Она выходит замуж.

Эти слова настойчивыми молоточками атаковали мою голову, не давая думать о чем-либо другом. Остальные проблемы по сравнению с этой померкли и казались ничтожными.

Моя Белла выходит замуж. Она меня забыла и начала новую жизнь. Неудивительно, ведь прошло почти два года с момента нашего расставания. Она ясно дала понять еще тогда, что не желает строить со мной отношения. Она никому не сказала о том, что мы женаты, тем самым аннулировав наш брак. Она выбрала другую жизнь.

Жизнь, в которой не было меня.

Я ходил по темным, пустынным улицам, потому что не был в состоянии сейчас находиться среди людей. Не знаю, зачем я вообще отправился в город, ведь мои тренировки больше не имели никакого значения. Какой смысл истязать себя, если мы с Беллой не будем вместе? Когда Эммет толкнул меня плечом, предложив поохотиться, я сказал, что мне надо побыть одному. Я отклонил тренировку вчера и сегодня, и два дня назад, сказав, что теперь это бессмысленно. Они все пытались убедить меня, что не все еще потеряно, но я не знал, что им ответить. Просто попросил дать мне время обдумать все самому. Не мешать.

Я не сбежал. Честно высидел целых три дня дома, чтобы они убедились, что я не подыскиваю извращенный способ самоубийства. Но сегодня я больше не смог выдерживать их сочувствующих взглядов. Сел на байк и поехал в город, не зная, зачем. Просто чтобы сменить обстановку и дать себе пространство.

И теперь я бродил между домами, интуитивно выбирая самые безлюдные и мрачные закоулки, проходил мимо притонов наркоманов и проституток, но чаще мимо бесцветных заброшенных зданий, окна которых были похожи на пустые глазницы и так напоминали мою разрушенную жизнь.

Я метался между отчаянным пониманием, что опоздал, и разумным смирением оставить Беллу в покое и позволить ей быть счастливой в новом браке. Это казалось мне чудовищно неправильным, но за последние годы мои убеждения в правильности и неправильности существенно покачнулись.

Я думал над тем, как должен поступить. Сравнивал себя с прошлым моим воплощением, выискивая ошибку, которая закралась в формулу моей испорченной жизни. Я всегда считал, что не должен сдаваться. Это правило стало частью моей натуры, словно было высечено на подкорке с самого моего рождения. Теперь-то я понимал, что, возможно, это так работает кармическая память, не позволяя мне совершать ту ошибку, которая в прошлой моей жизни привела к трагедии.

Но действует ли это правило теперь? В прошлом воплощении я имел непоколебимые убеждения и поступал, исходя из них, считая себя умнее, чем другие, умнее, чем Белла. Это качество и стало роковым. Как слепец, я шел к выдуманной цели, тогда как на самом деле отдалялся от нее. Считая, что спасаю девушку, я погубил ее. Слишком погруженный в собственные переживания, я предпочел положиться на свой несовершенный опыт, в одиночку приняв решение, которое мы должны были принимать вместе.

И теперь возникал логичный вопрос: что в данном случае считать ошибкой, а что целью? Должен ли я идти прежним курсом, попытаться вернуть девушку независимо от сложившихся ужасных для меня обстоятельств? Не будет ли это попыткой снова решить все за нее, вопреки еёжеланию? Она ведь не хотела быть со мной…

Или я должен исправить ошибку прошлого, прислушаться к выбору Беллы и оставить ее в покое, если она приняла решение жить без меня? Учитывая прошлую мою ошибку, я всецело заслужил быть наказанным. Не будет ли новой ошибкой попытка вновь навязать ей свое решение?

Существовало так много противоречащих друг другу фактов, что я не мог сделать правильный выбор. Будто бы в формуле снова присутствовала какая-то неточность, которая нарушала всю гармонию.

Я привык к тому, что обычно выбираю верное направление, даже не зная всех деталей. Интуитивно. И вот сейчас впервые я был растерян, не в состоянии разгадать головоломку.

К примеру, если девушка объявила помолвку только сейчас, почему я видел кольцо на ее пальце больше полугода назад? Разве Элис тогда не должна была увидеть свадьбу раньше? Что-то тут не складывалось.

Или ее слова, сказанные у изголовья моей кровати, когда я умирал от ожогов. Карлайл был уверен, что она все еще меня любила. Неужели причиной отказа от нашего будущего стала обыкновенная трусость? Едва ли. Если бы Мелисса была настолько бесхарактерна, как уверяла Розали, Элис ничего бы не стоило убедить ее бежать с нами снова. Ее стойкость в выбранном жизненном пути говорила в пользу силы ее характера, а не слабости. Другой вопрос, отчего она приняла решение остаться с отцом. Очевидно, что жизнь дома не была для нее в радость.

