* * *
Городок был действительно небольшим. Ганновер тоже не являлся крупным городом страны, но Лонгвью был меньше его раз в пять.

Не знаю, откуда Эдвард все знал: к кому обратиться, чтобы снять квартиру, и где вообще искать этих агентов. Но спустя час, как мы въехали, с нами в машине уже сидела женщина-агент со списком адресов в руке.

Не понимаю, зачем Эдвард настаивал именно на аренде дома, а не квартиры, но показывали нам только дома.
- Моя жена беременна, - заявил он агентше, как будто это все объясняло, и, к моему удивлению, та понимающе кивнула в ответ.

Словосочетание «моя жена беременна» каждый раз заставляло меня смущаться, но Эдвард употреблял его так часто и таким тоном, будто его распирало от гордости. Должно быть, так и было, хотя я никак не могла проникнуться этим так же, как и он.

Сидя на заднем сидении автомобиля, предоставив Эдварду и агентше заниматься подбором жилья, я положила руки на живот, пытаясь вообразить себе, что внутри кто-то растет. Что скоро я стану круглой и толстой, что на моих руках будет плакать младенец, который впоследствии назовет меня мамой… Я много слышала о том, какое это счастье, и сколько радости, трепета приносит женщине, но в действительности ощущала лишь страх. Глубокий, сильный страх от того, что я не справлюсь. Что я не приспособлена к этому, не имею ни малейшего понятия, как это – растить ребенка, ухаживать за ним… Что, если он заболеет, а я не замечу? Что, если уроню ненароком? Что, если окажусь отвратительной, невнимательной, нечуткой матерью и разочарую Эдварда? Какая из меня мама, если я сама как ребенок?

Домик мне понравился сразу. Миниатюрный, покрашенный в красный цвет, стоящий почти на окраине города, он был окружен маленькой лужайкой с аккуратно подстриженной травой. Внутри все было чисто и мило, небогато, но аккуратно. Маленькая кухня и гостиная, единственная спальня на втором этаже.

Эдвард, улыбаясь, притянул меня к себе, и я поняла, что ему тоже понравился дом.

Когда агентша ушла, Эдвард притащил из машины вещи и развалился на диване. Я бы подумала, что он устал, но его глаза горели восторгом и энергией.

- Ты уверен? – спросила я, присаживаясь рядом. – Квартира была бы дешевле раза в три!
- Я уверен, - Эдвард чмокнул меня в щеку и провел по волосам. – Во-первых, меньше соседей, - с намеком сказал он. – Во-вторых, тишина, лес рядом, лужайка, отдельная комната под детскую… Уйма преимуществ. Ну, и я не хотел бы, чтобы ты привыкала к чему-то новому. Тсс… - приказал он, когда я собиралась возразить. – Я так решил и точка. Если не осилю, переедем, а пока я хочу попробовать дом.

Он вскочил, заглядывая в ящики и холодильник, бормоча что-то себе под нос, пока я смотрела на него. Вытащил на середину кухни огромный пылесос, достал кастрюли, быстро поставил чайник. Отнес сумки на второй этаж, радостно крикнув, что там большая кровать. Затем, словно метеор, спустился вниз и накинул куртку.
- Я за продуктами. Ты приберись пока тут… - быстро проговорил он, так же быстро оставил на моих губах поцелуй, и умчался. Я услышала, как завелся мотор мерседеса, и шины прошуршали прочь.

Что он сказал? Приберись? Я почувствовала себя инопланетянином. Мне стало холодно, а затем бросило в жар. Вот они – будни нормальной женщины. Была ли я нормальной – другой вопрос.

Нет, я не была избалованной, но я… я просто не умела всего этого. Кто бы мне показал? Да и зачем, если денег столько, что хватит купить всех домработниц планеты?

