На улице стояла довольно приятная погода, и на самом деле я чертовски надеялся на то, что это было хорошим предзнаменованием, пока шел к беседке в полдень того же дня. На мне по-прежнему была моя куртка - просто на всякий случай, если моя девочка замерзнет. Я больше ничего не взял с собой, потому что единственное, что мне было нужно, - это мои руки.

Когда я подошел, она уже ждала меня там. Ее кофта была проблемой. Она была синего цвета и очень похожа на ту, в которой она была в прошлый раз, но с более глубоким вырезом. И если я не буду крайне осторожен, то контакт с кожей неизбежен. Если только она сама не решила довести дело до победного конца. И, вероятнее всего, так оно, черт возьми, и было.

В этот раз она собрала волосы в хвост, как будто предвкушала мои действия, а не просто хотела, чтобы они не лезли ей в лицо. Когда я подошел к ней, она поднялась со скамейки с рюкзаком за спиной. В ее взгляде читалась все та же грусть, которая росла с каждым днем на протяжении всей последней недели.

Я лишь протянул ей руку. Ты пойдешь со мной?

И она пошла. Скользнула своей маленькой ручкой в мою и с готовностью встала рядом.

И это было еще одной отличительной чертой всей этой лажевой ситуации. Моя девочка полностью доверяла мне. И, молча помогая ей забираться в лодку, я очень надеялся на то, что не предам ее доверие.

Я внимательно рассматривал ее, пока греб веслами вниз по течению. Сидя в лодке, ей нравилось смотреть по сторонам на лес. Это было по ней видно. Я греб медленнее, чем обычно, чтобы она подольше смогла полюбоваться природой. Пытаясь максимально расслабить ее. Она была такой красивой в обычной женской одежде. Синий цвет так хорошо смотрелся на ее коже - она выглядела чуть менее бледной, чем обычно.

Ее прямые темные волосы, собранные в хвостик, развивались на ветру и полностью открывали вид на ее уши и шею. Ключицы были на месте, неглубокое декольте тоже, но я старался не пялиться на них. Потому что они сводили меня с ума, а сейчас речь была не обо мне.

Когда мы достигли цели, я помог ей выбраться на берег и, обхватив за талию, перенес над водой, чтобы она не промочила свои маленькие ножки. Она слабо улыбнулась, когда я поставил ее на землю и снова взял за руку. Я улыбнулся в ответ. Потому что это было меньшее, что я мог сейчас сделать, но это было хоть что-то.

Она еле заметно напряглась, когда мы добрались до нашего «почти-луга». Но не остановилась и продолжала идти рядом со мной, когда я направился к тому же самому дереву в его центре. Как только она сняла сумку, я потянул ее за собой вниз на землю, прислонился к стволу дерева и, как и в прошлый раз, обвил рукой ее талию и притянул к себе.

Мы немного помолчали. Прежде чем поднять тему, я наклонился и, чувствуя запах всех ее цветов и печенья там, где ее волосы были собраны в хвост, погладил ее руку жестом, который, я надеялся, ее расслабил.

Она вздохнула и прижалась ко мне, пока я гладил ее. Потому что это дерьмо всегда ее расслабляло. И это было чертовски кстати, потому что мне, скорее всего, придется делать так много-много раз.

Пальцами свободной руки я пробежался по своим волосам и уставился на траву, пытаясь сообразить, как, черт возьми, мне начать этот разговор.

Простота.

"Ты хочешь, чтобы я опять попробовал дотронуться до тебя?" - прямо спросил я. Никакой херни. Простой вопрос.

Она даже не шевельнулась и ничего не говорила какое-то время, пока, наконец, ее голова медленно не развернулась и наши взгляды не встретились. В ее больших карих глазах читалось гребаное недоверие.

"Ты серьезно?" – с сомнением повела она бровью.

Я осторожно кивнул головой, глядя вниз на ее поджатые губы. "Я читал об одной технике, которая может нам помочь", - объяснил я, подбирая слова, в надежде на то, что она не станет спрашивать, почему я вообще читал подобное дерьмо. Но мне нужно было объяснить ей, что это было больше, чем просто облапать.

Это можно было сравнить с тем, как будто какое-то облако, которое бросало тень на ее лицо и настроение всю прошлую неделю, вдруг полностью нахрен испарилось. Ее лицо озарила огромная гребаная улыбка, и глаза засияли от восторга. Я вроде как ждал, что она покраснеет или сделает еще какое дерьмо, потому что в этом была вся моя девочка. Однако ничего подобного не произошло.

В действительности же она практически задрожала от волнения и перевозбуждения, из-за чего мне захотелось рассмеяться и закатить глаза. Она выглядела такой чертовски взволнованной. Я за всю свою жизнь ни разу не видел, чтобы девушка была так охрененно взволнована тем, что ее облапают.

Это было так нелепо.

Это было так мило.

В этом была вся... моя девочка.

Она развернулась ко мне всем телом с большой восторженной улыбкой на лице, продолжая вибрировать, и закивала мне с таким энтузиазмом, от которого все ее темные волосы, собранные в хвостик, разлетелись в стороны.

Мне очень не хотелось обламывать весь кайф… "Тебе придется выслушать меня чертовски внимательно", - серьезно сказал я, глядя на нее сверху вниз. Я отчасти ожидал, что она просто выгнется грудью мне навстречу и поднимет руки вверх, предлагая начать действовать. Вместо этого она попыталась сдержать свою улыбку, согласно кивнула, отодвинулась достаточно далеко, чтобы можно было сесть рядом со мной, перекрестив ноги, и приготовилась внимательно слушать мои инструкции. Но все равно немного выставила вперед свою чертову грудь.

Я вздохнул и покачал головой, на самом деле плохо восприняв ее азарт, потому что я сам ни в чем не был уверен. "Хорошо", - медленно начал я, потерев рукой лицо перед тем, как развернуться к ней. Она продолжала слегка вибрировать, но я постарался не обращать на это внимание. "Это целый процесс, поэтому, бля, не расстраивайся, если он просто... не сработает", - объяснил я ей, как смог.

Ее лицо немного осунулось, прежде чем она закатила глаза. "Понятно. Техника, процесс, не расстраиваться, может не получиться", - она пренебрежительно махнула рукой, и улыбка вернулась на место. "Что мне нужно делать?" - спросила она с энтузиазмом.

Я закатил глаза ей в ответ. Она точно расстроится, и я буду чувствовать себя дерьмово из-за этого. Но теперь, бля, было уже слишком поздно. "Ты когда-нибудь слышала о стоп-слове?" - спросил я, пытаясь представить, как моя девочка смотрит BDSM-порно или еще какое дерьмо.

