту, испачкав каплей крема уголок губ. Девушка словно забыла, как глотать, когда его язык выскользнул из-за зубов, чтобы захватить сбившуюся с пути капельку, и не могла оторвать от него взгляда, когда он прикрыл глаза и откинул голову от удовольствия.

– Святое дерьмо… – почти простонал он, хотя фраза и была искажена из-за большого куска торта.

Изабелла все же сглотнула:

– Тебе нравится?

Эдвард снова открыл глаза, и Изабелла заметила, что они затянуты тяжелой поволокой.

– Нравится – это не то слово, – он схватил еще один кусочек. – Любить. Вожделеть. Фантазировать. Благоволить. Мечтать.

– Пылать. Быть одержимой. Почитать. Обожать...

Эдвард усмехнулся в ответ, положив еще кусок в рот и жуя, продолжил:

– Желать. Получать удовольствие. Благоговеть. Роптать...

Изабелле не показалось грубым то, что он говорил с полным ртом. Она с удовольствием приняла его вызов и продолжила:

– Жаждать. Томиться. Рваться. Оберегать.

Эдвард махнул ей вилкой:

– Ты прекрасна в этом.

– Специалист по английскому, – пожала плечами Изабелла, – язык у меня в крови.

Глаза Эдварда оживились.

– Тебе нравится английский?

– Думаю, я должна его любить хотя бы немного. Ведь ежедневно приходится вести записи по судебным делам и правовым меморандумам, поэтому хорошее владение языком – полезная способность в моей профессии.

– Согласен, – он сверлил ее долгим взглядом, прежде чем вскочил на ноги. – Я хочу тебе кое-что показать. Позволишь?

Изабелла кивнула, встала и вышла за ним из кухни, направляясь по маленькому коридорчику в сторону задней комнаты, к его кабинету и библиотеке.

– Твой кабинет?

– И да, и нет. Он также мне служит библиотекой. У меня есть одержимость книгами.

– Напомни мне, чтобы я не показывала тебе свою свободную комнату: она чертовски напоминает убежище для сбежавших книг.

– Неужели? – ухмыльнулся Эдвард, на что Изабелла кивнула.

Она наблюдала, как он входит в захламленную комнату, с удовольствием оглядывая загроможденное пространство, уклоняясь от кипы бумаг и отбрасывая книги. Он повернулся и посмотрел на нее.

– Ты можешь войти, знаешь ли, я не кусаюсь.

Изабелла шагнула в комнату, оглядывая ее, заинтригованная огромным количеством книг в этой библиотеке. Его одержимость книгами семимильными шагами обходила ее собственную.

– Значит, ты фанат классики? – Эдвард подошел сзади, рассматривая пару книг, которые она успела взять.

– Временами, – Изабелла повернулась к нему и улыбнулась. – «Нам кажется, будто мы знаем, что делаем. Мы всегда так думали. И, похоже, до нашего сознания так никогда и не дойдет, что если мы могли ошибаться в прошлом – значит, ошибки возможны и в будущем. Вместо этого каждое новое поколение списывает ошибки прошлого на недалекость и глупость своих предшественников, а потом самонадеянно совершает новые ошибки – свои собственные»¹.

– Майкл Крайтон? Я никогда не считал тебя поклонницей техно-триллера. «Хоть ненавижу, люблю. Зачем же? Пожалуй, ты спросишь. И не пойму, но в себе чувствуя это, крушусь»².

Белла долго размышляла, пытаясь вспомнить автора сказанной им цитаты. Ее глаза загорелись, когда она наконец откопала в закромах своей памяти давно забытые исследования римской поэзии.

– Катулл, – улыбнулась она ему. – В таком случае продолжу: «В сущности, каждый человек знает, что он уникален, что подобный ему может появиться на этой земле всего лишь раз. Никакой редчайший случай не сможет во второй раз объединить это поразительное и чудесное разнообразие, которым является он сам»³.