Я с опаской обошла пылесос, который выглядел гладким со всех сторон – не было ясно, как его включать. Черт, что подумает обо мне Эдвард? Я даже не нашла кнопку у этой штуки, не говоря уже о том, чтобы воспользоваться им. На глаза вдруг навернулись слезы. Мне хотелось бежать отсюда. Стыд был абсолютным, подавляющим, разрушительным чувством. Как мы будем жить вместе, если я ничегошеньки не умею? Эдвард собирается работать, но что, если ему придется делать и все остальное? Кем тогда можно назвать меня? Бесполезная обуза, никчемная жена, неспособная даже уборку сделать. А ведь еще нужно научиться готовить…

Эдвард застал меня горько плачущей за столом. Уронив лицо в ладони, я рыдала, утопая в глубоком чувстве вины и своей бесполезности. Эдвард нежно обнял меня за плечи, и я вздрогнула, но не отняла от лица рук, только сильнее разрыдалась.
- Что случилось? – взволнованно спросил он.
- Ничего, - я буркнула это, ненавидя всю себя.
- Милая, не плачь, - он присел рядом, гладя меня по плечу, но от его искреннего беспокойства мне стало только хуже.
- Не трогай меня, - сдавлено попросила я, мне было стыдно принимать его ласку, которую я ничем не заслужила.
- Тебе здесь не нравится?
- Нравится! – прорыдала я, плечом сбрасывая его руку, чтобы он оставил меня одну.

Я слышала, как он вздохнул и поднялся, а потом загремели кастрюли. Мои плечи напряглись, а рыдания стали тяжелее, но глуше, когда я с ужасом прислушивалась к тому, что Эдвард готовит сам. А потом зашумел пылесос.

Это стало последней каплей. Я подняла голову, раздраженно вытирая слезы, и отправилась наверх. Эдвард сосредоточенно пылесосил кресло, когда я вошла, и не видел меня, пока я не протянула руки и не вцепилась в рукоятку пылесоса. Он замер, удивленно глядя на меня, но я была настроена чуть ли не яростно, и он неуверенно отнял руки. Хлюпнув носом, я стала злобно двигать этой штукой туда-сюда.

Эдвард пару секунд наблюдал за мной, а потом нажатием крышки выключил пылесос. Я уставилась на кнопку с ненавистью – она, оказывается, была на самом виду!

- Может, объяснишь, что с тобой? – крайне обеспокоенно Эдвард обнял меня одной рукой, а второй пытался повернуть мое лицо к себе.
- Нет, - ни за что не признаюсь, что я не умею включать пылесос. Кем он будет считать меня после этого? Это ужасно, непередаваемо стыдно. Мое лицо покраснело, и я чувствовала это, и не могла заставить себя посмотреть Эдварду в глаза.
- Может, отдохнешь? Я сам?
- Нет! – я буквально прорычала это, и он осекся, сразу выпуская меня из объятий; его лицо вытянулось. – Прости… - я попыталась взять себя в руки, все еще не глядя на него. – Просто дай мне побыть одной.
- Ты объяснишь мне потом? – настаивал Эдвард, снова подходя вплотную. Я знала, что он не терпит тайны, но тут я ничего не могла поделать.
- Вряд ли, - пробормотала я, нажимая на кнопку, чтобы прекратить разговор.

С пылесосом и стиральной машиной я быстро разобралась, с готовкой было сложнее. На следующий день я впала в глубокую депрессию. Я несколько раз открывала холодильник и тупо пялилась на продукты, а потом закрывала его. Я совершенно не знала, что делать. Я и нож-то кухонный в руках никогда в жизни не держала, не говоря уже о том, чтобы знать, как овощи и мясо превращаются во что-то съедобное.

Эдвард ушел искать работу, его не было почти целый день, а я так и не смогла придумать, что мне делать дальше. Я съела то, что Эдвард приготовил накануне, но ничего не сделала на замену.