Конечно же, она отрицательно покачала головой, с любопытством поджав губы.

Я еле сдержался, чтобы не поморщиться. "Тебе нужно выбрать слово, которое никак не будет связано с тем, что мы собираемся делать", - объяснил я. Я хотел, чтобы Белла выбрала его, раз уж она сама будет им пользоваться.

Она на секунду нахмурила брови, поджав губы, и выглядела при этом такой, черт возьми, счастливой, как ни разу за всю неделю вместе взятую. "Печенье", - решительно кивнула она головой, продолжая улыбаться.

Мне пришлось сдержать взрыв громкого хохота от ее выбора, и я одобрительно кивнул. "Итак", - начал я, подбираясь к той части, в которой она поймет, насколько все было серьезно, - "Когда ты начнешь чувствовать... дискомфорт", - я воспользовался наилучшей формулировкой, какую только мог придумать, чтобы описать ее панику, - "ты скажешь "печенье", - проинструктировал я. Она нахмурилась и согласно кивнула мне в ответ.

Я вскинул брови. "Если ты при любых обстоятельствах скажешь "печенье", я остановлюсь. Никаких вопросов, никаких расстроенных чувств", - продолжил я и после паузы прищурился на нее, увидев выражение ее лица, - "И я, бля, не шучу. Если ты будешь продолжать упрямиться, то ничего не получится", - объяснил я, зная, что она не сдастся и ничего при этом не скажет, и тогда все это окажется безрезультатным.

Она закусила губу и слегка насупилась. "Но ты ведь продолжишь пытаться. Правильно?" - спросила она. Я сдержал раздраженный вздох и вместо этого просто кивнул ей в ответ, потому что, даже если это займет весь гребаный день, я не остановлюсь и буду пытаться снова и снова. Ее улыбка снова вернулась, и она кивнула, выражая свое согласие.

Я был рад, что она начала относиться к этому чуть более серьезно. Даже несмотря на то, что ее подергивание от восторга никуда не делось, я заметил толику скептицизма в чертах ее лица. "Доставай свой iPod", - спокойно скомандовал я. Поджав губы, она достала свой блестящий синий девайс из рюкзака и с любопытством уставилась на меня. Скорее всего, в этот момент она пыталась понять, какое отношение ко всему этому имел iPod. "Включи что-нибудь расслабляющее", - объяснил я, когда она вопросительно подняла на меня бровь и вставила наушники в уши.

Я опять вздохнул, прислонился спиной к дереву, выпрямив ноги, схватил ее за руку и потянул на себя между моими разведенными ногами, усаживая ее на колени так, чтобы она спиной легла мне на грудь.

Я обхватил ее за плечи и полностью опустил на мою грудь, попутно убирая в сторону ее мешающийся хвостик. Я не знал, что за песню она выбрала, но в эту штуку я залил много успокаивающего дерьма. Она неохотно откинула голову назад на мое плечо так, что ее ухо оказалось как раз у моих губ.

Моя девочка была такой охренительно легкой. Я не знаю, как она переваривала все эти чертовы печенья и всю ту еду, которую готовила. Она достала наушник из уха с той стороны, где находились мои губы. Я решил, что так она сможет слышать мои инструкции. Чтобы ничего не пропустить.

Я взял ее руки и положил их на траву по обе стороны от меня ладонями вниз. Важнее всего в этом гребаном процессе было расслабить ее. Поэтому я начал поглаживать ее руки медленными и успокаивающими движениями вверх и вниз. Спустя несколько подъемов вверх, я начал работать над ее плачами, нежно массируя их и чувствуя при этом, как ее дыхание становится более глубоким и расслабленным.

Я медленно подобрался к ее ничем не прикрытой шее, пробежавшись кончиками пальцев вверх к ушам и обратно вниз, возвращаясь к ладоням, немного помассировав даже ее маленькие пальчики. Я совершил этот цикл несколько раз - от пальцев к ушам и обратно, - прежде чем она полностью расслабилась, лежа на мне.

Я чуть было не испугался, что она уснула, но я не слышал ее характерного посапывания, поэтому знал, что она не спит. Продолжая следовать своей методике, я решил, что пришло время наконец-то попробовать.

Когда мои пальцы в последний раз прошлись вниз по ее шее, я не вернулся к плечам. Вместо этого я направил их немного ниже, провел ими по ключицам и быстрым движением пробежался по холмикам ее груди.

"Печенье!", - выпалила она и тут же напряглась, резко открыв глаза. Я быстро убрал руки от ее тела, поморщившись от того, что напряжение овладело ею так быстро. Она раздраженно выдохнула и упала на мою грудь. Расстроенная до чертиков.

Когда она подняла на меня глаза, я сердито посмотрел на нее взглядом, который говорил четко и ясно: "Бля, даже и не думай начинать все это дерьмо."

Она поняла намек и закрыла глаза, а я возобновил свой расслабляющий цикл, двигаясь от кончиков ее пальцев к ушам и обратно медленными и успокаивающими движениями. Я сделал пять подходов, прежде чем она снова расслабилась. Я повторил все то же, что и в прошлый раз. Не стал возвращаться к плечам. Вместо этого нежно провел кончиками пальцев по ее ключицам и груди, а потом быстро обвел ими ее холмики.

"Печенье", - сообщила она мне умеренно расстроенным тоном и слегка напряглась. Но я заметил едва различимые изменения. Она не выкрикнула это слово громко и напряглась не так сильно. И она даже не открыла свои гребаные глаза.

Я попытался не радоваться раньше времени и предпринял третью попытку. Я старательно повторил весь цикл. И в этот раз потребовалось всего три подхода, чтобы она полностью расслабилась. На два меньше. Охренительно большая разница. И я снова легонько пробежался кончиками пальцев по ее груди, быстренько задев ими соски.

"Печенье?" - тихо сказала она вопросительным тоном, как будто не была до конца уверена, комфортно ей или нет. Но я чувствовал всю ее на себе, и я не ощущал в ней никакого напряжения.

Просто чтобы окончательно убедиться, я проделал это снова - легонько провел пальцами по груди и вернулся назад к шее. При этом она не сказала стоп-слово. И когда я перевел взгляд на ее лицо, я увидел, как в уголках ее губ играет легкая улыбка.

Я повторил движение, постепенно увеличивая давление кончиками своих пальцев на ее кожу, пройдясь ими снизу вверх - от пальцев ее рук до шеи. А потом просто сильнее вдавил их в ее кожу и медленно опустился ими вниз к холмикам ее груди.