Эдвард сделал шаг к ней, а Изабелла инстинктивно отступила; ее тело вытянулось в струнку у стены позади нее.

– Ницше? – прошептал он. – «Как часто в течение нашей жизни зло, которого мы всего более страшимся и которое, когда оно нас постигло, представляется нам верхом человеческих испытаний, – как часто это зло становится вернейшим и единственным путем избавиться от преследующих нас несчастий»⁴.

– Робинзон Крузо. «Даже если ты упал лицом вниз, ты все равно продвинулся вперед»⁵.

– Галлахер? А ты в этом хороша. «Вы всегда можете положиться на убийцу в фантастической прозе». – Теперь руки Эдварда были расположены по обе стороны от ее головы на стене, напряженный взгляд наблюдал за ней. Медленно его слова начали оседать в сознании, но она так и не могла узнать фразы. Она посмотрела на него, пытаясь подавить внезапный гнев, прокатившийся по ее венам.

Эдвард знающе ей ухмыльнулся, будучи уверенным, что автора она не узнает:

– Эдвард Каллен.

Изабелла покачала головой, проясняя мысли, и проскользнула меж его рук, ловко выворачиваясь из ловушки, в которую он ее загнал. Она стремительно подошла к двери:

– Множество книг делает нас невежественными, – она уже повернулась, чтобы покинуть комнату, но, услышав, как Эдвард смеется над ее гневом, молвила напоследок: – Ко всему прочему, «остроумием ничего не докажешь».

Эдвард последовал за ней на кухню.

– Вольтер? Довольно-таки умно и саркастично.

– Должно быть, именно поэтому он мне так нравится, – тяжело вздохнула Изабелла. Прямо сейчас она не хотела с ним спорить. Они добились такого большого прогресса. Поэтому она решила сейчас воспользоваться его брошенной колкостью по поводу убийцы. – Как ты это делаешь?

– Делаю что? – вопросительно посмотрел на нее Эдвард.

– Как ты справляешься с критикой, обрушивающейся на твои книги? Когда люди говорят тебе, что тяжелейшая работа, которую ты проделал, отстойная?

Эдвард усмехнулся.

– Я должен быть очень дипломатичным и ответить, что мое писание не может быть по душе всем и каждому, и некоторым людям оно может прийтись не по вкусу. Что некоторые люди будут придираться ко всему, что я сделаю, и я просто не должен принимать все за чистую монету. Но я не буду лгать. Я стараюсь, чтобы это оставалось за моими плечами, но иногда это, конечно, очень задевает меня.

– Ты помнишь первый плохой отзыв на твое произведение?

Эдвард кивнул.

– Помню. Это невероятно вывело меня из себя. Мне казалось, что рецензент напал на меня лично, а не обругал мой стиль письма. Обзор не был конструктивным – с конструктивной критикой я могу справиться. Но с такой критикой, когда кто-то злится на свою жизнь и не может придумать ничего лучше, кроме как критиковать других, даже не пытаясь писать самому, плохой критикой, справиться я не могу. Я думаю, что переписал десять разных вариантов ответа, прежде чем понял, что лучше оставить его без внимания.

– Я не думаю, что могла бы это сделать. Он или она получили бы от меня ответ с крепким словцом.

– Понимаешь, если бы я сделал это, от этого не было бы никакой пользы. Человек уже решил, во что он хочет верить, и если ты станешь защищаться, он станет более резким и грубым. В конце концов, я понял, что невозможно победить их всех, и что нельзя позволить одному плохому отзыву перевесить сотни положительных.

Изабелла снова кивнула, впечатленная его способностью так хорошо справляться с критикой. Она подумала, что это приходит с опытом. Да и как-никак это он был автором бестселлеров и миллионером, именно за ним оставалось последнее слово.

– Завтра приезжает моя мама.