С самого утра Эдвард подарил мне новый сотовый телефон, и я могла позвонить ему, хотя бы предупредить, что в холодильнике пусто, но я не сделала этого. Стыд, который я испытала вчера из-за пылесоса, был ничем по сравнению с тем, что я испытала сегодня. Особенно когда Эдвард вернулся домой. Я прижала к груди подушку и смотрела в пустоту. Слезы давно высохли, я обреченно ждала приговора.

- Я нашел работу! – крикнул он мне из коридора, но замолчал и притих, увидев выражение моего лица. – Эй, все в порядке?

Я не ответила, в горле стоял такой комок, что вряд ли я могла бы произнести хоть слово.

Эдвард прошел в кухню, и даже краем глаза я видела, что он смотрит на меня, прищурившись, и внимательно изучая. Мои губы задрожали, когда он открыл холодильник, а когда он обернулся, я покраснела и уронила голову в подушку. Слез не было, только опустошающая ненависть к себе.

- Объясни мне, в чем дело? Что с тобой происходит? – раздался его голос совсем близко, но я помотала головой. Он не притронулся ко мне, но его теплое дыхание ласкало мою руку.
- Жалеешь, что уехала со мной? – спросил он дрогнувшим голосом, и я не могла не поднять голову, потрясенная его выводом.
- Нет! – вскрикнула я испуганно и в ту же секунду бросилась ему на шею, прижимая как можно крепче. Как он может думать так? Он – лучшее, что случилось в моей жизни.
- Белла, я ничего не понимаю, - пробормотал он, прижимая меня, как ребенка. Так я себя и чувствовала сейчас: маленьким ребенком, обиженным на саму себя. – За что ты злишься на меня?
- Я не злюсь на тебя! – воскликнула я ошеломленно, уставившись в его красивые зеленые глаза, которые были полны сейчас муки и вины. Нет, только не это, ведь во всем происходящем лишь моя вина, не его! – Как я могу злиться на тебя? – спросила я уже спокойнее, кусая губы. – Ты такой добрый, заботливый, любящий…
- Тогда что? – его глаза стали совсем несчастными.
- Я злюсь… на себя, - но больше я ничего не могла сказать, не могла признаться в своих нелепых проблемах, боясь разочаровать его еще сильнее.
- Ты не умеешь готовить? – неуверенно спросил Эдвард, и мне захотелось провалиться сквозь землю. Я не знала, куда отвести глаза, тем более наши лица были слишком близко.
- Умею, - соврала я дрожащим голосом. – Почти.
- Белла, тут нечего стыдиться, - простонал он, роняя голову мне на плечо. Мне показалось, что он вздохнул с облегчением и пробормотал что-то вроде «Какой же я идиот», но я не была уверена в том, что услышала верно.
- Пойдем, - заявил он и потащил меня к шкафчикам. Открывая один за другим, он выудил из одного потертую старую книгу и положил на стол. «Кулинарные рецепты» - было написано на обложке. Я пискнула что-то нечленораздельное и снова почувствовала, как стыд делает мое лицо красным.
- Я… Спасибо… - пролепетала я с трудом, действительно чувствуя небольшое облегчение.
- Ты должна была сказать мне сразу, - довольно строго выговорил мне Эдвард. – Мне не нравится, что ты так сильно нервничаешь, тем более, из-за ерунды.
- Из-за ерунды? – выдохнула я обиженно. – Я оставила тебя голодным! Разве это ерунда?
- Конечно, ерунда, - отрезал он. – Это не повод, чтобы изводить себя. Ты должна беречь себя! А я вполне могу приготовить себе сам.
- Но… для чего же тогда я? – потерянно возразила я, вновь чувствуя подступающие слезы.
- Только не плачь снова, умоляю, - прошептал Эдвард, ласково прижимая меня к себе и покачивая. – Я вовсе не жду, что ты мгновенно станешь идеальной домохозяйкой. Всему свое время. Но мне не нравится, что ты стесняешься что-то сказать, предпочитая страдать молча. Это вредно в твоем положении. Пожалуйста, обещай, что будешь все мне рассказывать!
- Нет, – помотала я головой, и Эдвард вздохнул.
- Я ни в чем никогда не упрекну тебя. Белла, я люблю тебя, и знаю, что мы очень разные. Если ты будешь молчать, сделаешь только хуже себе.