Никакого «печенья».

Я продолжил, с каждым разом надавливая пальцами все сильнее. Спустя восемь подходов только пальцами, я наконец-то полностью накрыл ее грудь ладонью, едва дотрагиваясь до нее - легонько, будто перышком.

Никакого «печенья».

Черт, я чувствовал себя слегка самодовольно при этом, и выражение лица моей девочки сказало мне, что она чувствовала себя точно так же. Я боялся, что она будет нетерпелива, учитывая мой медленный темп, но я не хотел торопиться. Поэтому я продолжил свои циклические движения, с каждым разом увеличивая давление своей ладони.

Мне потребовалось девять подходов с ладонями, прежде чем я наконец-то прошелся ими по ее соскам и полностью прижал к ним руки. Если говорить откровенно, весь процесс занял, наверное, часа полтора.

Но когда она открыла глаза и искоса посмотрела на меня, выражение ее лица говорило: "Это не то".

Поэтому я начал цикл еще один последний раз. Медленно поглаживая ладонями ее кожу, я поднялся вверх по ее рукам, чуть ослабил нажим на плечах и провел ими по ее шее. Я остановился у ее ушей и стал опускать ладони вниз, скользнув пальцами по ключицам, по груди, по вырезу ее кофты, пока, наконец, они не оказались прямо поверх ее сосков. Там я остановился.

Я чувствовал, как грудь вздымается и опадает под моими ладонями, которые я держал сверху, но ни разу ими не пошевелил. Какое-то время. Вероятно, она подумала, что я хочу, чтобы она привыкла к ощущению моих ладоней на своей груди или еще какое дерьмо. Но, по правде говоря, я ни хрена не знал, что делать дальше.

В конечном счете, я решил, что делать что-то все-таки нужно, поэтому начал нежно надавливать ладонями на ее грудь, слегка потирая соски. Это по-прежнему не было похоже на то, что я ее лапаю или что-то в этом роде, но я подготавливал ее. Я использовал свои большие пальцы, чтобы с большим нажимом помассировать грудь по бокам.

Никакого «печенья».

Я искоса взглянул на лицо моей девочки еще раз. Бля, она смотрела на меня. Прислонив голову к моему плечу и наблюдая за тем, как я уставился на свои руки у нее на сиськах. И, конечно же, поскольку это была Белла, на ее лице была улыбка во все 32 зуба.

Черт, это было просто невероятно. Всю неделю я пытался добиться от нее такой улыбки. Я даже жалел, что выбросил свои пижамные штаны со Скуби-Ду. Я едва не спросил Джасса о том, где он их взял, чтобы можно было купить им замену.

А единственное, что ей на самом деле было нужно - вот это. Что-то в ее взгляде подсказало мне, что дело здесь не только в том, чтобы быть нормальной девушкой. Дело было в том, чтобы быть нормальной девушкой со мной. И если бы какой-то другой отморозок держал в своих руках ее сиськи и пялился на них, она бы так не улыбалась.

Не отрывая от нее взгляда, я сильнее надавил на ее грудь. Как только я обхватил ее ладонями, она выгнулась им навстречу. И никакого «печенья» за этим не последовало.

Поэтому я сделал это. Черт, я схватил ее. Полностью прижал ладони к груди и крепко сдавил ее ими, ни на секунду не отрывая от нее глаз.

Никаких признаков «печенья».

Ее улыбка стала лишь еще шире: я сделал это, и ее мозг не подавал ей сигналы страха. Разочарование ушло. В ее взгляде больше не было ни горечи, ни поражения.

Я официально был доволен собой как никогда, ухмыльнувшись ей на моем плече. "Видишь? Ты совершенно точно можешь справиться с этим дерьмом", - прошептал я ей с улыбкой на ухо.

Я продолжал лапать и массировать ее грудь так сильно, как мог, чтобы ей при этом не было больно. И пока я это делал, я спрашивал сам себя, было ли это то единственное, чего она хотела больше всего на свете.

"Тебе нравится?" - спросил я ее тихим шепотом на ухо. Я видел, как ее улыбка стала еще шире, когда она промямлила что-то утвердительное и закрыла дрожащие веки. Я снова перевел взгляд на свои руки, которые без всякого гребаного стыда лапали ее грудь.

Я не остановился. Разве мог я, когда она так улыбалась? Я лишь продолжил наблюдать за тем, как мои руки поглаживали ее соски, обхватывали грудь и сжимали ее, и не чувствовал себя при этом тем извращенцем, каким я себя представлял в уме до этого.

"А тебе?" - тихо прошептала она, оставаясь лежать на моем плече. Я перевел глаза на нее и едва, черт возьми, не фыркнул. Но вместо этого я кивнул и переборол желание закатить глаза. Что за глупый гребаный вопрос?

Ее глаза задержались на моих на некоторое время, пока я продолжал массировать ее грудь. Мне так сильно хотелось развернуться лицом к ее уху и поцеловать его. Или даже слегка лизнуть. Но я попытался задвинуть эти мысли подальше, убедив себя в том, что не стоит так охренительно сильно наслаждаться процессом, потому что я делал это не для себя.

Белла облизала губы, мгновенно приковывая к ним мой взгляд. Наши глаза встретились. "Ты можешь сделать больше?" - выдохнула она, не сдвинувшись с места. Как будто она боялась, что если пошевелиться, то все может исчезнуть. Это напомнило мне наш поцелуй в новогоднюю ночь, когда я боялся потерять чувство любви, если остановлюсь.

А потом до меня дошел смысл ее слов.

Не останавливая своих движений, я нахмурил брови. "Что ты предлагаешь?" - осторожно спросил я. Я не особо был уверен, сработает ли эта техника в других случаях, и я был в ужасе от того, что ее разочарование может вернуться обратно.

Бля, она ни на йоту не покраснела, когда пристально посмотрела на меня снизу вверх с плеча. "Кожа к коже", - прошептала она с умоляющим выражением на лице.

Ну ни хрена себе.

Мое дыхание немного сбилось. Она хотела, чтобы я забрался под ее гребаную кофту. И она умоляла меня.

Я вздохнул. Но не потому, что не хотел этого делать, а потому, что я очень, охренительно сильно этого желал. И я хотел, чтобы это все было для нее. Что означало - мне придется это сделать. Я не мог и дальше отвергать ее и после этого спокойно смотреть себе в глаза.

