ИЗМЕНЕНИЕ

Потом-то я передумал.

Огонь в руке был не так и ужасен – да, он был худшим из всего, что я когда-либо чувствовал – до этого момента. Но не шёл в сравнение с огнём во всём теле.

Я умолял её положить этому конец. Уверял её, что на самом деле хочу только этого – чтобы меня перестали сжигать. Ничего другого.

Я слышал, как Арчи заверял её, что все говорят одно и то же. Напоминал, что она тоже просила Карин убить её. Заверял, что в расчёт принимается только первое моё решение.

Я помню, как в какой-то момент велел ему заткнуться.

Кажется, он извинился.

Но по большей части было трудно обращать внимание на что-либо ещё, кроме огня. Знаю, что меня перемещали. Мне показалось, что я долго-долго лежал на покрытых кровью и рвотой досках пола, но правильно оценивать течение времени было трудно. Иногда Карин говорила что-нибудь, и было такое чувство, что Арчи отвечает ей спустя год; но, вероятно, это просто огонь делал из секунд годы.

А потом меня кто-то понёс. В течение длившейся год секунды я видел солнце – оно выглядело бледным и прохладным. Затем всё погрузилось во тьму. Тьма длилась долго.

Я всё ещё мог видеть Эдит. Её руки обнимали меня, моё лицо было рядом с её лицом, одна из её ладоней – на моей щеке. Арчи тоже был рядом. Кажется, он держал мои ноги.

Когда я кричал, она просила прощения. Снова и снова, и опять. Я старался не кричать. Это не помогало. Не было ни избавления, ни облегчения. Огонь не волновало, что я делаю. Он просто горел.

Когда мне удавалось сфокусировать взгляд, я видел, что по лицу Эдит движутся слабые огни, хотя вокруг её головы была сплошная чернота. Кроме моего и её голоса, единственным звуком был постоянный низкий гул. Иногда он становился громче, а затем вновь делался тихим.

Я не понимал, что снова нахожусь в чёрной машине, пока она не остановилась. Я не слышал, как открывалась дверь, но меня ослепила внезапная вспышка света. Должно быть, я отшатнулся от неё, потому что Эдит успокоительно зашептала мне в ухо:

- Мы просто остановились, чтобы залить в бак бензин. Мы скоро будем дома, Бо. Ты так хорошо справляешься. Это скоро закончится. Прости меня.

Я не чувствовал прикосновения её ладони к моему лицу – касание должно было быть прохладным, но прохлады больше не существовало. Я пытался нащупать её руку, но не мог сказать точно, что происходит с моими конечностями. Думаю, Эдит и Арчи удерживали меня в неподвижности. Эдит догадалась, чего я хочу. Она взяла мою ладонь, поднесла её к своим губам и не отпускала. Мне было жаль, что я не могу это чувствовать. Я продолжал пытаться пожать её руку, не чувствуя своих мышц, не зная, как ими управлять. Возможно, у меня получилось.

Становилось всё темнее. В конце концов я перестал её видеть. Внутри машины было черно как в печной трубе – хоть закрывай глаза, хоть открывай, разницы никакой. Я начал паниковать. Огонь превратил ночь в камеру сенсорной депривации: я не чувствовал ничего кроме боли — ни сидения под собой, ни Арчи, удерживающего мои ноги, ни Эдит, держащей мою голову, мою ладонь. Я был один на один с огнём, в котором горел, и я был в ужасе.

Не знаю, какие звуки я должен был издавать – к тому времени я лишился голоса, может, сорвал криками, а может, мой голосовой аппарат обгорел в огне до состояния непригодности, уж и не знаю – но у моего уха вновь зазвучал голос Эдит:

- Я здесь, Бо, я рядом. Ты не один. Я не оставлю тебя. Я буду здесь. Слушай мой голос. Я здесь, я с тобой…

Её голос меня успокоил – прогнал если и не боль, то хотя бы панику. Я слушал, стараясь дышать неглубоко – так мне было лучше слышно её. Кричать больше не требовалось. Уничтожавший меня пожар не стихал – только усиливался, но я начал к нему привыкать. Он был всем, что я мог чувствовать, но не всем, о чём я мог думать.

- Я никогда не хотела этого для тебя, Бо, – продолжала Эдит. – Я отдала бы всё что угодно, лишь бы избавить тебя от этого. Я наделала столько ошибок. Я должна была избегать тебя с первого дня. Я никогда не должна была возвращаться обратно. Я разрушила твою жизнь, я отняла у тебя всё… – Судя по звукам, она снова зарыдала.

- Нет, – попытался сказать я, но не уверен, что в тот момент мой рот способен был произнести хоть слово.

- Возможно, прошло уже достаточно времени, и он способен будет это вспомнить, – мягко сказал Арчи.

- Надеюсь, – дрожащим голосом сказала Эдит.

- Я просто хочу сказать, что ты можешь использовать время более продуктивно. Он ещё так много всего не знает.

- Ты прав, ты прав. – Она вздохнула. – Так с чего начать?

- Можешь объяснить насчёт чувства жажды, – предложил Арчи. – Когда я проснулся, это было самым трудным. И мы будем ожидать от него многого.

В ответ Эдит процедила сквозь зубы:
- Я не буду его к этому принуждать. Он это не выбирал. Он свободен стать тем, чем захочет.

- Ха, – сказал Арчи. – Ты же его знаешь, Эдит. Другой путь – не для него, и он его не выберет. Видишь? С ним всё будет хорошо.

Пока она просматривала какие-то видения в голове Арчи, было тихо. Хоть я и понимал причину молчания, но всё же оно оставило меня один на один с огнём. Я снова запаниковал.