И пусть, подумала я, но вслух ничего не ответила. Может, помощь Эдварда уже и не понадобится. Теперь у меня есть эта книга. Вздохнув, я скосила на нее глаза и вяло перелистнула страницы.

- Давай я тебе помогу, - мягко предложил Эдвард, открывая содержание.
- Я сама, - я стиснула зубы.
- Я только выберу, что я хочу, идет? – примирительно возразил Эдвард и, быстро пробежавшись пальцем по названиям, открыл на нужном рецепте. – Вот, это несложно.
- Несложно, значит невкусно, да? – разочарованно проворчала я, снова начиная себя ненавидеть.
- Это значит, что начинать нужно с простого, - сказал он так ласково, что я сдалась.

«Мясо, запеченное с луком и сыром» - гласил рецепт. Вроде бы, действительно ничего сложного.

Эдвард достал из холодильника кусок мяса, положил его на доску, а рядом нож. Тут же вытащил лук и сыр и, я так понимаю, терку. Он делал все быстро и уверенно, а я просто смотрела, отчего во мне снова начала закипать ненависть к себе.
- С тебя лук, - улыбнулся Эдвард, собираясь резать мясо, но я твердо остановила его руку.
- Я сама.
- Любимая, ни к чему геройствовать, - рука Эдварда застыла, он и не подумал отдать мне нож. Наверное, он решил, что я отрежу себе пальцы, раз не умею ничего делать. Но я лучше бы отрезала себе пальцы, чем призналась, что действительно не умею.
- Ты что, не слышал, я сама! – заорала я, как настоящая истеричка, и Эдвард отшатнулся, оставляя мясо и нож в мое полное владение.
- Только осторожно, - тихо попросил он, с опаской наблюдая, как я примерилась к мясу.
- Уйди! – проорала я, кидая нож и глядя на Эдварда в ярости. Я точно истеричка.

Он вздохнул.
- Тогда я в душ? – его голос стал неуверенным и робким, как будто он совершенно не знал, что ему делать.
- Да-да, самое время, - заявила я раздраженно, буравя глазами столешницу в ожидании, когда Эдвард уйдет, а я смогу пытаться что-то делать без его пристального внимания. Без него мне не будет настолько стыдно.

Но Эдвард не двигался с места.
- Можно, я тебя хоть поцелую? – спросил он несчастно.

Я нахмурилась, мое настроение не располагало к нежности, ведь мне хотелось пристрелить себя. Но Эдвард, восприняв мое молчание за сомнения, крадучись двинулся ко мне и не остановился, пока не подошел вплотную.
- Я не буду мешать, я просто хочу, чтобы ты успокоилась прежде, чем я уйду, - пробормотал он, наклоняя голову так, чтобы дотянуться до моих губ. Я не отвечала, но Эдвард умел быть очень настойчивым, и его губы сделали свое дело – я действительно немного успокоилась. Как только я ответила на его поцелуй с тихим вздохом, он отстранился.
- Если что, зови меня, ладно? – попросил он и, чмокнув меня в нос, ушел.

Со вздохом я принялась за дело. Мясо было ужасно противным, склизким и никак не хотело нормально резаться: получались корявые огромные куски. К счастью, пальцы остались целы, Эдварда это наверно обрадует. Зачем ему жена без пальцев?

