ГЛАВА 39

Холодные руки Розали, её пальцы, вцепившиеся в моё горло, не позволили мне приблизиться к моему мальчику. Его тело, безжизненно лежащее на полу, скрыли от меня широкие плечи отца, Эммета и Джаса. Последнее, что я успела увидеть, это то, как Карлайл бережно укладывает его на кровать. В следующее мгновение дверь захлопнулась перед моим носом и Роуз мощным броском скинула меня с лестницы. Через секунду я уже была на ногах, но жёсткий и безжалостный взгляд матери пригвоздил меня к месту.

- Ты хочешь сказать мальчику больше, чем уже наговорила? - глаза Эсми сверкнули злобой и отвращением.

- Я, правда, сожалею о своих словах. - Губы Розали, стоящей наверху, презрительно скривились. - Позволь мне подняться к нему. - Я бросила нервный взгляд на лестницу и с мольбой вновь посмотрела на мать, понимая, как глупо и по-детски звучат мои слова.

Я была уверена, что смогла бы пробиться через них к Эдварду, но, видимо, разум всё же вернулся ко мне, удержав на месте. Я уже натворила достаточно глупостей и не хотела совершить ещё одну ошибку.

- Отец прекрасно справится и без твоей «помощи», - фыркнула Эсми на последнем слове. - Ты уже в достаточной степени осведомила мальчика о том, кем он является. Уверена, Эдвард будет тебе благодарен. - Глаза мамы скользнули по мне холодным, равнодушным взглядом, и я сделала нерешительный шаг назад.

- Вы же сами хотели, чтобы Эдвард узнал правду...

- В каждом из нас до сих пор живёт монстр, Белла, - горько вздохнула Эсми, - но мы не прекращаем борьбу ни на секунду. Мы не позволим ему вырваться на свободу. И если для этого нам придётся держать тебя вдали от Эдварда, поверь, мы это сделаем. Ты пришла в наш дом за помощью, но она нужна не ему... - мать кивком указала наверх, - одумайся, пока не стало слишком поздно, девочка. Этот невинный мальчик твой шанс, который даровал господь. Так борись же, как борется он или... сдайся на милость жажде и гневу. Борись же, чёрт тебя подери! - задыхаясь от ярости, мать встряхнула меня за плечи и поспешила туда, где в ней нуждались.

Обречённо опустившись на ступеньку, я прислонилась лбом к холодной стене, не переставая прислушиваться к приглушённым звукам из комнаты. Мои родственники двигались практически бесшумно, но, несмотря на это, мне едва удавалось уловить слабенький стук сердечка Эдварда. Удары были такими тихими, трепещущими и я, с нетерпением ожидала каждого последующего, боясь, что он может оказаться последним.

Господи, ну почему я такая дура? Ведь можно же было объяснить всё Эдварду немного тактичнее. У парня и так практически полностью отсутствует чувство собственного достоинства, уважение к самому себе. Но едва он начинает раскрываться, проявляя такую редкую для него настойчивость и решительность, как я тут же пресекаю все его несмелые попытки обрести своё место в жизни. Как я могла назвать его бесчувственным, после всех его умопомрачительных взглядов, которые он мне подарил, улыбок, прикосновений? Я хотела утонуть в аромате его дыхания, раствориться в его объятьях, таких робких и неуверенных, но в то же время таких сильных, мужественных, оберегающих. Таких желанных. Вспышки гнева, необузданного, неконтролируемого, раз за разом отталкивали Эдварда от меня всё дальше. В Вольтерре усердно лепили из него безропотное, забитое существо, а я лишь развивала в мальчике всё больший комплекс неполноценности. Я обзывала его самыми грязными и недостойными словами и, если взглянуть правде в глаза, делала это без всякой на то причины. Я прекрасно понимала, что Эдвард ничем не заслужил такого отношения, но полное отсутствие терпения и такта с моей стороны не позволяло признать очевидное.