- Я здесь, Бо, я здесь. Не бойся. – Она глубоко вздохнула. – Я буду продолжать говорить. Тебе столько всего нужно узнать. Во-первых, когда закончится это, и ты станешь… новичком, ты не будешь с самого начала точно таким же, как я. У молодых вампиров есть свои особенности, и самое трудное, чему приходится противостоять – это жажда. Ты будешь страдать от жажды – постоянно, непрерывно. Некоторое время ты не сможешь думать почти ни о чём, кроме неё. Может, год, может, два. У всех по-разному. Как только закончится превращение, я поведу тебя на охоту. Ты же хотел увидеть охоту, верно? Мы возьмём с собой Элеонору, так что ты увидишь её медвежью грацию. – Смешок, краткий, тихий и невеселый. – Если ты решишь… если ты захочешь жить так же, как мы, это будет трудно. Особенно поначалу. Это может быть слишком трудно, и я понимаю это. Мы все понимаем. Если ты захочешь попробовать поступить так, как когда-то поступила я, то я пойду с тобой. Я смогу рассказать тебе, кто из людей – чудовище. Варианты есть. Как ты захочешь, так и поступишь. Если…  если ты не захочешь, чтобы я была с тобой, я и это тоже пойму, Бо. Клянусь, что не буду тебя преследовать, если ты скажешь мне не…

- Нет, – выдавил я. На этот раз я себя услышал, поэтому знал, что я смог это произнести.

- Сейчас тебе не нужно больше принимать никаких решений. Для этого ещё будёт время. Просто знай, что я с уважением отнесусь к любому решению, которое ты примешь. – Она снова тяжело вздохнула. – Я должна, вероятно, предупредить тебя о глазах. Они больше не будут синими. – Ещё одно полу-рыдание. – Но не бойся. Они недолго будут такими яркими. Хотя это, наверное, такая мелочь…   Я должна сосредоточиться на самом важном. На трудном… на самом ужасном. Ох, Бо, мне так жаль. Ты больше не сможешь увидеть отца и мать. Это небезопасно. Ты можешь причинить им вред – ты не сможешь с этим справиться. И…  есть правила. Правила, которыми связана я, как твой создатель. Если ты вырвешься из-под контроля, мы оба будем считаться ответственными за это. Ох… – У неё перехватило дыхание. – Он ещё столько всего не знает, Арчи.

- Время у нас есть, Эдит. Просто расслабься. Не торопись.

Я услышал, как она снова вздохнула.

- Правила, – сказала она. – Тысяча разнообразных вариаций одного и того же правила: существование вампиров должно держаться в секрете. Это означает, что новорожденных вампиров нужно контролировать. Я буду учить тебя… со мной ты будешь в безопасности, обещаю. – Ещё один вздох. – И нельзя никому рассказывать о том, кто ты такой. Я нарушила это правило. Не думала, что это причинит тебе вред… что это когда-нибудь обнаружится. Мне следовало знать, что просто быть с тобою рядом означает в итоге принести тебе гибель. Мне следовало знать, что я разрушу твою жизнь… что я сама себя обманываю, считая, будто возможен какой-то иной вариант. Я сделала все неправильно…

- Ты опять соскальзываешь с информирования на самобичевание, Эдит.

- Верно, верно. – Глубокий вздох. – Бо. Ты помнишь картину в кабинете Карин… тех «ночных покровителей искусств», о которых я тебе тогда рассказывала? Их называют Вольтури – они…  они, за неимением лучшего слова, полиция нашего мира. Чуть погодя я расскажу тебе о них немного больше – сейчас тебе просто следует знать, что они существуют, и это объяснение, почему тебе нельзя сообщить Чарли или матери, где ты находишься. Ты не сможешь больше поговорить с родителями, Бо. – Её напряжённый голос повысился, будто готов был вот-вот сорваться. – Это лучше всего…  у нас нет особого выбора, кроме как позволить им думать, что ты мёртв. Мне очень жаль. Ты даже не смог попрощаться с ними. Это несправедливо!

Последовала длинная пауза, во время которой я мог слышать её неровное, сбившееся дыхание.

- Почему бы тебе не вернуться к рассказу о Вольтури? – предложил Арчи. – Больше информации и меньше эмоций.

- Ты прав, – шёпотом повторила она. – Готов услышать новый вариант мировой истории, Бо?

Она говорила всю ночь напролёт, пока не взошло солнце, и я вновь не увидел её лицо. Она рассказывала мне истории, похожие на страшные сказки. Контуры этого столь большого мира я начинал в общих чертах уяснять, но понимал, что полностью осознать его размеры получится далеко не сразу.

Она рассказала мне о тех, кого я видел изображёнными на картине вместе с Карин – о Вольтури. Как в микенский период [культурный период в истории доисторической Греции с 16 по 11 век до н. э.], они объединили усилия и начали тысячелетнюю кампанию по созиданию мира и порядка в царстве вампиров. Как сначала их было шестеро. Как в результате предательств и убийств это число сократилось вдвое. Некто по имени Аро убил свою сестру – она была женой его лучшего друга. Этим лучшим другом был Маркус – тот мужчина, что на картине стоял рядом с Карин. Жена Аро, Сульпиция (на картине – женщина с тёмными кудрями), была единственной свидетельницей этого преступления. Она сообщила об этом Маркусу и их воинам. Были сомнения относительно того, как поступить – у Аро был очень мощный сверхъестественный дар, похожий на дар Эдит, только больше, как она сказала – и Вольтури сомневались, что смогут обходиться без него. Но Сульпиция нашла юную девушку – Меле (ту, кого Эдит называла служанкой и воришкой), у которой был собственный уникальный дар – способность захватывать дар другого вампира. Она не могла использовать украденный дар сама, зато могла передать его кому-то другому – тому, до кого она дотронется. После того, как Сульпиция заставила Меле передать ей дар Аро, Маркус казнил его. Стоило Сульпиции обрести дар своего мужа, как она выяснила, что третий мужчина из их группы знал о заговоре. Его тоже казнили, а его жена – Aфенoдoрa – присоединилась к Сульпиции и Маркусу, чтобы возглавить их воинов. Они свергли тех вампиров, которые терроризировали Европу, а затем тех, что поработили Египет. Придя к власти, они создали правила, которые сохраняли мир вампиров в безопасности, скрытым от людей.