Лук стал для меня открытием: мало того, что у него оказалась неудобная, тяжело снимаемая шкурка, так еще он выскальзывал из рук и ужасно щипал глаза. Я хотела протереть их, но от этого стало только хуже: мои глаза загорелись, как в огне, слезы полились, и я бросилась к раковине, ругаясь и промывая их. Что за чертовщина? Может, стоило обойтись без лука? Это просто ужасный продукт! Как повара работают с этим?

Сыр. С ним я справилась быстрее.

Когда я все уже положила на сковородку, оказалось, что я не знаю, сколько надо соли. «Посолить по вкусу» - я не понимала смысла этой фразы. Не буду же я пробовать сырое мясо! Поэтому я оставила все, как есть, надеясь, что Эдвард не сильно меня убьет. Или, может, я наберусь храбрости и спрошу у него, когда он выйдет из душа.

Я поставила сковородку в духовку и только затем поняла, что не знаю, как зажечь огонь. Ни спичек, ни зажигалки я не нашла, кнопки на самой плите никакого эффекта не давали. Когда я уже окончательно расстроилась, в дверь постучали.

Я растерянно посмотрела в сторону ванной, но Эдвард вряд ли слышал. Осторожно выглянув в окно, я увидела невысокого мужчину в халате напротив нашей двери. В халате?

Он снова постучал. На этот раз я открыла.
- Здравствуйте, - приветливо улыбнулись мне. – Я ваш сосед, Коул. Зашел познакомиться.
- Белла, - пробормотала я, слишком испуганная, чтобы улыбнуться в ответ.
- Очень приятно. Тут до вас жили мои друзья, буду рад подружиться и с вами. Если что, подскажу, где что располагается – я знаю этот дом, как собственные пять пальцев, - он выглядел очень искренним, и я нерешительно улыбнулась ему в ответ. Тут в моей голове что-то щелкнуло, и я решила воспользоваться подвернувшимся случаем, пока Эдвард в душе. Взволнованно, я посторонилась.
- Очень кстати, - пробормотала я. – Я как раз не могу разобраться, как включать плиту.

Коул прошел вперед уверенно и, я бы сказала, радостно. Он был доволен, что оказался полезен. Пощелкав кнопками, во время чего я тщательно запоминала последовательность его манипуляций, Коул нахмурился, а затем его лицо посветлело.
- Должно быть, хозяева просто отключили газ. Вентиль в подвале! – он быстро направился к двери в конце коридора и скрылся там, я предпочла подождать его снаружи. Вернувшись, Коул весело сообщил: - Ну вот, теперь должно работать. Попробуйте.

Я неуверенно пощелкала кнопками, но выходила только искра.
- Нужно придержать, - Коул нажал на кнопку и пару секунд удерживал ее. Ура, мы получили огонь!
- Спасибо! – искренне поблагодарила я, радуясь, что Эдвард не увидит очередного моего позора.
- Тут где-то инструкции… - пробормотал Коул, выдвигая ящики стола. – О, вот и они! – он показал мне на бумаги. – Тут все написано, как и что работает. Я понимаю, электроприборы отличаются друг от друга. Наверное, у вас было все другое.
- Это точно, - неловко засмеялась я. Он даже себе не представляет, насколько «другое».
- Вы откуда? – вежливо спросил сосед, но прежде, чем я успела придумать, что ему соврать, шум воды стих. – Ваш… муж не будет ревновать? – опомнился мой гость.
- Понятия не имею, - честно ответила я и снова засмеялась.

К счастью, никакой сцены ревности не произошло. Эдвард выглядел настороженным, когда увидел в доме постороннего, но стал радушным, когда понял, что это всего лишь сосед. Мы немного поболтали, после чего Коул вежливо откланялся, предлагая обращаться в случае чего.