Выдохнув в последний раз, я остановился. Я понятия не имел, будет ли сложнее, если все делать кожа к коже. Но пути назад не было - она вглядывалась в мои глаза, молча умоляя меня дать ей почувствовать... больше меня. Или же просто дать ей пережить эти ощущения - я не был до конца уверен.

Я не стал совсем убирать от нее свои руки, и все время смотрел ей в глаза. Я лишь скользнул ладонями вниз к ее животу и краю синей кофты. Стараясь делать это чертовски медленно, чтобы она оставалась расслабленной.

Сначала я скользнул под нее большими пальцами, успокаивающе поглаживая ими ее кожу по бокам. Она не напряглась, не произнесла ни единого слова, поэтому я просунул под кофту все остальные пальцы. Прежде чем медленно начать продвигаться вверх, я некоторое время просто поглаживал ее ими по бокам.

Она не отрывала от меня взгляда, и ее губы слегка приоткрылись, когда я добрался до ее ребер. На секунду я приостановился, испугавшись, что это было плохим знаком. Но она ничего не сказала, и я не почувствовал напряжения. Поэтому я продолжил двигаться дальше. В след за моими движениями немного задралась ее кофта, но снизу она была чертовски широкой, поэтому это давало мне свободу, которая позволяла двигаться по ее животу без грубых прикосновений.

Наверное, с моей стороны было полной лажей думать в тот момент о ее шрамах, которые я чувствовал: слегка шероховатая поверхность под кончиками моих пальцев, скользящим по ним. Это было неправильно. Я чувствовал ее, но не показывал ей себя. Это ведь была наша фишка.

Наконец, я почувствовал, что добрался до нижней кромки ее лифчика. Я легонько очертил ее контур большими пальцами, в то время как остальные пальцы сошлись в центре ее живота. Я посмотрел ей в глаза, чтобы убедиться, что она действительно, черт возьми, хотела этого. Просьба в ее глазах была неизменна. Поэтому я нажал большими пальцами на кожу в том месте, где начинался лифчик, и медленно провел ими под его кромкой.

Она напряглась на какое-то мгновение. Но не сказала это чертово слово. Я прищурился, глядя на нее, пытаясь определить, должен ли я остановиться. Но она расслабилась самостоятельно. Сама, без моей помощи. Снова стала размеренно дышать и обмякла у меня на груди.

Я все еще с осторожностью обращался со своими пальцами, которые находились в ловушке между лифчиком и теплой кожей ее груди. Я слегка пошевелил ими. Только чтобы увидеть, вызовет ли это напряжение в ее теле, и произнесет ли она то самое слово. Но этого не случилось. Продолжая смотреть ей прямо в глаза, я медленно провел ими вверх, преодолевая сопротивление облегающего нижнего белья.

Я избегал тех участков где, по моим расчетам, находились ее соски. Эти штуки были чертовски чувствительными, а я хотел добраться до полной ликвидации дискомфорта в медленном темпе. Вместо этого я провел большими пальцами по бокам груди и собрал все остальные пальцы сверху, осторожно запустив их под лифчик.

Кажется, ее дыхание сбилось. И я замер. Не будучи уверенным в том, сделала ли она это потому, что ей понравилось, или же наоборот.

Но не последовало никакого "печенья", не было напряжения.

Поэтому я продолжил, двигаясь пальцами по направлению к центру ее груди, сминая за собой плотно облегающее белье, до тех пор, пока наконец ее грудь не оказалась полностью в моих руках.

Не отрывая от нее взгляда, я остановился, чтобы убедиться, все ли в порядке. Ее глаза были слегка приоткрыты, но ее дыхание не изменилось. И я держал ее грудь в своих руках, ни хрена не двигаясь, еще какое-то время. Чтобы она привыкла к ощущению моих рук на себе.

А потом она снова выгнула спину навстречу моим ладоням. Я посмотрел на нее неодобрительно. Она пыталась форсировать события, но именно для этого нужно было терпение. Настолько, насколько это было возможно.

Спустя пару мгновений, а начал медленно сдавливать их, в точности как делал до этого поверх ее кофты. И я изо всех своих чертовых сил старался не думать о том, что я делаю. И заставлял себя не думать о том, какой она была охренительно мягкой,.. и теплой,.. и так идеально сложена, помещаясь у меня в ладонях - это были нереальные ощущения.

Она вздохнула и искоса посмотрела мне прямо в глаза, слегка приоткрыв губы. И внезапно перевела взгляд вниз к груди, которую полностью покрывали мои руки. Вдруг на какое-то мгновение я запаниковал, потому что не знал наверняка, изменит ли то, что она увидела, достигнутый эффект.

Но вместо того, чтобы напрячься или сказать "печенье", она издала самый тихий гребаный стон из всех, которые я когда-либо слышал, и закрыла глаза. Мне хотелось биться головой об ствол дерева, потому что ее стоны были моей погибелью.

Я изо всех сил старался не отвлекаться. Я отказывался смотреть на ее грудь и поэтому не сводил глаз с лица моей девочки, передвигая руки и начиная медленный и осторожный массаж. Она не напряглась, но ее дыхание стало немного другим. Хотя стоп-слово она при этом не сказала, поэтому я решил, что это была скорее физическая, чем психологическая реакция организма.

Я продолжал медленно поглаживать ее, с каждым новым движением все сильнее надавливая ладонями. Остановив свой массаж, я по-настоящему сжал ее груди навстречу друг другу. Ее дыхание снова сбилось, и я замер, пока не удостоверился, что все по-прежнему было в порядке. Мне стоило больших усилий удерживать свой взгляд на ее закрытых веках, ее слегка приоткрытых губах,.. на чем угодно, только не на груди, которую я лапал.

Наконец, я сжал все, что мог сжать, за исключением самого ключевого участка. Я осторожно скользнул большими пальцами от боков к центру ее груди, пробежался ими по соскам, которые, к моему удивлению, уже были возбуждены, и быстро вернул их в исходное положение.

Бля, она застонала, когда я это сделал. Луг был настолько тихим и мирным. И она заполнила его одним лишь этим гребаным звуком, который подрывал мой самоконтроль.

Я был так охренительно рад, что она не напряглась. Просто склонила голову на моем плече и на самом деле наслаждалась процессом. И я, черт возьми, сдался.

Я посмотрел.

Я застонал.

На выдохе я прислонил голову к стволу дерева и посмотрел вниз на свои руки под милой синей кофтой моей девочки. Я снова пробежался пальцами поверх ее сосков, опять сбивая ритм ее дыхания. Уверен, она почувствовала, как мой член вжался ей в задницу, которой она сидела на мне. И это ни капли не помогало.