- Я не понимаю тебя, Белла, - ступенька скрипнула, и Розали присела рядом, прерывая мои размышления, - чем он разозлил тебя на этот раз? Чем твой праведный гнев был вызван сегодня?

- Я сама себя не понимаю, Роуз, - ответила я, сжимая кулаки от досады, - мне нравится ощущать его принадлежность, знать, что он мой и больше ничей. Но меня начинает раздражать то, как он пресмыкается передо мной. Он словно тряпка, о которую поневоле хочется вытереть ноги. Даже когда он говорит со мной, я чувствую, что это вынуждено и он настолько напуган при этом, что того и гляди обделается со страху. Его вечно опущенная голова, а эта истерика в бассейне...

- Может, ты просто не создала условий для того, чтобы он не боялся? - резко перебила меня Розали. - Ты постоянно обещаешь ему не обижать, обещаешь защиту. Он верит тебе, открывается понемногу, тянется к тебе, а ты так жестоко его обманываешь. Он только пробует поднять голову, почувствовать себя кем-то. Не тряпкой, как ты выразилась, а человеком, личностью, мужчиной в конце концов. Но ты снова вместо того, чтобы поддержать, лишь подчёркиваешь его никчёмность. Тебя бесит, когда он пресмыкается, но ты же сама поставила его на колени, заставила чувствовать себя рабом. Ты же знала, что он пока не может не подчиниться, а если бы и осмелился, ты бы ударила его. Он боится поднять голову, потому что каждый раз ждёт удара. Ты ведь только подтверждаешь его страхи и опасения. Он так хочет тебе верить и только поэтому так настойчиво тянется к тебе. Уверена, что он чувствует себя мужчиной, когда прикасается к тебе. Зачем же ты отталкиваешь его, ведь ты же хочешь этого? Можешь отрицать сколько угодно, но я вижу, что в тебе начинает говорить не только похоть. Твоё сердце отвечает ему.

- Я поставила его на колени, чтобы он знал своё место, - надрывно прошептала я, боясь поднять на сестру глаза, - но дело в том, что я уже сама не знаю, где его место.

Я так давно не говорила с Розали откровенно, по душам, что сейчас каждое её слово значило для меня намного больше, чем родственная связь, которая была между нами раньше.

- За что ты бьёшь его, Белла? За то, что он любит тебя так, как никто и никогда не любил до этого? За то, что ты сама уже... - она запнулась и нежно прикоснулась к моей руке, - ты столько лет потеряла из-за глупой ненависти к людям...

- Глупой? - взвилась я в негодовании. - Эти ублюдки убили Джеймса, мою единственную отраду в этой проклятой вечности! - я сама не была уверена в том, что говорю, но меня разозлило то, что Розали так презрительно отозвалась о моём прошлом.

- А скольких невинных людей убил Джеймс? - тихо спросила Розали. - У скольких он отнял единственную отраду в такой короткой человеческой жизни?

В подвале моего дома в Сиэтле полуживой Эдвард задал мне тот же вопрос, но ни тогда, ни сейчас, у меня не нашлось достойного ответа.
- Что дал тебе Джеймс, кроме боли и разочарования? Я видела тебя рядом с ним, но никогда твои глаза не искрились таким счастьем как при Эдварде. Неужели все эти годы ты была настолько слепа, что не видела, не чувствовала то, что ему от тебя был нужен только твой дар? Твой щит, который помогал скрывать от Вольтури все его зверства. Ты же не дура, Беллз, неужели ты никогда не думала об этом?

- Мне незачем было думать, Рози, - хрипло выдохнула я, помолчав несколько секунд, - я всегда это знала, - я робко посмотрела на сестру и неожиданно наткнулась на её полный боли, сочувственный взгляд. - Это так больно, любить и знать, что тебя всего лишь используют, - затихнув, я с дрожью упала в распахнувшиеся объятья Розали. Старшей сестры, которая казалась такой далёкой, однако всё это время она была рядом.