- Надеюсь, он не будет часто заходить, - ревниво пробормотал Эдвард, привлекая меня для поцелуя, когда за соседом захлопнулась дверь. Я хотела ответить, но нас обоих отвлек запах горелого мяса.
- Вот черт, - разочарованно выдохнула я, когда Эдвард бросился к плите.
- Смотри, - деловито говорил Эдвард, не замечая, что все его слова вызывают во мне бурю ненависти к себе, - ты забыла налить масло и сделала слишком большой огонь. Вот тут написано: сто семьдесят пять градусов. Видишь цифры? Регулируется вот так…

Я отвернулась, не в силах выносить это. Слезы стыда вновь заполнили мои глаза и полились по щекам.

- Не надо, не плачь, - пытался утешить меня Эдвард, обнимая сзади за плечи, но это не помогало. – У тебя все получится!

В результате в тот вечер мы ели несоленое подгорелое мясо, к которому Эдвард сам, не доверяя мне больше, сварил обычные макароны. У меня куски в горле застревали, в то время как Эдварда мое неумение готовить, похоже, забавляло – он улыбался, поглядывая на меня, отчего все, чего мне хотелось, это провалиться сквозь землю и перестать существовать. Я никак не могла взять в толк, что веселого он может находить в неудачнице-жене?

Третий, четвертый день не принес ничего нового. Эдвард работал с семи утра до пяти вечера, благодаря моим стараниям устроившись развозчиком продуктов. Еще по пути в Вегас мы много спорили, я умоляла Эдварда сменить профессию, а он отказывался, аргументируя, что без образования у него мало шансов найти что-то высокооплачиваемое. Но после случая с лифтом я взялась за Эдварда всерьез. К моменту, когда мы въехали в Лонгвью, любимый уже начал сдавать позиции, в основном из-за того, что меня по-настоящему трясло при одном только упоминании о риске. Когда Эдвард одевался, чтобы отправиться на поиски работы, со мной случилась истерика, и он уступил.
- Хорошо, - сказал он, - я не буду работать спасателем. – Тон его голоса был полон такой скорби, будто я заставила его отказаться минимум от родственника, а не от профессии. Но я вздохнула с облегчением.
- Спасибо, - поблагодарила я.
- Ты должна понимать, что тогда нам может не хватать денег на все, что мы хотим…

Я активно закивала.
- Мне все равно. Я не хочу бояться за тебя. Тем более, в моем положении волноваться же нельзя? – как я и думала, этот аргумент сделал свое дело.
- Да, - согласился Эдвард и, поцеловав меня в лоб, ушел.

Я же, в свою очередь, дала себе слово, что буду стараться соответствовать ему. Изо дня в день я отчаянно билась над кулинарной книгой, воевала с огнем и продуктами, стремясь воплотить в жизнь мечту Эдварда об идеальной жене. Сколько бы он ни говорил, что все понимает, я не верила, что ему всерьез приятно приходить домой к пустому столу. Он часто приносил пиццу, уверяя, что обожает ее, но я-то знала правду – он не хотел остаться голодным. От всего этого я все глубже впадала в депрессию. Прошел месяц, а готовить я так и не научилась, регулярно то сжигая ужин, то делая нечто абсолютно несъедобное. Однажды я даже спалила микроволновку, поставив туда разогреваться суп. Оказывается, в нее нельзя было помещать металлические предметы. Но разве я это знала! Теперь, к моей ненависти к себе из-за готовки прибавились еще и муки совести за то, что Эдварду придется покупать новую печь. С тех пор прежде, чем воспользоваться приборами, я внимательно читала инструкции. Хотя это нисколько не помогало мне почувствовать себя лучше. Я рыдала у плиты, потом вечерами, когда Эдвард отправлялся спать, а иногда и украдкой ночами. Стараясь скрыть это от него, но Эдвард был не из тех, кто упускает детали.

- Меня волнует, что она очень часто плачет, - крайне обеспокоенно говорил он доктору, которого мы посещали в Олимпии раз в неделю. – Это сильно вредно для ребенка?