Ответы на все эти вопросы можно было получить, если поговорить с девушкой. Если она захочет на них ответить. Но я не хотел причинять ей страданий, тем более накануне свадьбы. Если она нашла свое счастье, я был бы последней сволочью, если бы испортил его. К тому же, ее будущий муж был человеком, для нее и ребенка это был бы наилучший вариант, как печально это ни звучало. Да, я был предпочтительнее во многих отношениях: я мог защитить ее от всего мира, мог любить ее сильнее, чем кто-либо другой, мог дать ей гораздо больше благодаря своим улучшенным способностям. Но также я мог случайно ранить ее или ребенка, мог напугать, мог забрать у нее человечность, чтобы навсегда оставить ее рядом с собой. И ворваться в ее жизнь тогда, когда она стоит на пороге нового счастья, было бы верхом эгоизма. Следовало признать, что я опоздал, и позволить ей жить той жизнью, которую она выбрала.

Я вдруг понял, что план Эммета совершенно ужасен. Как я мог даже задумываться над его реализацией? Я стал бы похож на психически неуравновешенного маньяка-преследователя, который вбил себе в голову, что он нужен объекту его больной страсти, в то время как девушка даже не знает его в лицо. Белла отказалась от меня, и я не должен вмешиваться в ее жизнь, если она этого не хочет.

Я принял решение.

Это было трудно… но я осознал, что единственно верным будет оставить ее в покое.

И тогда моя жизнь внезапно потускнела. Впервые со дня своего перерождения я ощутил, что действительно мертв. Весь смысл моего существования сводился к возвращению, а теперь и это у меня отняли. Я не видел причины дальше жить. Даже любовь семьи, их страдания в случае моей смерти утратили свое значение. В это мгновение я сильнее, чем когда-либо, смог понять своего предшественника. Его ждала безрадостная, пустая, одинокая вечность, к тому же отягощенная непомерной виной. Справиться с подобной болью невозможно, она превысила предел терпения даже самого выносливого существа.

И вот теперь я брел среди полуразрушенных домов, без цели, без смысла. Единственное, что удерживало меня сейчас от какого-нибудь глупого, опрометчивого поступка, это мое обещание семье, что я ничего не сделаю с собой, и нежелание показывать себя слабым. Я столько раз клялся, что я не такой! Они мне поверили. Я не смел оступиться.

К тому же, я сомневался, что в мире есть что-то, способное причинить мне вред. Кроме другого вампира, разумеется. Как это может выглядеть? «Простите, не уделите мне минуточку? Не поможете мне умереть?» Просто смешно. Глупо, унизительно, до абсурда нелепо, я не мог даже представить себя в подобной ситуации. Как мой предшественник смог сделать это? Видимо, кое в чем я действительно отличался от него.

Что же ждало меня впереди? Годы одиночества? Семья не заменит мне любовь. Я буду единственным вампиром, не имеющим пары. Белла выйдет замуж, проживет человеческую жизнь, состарится и умрет, а моя жизнь продлится вечность… Родится ли Белла когда-нибудь снова? Встречу ли я ее новое воплощение спустя сотни лет? Смогу ли узнать, или даже Джаспер будет уже не в состоянии почувствовать ее душу в новом теле? Возникнет ли между нами снова симпатия, или мы пройдем мимо друг друга, не ощутив ничего? Века сомнений и одиночества, невыносимой боли ждали меня впереди. Но, наверное, я заслужил эту кару. Все возвращалось, эффект бумеранга в действии. Двадцать четыре года назад я бросил Беллу в лесу, причинив ей такую боль, которую она не смогла пережить, прыгнула со скалы и погибла. Теперь была моя очередь испытать на себе весь спектр эмоций брошенного, униженного отказом человека.

Теперь я понял, от чего моя семья пыталась уберечь меня, когда препятствовала возвращению моих воспоминаний. Забвение – благо, когда другого выхода нет. Если бы я не вспомнил Беллу и моих отношений с ней, моя вечность не была бы такой ужасной.

Я вернулся домой лишь на рассвете, когда улицы стали светлеть, и первые прохожие появились даже здесь, в заброшенных городских закоулках. Но к вечеру я вновь не выдержал напряжения, царившего в доме, и сбежал. И на следующий день тоже. И на следующий. Знал, что причина всеобщего уныния кроется во мне, но не мог принужденно улыбаться. Я даже разговаривать ни с кем не хотел. Не слушал ничьи мысли. Полностью замкнулся в себе.

