Глава 2
21 ноября 1454 г
Дни становились все короче и холоднее. Осень покидала остров, оставляя его снегу и льду. Кадерра видела, что приближалась зима – вершины гор побелели уже давно. Дворяне и члены королевской семьи проводили время в Адельтон-холле, где горел огонь в больших каминах. Монарх и его любящая жена щедро накрывали столы и приглашали музыкантов, потому что только так можно было развлечь аристократов темными ночами, когда невозможно было выйти из замка.
Но больше всего королю нравилось проводить время со своей семьей.
Он быстро ушел из тронного зала в свои покои, желая поскорее встретиться с женой и ребенком после долгого утомительного дня. Собрания всегда утомляли его. Советники вечно спорили с ним и не соглашались с его мнением.
Король вошел в свою гостиную и был застигнут врасплох. Маленький мальчик прыгнул прямо к нему в объятия.
- Отец! – закричал ребенок. Они провели в разлуке всего несколько часов, но и этого было слишком много для мальчика, который восхищался своим отцом. Филипп рассмеялся и посмотрел в угол огромной комнаты, где королева, его жена, читала при свечах.
- Ты скучал без меня, Эдмунд? – спросил он.
- Мама не хочет играть. Она только читает, - пожаловался мальчик, наморщив нос. Его каштановые волосы растрепались и закрыли огромные голубые глаза. Марианна оторвала взгляд от книги и лукаво улыбнулась. Ее длинные светлые волосы волнами спускались на плечи. Она с любовью смотрела на мужа и сына.
Марианна Урдун была дочерью герцога Иеремии Урдун, владыки севера. Их брак начинался как политический. Филипп, тогда еще принц, попросил ее руки, чтобы стабилизировать власть в стране.
Марианна отложила книгу и подошла к мужу, обнимая его и целуя. За матовым окном в серебристом свете луны блестели большие снежинки, покрывая луг перед замком. Свет от Хейса потускнел и расплылся. Снегопад становился все сильнее. Хлопья танцевали под порывами серверного ветра.
Марианна достала что-то, спрятанное в широком рукаве, и протянула мужу. На ее красивом лице блеснула хитрая улыбка. Это был набросок, небольшой портрет, вставленный в раму из светлого кедра и сусального золота. Рисунок поражал своим сходством с королем. У Филиппа было уже много портретов, сделанных, когда он надел на себя корону, но все они изображали короля, а не человека. Этот портрет был совсем другим. Он показывал другую сторону короля – сдержанного, заботливого и терпеливого мужчину. В его глазах сияла истина. Истина и понимание.
- Ты видел уже тридцать девять зим, дорогой. Я немногое могу тебе дать, потому что тебя не интересует золото или богатство, поэтому дарю тебе это, - сказала Марианна, передавая рисунок мужу.
- Подарок? – недоуменно спросил Филипп. Он смотрел на рисунок и словно бы видел себя в зеркале. Эдмунд потянулся к подарку, потому что тоже хотел посмотреть на него.
- Помнишь, мы летом ездили в Италию? Тебе понравился там молодой художник. Он нарисовал этот портрет для меня, - улыбнулась королева, довольная, что ее мужу понравился подарок.
- Беллини, - вспомнил он. Филипп вновь посмотрел на рисунок, и его замерзшее тело согрелось от воспоминаний о раннем лете, проведенном в Италии. Это был короткий отпуск от многочисленных проблем Англоа. Они с Марианной съездили в Рим, а потом и на север страны. В Англоа остался заниматься делами Магнус, а Филипп немного отдохнул от королевских обязанностей. Ему очень нужны были несколько недель свободы и умиротворения, которые невозможно было найти при дворе.
Он осторожно забрал рисунок у сына. Марианна взяла у него мальчика.
- Я всегда буду дорожить этим. – Филипп поставил рисунок на столик рядом с широкой кроватью. – Точно так же, как дорожу и люблю вас, - хрипло сказал он. Марианна нежно поцеловала его.

16 марта, 1459 г – Уэсспорт
- Эдмунд, держи его крепче! – раздался мощный голос короля, наблюдающего за сыном на коне. Принц весело рассмеялся, когда каурый жеребец резко прыгнул вперед, радуясь свободному бегу по лугу.