Пока я уставилась на Эдварда возмущенно, доктор засмеялся.
- Повышенная плаксивость – нормально в ее положении. Это гормоны. Если, конечно, не вы – причина слез, - доктор внимательно посмотрел на Эдварда, и я была готова поклясться, что любимый обвинит себя в моих истериках.
- Это все я, - поспешила я объяснить врачу, беря всю вину и ответственность на себя. – Я не знаю, я никогда не была плаксой… Но меня выводит буквально все. Когда что-то валится из рук, или не удается… Да и просто так бывает, хочется заплакать и все. Это ужасно!
- Ну, тогда ничего страшного. Должно пройти к четвертому месяцу, - пообещал врач, и Эдвард сжал мою руку.

Первый месяц был очень тяжелым не только для меня. Эдвард сильно уставал, хотя и пытался не подавать виду. К тому же, он не скрывал, что новая работа ему не нравится, становясь мрачнее и раздраженнее с каждым днем. Иногда он ворчал по этому поводу, но я твердо стояла на своем: он не будет больше рисковать.

Все оставшиеся у Эдварда деньги мы потратили мне на зимние вещи. Я пыталась спорить, просила его не спешить, но он хотел обеспечить меня всем необходимым, чтобы морозы не застали врасплох. Я не видела в этом смысла, ведь я почти не выходила из дома. Максимум, это пару раз доехала до ближайшего супермаркета, чтобы купить недостающие продукты. Эдвард всегда оставлял мне немного денег на это, но я предпочитала отсиживаться в безопасности: страх быть узнанной и пойманной мешал чувствовать себя свободной. В конце концов, покупка продуктов полностью закрепилась за Эдвардом, потому что я слишком сильно нервничала, когда оказывалась у жителей города на виду.

В один из вечеров Эдвард ошарашил меня тем, что взял себе вторую работу. Я и так постоянно скучала по нему, но теперь и вовсе стала видеть его редко. Фактически, он уходил в семь, а приходил в десять-одиннадцать, и это было ужасно. Я понимала, что все из-за меня. Эдварду приходится больше работать, потому что работа курьером не приносит нужного количества денег, способного окупить дом и жизнь двоих взрослых людей. До сих пор я не представляла себе, как это сложно – выжить в мире, не имея за спиной миллиардов. Если бы не я со своей беременностью, Эдварду не нужно было бы вкалывать с утра до ночи. А я, к тому же еще и оказалась бесполезной, не умея наладить быт. Вот если бы я могла в чем-то помочь… Хотя, если бы не я, напомнила я себе, он продолжал бы рисковать своей жизнью. И все же, я не могла смотреть на него без сочувствия, когда он вечером буквально падал на диван, обессиленный и опустошенный. Однажды он так и заснул на нем, не добравшись до постели.

Я в тот вечер билась над лазаньей по-итальянски, ругаясь на то, что все вкусное обязательно имеет трудный для понимания, почти невыполнимый рецепт. Я как раз уложила продукты слоями в миску и поставила все это чудо в духовку, когда Эдвард вернулся. Я отругала себя за то, что, как обычно, не смогла рассчитать время, и Эдварду придется ждать, пока все будет готово. Конечно же, я бросилась его встречать, и конечно же, из моей головы снова вылетела мысль об огне. Пока мы целовались в коридоре, до меня донесся слабый запах гари. Снова.

