Глава 30. Brown Sugar Burdens / Бремя Прошлого с Коричневым Сахаром . Часть 2


БЕЛЛА

Я хотела поговорить с Эдвардом о том, что случилось за ужином, но решила отложить это до десяти. Вместо этого я вышла с ним за дверь, после того как он попрощался с Эсми, и крепко обняла его в надежде хоть как-то утешить его. Он в основном молчал, просто поцеловал меня в макушку и направился к соседнему дому. Я стояла на ступеньках и смотрела, как он шел к дому, опустив голову и засунув руки в карманы.

Когда Эсми спросила его о Чикаго, его лицо практически позеленело, и на лбу пролегла глубокая морщина. Мне захотелось разозлиться на нее за то, что она подняла тему его прошлого. Но правда была в том, что я знала недостаточно об этом и даже не могла понять, где пролегала та грань, которую нельзя переступать.

Возвращаясь в дом, я переживала, что Эсми начнет расспрашивать меня о причинах его поведения. А это было бы очень некстати, поскольку даже я не знала, как к этому относиться. К счастью, она не стала этого делать. Она просто помогала мне вымыть посуду, время от времени упоминая о вежливости Эдварда.

Признаюсь, я тоже была немного удивлена этим. Когда я узнала, что он приглашен, я немного волновалась о том, как он станет разговаривать в ее присутствии. Но вместо этого он просто сразил всех нас цветами и другими вежливыми жестами за столом. Похоже, для Эсми этого оказалось вполне достаточно, чтобы ничего не спрашивать о его реакции на вопрос.

Когда в девять они улеглись спать, я задумалась, сменить мне одежду, в которую Элис меня вырядила, или нет. Я уже воспользовалась своим правом вето в выходные и отказалась от юбки, и мне осталось только усмехаться и терпеть слишком глубокий вырез моей рубашки. Хуже всего было то, что я боялась, как бы Эдвард не подумал, будто я пытаюсь копировать Джессику или Лорен, ведь на самом деле это было просто нелепо и очень далеко от истины.

В пятничном инциденте в тренажерном зале не было ничего особенного. Я переодевалась в душевой, когда услышала их разговор. О том, что Эдвард переспал и с Лорен тоже. В основном, они оскорбляли его вкусы на девушек. И если бы на тот момент я уже знала о Лорен, я бы посчитала довольно забавным и лестным то, что попала в частный клуб девушек, которые спали с Эдвардом Калленом.

Но меня подсознательно волновала мысль о том, что, возможно, кроме них, были еще и другие. И гораздо больше этих мыслей меня беспокоило кое-что еще. Другие получили ту часть Эдварда, которой он пока не хотел со мной делиться. Это было очень глупо, потому что он отдал мне свое сердце, и все остальное не должно было иметь значения. Но я не могла избавиться от ощущения, что в чем-то уступала им, потому что в физическом смысле они были ближе к моему парню, чем я. И он постоянно отстранялся от меня, тогда как ими он овладел, ни секунды не задумавшись. Какая девушка не будет себя чувствовать неуверенно после такого?

И поэтому, когда Элис заставила меня надеть это подобие рубашки и обтягивающие попу джинсы, я запаниковала, пытаясь накинуть свитер и спрятаться, чтобы Эдвард не подумал, что я пытаюсь быть похожей на них. Но, конечно же, Элис до этого не было никакого дела. Вместо этого она сорок минут выпрямляла мне волосы… видимо, потому, что кудри были «нынче не в моде».

Решив, что, по всей видимости, мой наряд его не смутил, я накинула толстовку и ровно в десять вышла из дома. Я украдкой пересекла двор и посмотрела на его освещенные окна на третьем этаже. Без происшествий взобравшись по решетке, я в считанные секунды оказалась перед его дверью.

Выражение его лица, когда он открыл дверь, смутило меня. Не многие смогли бы заметить тонкую морщину у него на лбу, означавшую, что его терзают какие-то мысли. Но я знала каждый дюйм его лица, как свои пять пальцев, и эта морщина появлялась только тогда, когда его мучили кошмары. И раз уж я знала, что кошмары не мучили его уже больше месяца, я понимала, что это морщина, скорее всего, связана с его воспоминаниями.

Когда я вошла внутрь, он все еще улыбался мне и наклонился для поцелуя, делая вид, что все в порядке. Я с радостью вернула ему поцелуй, углубляя его, пытаясь вычислить при этом, как быстро он отстранится на этот раз.

Пять секунд с языком, без стонов. Я улыбнулась, когда он отстранился, не обращая внимания на ту скорость, с которой он это сделал, особенно при таком плохом настроении. Он подошел к кровати и плюхнулся прямо по центру – там, где он, по всей видимости, делал наброски до этого. Сегодняшний вечер был нам в новинку, потому что я не принесла еду. Он ужинал у меня дома, так что в этом не было совершенно никакого смысла.