Филипп, Магнус, Марианна и некоторые дворяне вышли на свой первый пикник в году. Снег стаял неделю назад, и последние несколько дней были необычайно теплыми. Даже распустились первые цветы, что было необычно для этого месяца. Филипп решил, что пришло время выбраться из надоевших стен замка. Он огляделся и почувствовал, что его сердце тает при виде его семьи.
Король сознавал свою удачливость. Ничто не могло сравниться с видом его жены, разговаривающей с одной из ее фрейлин. И ничто не могло бы помешать ему смеяться при виде радости его сына верхом на жеребце. Жизнерадостный конь катал мальчика кругами по лугу перед замком. Рядом с ним бегал конюх, жестко придерживая жеребца, чтобы тот не умчался вдаль вместе с принцем.
Взгляды Филиппа и Магнуса на некоторое время пересеклись. Оба увидели в глазах брата необъяснимую любовь и радость, наполняющую их сердца. Магнус женился всего несколько недель назад на скромной красавице из северного региона, которую звали Ребекка. Сейчас она уже носила ребенка. Сердце Филиппа наполнилось гордостью и за брата.
Но все же в том радостном великолепии, которое было его жизнью, для равновесия имелись и темные стороны. К счастью, наполнявшему луг, добавились беспокойство и неприятности. Светлый весенний день потемнел, когда к компании на лугу добавился еще один человек.
- Ваше величество, - раздался позади него хриплый и негромкий голос. Филипп обернулся к одному из своих советников, которого он не очень любил. Лорд Адам Фланниган стал членом королевского совета еще при отце Филиппа, и он был могущественным человеком, шутить с которым не рекомендовалось.
- Что такое, Адам? – пробурчал король. ОН не скрывал своего презрения к лорду, приносящему неприятности еще со времен правления отца Филиппа. Старый герцог был порочен и эгоистичен. Он редко делал что-то, не приносящего ему пользы. Филипп радовался уже тому, что у него не осталось детей – никаких надоедливых наследников, которые могли бы продлить неприятное пребывание их отца в жизни короля.
- Вы еще не дали ответ на вопрос о переезде двора, - высокомерно заявил Фланниган.
- Потому что я еще ничего не решил, - ответил Филипп. – Но это точно не будет Нью-Лондон. – В голосе короля почти прозвучала злоба. Лорд Фланниган был родом из Нью-Лондона, где у него остались сильные связи. Филипп не желал переводить туда двор, давая тем самым старому лорду преимущество. Кажется, Адаму не понравился ответ, но он сдержал эмоции под контролем. Он прищурился и продолжил:
- Мы должны обсудить это сегодня во время заседания совета. Мы все знаем, что Кадерра – неподходящее место для королевского двора, - смело заявил он.
- Мой отец считал не так. Или вы думаете, что покойный король был неправ? – спросил Филипп, наслаждаясь растерянностью на лице пожилого лорда.
- Конечно, нет, ваше величество. Я глубоко уважал вашего отца, да упокоится он в мире. Но к концу своей жизни даже он начал полагать, что двор надо переносить в более стратегически расположенное место, - сказал Адам.
Филипп нахмурился. Разговоры о политике испортили ему утро, которое он мог провести со своей семьей.
- Я подумаю над этим. Но пока не могу сказать ничего определенного, - завершил разговор Филипп. Адам понял его и быстро ушел.

24 февраля, 1520 г – Малага
Его разбудило легкое постукивание оконного стекла. Занавески на окне были задернуты, в комнату просачивался свежий утренний воздух. Эдвард открыл глаза и увидел голубое небо, а не тучи.
Его первая мысль была о холоде, проникающем через окно. Но он не приносил дискомфорта. Наоборот, прохладный ветер, овевающий его кожу, заставлял Эдварда чувствовать себя живым. Он отвел взгляд от окна на потолок. Ярко-зеленые глаза Эдварда оглядели потолочные балки, заметив на одной из них паука, трудолюбиво плетущего паутину для мух, которые могли влететь в комнату. Но еще было слишком холодно для мух. Они появятся позднее. Пауку придется дождаться, пока солнце согреет землю.
Эдвард был слегка дезориентирован. Рубашка на нем была влажной от пота, и человек в маске слегка дрожал от холода. Его конечности затекли, и, когда он пошевелил рукой, в ней заныла тупая боль. Совсем не такая, какую он чувствовал вчера. Это показывало, что Эдвард постепенно выздоравливал. Но недостаточно быстро.