Я вслушивался как мог. Это не отвлекало от боли – от неё было не спасения. Но лучше было думать об этом, чем об огне.

Эдит сказала, что это Вольтури сочинили все легенды о крестах, святой воде и зеркалах. Век за веком они придавали всем историям о вампирах сказочный налёт. Они продолжали делать это и сейчас. Либо вампиры скрываются от остального мира,  либо… наступают последствия.

Вот почему я не мог пойти в папин дом и позволить ему увидеть свои глаза, которые, как сказала Эдит, станут яркими. Не мог поехать во Флориду, чтобы обнять маму, и дать ей знать, что я не мёртв. Не мог даже позвонить ей и объяснить то непонятное сообщение, которое оставил на её автоответчике. Стоило хоть чему-то появиться в новостях, стоило распространиться любым слухам о чём-то необычном, как могли явиться воины Вольтури и затеять расследование.

Я должен был исчезнуть тихо.

Выносить боль от огня было тяжелее, чем слушать это. Но я знал, что так будет не всегда. Скоро именно это станет причинять самую сильную боль.

Рассказ Эдит быстро продвигался вперёд – она рассказала мне об их друзьях из Канады, следовавших тем же путём. Три белокурых русских брата и два вампира из Испании были Калленам ближе всех. Она рассказала мне, что двое из них обладали сверхъестественными способностями: Кирилл мог делать что-то, связанное с электричеством, а Елена – распознавать талант каждого встреченного ею вампира.

Она рассказала мне о других друзьях, живущих в самых разных местах. В Ирландии, Бразилии, Египте. Столько имен. В конце концов Арчи снова перебил её и велел выбирать самое важное.

Эдит рассказала мне, что я никогда не постарею. Что мне всегда будет семнадцать, как ей. Что мир вокруг меня будет меняться, а я буду помнить всё и никогда не забуду ни единой секунды.

Она рассказала мне о жизни Калленов – как они переезжали с одного пасмурного места на другое. Эрнест восстанавливал для них какой-нибудь дом. Арчи инвестировал их активы самым выгодным образом. Они придумывали легенду, объясняющую их взаимоотношения, и Джессамина сочиняла каждому из них новые имена и новое прошлое, подтверждённое документами. Карин устраивалась работать в какую-нибудь больницу с новым дипломом или возвращалась в медицинскую школу, чтобы изучить какую-нибудь новую сферу медицины. Если место казалось им многообещающим, то более молодые Каллены притворялись ещё моложе, чем были, чтобы иметь возможность пожить там подольше.

Когда время моего пребывания в вампирах-новичках закончится, я смогу вернуться в школу. Но образование я могу и не прерывать. Передо мной было много времени и способность навсегда запоминать всё прочитанное и прослушанное.

Я больше никогда не усну.

Еда станет мне отвратительна. Я никогда больше не испытаю голод, только жажду.

Никогда не заболею. Никогда не почувствую себя усталым.

Я смогу бегать быстрее гоночного автомобиля. Стану сильнее любого из живущих на планете видов.

Мне не обязательно будет дышать.

Я смогу видеть гораздо больше, услышу даже малейший звук.

Завтра или послезавтра моё сердце перестанет биться и не забьётся уже никогда.

Я стану вампиром.

Благодаря горению я слушал все эти вещи как бы со стороны, издалека. Это позволяло мне воспринимать то, что она говорила, без эмоций. Я знал, что время для эмоций придёт потом.

Когда вновь стало темнеть, наша поездка завершилась. Словно ребёнка, Эдит внесла меня в дом и села рядом со мной в большой комнате. Чёрная тьма вокруг её лица постепенно сменилась белым светом. Теперь я видел её намного яснее, причиной чему, как я думал, был не только свет.

В её глазах отразилось моё лицо, и я с удивлением увидел, что оно выглядит именно как лицо, пусть и искажённое страданием, а не как обгоревшая головёшка. Так что, возможно, в реальности я не был той кучкой пепла, которой себя ощущал.

Она рассказывала мне истории, чтобы заполнить время, а остальные присоединялись в свой черёд, помогая ей. Карин села рядом со мной на пол и рассказала удивительнейшую историю о семье Джулс – что её прабабушка действительно была оборотнем. Все истории, над которыми Джулс когда-то смеялась, оказались чистейшей правдой. Карин рассказала, что обещала им никогда больше не кусать людей. Это было частью соглашения между ними, соглашения, запрещавшего Калленам приближаться к океану к западу от Форкса.

Джессамина в конце концов рассказала мне свою историю. Полагаю, она решила, что теперь я готов. Я слушал и радовался, что мои эмоции в этот момент похоронены под огнём. Внезапно похищенная создавшим её мужчиной, она тоже потеряла семью. Она рассказала мне об армии, к которой принадлежала, о той убийственной мясорубке, в которой жила, а затем сбежала. Рассказала о том дне, когда Арчи позволил ей найти его.

Эрнест рассказал мне о том, как пришла к концу и закончилась самоубийством его человеческая жизнь – о неуравновешенной жене-алкоголичке и о дочери, которую он любил больше собственной души. Он рассказал мне о той ночи, когда его жена, держа на руках маленькую дочь, спрыгнула со скалы в приступе алкогольной горячки, и как единственным, что он способен был после этого сделать – это последовать за ними. Затем он рассказал мне, как после пережитой боли перед ним предстала красивейшая из женщин в одежде медсестры; как он узнал в ней медсестру, которую встречал раньше, в более счастливые времена, в детстве – и с той поры она ничуть не состарилась.

Элеонора рассказала мне, как на неё напал медведь, а затем она увидела ангела, который унёс её не на небеса, а к Карин. Она рассказала мне, как сначала думала, что попала в ад – и на то были все основания, признала она – а затем, в конце концов, оказалась на небесах.