Я едва не заплакала, вынув миску и обнаружив полностью испорченную лазанью, которую яростно выбросила в мусорное ведро.
- Прости, - бормотала я, борясь со слезами и доставая сковороду, потому что миска была испорчена. – Я сейчас. Это быстро, правда. И у меня еще есть готовые ингредиенты, только положить надо…
- Не торопись, - тихо ответил Эдвард, и, обернувшись, я увидела его устало сидящим на диване и вяло наблюдающим за мной. Мне стало ужасно стыдно, что не было новым. С горящими щеками, я быстро выкладывала слои, не забыв на этот раз налить масло и убавить огонь. Я нарезала хлеб, налила сок и принялась оттирать несчастную сгоревшую миску, потому что не могла смотреть Эдварду в глаза. Я внимательно следила за временем, поэтому почувствовала победу, когда вынула готовую и совершенно нормальную лазанью.
- Получилось! – воскликнула я, действительно счастливая, но, когда посмотрела на Эдварда, моя радость испарилась. Он спал. Подобрав под себя ноги и подложив под щеку сложенные вместе ладони, он выглядел, как ребенок, забытый матерью и не уложенный в кровать. Лазанья едва не выпала из моих рук. Я настолько ужасна, что мой муж заснул голодный прямо в гостиной. Я ненавидела себя.

Уже и не думая бороться со слезами, я подошла ближе и присела рядом с лицом любимого.
- Эй, - позвала я, легонько гладя его по волосам. Эдвард не шелохнулся, он спал очень крепко. Под его глазами залегли глубокие тени, что говорило о крайней усталости, и я снова почувствовала себя виноватой. Я ничего не могла сделать правильно, я была абсолютно недостойна его. Впервые, когда мне удалось приготовить что-то нормальное, это оказалось бессмысленным, потому что я была настолько глупой, чтобы сделать это не вовремя.

Сходив наверх, я принесла подушку и одеяло, бережно укрыв им Эдварда. Приподняв его голову, я аккуратно подсунула подушку, стараясь не разбудить, хотя, похоже, ничто не могло сейчас нарушить его сон. Когда я укутала Эдварда одеялом до подбородка, он улыбнулся. Я сидела и смотрела на него некоторое время, борясь с собой. Безусловно, я заслужила наказание – спать сегодня в одиночестве. Но оставить любимого мне было не по силам. Все решилось само собой. Спустя двадцать минут Эдвард расслабился и вытянул ноги: согрелся. А затем его губы произнесли «Белла», и рука вытянулась вперед. Он тоже не хотел спать один. Тогда я приподняла край одеяла и залезла в уютную теплоту. Дрожь удовольствия и всепоглощающей любви пронизывала меня каждый раз, когда Эдвард вот так обнимал меня рукой, притягивая к себе во время сна. Я ощущала себя нужной и любимой, когда даже сквозь сон он бормотал мое имя, вдыхал запах моих волос, и закидывал одну свою ногу на мою. Я чувствовала себя дома. Я чувствовала себя счастливой.

Теперь готовить мне удавалось чуть лучше. Примерно один раз из четырех выходил удачным. То есть, съедобным, правильнее так это назвать. Но три остальных обеда по-прежнему приносили одно огорчение. И я сдалась, признала поражение. Я некудышная жена. Это заставляло плакать меня еще чаще. Ведь я надеялась, что процесс превращения из дочки миллиардера в прекрасную домохозяйку займет куда меньше времени. Но месяц прошел, начался второй, а я все не могла совладать с плитой. Я неплохо училась в Дартмуте и вроде не была дурой, так почему я с завидным постоянством забывала убавить огонь, посолить или добавить нужный ингредиент? Это выводило меня из себя. Я подписалась в собственном бессилии – видимо, мне никогда не научиться. Какого черта Эдвард продолжал уверять, что все в порядке? Давно бы уже сказал всю правду, мне стало бы легче от этого, чем от его безграничного понимания. Терпение к моей персоне злило меня и заставляло ненавидеть себя еще сильнее. Я никогда не смогу соответствовать его ожиданиям.

Единственное, что утешало – Эдвард заметно оживился и повеселел на второй месяц. Наверное, ему действительно было трудно осознавать, что нам может не хватить денег. Хоть он и уставал сильнее, вторая работа принесла ему облегчение. Возвращался он без сил, но довольным. Его глаза горели удовлетворением, хотя я пока не заметила, что наше финансовое положение улучшилось. Должно быть, это впереди, раз Эдвард радовался настолько очевидно.