Человек в маске откинул голову на подушку. Пока он вынужден был оставаться в постели, не в силах встать, но в силах слушать. Он прислушался к людям, идущим по улице, к быстрым разговорам по-испански. Когда-то давно Эдвард жил здесь, и с тех пор многое изменилось. Семь лет казались для него целой жизнью.
Дверь приоткрылась, и в нее просунулась голова. Зорайда грациозно скользнула внутрь и присела рядом с Эдвардом, увидев, что он проснулся.
- Сколько я спал? – прохрипел он. Голос был еще слабым от болезни. Руки Зорайды осторожно отодвинули рубашку с плеча. Девушка начала снимать повязку и убираться травы.
- Сейчас полдень. Мы не хотели тебя будить, - пояснила она. Слова скатились с ее языка. Если бы Эдвард не видел, кто сидит рядом с ним, то мог бы посчитать, что говорит София.
- Джейкоб, Карлайл и Ашик? – Эдвард огляделся и впервые заметил, что она пуста.
- Я отправила их с моим братом осмотреть город. Они очень беспокоились. – Зорайда убрала последнюю повязку и открыла рану. Отек и краснота спали, нового гноя не появилось, и девушка облегченно выдохнула. Прошлой ночью, придя сюда вместе с Карлайлом, она испугалась, что Эдвард не переживет ночь. Теперь она была рада, что ошиблась.
Продолжая перевязку, она разглядывала старого друга, сильно изменившегося со времени их последней встречи. Тогда он был молод, еще подросток, высокий и тощий, зачастую заплетающийся в ногах, потому что еще не привык к их длине. Прошедшие семь лет пошли на пользу его телу. Он остался таким же высоким, но под мокрой рубашкой скрывался мощный торс и сильные руки. Его характер тоже изменился. Раньше горячий нрав Эдварда все время заставлял его вступать в драки, чтобы избавиться от клейма, налагаемого маской на нем. Зорайда помнила, что Эдвард пришел к ним с востока вместе с цыганкой.
- Где София? – осторожно спросила она, промывая рану спиртом и закладывая в нее травы.
- Наши пути разошлись несколько недель назад. Я не знаю, куда она ушла после этого, - поморщился Эдвард при воспоминании о Софии. Он скучал по ней – особенно сейчас, где каждая мелочь напоминала о жизни с ней. Зорайда положила руку ему на плечо.
- Вы увидитесь снова, если Аллах так пожелает, - уверенно сказала она. Ее слова вызвали у Эдварда улыбку.
- Ты говоришь не как христианка, - поддел он. – Вроде бы ты сказала, что ваша семья обратилась.
Легкая улыбка появилась на пухлых губах девушки. Эдвард вздохнул. Девочка, которую он когда-то знал, выросла, стала красивой и доброй женщиной, но ей явно приходилось несладко.
- Мы перешли в христианство, но никогда не сможем оставить позади вековые традиции. Тебе я верю и не хочу притворяться в твоем присутствии, - серьезно сказала Зорайда. Она взяла тонкую иглу, подержала ее в пламени свечи и положила в спирт. Туда же она положила и шелковую нить.
- Поэтому твоего отца схватила инквизиция? Его разоблачили? – Зорайда не отвечала, ожидая, пока игла вылежится в спирте. За окном защебетала птица и села на подоконник, выискивая крошки еды. Ничего не найдя, она улетела.
- Нет. Мы остаемся верными Аллаху в наших сердцах, но стараемся смешаться с толпой. Мы ходим на мессу, как и все, и даже ходим на исповедь. – Зорайда вдела нитку в иголку. Она открыто говорила с Эдвардом, зная, что тот не осудит ее и не предаст. Он никогда не слепо шел по пути религиозного преклонения, как многие другие. Он принял образ жизни ее семьи. В детстве она всегда чувствовала умиротворение в его присутствии, зная. Что с ним не нужно притворяться.
- За что вы страдаете? За любовь к этой земле? – с горечью спросил Эдвард, глядя в темные глаза девушки. Она начала шить. Эдвард не обратил внимания на легкую боль от укола иглой.