Продолжая смотреть на руки, я снова сжал ее грудь. И, срань господня, когда я сделал это, я увидел через вырез ее кофты свои пальцы. Я изо всех сил старался подавить в себе страстное желание, которое я почувствовал в тот момент. Старался не дать себе до конца понять, насколько охренительно хорошо было чувствовать ее грудь в моих ладонях. Как хорошо чувствовать сердцебиение моей девочки с каждым сжатием и поглаживанием. Я вспомнил, каким чувством во мне отдавалось ее тело, прижатое ко мне в рождественский сочельник, и мне захотелось вернуться в тот момент, чтобы я, черт возьми, мог нормально взглянуть на нее.

Пока я продолжал сжимать, массажировать, касаться своими пальцами ее возбужденных сосков, она издавала еле слышные стоны у меня на плече. Я не знал, смотрела ли она на то, что я делаю, или нет, потому что действительно не мог сосредоточиться ни на чем другом, кроме этого зрелища.

Мне нравилось слышать от нее эти звуки. Мне нравилось, что это из-за меня она так чувствовала себя. Черт возьми, после ее паршивой недели, я бы ликовал даже если бы смог доставить ей гораздо меньшее удовольствие. Я был под каким-то самодовольным кайфом, потому что мне вообще удалось достичь такого эффекта.

И спустя мгновение, я по-настоящему ласкал ее - так, как и полагается. Сжимая и поглаживая, и, в конечном счете, полностью накрыл ее соски своей ладонью. Она захныкала, когда я это сделал, и чуть дернулась своими бедрами, вынуждая меня, наконец, развернуть голову к ее шее и посмотреть ей в глаза.

Развернув голову, я увидел, что она смотрит на мои руки, но затем она перевела взгляд на меня. Она тяжело дышала, и ее глаза были подернуты гребаной поволокой страсти и желания. Я не уверен, как выглядели в этот момент мои глаза, но, скорее всего, мой взгляд мало чем отличался от ее.

Я остановился. Не знаю почему. Может быть, я подумал, что нам надо остановиться. Может быть, я хотел узнать, чего она ждала от меня дальше. Но, скорее всего, причина была и в том, и в другом одновременно.

Бля, я не знал. Я не планировал заходить так далеко, потому что не был ни в чем до конца уверен.

Ее язык коснулся слегка приоткрытых губ и облизал их, когда она посмотрела прямо на меня своими полуоткрытыми карими глазами. Ее чертова грудь вздымалась под моими ладонями. И мой член пульсировал прямо под ней.

Я пытался спросить ее взглядом: "Чего ты хочешь?"

Я пытался сказать ей: "Бля, я дам тебе все, что ты захочешь".

Мне нужно было, чтобы она знала: "Это ради тебя".

Когда она открыла рот, часть меня надеялась, что из него вылетит слово "печенье". Другая, переполненная гормонами часть меня надеялась, что она не захочет, чтобы мои руки останавливались.

Она метнула взгляд к рубашке, тут же вернула обратно к моим внимательно смотрящим на нее глазам и снова облизнула губы. "Ты можешь сделать больше?" - выдохнула она, глядя, черт возьми, мне прямо в глаза, в то время как ее грудь вздымалась и попускалась подо мной.

Бля, ты, должно быть, шутишь.

Я должен был спросить. "Что ты предлагаешь? " - задал я вопрос чересчур хриплым, на мой чертов взгляд, голосом.

Она опять облизнула губы, и мне захотелось попросить ее, чтобы она прекратила нахрен это делать. "Где-нибудь... ниже?" - тихо спросила она, снова взглянув на меня гребаным умоляющим взглядом.

Весь воздух покинул мои легкие за один выдох, когда до меня дошел смысл ее слов. Бля, она действительно хотела этого. Она хотела, чтобы я дотронулся до нее... там. И я ни хрена не имел понятия, как трудно это будет или сколько времени на это потребуется. Единственное, на что я надеялся - если это продлиться достаточно долго, то к тому времени моя гребаная эрекция исчезнет, и я смогу снова сосредоточиться на Белле.

Она даже не покраснела, спросив меня об этом. Она краснела, когда я отодвигал для нее чертов стул за обедом. Но не тогда, когда хотела, чтобы я коснулся ее между ног. Это было для меня так охренительно странно. Как и сама Белла.

Я вытащил руки из-под ее лифчика, не отрывая взгляд от ее переполненных желанием глаз, и скользнул ими вниз по животу. Мне нужно было узнать начальную реакцию, получить основу для дальнейших действий. Раз уж это было то, чего я никогда не делал прежде. Я вытащил руки из-под ее рубашки и провел ими поверх бедер. Одной рукой я достиг вершины ее бедра, а второй медленно стал поглаживать ее покоящуюся на земле руку. Одним коленом я осторожно раздвинул ее ноги.

Я нежно погладил ее бедро, начав с вершины, и, поначалу лаская внутреннюю сторону бедра, затем полностью переместился кончиками пальцев… туда. Ее джинсы были непривычно тонкими и, вероятно, это было мне не на пользу. Я смотрел прямо на нее, когда получил свою начальную реакцию: я провел рукой вверх и осторожно задел шов на джинсах у нее между ног.

"Печенье", - сказала она, на мгновение напряглась и уставилась мне в глаза. Я вернул руку обратно на бедро.

Черт, мне хотелось застонать. Потому что это было почти так же плохо, как и в случае с ее грудью. Так и должно было быть. По крайней мере, я ожидал этого. Конечно, она была прижата к моему стояку этим местом уже так много раз. Но, возможно, так она постепенно уменьшала чувствительность своего организма. Бля, если бы я только знал.

Я продолжил ласкать тыльную сторону ее ладони своей рукой, в то время как второй осторожно успокаивал ее, поглаживая по бедру вверх и опускаясь по нему так низко, как мне было пока допустимо. Потребовалось три подхода, прежде чем она снова расслабилась.

Я не спускал с нее глаз, начав вторую попытку, и провел рукой по внутренней стороне ее бедра, опять задевая шов.

"Печенье" - прошептала она, дернув ногами. Я вернул руку обратно на бедро, но она уже снова расслабилась. Только один гребаный рывок. И опять я повторил движение рукой по бедру, прежде чем предпринял третью попытку. Я снова провел рукой по внутренней его стороне и легонько коснулся шва.

Никакого "печенья".