Эммет попытался расшевелить меня в воскресенье, напомнив, что я не охотился уже больше недели, но я не чувствовал голода, не мог представить себе, как буду выслеживать дичь. Я не видел необходимости в утолении жажды, пока она так слаба. Может, физическая боль постепенно заменит душевную, и мне станет чуточку легче жить?

Я поделился этим откровением с Эмметом, а он посмотрел на меня так, словно увидел привидение. После этого я снова решил молчать. И знать не хотел, о чем он думает, ушел в свою комнату. Слышал, как Эммет поднялся к Карлайлу. Когда он произнес мое имя, я тенью сбежал через окно – не хотел слушать, о чем они говорят. Неизменно начнут обсуждать меня, сочувствовать и придумывать способы снова сделать меня веселым и счастливым, и мне придется притворяться, чтобы успокоить их. Только Джаспер всегда будет знать, каково мне на самом деле, но, - я был уверен, - он прикроет меня, если попросить.

Спустя почти две недели мои глаза стали настолько черны, что я даже сам испугался, когда случайно увидел себя в зеркале. Но жажда все еще не была так сильна, чтобы охотиться. Всего лишь небольшой дискомфорт в районе горла, совсем не так, как это бывало раньше, когда яд самопроизвольно наполнял мой рот, стоило только представить себе горячую кровь, пульсирующую в сонной артерии животного.

А потом Эммет – чтобы пощекотать мне нервы, не иначе – вдруг разломил ампулу с кровью Беллы рядом со мной. Хотел ли он показать мне таким жестоким способом, что мне пора утолить голод, пока я не прикончил парочку человек, или удовлетворял свое извращенное любопытство, да только на этот раз не сработало. Я остался собой. Лишь вздрогнул и яростно зарычал, когда боль неожиданно ворвалась в глотку и прожгла насквозь. А потом я обернулся и в бешенстве уставился на Эммета. Я хотел прыгнуть на него и разорвать на кусочки, я ведь ясно дал им всем понять, что больше не намерен тренироваться. Для чего они затеяли ненужную игру? Чтобы разозлить меня? Чтобы напомнить о существовании девушки, которая уже никогда не будет моей? Образы ее лица, красивых глаз и длинных, чуть вьющихся волос наполнили мою голову, едва я о ней подумал, и боль от осознания, что я все потерял, тут же заглушила жажду. Рычание, клокотавшее в горле, затихло. Я уставился на шокированное лицо Эммета, на напряженные позы Джаспера и Розали, а затем зажмурился, стараясь прогнать из памяти лицо Беллы, пытаясь вновь заменить эту боль на огонь жажды.

- Оставь эту фигню, - хрипло попросил я Эммета, поняв, что этот запах я больше не могу выносить, но теперь по другим причинам – воспоминания и желания рвали мою душу на части. Чем меньше я стану думать о Белле, чем меньше вещей будет напоминать о ней, тем больше шанс, что я, на радость семьи, переживу испытание и снова стану прежним. Зачем намеренно провоцировать мои страдания?
- Брат! – недоуменно воскликнул Эммет, поглядев на ампулу, и снова на меня. – Ты говоришь!
- Да какое это теперь имеет значение?! – вскричал я в сердцах, злясь, что они не понимают, и снова сбежал, спрятавшись в своей комнате ото всех.
- Теперь он не убьет ее, если встретит. Можно не волноваться, - услышал я голос Эммета, наполненный удивлением.
- Это, конечно, замечательно, - с горечью изрекла Элис. – Да только он передумал с ней встречаться…

Поняв, что они собираются продолжать разговор обо мне, я снова тенью выскользнул в окно…

***

Я припарковал байк у тротуара и вновь направился в сторону заброшенной части города. Уже не первый день я гуляю здесь. Не знаю, для чего мне это было нужно, в лесу я нашел бы лучшее уединение, вдали от мыслей и городской суеты, которая порядком раздражала. Да только меня почему-то тянуло к людям. Здесь я мог слиться с ними, стать неприметной частью толпы. Мой взгляд цеплялся за малейшее движение, острый слух ловил звуки жизни, и это отвлекало от мрачных размышлений. В городе мне было проще всего бороться с болью, а уединение леса и сочувствие семьи усиливали переживания. Безразличие случайных прохожих успокаивало лучше всего.