Именно она рассказала мне, что рыжий сбежал. После того единственного раза, когда он забрался в дом Чарли, он больше не приближался к папе. Когда мы все вернулись в Форкс, Элеонора, Ройал и Джессамина прошли по его следу так далеко, как только смогли; след оборвался в районе моря Селиш, и они не нашли места, где бы рыжий вновь вышел на сушу. Судя по всему, он понял, что Джосс проиграла, и ему умнее всего будет исчезнуть, поэтому прыгнул в Тихий океан и вплавь добрался до другого континента.

Даже до Ройала дошла очередь. Он рассказал мне о том, как жил в суетной поглощённости вещами и желаниями. Рассказал о единственной дочери одного влиятельного человека (в то время Ройал не совсем понимал, где истоки его влиятельности) – он планировал жениться на этой девушке и перенять дело её отца. Как эта дочь-красавица в угоду своему отцу притворялась, что любит Ройала, а затем – громко смеялась, глядя, как её возлюбленный из конкурирующего преступного клана избивает его до смерти. Рассказал о том, как отомстил. Ройал был наименее осторожен в словах. Он рассказал мне о том, как потерял своих близких – и о том, что ничто из обретённого им не стоило этой потери.

Эдит прошептала имя Элеоноры; он что-то коротко проворчал и ушёл.

Наверное, именно во время рассказа Ройала или Элеоноры Арчи отсмотрел видео, снятое Джосс в танцевальной студии. Когда Ройал ушёл, Арчи занял его место. Сначала я не совсем понимал, что они с Эдит обсуждают, поскольку вслух говорила одна только Эдит, но в конечном счете я ухватил суть. Арчи вёл поиски в интернете, стараясь сузить список мест, где его могли держать, когда он был человеком. Я был рад, что он вроде бы не упоминал ничего другого из видеозаписи – разговор крутился в основном вокруг его человеческого прошлого. Я пытался вспомнить, как использовать голос – чтобы остановить его, если он попытается сказать что-нибудь насчёт остальной части записи. Я надеялся, что у Арчи хватило ума уничтожить запись прежде, чем Эдит смогла посмотреть.

Истории, которые я слушал, помогали мне обдумывать другие вещи, готовить себя к ним, пока огонь горел, но я мог уделять им лишь часть своего внимания. Мой ум методично фиксировал и классифицировал новые разновидности огня. Поразительно, как отчётливо ощущал я каждый дюйм своей кожи, каждый её миллиметр. Словно мог чувствовать, как сгорает каждая клетка тела в отдельности. Мог чувствовать различие между болью в лёгких и ощущением огня в ступнях, пламенем внутри глазных яблок и раскалённым прутом в позвоночнике. Каждый тип мучений явственно ощущался мной отдельно от других.

Я слышал, как гулко бýхает моё сердце – звук казался очень громким. Словно оно было подключено к усилителю. Я слышал и другие звуки тоже. В основном это был голос Эдит, иногда разговаривали другие – хотя я не мог их видеть. Однажды зазвучала музыка, но я не знал, откуда она доносилась.

Казалось, что на том диване, положив голову на колени Эдит, я пролежал несколько лет. Ярко горел свет, так что я не знал, ночь это или день. Но глаза Эдит всё время оставались золотыми, поэтому я предположил, что огонь снова лжёт мне о времени.

Я настолько ясно ощущал каждое нервное окончание в своём теле, что как только что-то изменилось, немедленно это почувствовал.

Началось с пальцев ног. Я перестал ощущать их. Казалось, огонь наконец победил – сжёг дотла некоторые части меня. Эдит сказала, что я изменяюсь, а не умираю, но в тот момент я впал в панику и подумал, что она всё поняла неправильно. Наверное, у меня не получилось превратиться в вампира. Наверное, всё это горение было просто медленным способом умереть. Худшим из способов.

Эдит почувствовала, что я снова запаниковал, и начала, не размыкая губ, напевать мне на ухо. Я постарался увидеть в происходящем что-то позитивное. Если дело шло к смерти, то, по крайней мере, это наконец-то закончится. И если это конец, то, по крайней мере, я проведу остаток жизни в объятиях Эдит.

А потом я понял, что пальцы ног всё ещё на месте – они просто перестали гореть. Что на самом деле огонь уже покинул ступни целиком. Я был рад, что понял это, потому что следующими были кончики пальцев рук. Не было нового повода паниковать, может быть, даже был повод надеяться. Огонь уходил.

Вот только казалось, что он не просто уходил – он… перемещался. Весь огонь, покидавший мои конечности, казалось, стекался в центр тела и там подпитывал собой жгучее пламя, которое разгоралось жарче прежнего.

А я-то думал, что жарче уже не может быть.

Мое сердце уже какое-то время билось очень громко, а теперь сердцебиение стало ускоряться. Казалось, именно сердце стало средоточием огня. Оно всосало в себя пламя из кистей и стоп – боль покинула их, но весь жар и вся боль, многократно возросшие, сконцентрировались в сердце.

- Карин, – позвала Эдит.

Карин вошла в комнату, и удивительным было то, что я это услышал. Эдит и её семья всегда передвигались бесшумно. Но теперь, когда Карин заговорила, я мог, прислушавшись, различить даже тот тихий звук, с которым касались друг друга её губы.

- Ах. Всё почти закончено.

Я хотел бы испытать облегчение от её слов, но мучительная боль в грудной клетке увеличивалась и не давала никакой возможности чувствовать что-либо иное. Я всмотрелся в лице Эдит. Она выглядела более красивой, чем когда-либо – потому что я мог рассмотреть её лучше, чем когда-либо. Но я не мог восхититься этим по-настоящему. Так много боли.

- Эдит? – ахнул я.

- Всё в порядке, Бо. Это заканчивается. Я знаю, прости. Я помню.

Пожар в моём сердце стремительно рос, впитывая в себя огонь из локтей и коленей. Я подумал об Эдит, о том, как она страдала, проходя через это – и смог увидеть всё с другой точки зрения. Эдит в тот момент даже не знала Карин. Не понимала, что с ней происходит. Её не обнимали постоянно руки кого-то из любимых ею людей.