Мне позволили подняться наверх, но даже на шаг не подпускали к двери комнаты, за которой вот уже почти сутки метался в бреду Эдвард. С ним постоянно находились Эсми, Карлайл и Эммет, не отходя ни на шаг и готовые выполнить любую его просьбу. Роуз, Элис и Джаспер контролировали каждый моё движение, лишая малейшей возможности ворваться в комнату, когда каждая клеточка моего мёртвого тела молила оказаться там, рядом с ним. Эдвард изредка приходил в себя, и я слышала его сбивчивое, но всё же немного более спокойное дыхание. Он почти ничего не ел, и маме с трудом удавалось уговорить его проглотить хотя бы ложку бульона. Я слышала, как он дрожал, тихо всхлипывая, проваливался в беспокойный сон и снова просыпался с душераздирающими криками.

- Не трогай, убери от меня свои грязные руки, ублюдок! - услышав его надрывный вопль, я бешено вырывалась из рук Джаса и Розали, беспощадно прижимающих меня к полу, в то время как Элис перебирала мои спутанные волосы.

- Успокойся, сынок, ты дома! Ты в безопасности, - дрожащим голосом мама пыталась его успокоить.

- Не трогай меня, тварь! Я тебя ненавижу! Я не хочу, я не буду этого делать! - я безнадёжно завыла, услышав его охрипший, слабеющий голос.

- Что они делают с ним? - рыдала я, изо всех сил вырываясь, но меня держали надёжно. - Пусть они не трогают его!

- Это не они, Беллз, - шептала Элис, прижимаясь лбом к моей щеке, - он не в себе, это проклятые кошмары.

- Отпусти, не надо, умоляю, - его голос становился всё слабее и мне казалось, что я слышу как слёзы катятся по его лицу, - Боже, не делай этого со мной! Убери от меня свои руки! Пожалуйста, кто-нибудь, помогите! Не дайте ему это сделать со мной! Убийца, убийца! - жалобно стонал он, задыхаясь от непрекращающихся рыданий.

- Эд, братишка, что ты? - я впервые слышала панику и испуг в голосе Эммета, но сейчас, похоже, и он не понимал, что происходит. - Это же я, Эммет. Посмотри на меня, маленький брат. Я же обещал, что никогда не обижу!

- Что я наделал? - взвыл от отчаяния Эдвард. - Я оставил её там умирать! Я не должен был этого допускать. Я бросил её там одну, бросил! - он замолчал, издавая лишь слабые, хриплые стоны.

Отец вышел из комнаты только спустя полчаса, когда Эдвард, наконец, забылся сном. Лицо Карлайла выглядело так, словно он разом постарел на несколько лет, если это было возможным для вампира. Розали и Джас неуверенно разомкнули стальные объятья и я, пошатываясь, поднялась на ноги, опираясь рукой о стену.

- Белла, пожалуйста, пройди сейчас за мной, - прошептал отец, и я испуганно заметила, как его пальцы слегка подрагивают. Дрожали руки врача, который тысячи раз делал сложнейшие операции, спасая жизни тех, кто казалось бы был уже обречён. Всегда уверенный в себе, в правоте своих слов и поступков, сейчас отец напоминал человека, расстающегося с самым дорогим в его жизни. Я на автомате следовала за ним в кабинет, ожидая услышать самое худшее. На что ещё я могла надеяться, если этот всегда сильный и справедливый человек выглядел так, словно потерял последнюю надежду.

- Мне важно, чтобы ты выслушала меня, дочка, - я вздрогнула, когда Карлайл, присев рядом со мной на широкий кожаный диван, снова назвал меня дочерью. - Я искренне верю и надеюсь на твою тактичность и понимание. Больше мне уже не на что надеяться, - он сглотнул, опустив взлохмаченную голову и положив ладонь на моё колено.