Решив чем-то занять себя, пока он рисовал, я подошла к книжному шкафу и взяла оттуда книгу, которую начала читать на прошлой неделе. Он не оторвал взгляд от рисунка, когда я вернулась к нему и, сняв толстовку, взобралась на кровать, кривясь при этом от вида своей полуголой груди. Краем глаза я увидела то, что он рисовал. Свою мать.

Мне не хотелось садиться рядом с ним, как я обычно это делала. И дело было не в моем нежелании, а в том, что я хотела дать ему немного уединения, пока он был занят рисунком. Для него это было очень личное и интимное занятие. Поэтому я просто уселась в нескольких футах от него, скрестив ноги, и, открыв книгу, молча начала ее читать.

Иногда выглядывая из-за книги, я внимательно наблюдала за тем, как он рисует. Полностью сконцентрировавшись и нахмурившись, он молча водил рукой туда-сюда по странице. Все тот же локон, упавший на его зеленые глаза, дергался с каждым движением его карандаша. Он не выглядел рассерженным или даже расстроенным. Но он был чем-то обеспокоен. И это было заметно не потому, что он не произнес ни слова, с тех пор как я вошла, и даже не потому, что он ни разу не оторвался от наброска. А по складке на его лбу. Мне захотелось поднять руку и разгладить ее, чтобы она совсем исчезла.

Внезапно он поднял глаза над страницей и посмотрел в мои бесстыдно пялившиеся на него в этот момент глаза. Я быстро перевела свой взгляд на книгу, и мое лицо начал заливать румянец. Я еле сдержала расстроенный стон из-за того, что попалась.

Я услышала, как он тихо вздохнул и закрыл альбом, снова вызывая во мне стон разочарования – я не хотела прерывать его. Я бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц, когда услышала, как он отложил этюдник на кровать.

Он улыбнулся мне со своего края кровати, хотя эта улыбка выглядела ужасно вымученной, и протянул ко мне руки, как будто хотел, чтобы я пододвинулась к нему. Я закусила губу, посмотрела вниз на книгу, аккуратно закрывая ее и откладывая на кровать рядом с собой, и подползла к нему.

Когда я приблизилась, он обвил руки вокруг моей талии и потянул меня вниз так, что мы оказались лежащими лицом к лицу на подушках. Я подперла ладонью щеку, пока он ласково поглаживал мне спину, и заглянула в его обеспокоенные зеленые глаза. Через мгновение я потянулась пальцами свободной руки к его лбу и провела ими по этой складке. Но она вернулась обратно. Я нахмурилась и, подняв руку, вместо этого погладила его волосы.

Он вздохнул, когда мои пальцы начали мягко перебирать его локоны. Не говоря ни слова, он всматривался в мои глаза, запутывая свои пальцы в моих струящихся по спине волосах.

Мы лежали так какое-то время. В абсолютной тишине. И просто смотрели друг другу в глаза.

Я не знаю, что он искал в моих глазах, но я точно знала, что хотела найти в его. Я боялась, что его отравляли воспоминания. Он нес это груз на своих плечах, это бремя тянуло его глубоко вниз, в ту часть его души, которую я не могла понять и которую он редко позволял мне увидеть. Всегда было что-то, что сидело у него внутри, за стеной печали и ненависти к самому себе, которые я не могла до конца понять. Что-то, что он никогда не показывал мне, и, если я мыслила в правильном направлении, что-то такое, что он не позволял видеть даже самому себе.

Из той толики информации о себе, к которой он дал мне доступ, у меня родилось только множество догадок. Я не знала никаких подробностей о его жизни до пожара. И у меня не было никакой возможности узнать, насколько ужасной была его мать, когда он был ребенком. Или даже каким был его отец. Было такое ощущение, как будто он вообще не существовал до смерти своего отца. Либо же он всегда был таким. Я чувствовала, что мне нужно узнать, насколько ужасным все было в действительности. Почему мы никогда не говорили о его детстве до пожара.

Глубоко вздохнув в надежде, что я утешила его достаточно для того, чтобы сделать терпимее, я собиралась с духом, чтобы задать свой вопрос.

«Расскажи мне о другой своей жизни», - еле слышно прошептала я, глядя ему в глаза и нежно поглаживая волосы. Я знала, что он слышит меня, потому что он лежал совсем близко. И когда в его глазах на мгновенье вспыхнула боль, прежде чем он закрыл дрожащие веки, я знала, что он понял, о какой жизни я говорила.

Я нежно гладила его волосы, пока смотрела на его закрытые глаза. Ни его дыхание, ни рука на моей талии не дрогнули. Но из-за этой вспышки боли в его взгляде я начала переживать, что зря подняла эту тему. Но не успела я открыть рот и сказать ему, чтобы он не переживал об этом, как его глаза открылись.