Я вернулся туда еще раз, снова задев его. Опять ничего. И вдруг я растерялся к чертовой матери, потому что я заранее распланировал, как буду ее лапать за грудь, а этот момент был совсем не предусмотрен. В ее глазах все еще читалась просьба зайти дальше и сделать больше.

Бля, я вздохнул прямо у нее над ухом. И чье это поражение теперь?

Еще один раз я скользнул ладонью от бедра к ее промежности, просто продолжая придерживаться метода, который я использовал с ее грудью, осторожно коснулся ее центра и задержал руку там, едва касаясь ее.

Опять никакого «печенья».

Я почувствовал, какой сильный жар исходит от нее. От этого мой член дернулся. И я уверен, что она почувствовала это.

Я продолжал держать руку на ней, не зная, как далеко мне стоит заходить. Я не хотел, чтобы она расстроилась, когда появится еще одно "печенье".

Но она так и не дала мне шанса принять решение. Она потерлась бедрами о мою ладонь. И об меня.

Наше дыхание сбилось одновременно. Во второй раз я неодобрительно посмотрел на нее взглядом, который означал: "Не все сразу".

В ее взгляде отчетливо читалось нетерпение, но, тем не менее, она послушалась. Наверное, с тех пор как мы только пришли сюда, и до того момента, как я изо всех гребаных сил старалась расслабить мою девочку так, чтобы смог облапать ее, прошло часа три. А теперь и того больше.

Мой взгляд упрашивал ее быть благодарной хотя бы за то, что мы смогли зайти так далеко, когда я осторожно вжал в нее свою ладонь. Она снова немного дернулась. Но к несчастью, я не мог расшифровать ее реакцию: положительную ли, отрицательную ли. Когда она не сказала "печенье", я охренительно надеялся, что это было сделано честно, и она не боролась в этот момент сама с собой. Хотя вожделение в ее взгляде говорило само за себя.

Я продолжал ласково гладить ее руку, лежащую на земле, когда второй ладонью провел по ткани ее джинсов.

Ее дрожащие веки опять закрылись, и она стала дышать чаще. Я решил начать с малого: убрав ладонь, я медленно провел средним пальцем по шву, слегка надавливая на него. Я видел, как ее брови сошлись вместе от этого движения.

Снова избегая самого чувствительного участка, я провел рукой вниз еще раз, добавляя второй палец. Она лежала на мне сверху совершенно безвольно, когда я сделал этот подход. Я повторил движение еще несколько раз, решив в пользу медленного темпа, несмотря на ее нетерпение.

При четвертом заходе я добавил еще один палец, надавливая им сильнее на ее кожу поверх джинсов, всегда избегая того места, где, по моим подсчетам, находился ее клитор. Потому что, откровенно говоря, я ни хрена не имел понятия, какой может быть ее реакция на мое прикосновение именно там.

Когда я добавил мизинец, наконец используя все четыре пальца, ее дыхание стало тяжелее. Я поглаживал ее вверх и вниз, всегда держа свой средний палец на шве ее джинсов. После того, как я добавил мизинец, она раздвинула свои ноги шире, опустив их ниже по обе стороны икр моих ног.

Продолжая расслаблять ее, лаская ее руку, я сделал еще несколько подходов пальцами, чертовски нервничая перед следующим шагом.

Я чувствовал каждый ее глубокий вдох, который она делала, полулежа на мне. Моя чертова эрекция была зажата между нашими телами так, что это было гораздо приятнее, чем должно было быть.

Я взглянул на ее шею, на которой в том месте, где ее бледная кожа поднималась и опускалась с каждым ударом сердца, проступала пульсирующая артерия. Я уставился на нее в тот момент, когда опустил большой палец на ее джинсы и слегка задел им клитор.

Она выдохнула и нетерпеливо вжалась своими чертовыми бедрами в мою ладонь, немного дернув ими, чтобы создать трение с моим пальцем, и одновременно задела мой стояк под собой. Я посмотрел ей в глаза, которые смотрели прямо на меня, и отправил ей очередной неодобрительный взгляд. Ни хрена не классно.

Она резко выдохнула и расстройство снова начало проявляться на ее лице, что мне чертовски не понравилось. "Просто рефлекс, Эдвард", - прошептала она, опять закрывая глаза.

Ну… еще бы, черт возьми.

Я продолжил, решив, что она права. Такое дерьмо, скорее всего, и должно было произойти, и позволить ей познакомиться с этими ощущениями так, как она сама этого хочет, было сейчас лучшим решением. Поэтому когда я опять провел большим пальцем по ней, и она приподняла бедра навстречу, я оставил свой неодобрительный взгляд при себе.

Я добавил это движение к циклу, всеми пальцами скользя вверх по ней и задевая точку, в которой сбивалось ее дыхание, и она дергалась в желании добиться больших фрикций. А потом провел рукой обратно вниз, сжимая зубы от ощущений, которые приносили ее движения сверху на мне.

Делая второй подход, я добавил больше давления и провел по ней почти всей ладонью. Когда она снова коснулась ее чувствительной точки, Белла издала охренительный приглушенный стон и потерлась о мою руку.

Я мощно выдохнул и откинул голову назад, прислонившись затылком к стволу дерева, пытаясь перебороть свой собственный рефлекс вжаться в ее задницу, когда стал потирать ее всей ладонью.

Бля, да мне даже не нужно было вжиматься в нее, потому что, как только я стал поглаживать ее всей ладонью, она снова начала это дерьмо с извиванием. Я чувствовал, как ее рука на земле сжимала траву в кулак, пока она тяжело дышала сверху на мне и пыталась создать для себя более сильное трение.

Мне оставалось закрыть глаза и продолжить поглаживать ее своей чертовой ладонью. Вверх- вниз,.. чувствуя каждый изгиб ее тела сквозь тонкие голубые джинсы. И с каждым подходом она извивалась все больше: терлась об меня и доводила меня до гребаного безумия, поневоле учащая мое дыхание.

Я ускорил свои движения, чтобы подстроиться под ее ритм и желание. В чем бы оно ни заключалось. Именно в тот момент я не знал, чего она хочет. Но когда она стала извиваться на мне со вполне очевидным постоянством, пока я подавлял стон за стоном, мне стало интересно, можно ли вообще довести девушку до оргазма через джинсы.

А когда она опять начала тихо постанывать, откинув голову на мое плечо, я задался вопросом, испытывала ли вообще когда-нибудь моя девочка оргазм. И тут затуманенный гормонами подросковый ум мудака начал перебирать сценарии того, какими способами она могла бы его достичь.