- Я обещаю, пап. Я пойму. Я с достоинством приму то, что ты мне скажешь, - я положила свою руку поверх его, прижимаясь к отцовскому плечу.

- Я боюсь... мне кажется... нет, я уверен, - запинаясь, Карлайл поднял на меня полные боли глаза, - боюсь, что Эдвард подвергся насилию.

- Я знаю это, - бросила я, сдерживаясь из последних сил, - конечно, его насиловали. Насиловали с тех пор, как он оказался в проклятой Вольтерре! - рычание вырвалось помимо воли.

- Детка, ты меня не поняла, - сдавленно прошептал Карлайл, не поднимая головы, - он подвергся насилию со стороны мужчины.

Моя голова дёрнулась, и я почувствовала, что сползаю на пол, и реальность ускользает от меня. Отец не держал, позволяя мне упасть и завыть от отчаяния. Как же я могла не понять, не почувствовать всю боль моего мальчика? Как могла смеяться над ним, презирая за страхи и слабости? Он тянулся ко мне за помощью, надеясь на меня, веря в мои обещания, а я плюнула ему в душу, обозвав калекой и тряпкой. Я могла хоть как-то понять, что его били в наказание за попытку побега, но это уже верх извращения. Его били очень осторожно. Быстрая смерть Эдварда не входила в планы ублюдка, творившего все эти зверства. Ему намеренно сохраняли жизнь, чтобы день за днём продолжать ломать, бить, насиловать. Для какой-то твари это было забавой. Хуже всего было то, что изначально я планировала то же самое.

- Девочка моя, - всхлипнул отец, опускаясь рядом со мной на колени, - если ты отвергнешь его сейчас, не примешь таким, какой он есть, если ты откажешься от него... он не переживёт, не справится.

Я присела на краешек кровати и взяла холодную, почти безжизненную руку в свою. Прижимаясь губами, целуя каждый поломанный пальчик. В комнате по-прежнему оставался Эммет, пристально наблюдая за каждым моим движением. Я не могла осуждать за это брата, чьё доверие давно утратила.

- Пожалуйста... - ресницы Эдварда дрогнули, и он с усилием открыл глаза, вглядываясь в моё лицо, - Белла, пожалуйста...

- Что, милый? - я испуганно наклонилась к нему, прижав его руку к своей груди. - Скажи мне, что ты хочешь? Я всё сделаю, малыш.

- Отпусти меня... - он зажмурился, и маленькая слезинка заскользила по щеке, - ...отпусти... дай мне умереть...

- Не надо, родной, - я с плачем прижалась к его груди, а слабое сердечко сбилось с ритма, - не так... не сейчас... я не смогу без тебя! Не оставляй меня одну! - не обращая внимания на то, как зашевелился в углу Эммет, не стыдясь проявлять перед ним чувства, я, не замечая адскую резь в горле, бережно сжимала в объятьях хрупкое, человеческое тело.

- Прости, что обманул тебя, моя Госпожа, - робко прошептал он, погладив меня по голове, - я думал, что я сильный. Мне жаль, что это не так. Как видно силы человека не безграничны. Зачем я тебе такой, калека, безмозглая дубина? Я ведь не настоящий! Вся моя жизнь... - он сглотнул слёзы, и рука на моей голове задрожала, - ...я даже не представлял, насколько я никто. Но она... я ведь видел её. Неужели она тоже не настоящая? А я так надеялся на чудо! Мечтал, хотя для меня это было недоступно, - он сжался, убирая руки и, взглянув на него, я увидела, как он вытирает слёзы.