- Город сдался христианам много десятилетий назад. Я никогда не знала ничего, кроме этой жизни. Мы всегда боимся, что каждый день может стать последним, и живем в тайне и страхе. – Где-то вдалеке раздался удар колокола. Это разорвало их разговор, словно нож, рвущий ткань. – Ты отчасти понимаешь нас, - после недолгого молчания сказала Зорайда.
- Я скрываю свое лицо, чтобы никто не видел его, - пробурчал Эдвард и прошипел, когда игла вонзилась глубже, чем хотелось бы девушке.
- Однажды ты сказал мне, что, когда я вырасту, ты покажешь мне свое лицо.
- Не меняй тему. Продолжай. Мне нравятся твои рассказы, - нахмурился он, словно бы ругая сестру. Эдвард, почувствовав усталость, снова лег на подушку.
- Это не истории, Эдвард, - сердито ответила девушка. Глубоко в ней кипела огненная страсть, которую он помнил еще с ее детства.
- Ты понимаешь, о чем я.
- Малагу взяли, когда мои родители были молодыми. Уверена, что мой отец рассказывал тебе об этом.
- Муса всегда говорил об этом, - вздохнул Эдвард, вспоминая свет, который сиял в глазах отца Зорайды, когда тот рассказывал о прошлых временах. – Он говорил, что бывал в Гранаде во времена правления Боабдила.
- Он каждый вечер перед сном рассказывал мне о прошлом, - вздохнула Зорайда, зашивая рану Эдварда. Они оба замолчали, вспоминая прошлое. Прошлое, которое теперь казалось им чужим. Мир постепенно превращался во что-то новое, чего они не видели прежде, и они не знали, что с этим делать.
- Почему его убили? – настойчиво спросил Эдвард. Он должен был понять, почему инквизиция казнила такого доброго и замечательного человека как Муса.
Зорайда колебалась. Ее руки застыли в воздухе. Она отвела взгляд, чтобы не встречаться с темно-зелеными глазами Эдварда. Он ждал ее ответа. Девушка же не хотела открывать то, что она пыталась забыть.
- Он был отличным врачом. Но каждый раз, когда он терял пациента, его обвиняли в умышленной смерти. И неважно, что болезнь была тяжелой, или раны глубокими. Это не имело значения. Поэтому несколько лет назад отец ушел в отставку. Но однажды ночью к нам прибежал торговец, сказавший, что его беременная жена умирает. Отец пошел с ним один и сделал все возможное, чтобы спасти женщину и ребенка. Но все было бесполезно. Торговец обвинил моего отца и сказал, что он специально убил их, потому что они были христианами, и он их ненавидел. Инквизиция узнала об этих обвинениях и однажды ночью забрала его. Они сказали, что у них просто есть несколько вопросов, и утром он вернется. Но больше он не вернулся, - со странным отрешением говорила Зорайда, осторожно зашивая рану.
- Они пытали его в течение нескольких дней, так сказали моей матери. Он умер на третий день после того, как у него заболело сердце. Боль оказалась слишком сильной для него. Моего брата ждала та же судьба. Его забрали через несколько дней, - прошептала Зорайда. В ее глазах появилось что-то, похожее на ненависть. – Надеюсь, когда-нибудь эти священники окажутся в подобной ситуации и почувствуют такую же боль, какую причинили ему. – Ее голос дрогнул при этих словах, вырвавшихся словно стрелы из ее рта.
- Как говорят на востоке, - начал Эдвард, помрачнев после рассказа о смерти Мусы, - они верят, что все, что вы делаете – хорошее или плохое – возвращается к вам. – Он ненадолго помолчал, давая Зорайде обдумать смысл его слов. – Мне жаль, что так случилось. Муса и твой брат не заслуживали такого обращения. Твой отец был одним из лучших людей, которых я знал. – Зорайда закончила зашивать его и смешивала теперь травяную пасту.
- Надеюсь, так и будет, - тихо пробормотала она, накладывая чистую повязку на рану. Она была довольно своей работой и воспользовалась этим, чтобы оттолкнуть появившиеся в последнее время грусть и ностальгию.
Оба увязли в компании другого. Они снова чувствовали себя детьми, которых защищала их невинность от жестокого мира вокруг них.
- Я слышала, что ты ищешь свою невесту, - прошептала Зорайда, глядя в окно. День уже перевалил за середину, и песнь чаек за окном стала громче.