И когда он снова встретился со мной взглядом, я сомкнула губы. На самом деле не было причин пугаться из-за того, то я увидела. Это было глупо и абсурдно. Но его взгляд был таким чужим. Как будто это кто-то другой лежал в дюйме от моего лица. Он не выглядел сердитым, или расстроенным. Или даже озлобленным и опустошенным.

Он выглядел… невинным. Я даже и предположить не могла, что Эдвард может быть таким ранимым. Он всегда был сильным, защищал меня и ограждал от всего плохого. Но в
этот момент, когда я поглаживала его волосы, он выглядел как потерявшийся маленький мальчик.

Эти его по-новому невинные зеленые глаза буравили мои, и мое сердце громко колотилось у меня в груди. «Мое детство было похоже на идеальную картинку», - прошептал он напротив моего лица. И даже его голос звучал в этот момент по-другому. Обычные для его него грубость и резкость полностью исчезли. Их сменила причудливая наивность, которую в нем никогда нельзя было предположить.

Я искала в его глазах печаль, которую ожидала увидеть там, когда он стал говорить о прошлом. Но и ее тоже не было. Они смотрели прямо на меня – широко распахнутые, искренние. И когда, наконец, до меня дошло, что он сказал, это меня запутало.

Я решила перебороть свой страх и воспользоваться его открытостью, чтобы получить любую информацию, которая позволит мне ему помочь. «Расскажи мне еще что-нибудь про своих родителей», - осторожно прошептала я, продолжая ласково перебирать пальцами его растрепанные волосы.

Уголки его губ изогнулись в незнакомой мне улыбке. И это тоже немного испугало меня, потому что я не узнавала его как никогда яркие зеленые глаза, которые сияли непривычным внутренним светом. «Они оба были безумно влюблены друг в друга», - задумчиво произнес он и улыбнулся мне, накручивая прядь волос у меня за спиной себе на палец. «Они поженились, когда были молодыми», - он медленно отвел от меня взгляд, и уставился в пространство у меня за плечом, спокойно закручивая мои локоны.

Я продолжала гладить его волосы, осторожно вынуждая его к большему откровению. «Какой была твоя мама?» - ласково прошептала я, стараясь не выдать своей обеспокоенности.

Его улыбка стала шире, пока он, уставившись в никуда, как будто вспоминал что-то, что делало его очень счастливым. Взглянув на его лицо, я сама машинально улыбнулась. «У нее был большой сад на заднем дворе», - тихо прошептал он, отпуская мою прядь волос только для того, чтобы снова начать накручивать их на палец. «Летом она разрешала мне помогать ей рыть ямки», - он издал беззвучный смешок, - «И я всегда пачкал свою лучшую одежду», - он слегка качнул головой, продолжая смотреть в одну точку и улыбаться.

Я молчала, продолжая гладить его волосы, неуверенно выбирая в мыслях следующий вопрос, чтобы он не показался ему глупым и не расстроил его.

Вдруг его широко раскрытые зеленые глаза метнулись обратно на меня. «Когда мне было семь, они взяли меня с собой на симфонический концерт», - в его голосе звучала странная гордость, и он все еще задумчиво улыбался. Я широко улыбнулась, наслаждаясь его счастьем, несмотря на больную тему разговора. Он еще больше улыбнулся мне, не оставляя в покое мои волосы. «Ты когда-нибудь была на подобном мероприятии?» - с любопытством спросил он. Я улыбнулась и с сожалением покачала головой.

Он подарил мне в ответ ласковую улыбку, пройдясь кончиками пальцев по моим волосам. «Как-нибудь мы сходим с тобой туда вместе», - тихо пообещал он. И мысль о том, что Эдвард строит такие планы о нас, настолько вскружила мне голову, что улыбка больше не сходила с моего лица. Но правда, которая разворачивалась у меня перед глазами, разбивала мое сердце.

Эдвард заставил себя забыть свое детство не потому, что оно было плохим. Он заставил себя сделать это, потому что оно было счастливым.

Вероятно, для этого было много причин. Может быть, он думал, что не заслужил хорошие воспоминания, или, может быть, они были мучительными для него, потому что такая жизнь была для него невозможна. Как бы там ни было, но он запихнул эти воспоминания поглубже, а на первое место поставил только один единственный, определивший все ужасный случай.

Я не хотела разрушать его задумчивое счастливое настроение, но любовь к нему только разожгла мое любопытство о том вечере. Мы продолжали улыбаться друг другу, я гладила его волосы, а он закручивал мои за спиной. «Что произошло, когда тебе было девять?» - тихо прошептала я, неопределенно упомянув его возраст.