Боль почти ушла отовсюду, кроме грудной клетки. Единственным исключением было горло, но то был какой-то иной огонь… сухой… раздражающий…

Послышались ещё чьи-то шаги, и я был совершенно уверен, что ясно слышу разницу между ними. Решительные, уверенные – определённо, это Элеонора. Более быстрые, более ритмичные – у Арчи. Эрнест – идёт чуть медленнее, чуть осторожнее. А вот и Джессамина – она вошла в комнату и остановилась у входа. За её спиной слышно дыхание – это Ройал, подумал я.

И затем…

- A-a-aх!

Сердце пустилось вскачь с такой скоростью, что его удары слились в почти непрерывный звук, напоминавший стук лопастей вертолётного винта – и казалось, что они вот-вот перемелют мне ребра. В груди вспыхнул огонь, вобравший в себя все остатки пламени в теле, напитавшийся ими и вызвавший самую невыносимую из всех, сжигающую и ошеломляющую вспышку боли. Тело изогнулось так, словно пламя тянуло меня вверх прямо за сердце.

Ощущение было такое, словно внутри меня разыгрывается битва – неистово колотящееся сердце против неистово бушующего огня. Оба сражались из последних сил – и оба проигрывали.

Огонь сжимался, уплотнялся и наконец превратился в шар размером с кулак; жгучая боль сконцентрировалась в сердце и взорвалась последней нестерпимой вспышкой. Сердце ответило на неё низким глухим стуком, дважды запнулось и напоследок ударило вновь, едва слышно.

И наступила полная тишина. Никто не дышал. Даже я.

В первое мгновение всё, что я мог осознавать – это отсутствие боли. Тупое болезненное жжение в пересохшем горле было легко игнорировать, поскольку все остальные части меня были в полном порядке. И это облегчение было невероятным наслаждением.

Затем я с восхищением уставился на Эдит. Казалось, что с моих глаз сняли повязку, которую я носил всю жизнь. Вот это зрелище.

- Бо? – спросила она. Теперь, когда я мог, не отвлекаясь, сосредоточиться на звучании её голоса, его красота показалась мне нереальной. – Это сбивает с толку, я знаю. Ты понемногу привыкнешь.

Да разве к этому можно привыкнуть – слушать такой голос? Смотреть на такое лицо?

- Эдит, – произнёс я и ощутимо вздрогнул от звука собственного голоса. Неужели это сказал я? Звучало не похоже на меня. Звучало не… по-человечьи.

Взволнованный, я собирался протянуть руку и коснуться её лица. В тот самый момент, когда у меня родилось желание её коснуться, моя ладонь уже покоилась у неё на щеке. Просто была там, и всё – и ничего в промежутке: я не заметил, как поднимал руку, как перемещал её.

- Ух ты.

Она накрыла мою ладонь своей, словно хотела удержать её там, и прижалась к ней щекой. Чувство, которое я при этом испытал, было странным – знакомым (мне всегда очень нравилось, когда она так делала, нравилось видеть, что мои прикосновения ей приятны, что-то для неё значат), но в то же самое время – абсолютно иным. Её лицо больше не было холодным. Её ладонь рядом с моей ладонью ощущалась… правильно. Между нами больше не было разницы.

Я заглянул в её глаза, а затем внимательнее присмотрелся к той картине, что отражалась в них.

- Aх-х… – Из горла вырвался ненужный вздох, и я ощутил, как всё моё тело застыло от изумления. Как бы дико ни звучало, но это казалось чем-то естественным – испытав чувство потрясения, взять и замереть, превратившись в статую.

- Что такое, Бо? – Озабоченная, она склонилась ко мне, но это лишь приблизило отражение.

- Глаза? – выдохнул я.

Она вздохнула и сморщила нос.
- Они изменятся,– пообещала она. – Первые полгода я сама себя пугалась, стоило только взглянуть в зеркало.

- Полгода, – пробормотал я. – А потом они будут золотыми как твои?

Она перевела взгляд за спинку дивана – там кто-то стоял. Я хотел сесть и оглядеться, но немного боялся двигаться. Собственное тело казалось чужим.

- Зависит от твоей диеты, Бо – спокойно сказала Карин. – Если будешь охотиться как мы, твои глаза постепенно приобретут такой же цвет. Если нет, глаза будут как у Лорен.

Я решил попробовать сесть.

И снова, как и в прошлый раз, «подумать» означало «сделать». Ни одного промежуточного движения – я уже сидел прямо. Я больше не касался лица Эдит, а она продолжала держать меня за руку.

За диваном стояли они все – стояли, наблюдая за мной. Я абсолютно верно расслышал – ближе всех находилась Карин, за ней располагались Элеонора, Арчи, Эрнест, в дверном проёме стояла Джессамина, из-за её плеча выглядывал Ройал.

Увидев их лица, я вновь испытал потрясение. Если бы мой мозг не обладал теперь настолько… настолько мощными возможностями по сравнению с прежними, я бы забыл, чтó я собирался сказать. Но поскольку всё изменилось, я пришёл в себя довольно быстро.

- Нет, я хочу как вы, – сказал я, обращаясь к Карин. – Так будет правильно.

Карин улыбнулась. Если бы мне требовалось дышать, то сейчас у меня были бы с этим серьёзные трудности.

- Если б это было так легко. Но это благородный выбор. Мы поможем тебе всем, чем только сможем.

Эдит коснулась моей руки.
- Сейчас нам нужно поохотиться, Бо. Это поможет – горло будет болеть не так сильно.

Когда она упомянула про горло, сухое жжение в нём внезапно вышло на первый план. Я сглотнул. Вот только…

- Поохотиться? – спросил мой новый голос. – Я, м-м-м… ну да… вообще-то я никогда в жизни не охотился. Даже на обычной охоте – с ружьями – не бывал, поэтому как-то не уверен, что смогу… В смысле, я же понятия не имею, как это…

Элеонора чуть слышно усмехнулась.