Это стало моим новым распорядком дня – половину дня я проводил в полупустом доме, прячась в своей комнате. Тихое присутствие Карлайла, забота Эсми об уюте создавали нужную атмосферу приятной тишины, не нарушающей мое отшельничество, но и не позволяющей оставаться один на один с самим собой. А когда Эммет, Розали, Элис и Джаспер возвращались из университета, я садился на байк и отправлялся гулять по городу до утра.

Я бесцельно бродил, ничего не ища. Жажда притупилась настолько, что, если бы не скрытая в каменных мышцах огромная сила, я бы посчитал себя человеком. Ни биение сердца, ни кровь, текущая в венах, больше не привлекали меня. Я перестал быть опасным. Как жаль, что это чувство пришло лишь тогда, когда уже стало слишком поздно.

Я услышал сдавленный женский крик из соседнего переулка, и автоматически развернулся в обратном направлении, стремясь избежать какого бы то ни было контакта с любым человеческим существом. Но в следующее мгновение другое, притупленное постоянной болью чувство воскресло, встрепенулось во мне, и я снова развернулся, ускоряя шаг по направлению к звукам ударов и стонов. Я действовал почти на автопилоте, не отдавая себе отчет; завернул на улицу, славящуюся тем, что здесь торговали собой самые дешевые проститутки города. Бог знает чем можно было заразиться от них, но все равно постоянно находились глупцы, покупающие девочек на ночь.

Я увидел их возле двери грязного трущобного мотеля, в котором подобные девочки «работали», принимая своих клиентов. Один из них прямо сейчас прижал проститутку, на вид не старше пятнадцати лет, к стене и наносил удары по ее лицу, заставляя стонать, извиваться и слабо отпихивать садиста руками.

Через мгновение я уже оторвал его от девчонки, и теперь он висел в воздухе, прижатый лицом к стене моими каменными руками. Все произошедшее на секунду ошеломило меня: кровь девочки из разбитой губы наполнила мои легкие, обожгла горло; кровь парня билась под моими пальцами, даже сквозь ткань его куртки я чувствовал его сердце. От шока я ослабил хватку, и только тогда мужчина смог немного вздохнуть, тщетно пытаясь оттолкнуться от стены, отчаянно кашляя и вращая безумными от страха глазами. Прошла, должно быть, всего минута, но мне потребовалась вся моя воля и весь контроль, чтобы сконцентрироваться и хотя бы не сломать бедняге ребра. О чем я вообще думаю? Что я собираюсь сделать с ним?

Я оглянулся на малолетнюю проститутку, желая убедиться, что ей не требуется моя помощь, и в ту же секунду она повисла на моей руке, вереща, словно ненормальная, чтобы я отпустил садиста, который минуту назад бил ее. Шокированный, я растерянно выпустил его куртку, и он упал, а девчонка бросилась к нему, помогая подняться, изрыгая в мою сторону проклятия. Ничего не понимаю. Ее же били? Я думал, ей нужна была помощь?

«Вызовите полицию» и «Убирайся прочь, дебил» звучало вокруг меня, другие крики смешивались в беспорядочный гул, в смысле которого нелегко было разобраться. Я оглянулся и убедился, что маленький инцидент собрал других проституток и их клиентов, столпившихся полукругом вокруг нас. Пришли поглазеть. Их мысли были полны любопытства, частично равнодушного презрения – по-видимому, драки и побои были нормой для этого места, никого случившееся не удивило. И я, идиот, оказался в самом эпицентре. Представляю, какие видения посетили Элис в этот момент.

Развернувшись и пробормотав тусклое «извините», я ушел прочь, пытаясь вновь стать незаметной тенью. Толпа молча расступилась передо мной, а вслед еще долго сыпались угрозы.

Это событие немножко встряхнуло меня, пустило мысли в новом, необычном направлении. Раньше спасение людей было моим призванием, моей работой. Став неуязвимым, сильным, сверхъестественным существом, я поначалу размечтался о карьере супергероя… пока Карлайл не вбил в мою бестолковую голову, что подобное поведение приведет к смерти от рук палачей, следящих за порядком в вампирском мире. Я не мог рисковать собой, ради семьи, ради Беллы. Но теперь этот стимул исчез. Белле я не нужен. Семья поймет. Если я буду действовать осторожно, то смогу остаться незамеченным для большинства людей. Помогать, стать кому-то необходимым – вот что мне было нужно, чтобы снова почувствовать себя живым. Вечность перестанет быть бессмысленным существованием, если у меня будет цель. Я снова стану спасателем, кем до сих пор и являлся, просто сдерживал свое стремление изо всех сил.

К тому же, в этом моем новом увлечении присутствовал некий приятный символизм: в прошлой жизни я убивал, сейчас спасаю. Убийца переквалифицировался в спасателя. Я страстно хотел поскорее начать.