- Я хочу отплыть завтра или послезавтра. Я должен найти ее, - сквозь стиснутые зубы сказал он. Зорайда почувствовала, что Эдвард напрягся. В его поведении были заметны решительность и намек на страх. Она не стала выяснять подробности. Эдвард все равно не рассказал бы их. Он никогда не отличался разговорчивостью, особенно если дело касалось его личной жизни.
- Никогда не думала, что ты женишься, - проговорила она. Голова в маске оторвалась от подушки. Эдвард пристально посмотрел на девушку.
- Последний раз мы виделись, когда тебе было тринадцать. Откуда тебе было знать?
- Маска скрывает твое лицо, но не может скрыть характер. Да, ты сильно изменился, Эдвард. Но ты всегда был свободным человеком, стремящимся избежать ограничений, которые накладывает общество. Вот почему ты бродил по свету с Софией. Вот почему тебя так мучает маска. Я никогда не думала, что кому-то удастся связать тебя.
Когда они познакомились, Эдвард и София бродили по свету. Путешествовали из города в город, из провинции в провинцию, из страны в страну, никогда не оставаясь надолго. Эдвард рассказывал ей о своих путешествиях, о чудесах, которые видел во Франции, Португалии, Италии и даже Северной Африке. Но больше всего ей нравилось слышать о Дальнем Востоке, монастыре, где Эдвард провел несколько лет, будучи подростком. Он говорил о людях с удивительными боевыми способностями, об образе жизни, который так отличается от европейского. Он говорил о философах и воинах.
Эдвард хорошо помнил это время. Когда он впервые встретил Софию, она отвела его на восток, в королевство Мин. Далеко в горах ее старый знакомый дал им убежище. Мальчика начали обучать в монастыре наравне с другими мальчиками его возраста. Когда Эдвард подрос, они часто ездили в соседний большой город, и юноша подружился со старым генералом в отставке, который одолжил ему кучу книг об искусстве войны. Из чистого любопытства Эдвард читал эти книги днем и ночью, а потом обсуждал их с генералом, который удивлялся тому, что такого юного мальчика интересует стратегия ведения войны. Но впоследствии это сильно помогло Эдварду.
- Это просто женщина, на которой я женюсь, Зорайда, - пробормотал Эдвард.
- Она гораздо важнее для тебя. Иначе ты бы не стал искать ее в таком состоянии.
- Я забочусь о ней. Я дал обещание, что вернусь к ней, и хочу сдержать его.
Зорайда фыркнула, услышав это объяснение.
- Ты не можешь соврать мне, Эдвард. В твоем сердце гораздо больше, чем просто забота о девушке. Если ты хочешь пожертвовать ради нее своей свободой, которой так дорожил многие годы, то девушка значит для тебя многое, если не все.

25 февраля

Наступил момент, когда Изабелла больше не могла шевелиться из-за своей спины. Она ничком лежала на кровати, стараясь не двигаться, и пустым взглядом смотрела в толстое окно, выходившее на бесконечное море.
Эдвард мертв.
Эта мысль ранила больше, чем могла вынести девушка. Изабелла чувствовала, что падает в пропасть, что ее больше ничего не волнует. Сначала она боролась с этим состоянием, пытаясь взбодрить себя ненавистью к Брауну. Но вскоре и это стало для нее неважным. Ее мать проживет остаток жизни в Адельтон-холле. Единственный оставшийся у нее человек, чья судьба была для нее небезразлична, в безопасности, и это все, что имело значение.
Утром Браун вошел в ее каюту. Лицо девушки освещали яркие золотые лучи, согревая ее тело. Вместе с Брауном пришел корабельный парикмахер, исполняющий еще и обязанности врача. Когда он увидел молодую девушку, лежавшую на кровати, с воспаленной спиной и плечами, то сильно помрачнел. Глаза Изабеллы на мгновение встретились с его взглядом, но она даже не пошевельнулась, чтобы отвернуться.
- Меня привел его светлость, мисс, - нервно сказал мужчина, чувствуя взгляд Брауна на спине. Изабелла ничего не ответила.