Задумчивая улыбка медленно исчезла с его лица, и в глазах вспыхнула прежняя боль. На этот раз он не закрыл глаза, и, когда снова заговорил, я стала свидетелем его мук. «Это была их годовщина», - с грустью прошептал он, начав быстрее обматывать мои локоны вокруг пальца, а я, не переставая, гладила его волосы, пытаясь расслабить. По сказанным словам и тону его голоса я поняла, что он точно понял, о чем я его спрашиваю. И он дал мне ответ на мой вопрос. «Тринадцатое мая», - пояснил он, всматриваясь в мои глаза мучительным взглядом. Я ободряюще кивнула ему, упираясь щекой в ладонь.

Он стал наматывать мои волосы на палец еще быстрее, и боль в его взгляде стала более невыносимой. «Мы с папой решили устроить для нее праздничный вечер», - его голос дрогнул, и мое сердце сжалось при этом звуке. Я всерьез подумала о том, чтобы остановить его, потому что его страдания разрывали мою душу на части.

Он с отчаянием стал накручивать волосы и натягивать их, потому что они проскальзывали между пальцами. Его слегка небритый подбородок задрожал, а глаза наполнились слезами. «Я думал, что свечи – это очень романтично», - мучительно прошептал он.

И когда я, наконец, увидела, как слеза скатилась по его щеке и упала на подушку, я решила, что на сегодня узнала уже достаточно.

Я быстро подняла голову со своей ладони, и уткнулась в изгиб его шеи и, несмотря на неудобное положение, попыталась его обнять. Похоже, он все понял, потому что обнял меня за талию и зарылся лицом в мое плечо. Я просунула свободную руку ему под шею и крепче прижала его голову к себе.

Мне до сих пор не было до конца понятно, что именно вызвало пожар. Кое-что указывало на то, что он винил себя во всем произошедшем, а не только в том, что был слишком напуган, чтобы помочь своему отцу. В этом для меня было гораздо больше смысла. Вся эта ненависть к себе и отвращение. И я боялась, что если пожар начался из-за него, то он никогда не простит себя. Это всегда будет преследовать его. Точно так же, как и меня преследовали мысли о то, что я не смогла закричать чуть раньше, бежать чуть быстрее или была не достаточно сильной, чтобы спасти свою маму.

Мы были так похожи в наших разных ситуациях.

Казалось, прошли часы, пока я нежно обнимала его, он крепко прижимал меня к себе, и я иногда ласково целовала его в шею. Я так хотела, чтобы он позволил мне взять на себя хотя бы часть его бремени. Он все время молчал, пока я гладила его волосы. И хотя он не рыдал громко и все время дышал ровно, я еще долго чувствовала его слезы на моей красной рубашке.

Я надеялась, что он простит меня за то, что я воспользовалась ситуацией в такой уязвимый для него момент, и как раз тогда, когда собиралась начать петь ему колыбельную, он повернулся лицом к моей шее и оставил на ней легкий поцелуй.

Он тяжело выдохнул в мою кожу, обдав шею своим влажным дыханием. «Давай завтра свалим на хрен отсюда», - пробормотал он, уткнувшись в меня и крепко прижимая меня к себе, в то время как я в замешательстве нахмурилась от его предложения, - «только ты и я, подальше от всей этой херни», - с отчаянием попросил он, возвращаясь к обычному для Эдварда тону… в ругательствами и всем прочим.

Я улыбнулась ему в шею и кивнула в знак согласия. Мы находились под большим давлением, не имея возможности днем быть нормальной парой: все либо изучали нас, либо поднимали болезненную тему, которая в итоге нас расстраивала. Мы проводили много ночей вместе, но один хороший день вдвоем - это было то, в чем мы действительно нуждались.

Он не поднял голову с моего плеча, и я решила, что он готов ко сну. Мое предположение только подтвердилось, когда я начала напевать ему, а он не стал возражать.

* * *

Похоже, Эдвард выглядел уже лучше, проснувшись этим утром. Морщинка на его лбу исчезла, даже несмотря на то, что в этот момент он просто лежал в кровати, закрыв глаза, и водил рукой по волосам, запустив в них пальцы.

У меня не было достаточно времени, чтобы обдумать события предыдущей ночи, поэтому я быстро вскочила с кровати, собрала все свои вещи и выложила его Бремя Прошлого с Коричневым Сахаром рядом с будильником. Он оставался в кровати, и когда наконец-то открыл глаза и встретился со мной взглядом, все еще выглядел сонным.

Его глаза покраснели, и по нему было видно, что он плакал. Но в них не было ни единого признака боли или бремени прошлого, когда он улыбнулся мне и присел, пока я забиралась на кровать, чтобы поцеловать его.

Он нежно обхватил мое лицо ладонями, оставляя на моих губах целомудренный поцелуй, погладил меня по щекам и вздохнул мне в губы. Ни я, ни он не были готовы усилить его, после того как оба накануне вечером пренебрегли гигиеной.