Поневоле потеряв нить здравого смысла, я приподнял бедра, упершись в нее своей эрекцией, одновременно надавил ладонью на ее центр и охренительно громко застонал. Я замер и чертовски крепко зажмурился, зажимая в кулак ее руку в траве, и молился о возможности самому себя взять в руки, в то время как она начала задыхаться на мне.

Я убрал ладонь и начал все заново. Бля, она застонала сразу же, как только я возобновил свои движения. Она продолжала извиваться на мне, пока я поглаживал ее быстрее и сильнее. Черт, я проклинал сам себя за то, что надел эту гребаную куртку, потому что мне стало адски жарко, а легкого ветерка едва хватало, чтобы охладить меня.

Продолжая ласкать ее, я открыл глаза. Ни фига не знаю, почему при этом было тяжелее сконцентрироваться, но меня это ни хрена не останавливало. Я хотел видеть ее лицо. Я видел мою девочку такой охрененно подавленной и побежденной всю неделю, что мне необходимо было сейчас видеть выражение ее лица.

Я наклонил голову вниз ровно настолько, чтобы можно было со стороны увидеть ее. Ее губы по-прежнему были приоткрыты, она тяжело дышала и извивалась от каждого движения моей ладони, сдвинув брови и закрыв глаза. Тихий стон сорвался с ее губ в тот момент, когда я уставился на нее. Я дернулся под ней, зажал ее кулак в свою ладонь в траве, не останавливая при этом свои ласки.

Ее веки отяжелели, но вдруг она, приоткрыв их, посмотрела на меня. Она продолжала прижиматься к моей ладони, и в ее взгляде снова было отчаяние и расстройство. Однако, сейчас эти чувства были другими. Это был хороший знак. Она смотрела на меня умоляющим взглядом, но я не понимал, чего она хочет. Я попробовал угадать и увеличил давление ладонью, продолжая свои движения.

Она стала хватать ртом воздух и еще сильнее выгибаться ей навстречу, сжимать траву в кулак и дышать тяжелее, но молчаливая просьба о чем-то не исчезла из ее обращенного на меня взгляда. Я нахмурился, сам делая глубокие вдохи каждый раз, когда она извивалась на моем члене.

Вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, хныкнув, она закрыла глаза и, подняв свою свободную руку вверх над головой, обвила ею мою шею. Я слегка растерялся, черт возьми, потому что не очень хотел, чтобы она так сильно двигалась. Но она скользнула рукой вверх - в мои волосы.

Она обхватила всеми своими пальцами мои растрепанные локоны и закрутила их в один крепкий болезненный кулак.

Это были последние секунды остатка моего гребаного самоконтроля, и она знала, что так будет. Моя девочка знала, как свести меня с ума к чертовой матери. Я застонал и уткнулся лицом в ее шею, целуя ее открытым ртом. Она изогнулась на мне и сильнее потянула меня за волосы.

Я толкнул в нее свои бедра. Я действительно хотел, чтобы все это было только для нее и ради нее, и больше, черт возьми, ничем. Только по этой причине я устоял перед желанием делать так снова и снова, чтобы слушать ее приглушенные стоны. Я облизал ее гребаную шею: от основания до самого уха, пососав то небольшое местечко прямо за ним так, как я знал, ей чертовски нравилось.

От этого она еще сильнее дернула меня за волосы, а я следом за ней еще крепче зажал в кулак ее руку в траве, пока она извивалась на мне.

Она снова хныкнула, вытащив свой кулак из-под моей ладони на земле. Я как раз продолжал посасывать ее шею, пытаясь в тумане своих мыслей понять, что она делает, когда, изогнувшись еще раз, она приподняла свои бедра выше и просунула свою маленькую ручку под ними. И прижала ладонь прямо к моему члену.

Я выдохнул ей в шею, остановил свои движения и, подняв голову, посмотрел на нее широко открытыми глазами. Что. За. Херня?

Она не сдвинула свою руку с места и смотрела прямо мне в глаза, пока мы задыхались друг от друга. "Пожалуйста" - попросила она меня, затаив дыхание. От того, что я увидел в ее взгляде, мне захотелось одновременно застонать, зарычать и заплакать. Потому этот чертов взгляд был так хорошо мне знаком.

Она показывала мне себя.

Она хотела, чтобы и я ей открылся.

Как будто подчеркивая эту мысль, она еще крепче, охренительно больно вцепилась в мои волосы, из-за чего мои глаза под закрывающимися веками закатились сами собой, против моей воли. И тогда она провела рукой по моей эрекции. Мать твою.

Я снова уронил лицо в изгиб ее шеи и простонал в нее. "Твою мать".

Она дернулась бедрами мод моей застывшей на ее центре ладонью, чтобы я возобновил свои движения. Я осторожно прижал ладонь к ней и провел ею один раз. И в точности, черт возьми, как я и думал, она скопировала мой жест и движением вверх погладила мою эрекцию между нами.

Бля, я хныкнул ей в шею, сжимая в кулак свою руку в траве в том месте, где еще недавно лежала ее рука. И я знал, что я отправлюсь в гребаный ад за это, но я провел рукой по ней еще раз. Жестче. В полном соответствии с моими ожиданиями она сделала то же самое.

И после этого я пропал. Я продолжил целовать ее шею и облизывать ее, в то время как медленно ласкал ее и чувствовал, как она делает со мной то же самое. Я пытался почувствовать гребаное раскаяние за то, что делаю, но к несчастью я был жалок и неспособен на это.

Я ускорил движения своей руки, лаская, черт возьми, все, что было в ее непосредственной близости. Моя голова была как будто в гребаном тумане, когда я лизал и сосал ее шею, поэтому я не мог нормально сосредоточиться ни на чем, кроме жара, исходившего от нее, и ее маленькой ладошки, которая двигалась в унисон с моей рукой.

Продолжая гладить, она начала подгибать пальцы и сжимать вокруг моего стояка. Я понял это как намек и, лаская ее своей ладонью, нажал большим пальцем на клитор. Услышав вызванный этим движением звук, я застонал ей в шею. Она продолжала гладить меня таким же способом в охренительно отчаянном темпе. Я делал то же самое, хватая ртом воздух в изгибе ее шеи, пока она извивалась на мне. С каждым новым рывком моих волос она пыталась подвести меня к краю, давление росло и вынуждало меня глубже зарывать свой кулак в землю, пока мы с моей девочкой синхронно ласкали друг друга.

И если она хоть в чем-то была похожа на меня, то да, бля, получить оргазм через джинсы было очень даже возможно. Поэтому я стал двигать рукой жестче, просто умирая от желания дать это ей. Я посасывал ее шею в тех местах, где ей нравилось, а она раскачивалась сверху на мне. За каждым движением ее ладони следовали мои гребаные стоны. Я хныкал ей в шею и еще сильнее старался довести ее до точки.