Парикмахер сел рядом с ней и посмотрел на спину. Он мог удалить щепки, но ничего не мог сделать с воспалением, и, запинаясь, объяснил это Брауну. Изабелла молча смотрела на катящиеся волны, успокаиваясь их равномерным движением. Но все ее спокойствие улетучилось, когда две сильные руки начали убирать щепки. Девушка закричала от боли.
Когда все закончилось, она с трудом глотнула воздух, сдерживая слезы от боли. Раны на спине открылись, и на них проступили капли крови. Парикмахер нахмурился.
- Ей нужен настоящий врач, милорд. Я ничего не могу сделать с этими ранами, а их нужно лечить. – Он повернулся к Брауну и набрался смелости. – Мы должны войти в ближайшую гавань и поискать врача там.
- Ближайший порт – Малага. Этот проклятый шторм несколько дней назад сбил нас с курса, - задумчиво пробормотал Браун. Он посмотрел на хрупкую фигуру Изабеллы и в беспокойстве свел брови. Он не хотел потерять девушку из-за простого воспаления. Бессонные ночи и размышления навели его на мысль, как поступить с ней, и у него появились планы. – Тогда пристанем там, - решительно заявил он. Парикмахер кивнул и поспешил уйти, оставляя милорда наедине с девушкой.
Как только дверь закрылась, Браун подошел к Изабелле с миской чистой пресной воды и хлопковой тканью.
- Лежи спокойно, - пробормотал он, смочил тряпку, а затем тщательно промыл раны. Изабелла содрогнулась от холода и стиснула зубы. Она не поворачивалась к нему лицом, чтобы не выдавать своего отвращения.
- Я не хотел, чтобы с тобой такое произошло, - пробормотал он, наслаждаясь видом ее гибкого тела. Браун жадно шарил глазами по обнаженной спине девушки. У нее все будет хорошо, считал он. Изабелла не верила его словам.
- Высокомерный и могучий лорд Браун извиняется? – выплюнула она, повернувшись к нему. Изабелла изо всех сил старалась сохранить на лице маску равнодушия, заметив, с какой жадностью Браун смотрит на нее. Его тонкие каштановые волосы упали на лицо, закрывая лоб. Он нашел время, чтобы подровнять свою козлиную бородку, и сейчас выглядел таким же лощеным, как и всегда. Браун не ответил ей. Только сухо рассмеялся.
Опальный лорд убрал миску с водой и тряпку и повернулся к двери.
- Отдыхай. Я приведу врача.
Когда дверь за ним закрылась, Изабелла опустила голову. Закусив губу, она попыталась сесть – подвиг, которого ей не удавалось совершить последние несколько дней. Она подтащила к себе миску и тряпку, выбрала место, не испачканное кровью, и начала протирать кожу, с наслаждением ощущая, как холодная вода очищает ее тело.
Ее сердце мучительно сжалось, когда в голове опять возникли мысли об Эдварде. Она знала, что человек в маске волнует ее, что ей нравится его компания, но даже не подозревала, что настолько сильно. Теперь, когда они расстались и больше никогда не увидятся, Изабелла могла себе признаться, что полюбила Эдварда. Она восхищалась им, хотя он был высокомерным и пугающим. Он пообещал вернуться к ней – и нарушил обещание. Тот факт, что мужчина, которого она целовала, теперь мертв, разрывал сердце девушки.
Никогда раньше ее сердце не было разбито. Она читала об этом, слышала и даже видела подобное. Но никогда не ожидала, что это так больно, как ментально, так и физически.
Днем ей было легко отвлечься. Она слушала разговоры моряков на палубе, которые кричали, болтали и пели. Но не в течение длинных ночных часов. Когда до утра на корабле становилось тише чем на кладбище, образ жениха Изабеллы возникал в ее разуме, и она ничего не могла сделать с собой. Она представляла, как Эдвард лежит в одиночестве на холодном полу дворца. Она представляла его без маски – его искривленное, изуродованное лицо, и тот позор, которое она навлекало на генерала. Он так долго держал в себе эту тайну.
Но потом она начинала себя ругать. Как она могла так поступать с собой? Как могла быть такой жалкой? Да, Эдвард, человек, которого она полюбила, умер. Но Изабелла жива, ее мать жива, Англоа в безопасности, и все благодаря Эдварду. Ей было для чего возвращаться. И, что более важно, Изабелла осознала, что хочет вернуться. Не для своего отца, или матери, или страны. Нет. На этот раз все было иначе. Она хотела вернуться и жить для себя.