Эдит улыбнулась.
- Я покажу тебе. Это очень легко, очень естественно. Ты же хотел посмотреть, как я охочусь?

- Только мы вдвоём? – уточнил я.

На долю секунды её лицо напряглось, затем вновь расслабилось.
- Конечно. Как тебе угодно. Идём, Бо.

И она оказалась на ногах. Мы по-прежнему держались за руки. Затем на ногах оказался я, и двигаться было настолько просто, что я мысленно удивился: и чего я так боялся попробовать? Стоило мне теперь захотеть, чтобы моё тело что-то сделало – и оно это делало.

Она стремительно переместилась к задней стене зала – стеклянной стене, которая сейчас (поскольку снаружи была ночь) превратилась в отражающую поверхность, и я замер, увидев там отражения двух наших бледных фигур. И вот что было странным: я остановился внезапно, когда Эдит продолжала двигаться, и она всё ещё держала меня за руку; она тянула меня за собой, а я не трогался с места! Я за руку потянул её обратно – и удержал её на месте. Без малейших усилий.

Но эту часть происходящего я отметил лишь уголком своего сознания. Самым примечательным было моё отражение.

Своё лицо я видел нечётко – края расплывались, в фокусе была лишь центральная часть, а именно – глаза. Только их я на самом деле и видел: яркие, почти пылающие… красные – и в этот момент я сфокусировал зрение и рассмотрел всё остальное – лицо целиком, шею, руки.

Если совместить две версии меня – нынешнюю и человеческую, то занимаемое ими пространство было бы одним и тем же. Но при этом все черты стали иными. Более чёткими, более проявленными. Как будто кто-то вырубил изо льда мою статую, но не стал скруглять углы.

Мои глаза… трудно было сконцентрироваться на чём-то ещё помимо их цвета, но, судя по всему, их форма тоже изменилась. Я помнил (пусть и неясно, будто видел это сквозь мутную воду), какими мои глаза были раньше. Нерешительными. Будто бы я всё время сомневался в том, кто я такой. Затем в мою жизнь вошла Эдит (вспоминать то время тоже было трудно, требовались специальные усилия), и внезапно в них появилась решительность.

А уж сейчас мои глаза были не просто решительными – они были беспощадными. Встретив самого себя в тёмном переулке, я ужаснулся бы этой встрече.

Наверное, это правильно. Теперь окружающие и должны меня бояться.

На мне всё ещё были мои испачканные кровью джинсы, но также незнакомая бледно-голубая рубашка. Я не помнил, как меня переодевали, но ясное дело, никто – ни вампир, ни человек – не захочет находиться рядом с кем-то, от кого за версту несёт рвотой.

- Ух ты, – сказал я. Мои глаза встретились с глазами Эдит в зеркале.

Это тоже было странно. Бо в зеркале смотрелся рядом с Эдит… правильно. На своём месте. Не так, как раньше, когда люди могли вообразить только одну причину, по которой она была со мной – жалость.

- Пора, – сказала она.

Я глубоко вздохнул и кивнул.
- Ладно.

Она вновь взяла меня за руку, и я последовал за ней. Менее чем через четверть секунды мы оказались на лужайке с обратной стороны дома, оставив позади стеклянную дверь и лестницу заднего крыльца.

Очень плотные облака не давали увидеть звёзды и луну. За пределами квадрата света, падавшего сквозь стеклянную стену, должна была царить кромешная тьма – но нет. Я видел всё.

- Ух ты, – повторил я. – До чего же круто.

Эдит смотрела на меня так, словно удивлялась моим словам. Неужели она забыла, как сама впервые увидела мир вампирским зрением? А ведь вроде бы говорила, что вампиры ничего не забывают.

- Нам придётся передвигаться лесом, – сказала она мне. – Так, на всякий случай.

Я в общих чертах помнил то, что она рассказывала мне об охоте.
- Верно. Так мы не столкнёмся с людьми. Понял.

И вновь – то же удивленное выражение лица. Промелькнуло, а затем исчезло.

- Следуй за мной, – сказала она.

Она пронеслась по лужайке так быстро, что стала бы невидимкой для моих прежних глаз. Затем сиганула с берега реки вперёд и вверх. Её тело описало над рекой высокую дугу и приземлилось на противоположном берегу среди деревьев.

- Разве я смогу так? – крикнул я ей вслед.

И услышал её смех.
- Честное слово, это легко.

Ну, дела.

Я вздохнул и побежал.

Бег никогда не был моей сильной стороной. Я справлялся, если бежал по ровной поверхности, был достаточно внимателен и смотрел исключительно под ноги. Ладно, если честно, я и тогда мог запутаться в собственных ногах и упасть.

Сейчас всё было совершенно по-другому. Я практически летел – летел над лужайкой, двигался быстрее, чем когда-либо в жизни; но ставить ноги в точности туда, куда нужно, было чрезвычайно просто. Я ощущал и контролировал все свои мышцы, я почти видел их слаженную работу – они делали именно то, чего я от них хотел, в чём нуждался. Достигнув берега реки, я даже не замедлился – оттолкнулся от того же камня, что и она, а затем действительно взлетел. Стремительно рассёк воздух – оставил позади реку, миновал то место в лесу, где приземлилась она, а затем стал приближаться к земле.

На мгновение я запаниковал – когда понял, что даже не подумал о приземлении, но моя рука, казалось, уже знала, как ухватиться за толстую ветвь и развернуть тело, чтобы ноги почти бесшумно коснулись земли.

- Вот это да! – выдохнул я, не веря в происходящее.

Я услышал, как Эдит бежит ко мне между деревьями – звук её шагов уже казался мне таким же знакомым, как собственное дыхание. Я отличил бы её походку от любой другой.

- Надо будет сделать это ещё раз! – сказал я, как только увидел её.

Она притормозила в нескольких футах от меня, и на её лице проступило столь хорошо знакомое мне выражение досады.

Я засмеялся.
- Что ты хочешь знать? Я расскажу тебе.

Она нахмурилась.
- Я не понимаю. Ты…  в очень хорошем настроении.