Следующим днем я не мог дождаться наступления вечера, чтобы надеть свой воображаемый костюм супермена и отправиться на поиски подходящей жертвы. Жертвы, обреченной быть спасенной, хочет она этого или нет. Мало ли людей подвергаются нападению ежедневно?

Мое настроение диаметрально изменилось. Нет, я не стал веселым и счастливым, моя боль была со мной, но коротать вечность бесчувственным мертвецом мне больше не придется. Я замер на крыше, внимательно приглядываясь к одиноким прохожим, свернувшим «не туда». Я обследовал телепатическим даром всю округу, ища подходящие для моей цели нехорошие мысли. Необходимо было так же выработать тактику моего поведения: не в моей натуре было бить людей или ломать им ребра, к тому же я мог не рассчитать силу, а убивать даже отъявленных негодяев мне претило. Так же я вряд ли мог рассчитывать на сотрудничество с полицией – таким образом я быстрее всего себя разоблачу. Как же тогда я остановлю нарушителей?

Этот город приютил под своей крышей немало нехороших людей. Вот парень присел на остановке в ожидании автобуса. На вид обычный и простой. А на самом деле карманный вор с многолетним стажем. Я юркнул вслед за ним в автобус, мысленно наблюдая, как он стащил у пожилой женщины из сумочки бумажник и мобильный телефон. Ему вскоре предстоит сильно удивиться, когда он не обнаружит у себя украденного – вещи были у меня еще до следующей остановки, на которой он сошел. А еще через три минуты благополучно и незаметно вернулись в сумку ничего не подозревающей хозяйки. Мелочь, но приятно - благодаря мне женщине не придется голодать или одалживать у знакомых деньги. А мое существование внезапно обрело смысл. И мысли мои целых полчаса были заняты выслеживанием и спасением, а не воспоминаниями о Белле.

Я тряхнул головой, снова занимая позицию на крыше. На этот раз моей жертвой стал мужчина лет сорока, вовсе не преступник – алкоголик. Вечная причина пожаров – незатушенная сигарета – свисала с его расслабленных пальцев, и пепел падал на старый ковер, пока алкоголик сладко спал, похрапывая. Запах тлеющего ворса и привлек мое внимание. Двигаясь как можно быстрее по шершавой стене, я проник в раскрытое окно как раз тогда, когда сигарета упала вниз, и показались первые язычки пламени. Я пришел вовремя, чтобы предотвратить трагедию. Коротко раздавил огонь ногой, притоптал и, убедившись, что пожар не случится, покинул квартиру незамеченным.

Четверо студентов стали моими новыми жертвами. Молодые нацисты, только недавно пошедшие по преступному пути – за ними не значилось ничего, кроме мелких правонарушений. Я мог остановить их, если бы они не находились на оживленной улице, донимая нищего китайца, по несчастливой случайности открывшего маленький ресторанчик именно на той улице, где они живут. Распаляясь, молокососы шестнадцати и пятнадцати лет выкрикивали оскорбления, унижали низкорослого мужчину с глазами-щелочками, толкая его в грудь, собирались разгромить его скромное заведение битами. Я уже собирался спрыгнуть вниз и действовать по обстоятельствам, когда высокое сопрано обвинительно прозвучало за моей спиной:
- И что же ты намереваешься делать?!

Вздрогнув, я обернулся. Ну конечно, это было дело времени, когда Элис появится здесь. Небось вылетела из университета еще до того, как ее занятия закончились, только бы успеть остановить меня.

С улицы раздался звон первого битого стекла, и я нетерпеливо напряг мышцы, намереваясь прыгать. Властная рука совсем не по-женски опустилась на мое плечо, и я зарычал, вырываясь и отпрыгивая в сторону. Элис смотрела на меня гневно, подняв указательный палец вверх:
- Раз уж ты больше не собираешься полагаться на мои видения, прислушайся хотя бы к звуку сирен! Я вызвала полицию!

Крики на улице прервались воем полицейской машины, визгом шин, приказами сдаться и обреченными мыслями пойманных подростков, которых ждет наказание за нападение и разгром. Я расслабился, прислушиваясь. Китаец был спасен. Но я был разочарован вмешательством Элис – я сам хотел спасти его.