- Прости меня! - упавшим голосом простонала я, взяв его руки в свои. Никогда не думала, что скажу такие слова человеку, но сейчас я не сомневалась в их правильности и искренности. - Прости за то, что не смогла принять твою чистоту, за то, что не сказала того, что должна была. Клянусь, что никогда в моей бесполезной и никчёмной жизни не было никого дороже тебя, чище тебя и светлее. Клянусь, что жалею о каждом слове, сорвавшемся с моих поганых губ, о каждом ударе, который нанесли тебе мои грязные, кровавые руки. Клянусь, что буду бороться за каждую секунду твоей драгоценной жизни. Умоляю, не оставляй меня сейчас, когда я только увидела тебя, нашла, - его руки не смело сомкнулись вокруг меня в прощении. Вновь доверяясь, с надеждой. Что стоили мои страдания, жажда, саднящая в горле, по сравнению с тем, через что прошёл этот святой, необыкновенный мальчик. Мужчина.

- Белла... - помолчав несколько минут он неуверенно взял мою руку в свою, - ...этот шрам, - он потянул наши руки к голове, проводя по волосам чуть левее виска, - ...это был мой второй раз... я ещё не знал как, но так получилось... всё было так быстро и я... - он зажмурился и отвернулся, часто задышав, - ...я закончил раньше неё, а она разозлилась, схватила меня за волосы и ударила головой о стену, - его рука отпустила мою, упав на одеяло, а я, негромко зарычав, притянула его голову к своим губам, нежно прикасаясь поцелуем к небольшому шраму.

- Есть кое-что ещё, о чём ты должна узнать... - он вздохнул и отстранился от меня, стягивая до колен одеяло. - у меня есть ещё одна татуировка, - в его глазах снова заблестели слёзы и он, вновь отвернувшись от меня, немного приспустил боксёры, - это мой порядковый номер в Вольтерре. Я номер одиннадцать...

Я робко потянулась и прикоснулась пальцем к аккуратному, причудливому узору, переплетающемуся в две небольшие единички. Он судорожно втянул воздух, а его глаза со страхом и изумлением наблюдали за движением моего пальца. Я понимала, чего ему стоило так довериться мне, дотронуться до себя в таком интимном месте, но моя ласка была полна заботы и нежности. Чтобы не смущать его ещё больше я осторожно поправила на нём боксёры и снова прикрыла его одеялом.

- Ты опять забыл, малыш, - улыбнулась я, заключая его в объятья, - я хочу тебя любого и для меня ты не номер одиннадцать, а первый и единственный.

На следующий день мы вдвоём сидели около наряженной к празднику ёлки. Мои родственники, оказав мне долгожданное доверие, наконец-то оставили нас наедине. Эдвард с восхищением оглядывал украшенную гирляндами двухметровую красавицу-ель, на кончиках которой уютно и по-домашнему потрескивали зажжённые свечи.

- Зачем это? - ошеломлённо смотрел Эдвард на гору уже развёрнутых им подарков. Блестящий бритвенный набор, плеер со здоровенными наушниками, золотые наручные часы, шикарная пивная кружка, догадываюсь от кого, самая разнообразная одежда и куча всяких безделушек, вызывающих у Эдварда неподдельный восторг.

- Сегодня праздник, Рождество, - улыбнулась я, взяв его за руку, - время получать подарки.

- Я не знаю, что такое Рождество, но мне нравится, - его улыбка озарила мою душу, согревая её таким родным теплом, которое я уже и не надеялась почувствовать.

- Но я ещё не подарила тебе свой подарок, - прерывисто вздохнула я, потянувшись к карману и встретившись с изумлённым взглядом Эдварда, - эта вещь... - я бережно достала тоненькую серебряную цепочку с маленьким крестиком, - ...это единственное, что осталось у меня от прошлой жизни. Когда я была такой, как ты, с бьющимся сердцем, тёплой, мягкой кожей и румянцем на щеках. Тогда я была человеком. Я хочу, чтобы ты знал... это дарит тебе настоящая Белла. Я хочу подарить это единственному, самому дорогому и самому важному в моей жизни человеку. Ты никогда не был никем, потому что для меня - ты всё, - я трепетно застегнула на его шее цепочку, которая, наконец, оказалась на своём месте, там, где всегда должна быть.