Смывая кровь и грязь, она смывала свою неопределенность и страх. Их заменили другие, более сильные чувства. Взгляд девушки упал на безбрежный океан за стеклом иллюминатора. Изабелла Свон решила не сдаваться. Она решила, что перенесет все, что приготовил для нее Браун – потому что верила себе. Потому что за этим горизонтом лежит ее будущее.

27 февраля

- Мы уже и так потеряли много времени. Корабль отплывает в Рим сегодня вечером, и я хочу быть на нем, - сквозь стиснутые зубы процедил Эдвард. Он отдыхал в крохотной комнате гостиницы. Зорайда не обращала внимания на его ворчание, осматривая швы и нанося на них травяную пасту.
Карлайл сел в неудобное кресло и потер виски. Он знал, что Эдвард прав. Они потеряли в Малаге много времени. Если они хотят еще раз увидеть Изабеллу, то должны вскоре уплывать. Джейкоб лежал на соседней кровати и спал, открыв рот и тихо похрапывая. Он устал. Молодой мужчина прошлой ночью отправился за Зорайдой и Ашиком и заблудился в лабиринте узких улочек. Ему пришлось вернуться и опустить плечи еще ниже, когда Карлайл попросил его все же привести юную мавританку.
- Со времени нашей последней встречи ты стал еще более нетерпелив, - пробормотала девушка, перевязывая плечо. – Но, полагаю, с этим ничего не поделать. У тебя есть обещание, которое нужно сдержать, - продолжила она, глядя в стену. Рана заживала хорошо, и Эдвард мог уйти еще вчера. Тем не менее она попросила его остаться. Он напоминал ей о прошлых временах, когда она была счастлива, когда ее отец и старший брат были живы. Мужчина в маске узнал выражение ее глаз и помрачнел. Карлайл прочел все в глазах своего друга и встал будить Джейкоба. Пора было покидать город.
- Мы подождем тебя снаружи, Эдвард, - сказал он, махнув Ашику. Вскоре их оставили одних, и впервые Зорайда засмущалась. Она всегда знала, что сказать и как посмотреть на Эдварда. Теперь она не находила слов. Реальность состояла в том, что он уходил. Он не хотел оставаться с ней или ее семьей, как и ожидалось.
- Надеюсь, ты найдешь счастье, которое так долго ускользало от тебя. – Она коснулась пальцами его маски. – Надеюсь, ты сможешь выйти из тюрьмы, в которой живешь, и по-настоящему освободиться, Эдвард. – Ее мудрые слова ветром доносились до него, пробуждая нечто, что он всегда старался игнорировать. Как могла такая юная девушка понять так много, только посмотрев ему в глаза?
- Когда мы вернемся, ты уйдешь вместе с нами, Зорайда. Ты и вся твоя семья могут жить в мире и спокойствии в Англоа. Никто не посмеет побеспокоить тебя под моей крышей, - сказал Эдвард, игнорируя слова, сотрясающие его сердце. Ее пронзительные зеленые глаза стали печальнее. Девушка отвернулась от него к окну. Он не знал, на что она смотрела. Скорее всего, ни на что. Но видел, что скрывалось в зеленых глубинах. Это было то, что он сам никогда не чувствовал.
- Эта земля всегда была и будет моим домом. – Лучи солнца осветили ее смуглое лицо. – Образ жизни моего народа давно уничтожен. Но эта земля – ее небо, почва, ветер и деревья – все это часть меня, и я никогда не смогу покинуть ее. – Зорайда повернулась к нему лицом. – Я живу здесь, пустив корни в землю, и они доходят глубже, чем ты можешь себе представить. Даже живя под страхом изгнания, я буду бороться, чтобы остаться здесь на всю жизнь, - произнесла она с таким убеждением, что Эдвард почувствовал укол вины за свое предложение.
- Ты никогда не сможешь это понять. Ты всегда бродил по миру вместе с Софией, духом свободы. Тебя ничто и никто не связывает.
- Теперь связывает. И ее увозят через море в мир, которого она не знает, - проворчал Эдвард, глядя прямо в лицо девушки. Он не мог ничем помочь Зорайде, и это тяжким грузом лежало на его плечах. Но он мог помочь Изабелле.