Развернулся и, ни слова не говоря, умчался по крышам прочь, подальше от назойливой ясновидящей. Когда-то я мечтал, чтобы она помогала мне в моем геройстве, направляла с помощью видений, теперь же я хотел работать в гордом одиночестве. Мне не нужен был никто, а тем более цербер, контролирующий каждый шаг. Я не собирался намеренно подвергать себя опасности, но если придется, если от меня будет зависеть жизнь человека¸ я готов рискнуть. Всегда, еще до обращения, я ставил чужую жизнь превыше собственной, это не имело никакого отношения к намеренному желанию умереть. Просто я был защитником по своей сути, и если бы думал о собственной безопасности, плохой из меня вышел бы спасатель. Если Вольтури станет интересно, что тут происходит, пусть приходят. Я спасу столько людей, сколько успею, зато мое существование не будет напрасным, бессмысленным и пустым.

Моими следующими жертвами стали грабители. Крошечный ювелирный магазин в нищем районе, где и поживиться-то было особо нечем, кроме дешевых безделушек, располагался на пересечении торговой улицы и жилого переулка. И снова подростки. Правда, на этот раз ворующие не первый год и входящие в местную известную банду преступников, промышляющих грабежами. Полиция неоднократно ловила их, но возраст подростков не позволял органам порядка привлечь малолетних негодяев к суду. За их спинами стояли старшие представители банды, предпочитавшие посылать «на дело» малолеток, которых нельзя было посадить в тюрьму. Отвратительно, и я поставил галочку в своей голове, намереваясь заняться остальной частью банды позже. Скоро в этом городе преступность резко сократится.

- Эдвард, - тихо позвала Элис позади меня, и я снова зарычал, раздраженный ее назойливым вниманием. – Пожалуйста, позволь просто помочь тебе…

Ее рука снова легла на мое плечо, удерживая на месте.

- Ты же отказалась помогать мне, помнишь? – процедил я, не поворачиваясь, наблюдая, как подростки в масках входят внутрь.
- Я же вижу, что это занятие положительно влияет на тебя, поэтому буду рада оказывать тебе помощь, - парировала она, указывая вниз, и мы стремительно спустились по лестнице, через мгновение слившись с толпой, словно обычные прохожие.

Чуть-чуть не доходя до магазинчика, Элис сжала мое запястье рукой. Ее взгляд был пустым, она смотрела в будущее, и мне пришлось неохотно последовать за ней. Я уже столько дней прятался от мыслей своей семьи, что было непривычно вновь в них оказаться. В голове одаренной сестры вертелись варианты: мы входим, пытаемся заговорить, и я получаю шальную пулю в грудь, разоблачая себя перед свидетелями… мы входим, пытаемся заговорить, я избегаю пули, но свидетели видят мое слишком быстрое для человека перемещение… мы входим, не пытаясь поговорить, двигаемся так быстро, что остаемся незамеченными для человеческих глаз; Элис укладывает преступников одного за другим точными ударами в висок… Я мотаю головой, корректируя ее идею по-своему – на шее любого человека есть точка, с помощью которой его можно лишить сознания, не навредив физически. Элис тут же кивает.

- Иди! – шепчет она, доставая телефон. – А я позвоню в полицию.

Я влетел в ювелирный магазинчик на вампирской скорости. На мое счастье, все свидетели лежали на полу лицом вниз, трое подростков стояли с пистолетами наготове, один обчищал витрины, складывая награбленное в большой непрозрачный мешок. Идеально для меня. Хватило нескольких секунд, чтобы в полной тишине уложить троих бандитов на пол рядом с раскрытой кассой. Четвертого я оставил там, где он был – рядом с мешком. Спустя секунд пятнадцать я нашел Элис в тени арки, где она только-только закрывала телефон. В ее голове наш общий план прекрасно сработал: я видел образы покупателей, с удивлением взирающих на бессознательные тела; видел преступников, взятых с поличным на месте преступления. Широко улыбнувшись, я дал Элис «пять», и она с удовольствием ударила меня в ладонь.

- Ну, кто следующий? – весело подмигнула она; кажется, ей тоже понравилось играть в супергероя. Наконец-то ее способностям нашлось применение.

***

Я не хотел думать о дне свадьбы. Каждый прожитый час приближал этот страшный миг, когда я уже точно, окончательно и бесповоротно потеряю Беллу. Я не мог даже мысли допустить о том, что она физически и душевно будет принадлежать другому, но этот факт был словно червяк, ползающий по моему мозгу и разъедающий его.

Поначалу это событие казалось далеким, чтобы морально примириться с потерей. Фактически Белла мне не принадлежала уже более полутора лет, но до этого месяца я жил приятной иллюзией приближающегося дня встречи. Я обманул самого себя, позволил надежде цвести во мне, и теперь горько расплачивался за свое заблуждение. Я не был нужен Белле.