– Ох? – Изабелла вырвалась из своих мыслей и посмотрела на него.

– Да, она... она поможет мне, ты знаешь, собрать вещи Тани. Думаю, пришло время.

– Ох, – Изабелла закусила губу, не зная, что сказать. Она понимала, насколько это тяжело. Ей потребовалось два месяца, чтобы выбросить зубную щетку и расческу Рене, и даже больше, чтобы избавиться от косметики. К тому времени, как она дошла до уборки гардероба, ее матери не было в живых уже шесть месяцев.

– Это будет тяжело, я знаю это. Но я не думаю, что смогу, образно говоря, двигаться вперед до тех пор, пока это не будет сделано, – неуверенно потоптался Эдвард.

– Нет, я согласна. Я рада, что твоя мама поможет тебе.

– Я не смогу сделать это без нее, – он снова покачался. – Есть ли какие-нибудь новые зацепки? Что-нибудь, о чем я должен быть осведомлен?

Изабелла пожала плечами.

– На самом деле, нет. Я все еще просматриваю документы по делу, которые мы получили на данный момент от штата. Однако на следующей неделе я собираюсь начать беседы с потенциальными свидетелями.

– Свидетелями?

– Что ж, не с очевидцами, конечно. Но кто угодно из тех, кто тебя знает, или кто вращался в вашем с Таней круге, нам подойдет. Важно найти характерных свидетелей, которые могут дать показания о тебе как о человеке.

– О, люди действительно будут под присягой говорить, что я хороший человек? – выразил сомнения Эдвард.

– Конечно, люди сделают это, Эдвард, ты хороший человек, – Изабелла пристально смотрела на него, но он избегал ее взгляда. Она подошла к нему, легонько положив руку на его предплечье.

Эдвард посмотрел на нее, и его взгляд стал более интенсивным, но неуверенность еще присутствовала.

– Я не знаю...

– Ты знаком с латынью?

– Э-э-эм, мне кажется, что немного знаю ее.

– Ты когда-нибудь слышал термин «mens rea»?

– Преступный умысел?

– Да, верно. Это стандарт определения ответственности уголовного права, и это необходимый элемент преступления. Фактическая формулировка – actus non facit reum nisi mens sit rea, что означает: «Действие не делает виновным, если не виновна мысль»⁶.

Мгновение Эдвард смотрел на нее, а затем опустил взгляд туда, где ее рука все еще лежала на его предплечье.

– Но я чувствую себя виноватым.

– Эдвард. Даже у тебя есть сомнения относительно того, что произошло той ночью, не так ли?

– Что ж, да... но...

– В моем мире не существует никаких «но», Эдвард. У меня все либо черное, либо белое. И ты либо виновен, либо нет. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Эдвард снова посмотрел на нее, прежде чем кивнуть.

– Ты не виноват. Нет mens rea. Ты не будешь расплачиваться за то, чего не совершал. Ты должен мне верить, когда я говорю тебе это.

Она сканировала глаза Эдварда, искала в них понимание. И была довольна, когда он в какой-то момент сфокусировал взгляд, внезапно ставший стальным и решительным, и сжал ее предплечье в знак согласия.

– Я верю, Изабелла. Я тебе верю.

***

^[1] «Рой» («Добыча»), Майкл Крайтон. Переводчик: Е. Шестакова.

^[2] Стихотворение, Гай Валерий Катулл. Перевод: А.А. Фет.

^[3] «Правила жизни от Фридриха Ницше», Джон Армстронг. Переводчик: Т.О. Новикова.

^[4] «Робинзон Крузо», Даниэль Дефо. Переводчики: З. Журавская, М. Шишмарёва.

^[5] Не нашла ничего связанного с Галлахером, а лишь с предпринимателем Виктором Киамом.

^[6] Переводчик: Г. Есаков. (Советую прочитать Пункт II Введения «Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки», общедоступно в сети.)

Редактор: Нея