Я отстранилась, улыбаясь тому, что он чувствовал себя лучше и не был расстроен тем, что я сунула свой нос в его прошлое. А он совершенно точно не выглядел расстроенным, когда прислонился к спинке кровати и с улыбкой посмотрел прямо на меня.

"В беседке в полдень?" - спросил он сонным голосом, запуская пальцы в волосы. Я широко улыбнулась ему в ответ, понимая, что он по-прежнему хотел встретиться, и с энтузиазмом кивнула. Он вяло усмехнулся моей поспешности. "Возьми с собой обед", - добавил он, когда я выходила из двери.

Я покидала его комнату с чувством облегчения и с надеждой на то, что мне все-таки удалось немного помочь ему, проявив любопытство и разбередив его раны. Он пережил вместе со мной так много тяжелых моментов из моего прошлого, поэтому неплохо было бы вернуть ему этот долг хотя бы раз.

Эсми без проблем разрешила мне провести день с Эдвардом. Накануне вечером он произвел на нее вполне хорошее впечатление своими широкими жестами. А вот Элис… - это была совсем другая история.

"Белла..." - начала она удрученным тоном, стоя в центре моей спальни, - "Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не знаешь, куда вы пойдете?" - раздраженно поинтересовалась она.

Я пожала плечами и безучастно уставилась на нее, не понимая, в чем, собственно, проблема. Мне вообще было все равно, куда идти, лишь бы с Эдвардом.

Она раздраженно выдохнула и бросила взгляд на одну из выбранных ею рубашек. "И во что тогда, черт возьми, прикажешь мне тебя одевать?" - взвизгнула она, вскидывая брови.

Я снова пожала плечами, продолжая тупо смотреть на нее и по-прежнему не понимая сути проблемы. Вообще, мне было без разницы, что на мне одето, лишь бы быть с Эдвардом. К тому же, мое право вето было уже использовано.

Она издала сдержанный раздосадованный возглас и начала рытья в моем шкафу, подозрительно поджимая губы при виде вещей, которые были для меня чересчур броскими. В этот момент я была очень рада, что не спросила, куда мы идем, потому что благодаря этой тайне при поиске были исключены многие нелепые вещи.

В конечном счете, она заставила меня одеть самую провокационно тонкую белую кофту из всех, какие я только видела в своей жизни. Ее длинные расклешенные рукава скрывали мои руки, свободно повисшие по бокам, пока я, поджав губы, рассматривала себя в зеркале. Было такое ощущение, что она принадлежала какой-то кукле. Хотя мне кажется, что Элис назвала этот фасон именно "кукольным"*. Она напомнила мне одежду для беременных. Я послала благодарственную молитву Богу одежды за то, что создал "кукольный стиль" с таким небольшим декольте. Честно слово, это было гениально.

Джинсы были более удобными, но все равно до нелепого облегающими. В основу сделанного Элис выбора легли функциональность, совмещенная с модой или еще какой-то глупой ерундой. Волосы мы оставили в покое - блестящими и выпрямленными, - я была слишком измучена выбором одежды, чтобы прилагать еще какие-либо дополнительные усилия, и пошла в кухню, чтобы приготовить нам обед.

У меня случился "приступ имени Элис": я почувствовала раздражение, не зная, что взять с собой на обед. В результате, я решила в пользу сэндвичей. Это как с джинсами... ты никогда не ошибешься, если возьмешь с собой сэндвичи. После того, как закончила, я упаковала все в свой старый рюкзак, добавив содовую и чипсы, и с волнением закинула его за плечи.

В полдень я вышла из дома и отправилась к беседке, отметив про себя, насколько ясным было небо. На улице было тепло, поэтому я более терпимо стала относиться к моим длинным рукавам из тонкой ткани. Когда я приблизилась к беседке, Эдвард уже ждал меня на скамейке, сидя лицом к нашим домам и прислонившись к столу спиной.

Увидев, что я приближаюсь, он поднялся, почему-то все еще одетый в свою куртку. Солнце немного отражалось в его бронзовых волосах, и он выглядел великолепно. Он улыбнулся мне и, потянувшись, взял меня за руку. Без колебаний я скользнула своей ладонью в его руку, и предоставила ему право вести меня туда, куда он захочет. Все равно куда.

Пожалуй, я была удивлена, когда он, не говоря ни слова, повел меня вниз к реке. Слегка заинтригованная, я неторопливо шла рядом, держа его за руку, и любовалась рекой. Раньше у меня особо не было времени, чтобы насладиться этим зрелищем. Мы шли по каменистому берегу, пока, наконец, не добрались до маленькой деревянной лодки. Когда он остановился перед ней, я вопросительно приподняла бровь.

Эдвард ухмыльнулся мне в ответ. "Нам она понадобится, чтобы добраться туда, куда мы идем", - завуалировано объяснил он. Я закатила глаза и позволила ему помочь мне забраться в лодку. Ступив в нее следом за мной, он уселся с противоположного края лицом ко мне и посмеивался, пока я, шатаясь из стороны в сторону, усаживалась на скамью.