Если бы она хотела меня, родила бы ребенка от кого-то другого?

Если бы она ждала меня, спешила бы выйти замуж? Особенно после того, как Элис перед Рождеством в письме написала, что я скоро приду?

Я опоздал. А может, я заблуждался с самого начала, и всё было иллюзией? Она никогда не любила меня – не так сильно, как я ее. Наши отношения не были особенными. Иначе как объяснить то, насколько легко она отказалась от нашего общего счастья, заменила меня сначала одним мужчиной, а потом другим? Было больно признать факт, что она обычная женщина, как и все. Слишком поздно я понял, что до сих пор необоснованно обожествлял ее.

Семья разделилась на два лагеря. Розали и я были категорически против какого бы то ни было вмешательство в жизнь Беллы. Эммет и Эсми настойчиво твердили, что я рано сдался, и должен поговорить с Беллой хотя бы один раз. Элис и Джаспер сохраняли осторожный нейтралитет, старались не злить меня, но на самом деле были на стороне большинства.

Даже Карлайл оказался противником моего убеждения.
- Я всегда был на твоей стороне, ты знаешь, - начал он в один из дней, когда я заглянул в его библиотеку в поисках книги, чтобы уединиться в своей комнате до тех пор, пока Элис не закончит занятия в университете, и мы не отправимся на нашу общую ночную «охоту». – Но сейчас настал такой момент, когда я чувствую необходимость прояснить свою точку зрения.

Я не повернулся, делая вид, что занят выбором книг. Карлайл, приняв мое молчание за согласие поговорить, продолжил:
- Вы все мои дети, вне зависимости от того, родные или нет. И вы все взрослые, можете принимать самостоятельные решения. Я никогда не навязывал вам свое мнение. Единственное мое преимущество перед вами – это опыт. Я старше лишь потому, что прожил более долгую жизнь. Возможно, поэтому мне так повезло стать для вас авторитетом. Отцом.

Я открыл аннотацию в книге, но на самом деле слушал, а не читал. Трудно было возражать, что мнение Карлайла, даже если кто-то не согласен с ним, всегда было наиболее весомым в этой семье. И становилось оно таковым естественным образом, без принуждения и авторитаризма.

- Я всегда уважал любые ваши решения. Направлял, возможно… но не указывал, и тем более не принуждал. Двадцать четыре года назад я позволил своему сыну поступить так, как он считал правильным. Я принял его точку зрения, не споря с ней… - голос Карлайла дрогнул, а я напрягся до кончиков ног: он говорил обо мне.

- Не было правых и виноватых в той непростой истории. Он хотел спасти душу. Обладай я его волей, на его месте, возможно, поступил бы так же. Но потом я много раз сожалел, что не сделал по-своему – не обратил ее для сына… против его воли, по её просьбе. Знаю, он бы злился на меня за это… возможно, проклинал всю оставшуюся вечность, но он был бы жив. И – я точно знаю это – был бы счастлив. Этого хочет любой отец, если он любит своего ребенка.

Мой желудок свернулся в узел на этих словах. Я видел, что Карлайл искренне переживает за меня, но о любви было сказано впервые. Не то чтобы я не знал этого раньше, просто произнесенные вслух слова сразу обретали значимость. То, что Карлайл говорил о прошлом Эдварде отвлеченно от моей персоны, нисколько меня не обмануло. Слова о любви относились и ко мне. Ведь в мыслях семьи я-прошлый и я-нынешний давно слились в неделимое целое.

- И сейчас я стою на сложном перепутье. То ли, как я всегда считал правильным, довериться твоему решению, приняв его за верное. То ли мне самому найти способ с Мелиссой поговорить…

Я резко выдохнул, захлопывая книгу. Несмотря на вспыхнувшее внутри меня возмущение, что все так назойливо требуют от меня того, от чего больше года пытались отговорить, я ощутил и мимолетную надежду: а вдруг у Карлайла получится?

Но затем я вспомнил разговор в больнице, когда Карлайл настойчиво предлагал девушке помощь, мягко убеждал, и она не согласилась. Вряд ли за полтора года она изменила свое решение. И поспешное замужество лишний раз подтверждало, что меня в ее жизни больше нет. Нет смысла беспокоить девушку накануне счастливой свадьбы.

- Эти ситуации отличаются, - глухо сказал я, возвращая книгу на полку, но не поворачивая головы. – Белла хотела быть со мной, просила, чтобы ее обратили. Мелисса неоднократно высказала противоположное пожелание. Сколько раз она должна сказать вам «нет», чтобы вы поверили?!