Ее стоны становились громче, ей не хватало воздуха, ее лицо было покрыто легкой испариной и слегка раскраснелось. Она стала еще отчаяннее извиваться на мне под моей ладонью и тяжело дышать сквозь свои раскрытые губы. Она так подвижно терлась об мою эрекцию, что я не выдержал и хныкнул ей в шею и стал двигаться в ее ритме и ритме ее ладони. Ей понравилось, когда я хныкнул. Она так чертовски сильно дернула меня за волосы, пока отчаянно терлась об меня, что на глазах у меня едва не выступили слезы.

Я крепче сжал свой кулак в земле, чувствуя, как увеличивается напряжение, и стал ласкать ее еще более неистово. Отчаяние нарастало, стоны становились громче. Гребаные запыхавшиеся стоны сексуальной неудовлетворенности, из-за которых я сильнее впивался губами в ее шею, грубо и быстро двигая своей ладонью по ней, и стонал ей в шею, пока она копировала мои движения.

Это превратилось в борьбу с самим собой за то, чтобы сдержаться. И я думаю, что моя девочка понимала, что я сдерживаюсь, потому что она продолжала дергать меня за волосы и крепче сжимать вокруг меня свои пальцы. Ее маленькие бедра раскачивались из стороны в сторону, пока она лежала на мне, откинувшись на мое плечо. Я уже был на грани от ее запаха и ощущений обоих наших ладоней, поэтому я был готов взорваться к чертовой матери, если она скоро не найдет свое освобождение. Я обдумывал, что бы такое грязное сказать ей на ушко, потому что знал, что девушкам нравится это дерьмо.

Но я не успел - ее тело вдруг застыло на мне, и кулак в моих волосах до боли сжал все зажатые в него локоны. Я запаниковал, подняв голову с ее шеи, и, задыхаясь, посмотрел на ее лицо.

Она задрожала, выгнув грудь, но уже нетвердой рукой я продолжал ласкать ее и пытался понять, было это плохим или же хорошим признаком. А потом, бля, она сделала это.

Ее пухлые красные губы приоткрылись и издали один единственный, самый сексуальный гребаный звук в мире.

"Эдвард", - простонала она мое имя. Это был приглушенный стон мощного удовольствия, который мог означать только одно - ее оргазм. Она задрожала сверху на мне и обмякла в моих руках, пока я смотрел, как она тяжело дышит, закрыв глаза. Я видел так много выражений лица Беллы в последние месяцы. Но вид того, как кончает моя девочка, ощущение ее пальцев, полностью сомкнувшихся вокруг моей эрекции и ее грубые ласки добили меня.

Снова уронив свое лицо в изгиб ее шеи, глубже зарывая свой кулак в землю и издавая стон за стоном, я падал в пропасть, выбрасывая свои бедра навстречу ее ладони, обхватившей мою эрекцию, пока не кончил вместе с ней. Бля, я просто взорвался в своих штанах, но именно в этот момент мне было на это насрать. На выдохе я поднял лицо с ее шеи и увидел последние секунды ее оргазма.

Часто дыша, она опустилась на меня и наконец-то выпустила из своих рук мои волосы и мою промежность, еще раз обмякнув в моих руках. Я наконец-то убрал ладонь у нее между ног и, ослабив хватку в земле, стал поглаживать вверх и вниз ее руку, пытаясь успокоить свое дыхание. Прежде чем нежно дотронуться второй рукой до ее лба, я вытер ее от земли о свои джинсы. Я почувствовал слой испарины, которая накопилась от ее отчаянных движений.

Мы восстанавливали дыхание и приходили в себя, пока я с любовью гладил ее и наконец-то начинал чувствовать вину за ту херню, которую сотворил. Я закрыл глаза и вздохнул, полностью откидываясь головой назад на ствол дерева, называя себя гребаным придурком за то, что чересчур наслаждался процессом, в то время как совсем не должен был этого делать. Я почувствовал, как она взяла мою свободную руку и положила ее к себе на живот, накрыв своей второй ладонью.

Мы сидели так очень долго. Я гладил ее лоб и волосы, а она держала мою руку у себя на животе и ласково, с любовью поглаживала ее.

В конечном счете, моя девочка выпрямилась и наконец-то развернулась ко мне лицом. Я открыл глаза и посмотрел на нее.

И она вся сияла, черт возьми. Улыбалась мне такой огромной гребаной улыбкой и смотрела на меня так, как будто только что выиграла в лотерею или еще какое дерьмо. В том числе, подтверждая этим мои догадки о том, что она никогда прежде не испытывала оргазм. В этом был свой смысл. Я подарил ей первый поцелуй, я впервые напоил ее, я первый ее облапал. И я первый довел ее до оргазма.

Но моя девочка была счастлива. На самом деле, у нее был совершенно эйфорический гребаный вид, из-за которого я почувствовал себя слегка самодовольно. Я кривовато улыбнулся ей и расправил ее симпатичную синюю кофточку, склоняясь к мысли о том, чтобы объявить эксперимент успешным.

Я огляделся по сторонам: солнце начало садиться за облаками, и на нашем подобии луга начало темнеть. Я провел рукой по ее лбу еще раз и оставил на нем ласковый поцелуй, перед тем как помочь ей подняться на ноги. Она продолжала улыбаться как идиотка, и я с уверенностью мог сказать, что, скорее всего, делал то же самое, пока снимал свою куртку и набрасывал ее ей на плечи. Похоже, она была благодарна за это: сгущались сумерки, и поэтому становилось прохладнее. Я взял ее рюкзак, после того как она положила в него свой iPod.

Когда мы начали свой путь к берегу реки, я повернулся к моей девочке, шедшей рядом со мной. Она шла, закутавшись в мою черную куртку и держала свою маленькую ручку в моей. Бля, как же мне нравилось то, как она улыбалась мне снизу вверх. "Я люблю тебя", - искренне прошептал я и сжал ее руку, подчеркивая слова жестом вместо отсутствующего в этой фразе ругательства.

Она улыбнулась еще шире и придвинулась ближе ко мне, сжав мою руку в ответ. "Я тоже тебя люблю", - просто сказала она, наклоняясь в мою сторону. Мы шли к реке, взявшись за руки, и она следовала за мной - улыбчивая, удовлетворенная и по-настоящему, черт возьми, любимая.

Победив поражение.