Зато я посмеялась над ним, пока наблюдала, как он гребет вниз по течению. Вокруг было спокойно, никакой спешки или слишком быстрого движения воды, поэтому он не прилагал особых усилий. Просто у него был такой забавный вид. Он закатил глаза мне в ответ и попытался изобразить раздражение, но я видела, что его губы подергивались в улыбке всякий раз, как я взрывалась новым приступом хохота.

Его глаза выглядели лучше в солнечном свете - яркие и ясные, и не такие красные, как были утром. Я просто откинулась назад на спину в лодке, слегка придавив свой рюкзак в процессе, и увлеченно наблюдала за тем, как он гребет веслами.

Река была такой приятной, и я действительно не торопясь наслаждалась видом, пока мы плыли на юг. Деревья на восточном берегу были очень большими, их толстые стволы были покрыты зеленым мхом, и из каждой расщелины выбивались папоротники. Пока я рассматривала лес, время от времени сильными порывами налетал ветер, поднимая и закручивая волосы вокруг моего лица, и мне приходилось раздраженным жестом руки убирать их назад.

На лодке мы плыли совсем недолго, и это меня немного огорчило. Он помог мне выйти из нее, поддержав, когда я немного пошатнулась, и легко опустил меня на землю. Он снова взял меня за руку и повел вниз по берегу, пока я шла следом, с любопытством покусывая губы.

Как только я собралась проявить нетерпение, начать любопытничать и просто-напросто спросить у него, куда же мы идем, деревья у края берега расступились и превратились в светлое открытое пространство. Почти луг. Немного похожий на нашу лужайку на заднем дворе, но только с более длинной травой и несколькими деревьями, растущими то тут, то там.

Я улыбнулась и восторженно ступила на траву вместе с ним. Это было так в стиле Эдварда. Никаких ненужных излишеств или "херни". Обыкновенная трава и просто солнце, пробивающееся сквозь верхушки окружавших нас деревьев. И когда мы расположились в тени одного из громадных одиноко стоящих деревьев в центре луга, мне стало ясно, что это одно из тех качеств, которые я любила в Эдварде больше всего. Простота. Благодаря ей я всегда чувствовала себя нормальной и благодаря ей мне всегда было спокойно.

Мы обедали в тени дерева, наконец-то имея возможность просто говорить и смеяться. Нам не нужно было ни от кого скрывать, насколько близки мы были, или беспокоиться о людях, которые бы на нас пялились.

Мы ели, прислонившись спиной к стволу дерева и вытянув вперед ноги, и он позволил мне прижаться к себе. Он так и не снял свою куртку, и мне это по-прежнему было непонятно, потому что лично я была совершенно довольна температурой воздуха.

"Ты часто приходишь сюда?" - спросила я с любопытством, заворожено рассматривая простиравшийся вокруг луг, каждую из травинок которого, казалось, поцеловало солнце - они так безмятежно раскачивались под слабым ветром.

Он пожал плечами подо мной, продолжая уплетать свой сэндвич. "Джасс и я обычно прятались здесь, чтобы провернуть какую-нибудь хрень в начальных классах старшей школы", - сказал он серьезным тоном, продолжая жевать. Мне захотелось закатить глаза на это, потому что, судя по всему, он и Джасс натворили кучу таких дел. Хорошо, что у Джаспера теперь была Элис, которая могла его контролировать. Я лучше, чем кто-либо, знала, что Эдвард может предложить ему сделать что-нибудь невообразимо нелепое.

Когда мы закончили есть, он обнял меня за талию, и я прислонилась к нему, пока он рассказывал мне очень смешную историю про цветочный магазин. Я с интересом слушала его рассказ, а он переплел наши ноги.

Его зеленые глаза были наполнены тихой радостью и весельем, когда он описывал, каким серьезным выглядел Джасс, объясняя значение цветов. Он смотрел на луг с ухмылкой, играющей на его губах, и его растрепанные бронзовые волосы на лбу развевал ветер. "...но на самом деле это необыкновенно красивые цветы", - передразнил он легкий южно-американсий акцент Джаспера, тихо рассмеявшись над его словами и покачав головой.

Я тоже рассмеялась. Потому что это было очень похоже на дословное цитирование Элис. И я знала, что так оно и было, ведь когда Элис получила гвоздики, она без конца недовольно тарахтела, что все относятся к ним свысока. Когда я представила себе, как она ведет с Джаспером долгую дискуссию о чем-то вроде цветов, мой смех вышел из-под контроля, и Эдвард с улыбкой повернулся ко мне.

Я достаточно долго пыталась прекратить смеяться, чтобы услышать окончание истории. Но когда он и дальше стал передразнивать Джаспера: "... Это изящные и величественные цветы", - я сложилась пополам от смеха, схватившись за живот. Он и правда дословно цитировал Элис.