Эдвард встал с кровати, чувствуя себя обновленным после отдыха. Он повернулся к кровати, где лежала чистая рубашка и дублет, любезно пожертвованные Халой. Зорайда отвернулась, когда Он начал одеваться. Она принялась собирать свои вещи, понимая, что пришла пора прощаться.
Они оба не торопились, поскольку ни один не хотел расставаться так быстро, и были похожи на разлученных брата и сестру. Потом вышли из гостиницы. Эдвард заплатил хозяину и повернулся к Зорайде, чуть сдвинув капюшон, чтобы она увидела его глаза под маской. Неподалеку ее брат стоял с Джейкобом и Карлайлом.
- Я никогда не умела прощаться, ты же помнишь, - слегка улыбнулась Зорайда.
- Помню. – Эдвард видел, как к ним приближались друзья, пробираясь через толпы людей на улочке. – Я постараюсь зайти к тебе, когда буду возвращаться.
Зорайда подошла ближе к нему.
- Когда ты вернешься, Эдвард, я увижу твое лицо, - решительно заявила она. Это не было просьбой. Только констатацией факта. Предчувствием, знанием, которое искрилось в ее глазах. Она застала его врасплох, и, когда Эдвард промолчал, тихо рассмеялась.

***

Раны на спине Изабеллы, как и предсказывал парикмахер, загноились. У девушки началась лихорадка и бред. Брауну пришлось даже сидеть у ее постели, следя за ее здоровьем. Он постоянно бормотал, что Изабелла не должна умереть.
В испанский порт они пришли рано утром, когда еще не взошло солнце. Браун отправил одного из моряков найти врача. Пожилой мужчина, Антуан Бове, был французом, которой несколько лет прожил в Барселоне и был знаком с языком и обычаями.
Антуан обыскал внутренний город, пытаясь найти подходящего врача для молодой женщины, лежащей в каюте капитана на корабле. Многие из членов команды задавались вопросом, кто она? девушка явно происходила из благородной семьи. Такой корабль не подходил ей по положению, тем более в компании стольких мужчин. Они не были удивлены, когда один из них чуть было не изнасиловал девушку.
Антуан бродил по улицам. С каждой минутой становилось все жарче. Моряк не обращал внимания на пешеходов, и как-то раз даже наткнулся на кого-то.
- ¡Perdón! – воскликнул он, глядя вверх. Он сглотнул, встретившись взглядом с высоким мужчиной, спрятавшим лицо под глубоким капюшоном. Тем не менее Антуан заметил горло и темную маску, скрывавшую лицо. Человек что-то пробормотал и прошел мимо. Его сопровождали еще двое. Хорошо одетый блондин оглянулся.
- Он задел плечо? – с беспокойством спросил светловолосый мужчина.
- Да, но рана не открылась, - ответил низкий голос из-под капюшона. Выражение лица его спутника не изменилось, и Антуан услышал тяжкий вздох.
- Ты слишком волнуешься, Карлайл, - пробурчал человек в капюшоне. Француз поднял бровь, узнавая акцент: англоанский. Странно, что в испанском порту ему встретились англоанцы, тем более принадлежащие к высшему классу. Тем не менее Антуан почти не обратил внимания на странное трио.
Он шел по узким улочкам, низко опустив голову, чтобы не попасть в неприятности или не быть ограбленным. Он понимал, что найти хорошего врача будет непросто. Браун выдал ему кругленькую сумму, но дело было не в деньгах. Сегодня воскресенье, все пойдут на мессу. Ему тоже следовало бы на нее пойти, но Браун явно не оценит его внезапную преданность богу. Англоанцы никогда не отличались большой богобоязненностью. Антуан не удивился бы, если бы на острове вдруг образовался своя религия, как уже происходило в других странах.
Итак, сегодня воскресенье. Сейчас вообще сложно разговаривать с людьми. Но, кстати, христианские врачи далеко не так хороши. Все знали, что лучшие врачи – это евреи и мавры.
Поэтому, не теряя времени, Антуан отправился в еврейский и мавританский кварталы поискать доброго или же жадного человека, готового пойти с ним на корабль. Ему не нравилась ситауация: как и многие другие европейцы, у него было предубеждение против непохожих на него людей. Но выбора тоже не было.