Карлайл вздохнул. Я не хотел быть в его мыслях, но он молчал, и это был единственный способ узнать, о чем он думает.

Переживания Карлайла всегда тяжело мной воспринимались. Его чувства были предельно открытыми, невероятно искренними, оттого, наверное, было нелегко игнорировать его боль за всех нас, за каждого в отдельности и за семью в целом. Карлайл волновался, что вновь сделал меня бессмертным напрасно. Он думал о том, какой же злой рок постоянно обрекает меня на одиночество? Он отчаянно хотел подарить мне счастливую вечность, вспоминал, что только надежда помогла ему принять решение обратить меня, и теперь вновь задумался об ошибке. Он был в растерянности. Не знал, как правильно поступить. Устал ошибаться.

«Он всегда показывал исключительную проницательность. Может, иногда и кажется, что он перегибает палку, но в конечном итоге всегда оказывается прав. Значит ли это, что я должен довериться его суждению? Или попробовать хоть раз в жизни настоять на своем, воспользоваться своим авторитетом, чтобы вынудить его принять другое решение? Станет ли он слушать? Может, мне не следует сообщать ему, если я все же решу поговорить с ней сам? Будет ли это правильно, если это не то, чего он хочет?»

Я сжал в руках книгу, едва не порвав ее, но мысли Карлайла уже поменяли направление:

«Какой невероятной силой воли он обладает. Я же вижу, он собирается сохранить свою жизнь… ради нас. Но какой ценой? Его самопожертвование уникально. И я буду остаток вечности ненавидеть себя за то, как он несчастен. За что судьба так неблагосклонна к нему? Я уже сто лет его знаю. Разве за целый век он не заслужил право на счастье?»

Карлайл умел быть убедительным. Я не хотел говорить с Беллой, но невольно начинал испытывать сомнения, когда читал мысленные переживания Карлайла. Не потому, что передумал. Но потому, что мне не хотелось причинять отцу боль.

- Может, мы сможем найти компромисс в данной ситуации? – предложил Карлайл, когда я поспешно сбежал из его мыслей, пока его терзания не разрушили мою уверенность. – Я не предлагаю тебе передумать. Но, может быть, ты согласишься на единственный разговор? Просто один раз поговори с ней, ради себя… ради меня?
- Нет, - резковато ответил я, упрямо поджимая губы. Может, я был неправ, но смутное, незнакомое чувство не позволяло мне согласиться с Карлайлом. Я больше не хотел с Беллой говорить. Слишком поздно.
- Если она забыла тебя, - продолжил он, - то ты не причинишь ей никакого вреда одним разговором.
- Нет, - повторил я твердо.
- Я не узнаю тебя, - вздохнул Карлайл, слегка разводя руками. – Ты так стремился к ней, ничто тебя не останавливало. Ты давно знал, что она оставила тебя, отказалась, но это никак не влияло на твое решение вновь ее увидеть. Что изменилось сейчас?

Я на секунду представил, как появляюсь в спальне Мелиссы и вижу, что в кровати она спит не одна. Эта картина перевернула все мои внутренности в почти забытом вместе с моей человечностью чувстве. Тошнота.

- Она выходит замуж, - сквозь зубы напомнил я. Какой смысл в разговоре, если она любит другого? Чтобы еще раз услышать отказ, вежливый, или даже не очень? Униженно кивая, лицемерно пожелать ей счастья и ни с чем уйти? Я не мазохист, чтобы совершать подобное.
- Ты злишься за это на нее? – удивленно спросил Карлайл, и я взглянул на него сурово. – Что это, Эдвард? Обычная обида останавливает тебя? Быть может, ревность?

Мой рот приоткрылся в шоке, когда Карлайл вслух обозначил то, в чем я не хотел признаваться даже самому себе. Меня поразило, что он понял мои чувства даже прежде, чем я осознал их сам. Но от этого они не стали менее болезненными.

- Это не важно, - покачал головой я, сохраняя внешнюю невозмутимость, хотя внутри меня бушевало пламя - противоречивый клубок из сомнений¸ боли, неразделенной любви, тоски, злости, горечи, отчаяния… и да, обиды. Выхватил первую попавшуюся книгу со стеллажа, не разбирая, что это, и направился к дверям, удивленно вздрогнув, когда вместе с книгой до меня донесся слабый запах моей Беллы, как будто она держала эту книгу в руках. Или это мое воображение подыграло? Я даже втянул носом воздух повторно, изучая переплет, но ничего не почувствовал. – Я принял решение. – И вылетел за дверь.

***
Продолжение >>>

Источник: http://robsten.ru/forum/20-773-1