Какое-то время Эдвард смеялся вместе со мной, явно неодобрительно качая головой в адрес тех слов, которые сказал Джаспер. "Потому что..." - попытался он прорваться сквозь наш громкий хохот, - "Потому что - да, чувак, усеки себе это - это просто ни хрена не будет достаточно", - он закатил глаза, прислонил голову к стволу дерева и снова покачал ею.

Когда мой смех наконец-то утих и превратился в редкие отрывистые смешки, я откинулась назад на плечо Эдварда и расслабилась под слабыми порывами ветра, который тихо шелестел в траве.

"Вообще я думаю, что они были прекрасны", - сказала я решительно и честно, кивнув при этом головой. Я так не смеялась, наверное, со времен пижамы со Скуби-Ду. Я почувствовала, как меня переполняет чувство радости и эйфории, которое подарил мне весь этот день. Я проводила время с любящим меня бойфрендом, как и любая другая нормальная девушка. Вдруг я поняла, что когда я была с Эдвардом, я действительно была такой. Нормальной девушкой. Это было только ради него, но одновременно это было больше, чем я могла рассчитывать. И больше всего на свете я хотела бы быть для него еще более нормальной.

Мы еще долго так бездельничали и наслаждались тишиной, пока он перебирал пальцами кончики моих волос, растрепавшиеся по мне выше талии. Я наклонила голову назад и закрыла глаза, вдыхая запах травы и наслаждаясь тем, как ветер вперемешку с электричеством Эдварда окутывает меня, а затем почувствовала, как его пальцы нежно скользнули по моему подбородку.

Я открыла глаза и позволила ему развернуть мое лицо к себе. Его зеленые глаза сверлили мои сверху вниз напряженным взглядом, и он просто долго-долго смотрел на меня, пока его пальцы поддерживали мой подбородок. Вдруг его глаза метнулись к моим губам, а потом его взгляд снова вернулся обратно.

Я едва сдержала улыбку, отвечая на его молчаливый вопрос, и приподнялась, чтобы коснуться его губ своими. Он провел пальцами вверх от подбородка к щеке и нежно втянул мою нижнюю губу. Я вздохнула, когда его верхняя губа оказалась между моими, подняла руку и обняла его за шею, чтобы можно было ласково погладить его мягкие волосы на затылке.

Я нетерпеливо крепче вжалась своими губами в его, лизнув его верхнюю губу, и еле сдержала постыдный стон, когда он впустил мой язык в свой рот. Пока мы медленно ласкали друг друга языками, он все крепче сжимал мою талию и переместил руку с моей щеки на затылок.

Мы постепенно развернулись друг к другу, усиливая наши объятия, и углубили этот поцелуй, наклонив наши головы в противоположные стороны. Я скользнула рукой под его расстегнутую куртку и сначала легонько погладила его по груди, а потом зажала его темную футболку в кулак и притянула его тело ближе к своему.

Мы продолжали целоваться, и наши языки стали более настойчивыми, сражаясь за превосходство, а дыхание стало тяжелее. Рука Эдварда на моей талии притянула меня ближе к нему, и он, почти не дыша, настойчиво работал языком. Решив воспользоваться моим недавним открытием, я запустила руку в его волосы, сжала растрепанные локоны в кулак и потянула, пройдясь по его языку своим.

Я еле сдержалась, когда он громко застонал мне в рот, прижимая мою талию крепче к своей и еще больше разворачивая меня к себе. Его запутавшаяся в моих волосах рука медленно сползла к плечу и неспешно стала его поглаживать, постепенно спускаясь ниже к локтю. Я сильнее вжалась в него, продолжая его целовать, уже почти задыхаясь и отрывисто дыша в его губы. Я еще раз крепко ухватилась за его волосы и тут же задохнулась, когда он еще неистовей вжался в меня своим языком.

Его рука соскользнула с моего локтя на ребра, и он начал выводить большим пальцем круги на моем животе чуть ниже груди. Задыхаясь, я хныкнула ему в рот, крепче прижимаясь к его руке, подстрекая его сделать то, что, как я предполагала, наконец-то было его попыткой дотронуться до меня. Но вместо того, чтобы сделать это, он продолжал гладить меня и страстно целовать, отрывисто дыша в мой рот.

Решив, что с меня хватит всей этой его нерешительности и терпения, я крепко схватила его волосы в кулак и сильно потянула их, желая только одного... чтобы он... наконец... сделал этот, черт возьми.

Он издал самый сексуальный полустон в мой рот и наконец-то отбросил все сомнения и осторожность. Его рука стремительно прошлась по моей груди, обхватила ее и крепко сжала.