- О. Это неправильно?

- А разве тебя не мучает нестерпимая жажда?

Вспомнив про жжение в горле, я сглотнул. Это было плохо – но не настолько плохо, как весь тот огонь, который покинул моё тело совсем недавно. Ощущение жжения-жажды не уходило и стало хуже, когда я на нём сосредоточился, но ведь было столько всего другого, на чём ещё я мог и хотел сосредоточиться.
- Да, когда я о ней думаю.

Эдит расправила плечи.
- Если ты хочешь сначала сделать это – то всё нормально. Валяй.

Я посмотрел на неё. Очевидно, я что-то упустил.
- Сделать это? Сделать что?

Секунду она пристально и недоверчиво смотрела на меня. Затем внезапно развела руками.
- Ты знаешь, я действительно думала, что когда твой ум станет больше похож на мой, я смогу его слышать. Видимо, этого не произойдёт никогда.

- Прости.

Она засмеялась, но у смеха был какой-то грустный оттенок.
- Ну, честное слово, Бо. Давай уже.

- Пожалуйста, не могла бы ты дать мне подсказку – о чём мы сейчас говорим?

- Ты хотел, чтобы мы были одни, – сказала она так, будто это что-то объясняло.

- М-м-м, ну да.

- Потому что у тебя было кое-что, что ты хотел мне сказать? – Она снова обхватила себя за плечи и напряглась, словно ждала чего-то плохого.

- О. Ну, наверное, я должен сказать тебе кое-что. То есть я об этом ещё не думал, но да, есть одна важная вещь. – И видя, как расстраивает её недопониманием между нами (в чём бы оно ни состояло), я взял да и выложил всё как на духу. – Я хотел быть с тобой вдвоём, потому что…  ну, я не хотел показаться невежливым, но в то же время не хотел в первый раз охотиться на глазах у Элеоноры, – признался я. – Я полагал, что, скорее всего, сделаю всё неправильно, и хотя я пока что не так уж хорошо знаю Элеонору, но у меня такое чувство, что она бы очень позабавилась на мой счёт.
Её глаза удивлённо распахнулись.
- Ты боялся, что Элеонора будет над тобой смеяться? И это правда всё?

- Правда. Твоя очередь, Эдит. Чего ожидала ты?

Она заколебалась.
- Я думала, что ты, будучи джентльменом, предпочитаешь наорать на меня без свидетелей, а не на глазах у моей семьи.

Я снова замер будто превратился в глыбу льда. Вот интересно, теперь это будет происходить каждый раз, когда меня что-нибудь изумит? Мне потребовалась секунда, чтобы «лёд тронулся».

- Наорать на тебя? – повторил я. – Эдит… ох! Ты говоришь о том же, о чём говорила в машине, правильно? Прости меня за это, мне так…

- Тебе «так жаль»? Чёрт возьми, ты-то сейчас за что извиняешься, Бо Свон?

Она выглядела сердитой. Сердитой и такой красивой. Я понятия не имел, из-за чего она так себя накручивала. Я пожал плечами.
- Я хотел сказать тебе это тогда же, но не смог. То есть, я ведь даже сосредоточиться как следует не мог…

- Конечно же, ты не мог сосредоточиться…

- Эдит! – В один невидимо быстрый шаг я преодолел пространство между нами и положил ладони ей на плечи. – Если будешь и дальше меня прерывать, никогда не узнаешь, что я думаю.

Она сделала усилие, чтобы успокоиться, гнев исчез с её лица. Затем она кивнула.

- Окей, – продолжил я. – Тогда, в машине… я хотел сказать тебе, чтоб ты не извинялась; я ужасно себя чувствовал из-за того, что ты так расстраиваешься. Это же не твоя вина…

Она начала было что-то говорить, поэтому я приложил к её губам палец.

- И это не так уж и плохо, – сказал я. – Я…  ну, у меня по-прежнему голова идёт кругом, и я понимаю, что у нас куча забот, и мне, конечно же, грустно – но, Эдит, мне и хорошо тоже. Мне всегда хорошо, когда я с тобой.

С минуту она пристально смотрела на меня. Затем она медленно подняла руку и отвела от своих губ мой палец. Я не остановил её.

- Ты не сердишься на меня за то, что я с тобой сделала? – тихо спросила она.

- Эдит, ты спасла мне жизнь! Снова. Из-за чего мне сердиться? Из-за того, как именно ты её спасла? А что ещё ты могла сделать?

Она выдохнула – так, будто снова была готова разозлиться.
- Но как ты можешь?.. Бо, ты же должен видеть, что всё это – моя вина. Я не спасла тебе жизнь – я забрала её у тебя. Чарли… Рене…

Я снова прижал к её губам палец и глубоко вздохнул.
- Да. Это трудно – и будет трудным ещё долго. Может быть, даже вечно, так? Но с чего мне считать, что в этом виновата ты? Джосс – вот кто…  ну, кто убил меня. Ты вернула меня к жизни.

Она оттолкнула мою руку.
- Если бы я не вовлекла тебя в свой мир…

Я засмеялся, и она посмотрела на меня как на ненормального.
- Эдит, если бы ты не вовлекла меня в свой мир, Чарли и Рене потеряли бы меня ещё три месяца назад.

Она нахмурилась, очевидно не согласная ни с чем из этого.

- Помнишь, что я сказал, когда ты спасла мне жизнь в Порт-Анджелесе? Во второй раз, или в третий. – Я сам это едва помнил, хотя слова вспоминались легче, чем образы. – Что ты заступаешь дорогу судьбе, которая предписывает мне погибнуть сейчас? Так вот… если мне было предначертано умереть, Эдит… разве это – не самый потрясающий способ умереть?

Минуту (показавшуюся мне очень долгой) она смотрела на меня, а затем покачала головой.
- Бо, это ты – потрясающий.

- Полагаю, что теперь – да.

- Всегда был.