Я думала, что он, вероятно, снова застонет в мой рот от ощущений. Но, к сожалению, я не дала ему такой возможности. Потому что, как только его большая ладонь обхватила мою грудь и сжала, у меня случился иррациональный приступ паники, из-за которой внутри моей грудной клетки все сжалось, я резко отстранилась подальше от него и задрожала, глотая ртом воздух.

Он резко открыл глаза, когда я дернулась от него, разрывая контакт с его рукой. Она зависла в воздухе как раз в том месте, где только что накрывала мою грудь. Я в замешательстве уставилась на него, широко распахнув глаза и отрывисто дыша прямо перед ним.

Он опустил руку вниз, когда на его лице отразился испуг. "Срань господня, Белла. Мне так жаль", - торопливо выпалил он, мотнув головой, с беспокойством глядя на меня своими округлившимися от шока зелеными глазами.

Я затрясла головой и с удвоенной силой попыталась справиться с новой волной паники, сдавившей мою грудь. В попытке избавиться от нее, я отодвинулась назад, поджала колени к груди, наклонила голову между ними и начала глубоко дышать.

Я мысленно считала до пятидесяти, медленно раскачиваясь взад и вперед, чтобы паника улеглась. У меня не было вспышек воспоминаний или видений - лишь внушающее страх чувство беззащитности. Совершенно беспричинно и так глупо. Это было такое разочарование, что мне захотелось заплакать.

Мне не потребовалось много времени, чтобы вернуться к нормальному состоянию, и в действительности это совсем не было обычным эмоциональным срывом. И если бы действительно был повод… Но это больше походило на остаточное явление. Последняя минута эпизода, из-за которого я занервничала и стала задыхаться.

Я наконец-то подняла голову и посмотрела на Эдварда, сидевшего передо мной. Он выглядел так, как будто вообще боялся прикоснуться ко мне. От этого мне стало еще хуже.

В извиняющемся взгляде его зеленых глаз, уставившихся на меня, было полно раскаяния. "Мне жаль. Бля, мне нужно было предупредить тебя или сделать что-то еще", - сказал он с сожалением, расстроено покачав головой.

Я раздраженно фыркнула в ответ, опустила ноги, усаживаясь по-турецки, и начала пощипывать траву. "Я знала, к чему все идет, Эдвард", - я закатила глаза, сердито вырывая траву, и насупилась. - "Я хотела, чтобы это произошло. Просто я..." – я запнулась, чувствуя, как внутри меня растет разочарование, которое я срывала на травинках, с силой выдирая их из земли, - "Просто все дело в моем дурацком мозге", - проворчала я сквозь сжатые зубы и заморгала, пытаясь сдержать слезы, которые вот-вот готовы были политься из глаз.

Лицо Эдварда вытянулось еще больше, когда он наконец-то понял, о чем я говорила. Нахмурившись, он посмотрел на меня, и в его взгляде я заметила странную вспышку гнева. "Он это делал с тобой?" - спросил он пугающе спокойным и тихим шепотом.

Я не сразу поняла, о ком он вообще говорит. А когда до меня дошло, что он решил, будто Фил делал такое, я быстро замотала головой. "Нет!", - громко воскликнула я, чтобы он не решил, что кто-то когда-либо осквернил меня подобным образом, - "Ничего подобного не было, клянусь", - честно сказала я в надежде на то, что он мне поверит.

Фил угрожал мне многими вещами, и иногда он поддерживал угрозы своими преднамеренными жестами с намеками, но он никогда не заходил дальше своих обещаний. Либо потому, что ему не представилась такая возможность, либо потому, что он никогда не собирался этого делать. Теперь я уже никогда этого не узнаю. Но той мучительной физической боли, которую он причинял мне, было достаточно для его собственного удовлетворения.

Похоже, Эдвард успокоился после моего отрицания и, тяжело вздохнув, прислонился к дереву. Он не спускал с меня и того места, где я сидела рядом с ним, глаз, скорее всего, изучая мой расстроенный вид, а затем его губы медленно расползлись в грустной улыбке. "Не расстраивайся так", - ласково попросил он, накрыл мою руку в траве своей и успокаивающе погладил ее. Он коснулся тыльной стороны моей ладони, пропуская через нее волны электричества, и его прикосновение было таким замечательным. Это смутило и расстроило меня еще больше. "Я уверен, что такое дерьмо происходит даже с нормальными девушками, когда их так касается кто-то в первый раз".

Весь воздух покинул мои легкие в болезненном порыве, потому что его слова были похожи на пощечину.

Я с обидой посмотрела прямо в его озадаченные зеленые глаза, но в итоге отвела взгляд. Лишенный эмоций невеселый смешок сорвался с моих губ, пока я сопротивлялась накатывающим от справедливости сказанных им слов слезам. "Правильно", - согласно кивнула я, переводя взгляд с него на поляну, чувствуя при этом горечь и отчаяние, - "Нормальные девушки".