Я ничего не сказал, но моё лицо выдало меня с головой. Или же это она уже так наловчилась читать по моему выражению. Проведя столько времени в попытках понять мои мысли, она мгновенно догадывалась, когда я о чём-нибудь думал, но не говорил этого вслух.

- Что такое, Бо?

- Просто… Джосс кое-что говорила. – Я вздрогнул. Да, восстанавливать человеческие воспоминания было трудно, однако танцевальная студия была самым недавним из них, самым ярким.

До хруста сжав челюсти, Эдит прошипела:
- Она много чего говорила.

- Ох. – Мне внезапно захотелось врезать по чему-нибудь кулаком. Но для этого пришлось бы выпустить Эдит из своих объятий, а вот этого мне совсем не хотелось. – Ты видела запись.

Её лицо стало абсолютно белым. Два чувства одновременно отразились на нём – ярость и мýка.
- Да, я видела запись.

- Когда? Я не слышал…

- Наушники.

- Не надо было тебе…

Она покачала головой.
- Надо. Но мы сейчас не об этом. Что именно из её вранья ты имел в виду? – процедила она сквозь зубы.

Мне потребовалась минута, чтобы решиться.
- Ты не хотела, чтобы я стал вампиром.

- Ни единой секунды.

- Значит, эта часть – не враньё. И ты так расстроена, что это случилось… я знаю, это из-за Чарли и мамы, но меня, наверное, беспокоит, что дело не только в этом – что, ну, причина в том, что ты не собиралась оставаться со мной настолько долго, не планировала этого… – Её рот открылся вновь с таким пылом, что просто приложить палец показалось недостаточным, и я накрыл его ладонью. – Но ты не волнуйся, если это так и есть. Если спустя какое-то время ты захочешь, чтобы я ушёл, я смогу. Можешь научить меня всему, что полагается, чтобы я не доставил неприятностей ни тебе, ни себе. Я не жду, что ты станешь терпеть меня рядом вечно. У тебя было не больше выбора, чем у меня. Я хочу, чтобы ты знала, что я это знаю.

Она дождалась, пока я уберу свою руку. Я сомневался, хочу ли услышать то, что за этим последует.

Она тихо зарычала и показала мне зубы – это не было улыбкой.

- Скажи спасибо, что я тебя не укусила, – сказала она. – В следующий раз, когда ты закроешь мне рот, чтобы сказать что-нибудь столь же невероятно идиотское – и оскорбительное – я это сделаю.

- Прости.

Она закрыла глаза. Её руки обернулись вокруг моего пояса, и она положила свою голову мне на грудь. Мои руки без раздумий обняли её в ответ. Она подняла лицо, чтобы посмотреть на меня.

- Я хочу, чтобы ты выслушал меня очень внимательно, Бо. Ты здесь, в моём мире, вместе со мной – и это всё, о чём я мечтала. Это словно сбылись все мои эгоистические желания, все до единого. Но ценой, которая уплачена за это – за то, что я получаю всё то, о чём мечтала и чего хотела – является вся твоя жизнь. Я отобрала её у тебя. Я злюсь на себя, я разочарована в себе. И я мечтаю вернуть эту ищейку к жизни, чтобы иметь возможность убить её собственными руками, опять и опять, и снова… Причина, по которой я не хотела, чтобы ты был вампиром, не в том, что ты недостаточно особенный – а в том, что ты слишком особенный и заслуживаешь большего. Я хотела, чтобы у тебя было то, чего мы все лишены – человеческая жизнь. Но ты должен знать: если говорить только обо мне, если не рассматривать ту цену, которую тебе пришлось заплатить, то сегодняшняя ночь была бы лучшей ночью моей жизни. Сто лет я смотрю в лицо вечности, и сегодня она впервые кажется мне прекрасной. Благодаря тебе. Никогда больше не смей даже думать, что ты не нужен мне. Ты всегда будешь мне нужен. Я тебя не заслуживаю, но любить тебя буду всегда. Мы друг друга поняли?

В том, что она говорит правду, не было никаких сомнений. Каждое её слово дышало искренностью.

Широченная улыбка расползлась по моему новому лицу.
- Ну, значит, всё отлично.

Она улыбнулась в ответ.
- Типа того.

- А вот та важная вещь, которую хотел сказать тебе я: я люблю тебя. Всегда буду любить. Я понял это очень давно, практически с самого начала. Так что, раз уж это у нас есть, думаю, с остальным мы как-нибудь разберёмся.

Я взял её лицо в свои ладони и наклонился, чтобы её поцеловать. Как и всё остальное, теперь это было так легко. Не о чем волноваться, незачем колебаться.

Странно было не слышать больше, как отбивает сумасшедшее ударное соло моё сердце, не чувствовать, как стремительно несётся по венам кровь. Но всё же было нечто, что мчалось электрической волной сквозь каждый нерв, заставляя тело чувствовать жизнь. Не просто жизнь – каждую клеточку моего тела переполняло ликующее счастье. Хотелось только одного – держать её в своих объятиях как сейчас. И тогда в ближайшие сто лет мне больше ничего не будет нужно.

Но она со смехом отстранилась. На сей раз смех был радостным, звонким, певучим.

- Как это у тебя получается? – Она засмеялась. – Ты же вроде бы новорожденный вампир – и вот тебе, пожалуйста, сидишь тут, спокойно обсуждая со мной наше будущее, улыбаясь мне, целуя меня! Ты же вроде бы должен быть полностью поглощён своей жаждой и более ничем.

- Я поглощён целой кучей вещей, помимо жажды, – сказал я. – Но теперь, когда ты упомянула про жажду, я её действительно чувствую.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала меня – один раз, очень крепко.
- Я люблю тебя. Давай пойдем поохотимся.

Мы вместе побежали во тьму, которая больше не была для меня тёмной, и я не боялся, что у меня не получится. Я знал – это будет легко, точно так же, как всё остальное.

Перевод: leverina

Редактор: облачко

Материал предоставлен исключительно в целях ознакомления и не преследует коммерческой выгоды. Копирование и распространение запрещено.