Я считала себя хладнокровной. Думала, что очень умна.

Но я наиглупейший человек из ныне живущих.

Я предложила ухаживание столетнему вампиру, выросшему в те времена, когда оно было на пике моды. Попросить Эдварда ухаживать за мной, всё равно что вручить наркоману внутривенную иглу.

Он окунается в «Ухаживания за Беллой Свон» с той же страстью, что и в «Преследование Вышеупомянутой». Он открывает для меня дверцу авто. «Приглашает» в свою гостиную под присмотром восторженных родителей. Мы под руку прогуливаемся по окрестностям близ его дома. Мы даже держим одинаковые зонтики, я – чтобы моя бледная кожа не сгорела на солнце, он – чтобы солнце не жгло его бледную кожу.

Оказывается «потрескивание, похрустывание, сипение», что я слышала – хоть его и недостаточно, дабы обратить его в прах – причиняет неудобства.

Преимущество ухаживаний?

Разговоры. Очевидно это всё, что «дозволено», если ухаживаешь за кем-то. К счастью, нам предстоит нагнать без малого семнадцать лет.

Мы разговариваем, но без особой спешки. Начинаем с лёгких и несерьёзных вещей, от шокирующего отсутствия зеркал в Медицинском Центре Форкса до научных объяснений тому, как Эдвард скинул мой экземпляр «Джейн Эйр» на пол, раскрытым на первой же странице, где встречается его имя. Переходим и к более серьёзным темам, например, как вампирам удаётся держать своё существование втайне или что моя бабушка на самом деле страдала шизофренией. Карлайл говорит, что лично просматривал её медицинские карты.

Но мы так и не обсудили самое главное: где Эдвард был в тот день, когда я спрыгнула с обрыва. Где он пропадал, когда я стояла посреди леса вдали от дома, потерянная и одинокая, и звала его, срывая до хрипа голос.

Не уверена, что готова услышать ответ.

Пока.

Когда позволяет погода, Эдвард встречает меня после занятий и провожает домой. Зачастую мы чинно прогуливаемся вдоль учебных коридоров, взрастивших множество поколений молодых умов, болтая обо всём сразу и ни о чём конкретном. Обычно мы продолжаем прогулку на улице по просторным дорожкам, которые в конечном итоге приводят к моему дому.

Но не сегодня.

Сегодня всё иначе.

Сегодня Эдвард останавливается со словами:

- Хочу показать тебе кое-что, - говорит он с озорным блеском в глазах и касается ладонью моей спины, направляя меня.

Он уводит меня прочь от главного корпуса на редко используемую грязную тропу. Когда она сужается и исчезает, Эдвард ступает мне за спину, прохладные руки закрывают мне глаза.

- Не подглядывай, - шепчет он в мою шею. Это не поцелуй, но его губы так близко.

Иду вслепую, полностью доверившись его близости и ему самому.

Когда мы останавливаемся, я остро ощущаю за спиной его присутствие, его руки нежно прикрывают моё лицо. Он редко меня касается, потому я наслаждаюсь этим чувством, пока представляется возможность.

Затем занавес его рук раскрывается.

И я едва ли способна дышать:

- Красота.

Так и есть. Эдвард привёл меня к простой аллейке, окружённой деревьями. Но эти деревья – не зелёные. Небо словно украшено розовой сладкой ватой. А аромат…

- Сакура, - поясняет он.

Она пахнет весной, жизнью и новыми начинаниями. И, вполне вероятно, любовью.

Прежде чем я успеваю спросить, как он отыскал это место, руки Эдварда оборачиваются вокруг меня.

Он прикасается ко мне. Вновь.

- Что ты..?

Приподнимает меня за талию и подсаживает на прочную ветку ближайшего дерева, строго наказав: «не двигайся». Я цепляюсь за ровную кору, пока он сбрасывает обувь и без труда балансирует на соседней ветке.

Оглядываюсь вокруг и замечаю, что он привёл меня в наше личное «Сладкое Королевство».

- Деревья намного красивее, когда ты в них, - говорит он.

И «ты» в данной фразе не является просто речевым оборотом.

- Благодаря этому фраза «прекрасны в розовом» обретает новый смысл, - добавляет он.

И он вовсе не деревья имеет в виду.

Я краснею от теплоты его взгляда и соблазнительно сладких губ.

Румянец нисколько не помогает.

А затем его глаза темнеют, приобретая оттенок заходящего солнца, коснувшегося земли.

Перемены столь внезапны, столь эротичны, что я задыхаюсь.

Очарование момента разрушено; Эдвард отводит взгляд, всматриваясь в деревья, в паутину сучьев. Мы молчим, а лёгкий бриз ласково колышет тонкие веточки. Я сижу, впитывая каждую частичку этого мгновения.

- Они тебя беспокоят? – спрашивает, наконец, Эдвард.

- Что?

- Мои глаза.

Серьёзный ответ грозит получиться слишком слащавым, и я вполне могу потерять лицо в вышеупомянутых глазах. Потому я стараюсь говорить легкомысленно.

- Неа. Я лишь радуюсь, что они не зелёные, - отмахиваюсь я. – Я не смогла бы всё время смотреть в зелёные глаза. Мы бы не состоялись как пара.

Уголок его рта приподнимается вверх.

- Прежде чем я стал вампиром, мои глаза были зелёными.

Смотрю в его некогда зелёные глаза и гадаю смогу ли смириться с тем, что когда-то за янтарным оттенком скрывался цвет свежих козявок. После долгих раздумий решаю, что нынешний восхитительный цвет с лихвой это заглаживает. В масле всё становится намного привлекательнее, в том числе глаза Эдварда.

- Тогда очень хорошо, что Карлайл обратил тебя в вампира.

- И за миллион лет – по крайней мере, за сотню точно – не думал, что скажу это, - медленно произносит Эдвард. – Но да, это очень хорошо.

Я удивлена, что мужчина, позиционирующий себя монстром, соглашается со мной.

- Почему?

- Иначе я никогда бы не встретил тебя.

Оу.

Эдвард и его неотъемлемый романтизм. Думается, он посвятил ему те затворнические времена, когда следил за мной. Кстати говоря…

- Чем ты вообще занимался в перерывах между наблюдением за мной?

- Думал. Сочинял музыку. И снова думал.

- Разве это не надоедает?

- Вампиру всё надоедает, - пожимает плечами он. – На самом деле наблюдение за тобой самая захватывающая часть моего столетия.

- Трудно представить на что тогда похожи разговоры со мной.

- Разговоры с тобой – зенит моего существования.

Повторюсь: «Оууу».

Забудьте про масляные глаза; у Эдварда трогательно-масляный язык. Интересно, на вкус он так же прекрасен, как звучит?

Наедине в этом сказочном мире он рассказывает свою версию нашей истории. О первом дне, когда увидел меня. О том, как я впервые пробормотала его имя во сне. О том, как он впервые пытался меня оставить.

- Ты пытался оставить меня?

- Много раз. Карлайл был в ярости из-за того, что я делал с тобой. С самим собой.

- Что же он хотел, чтобы ты сделал?

- Оставил тебя в покое. Если мне хотелось, чтобы ты жила собственной жизнью, мне следовало позволить тебе жить своей жизнью.

Карлайл был прав, но «ох». Мысль жить без Эдварда…

- Почему ты не послушал Карлайла?

- Я хотел.

- И что случилось?

- Твой велосипед случился, - хмурится Эдвард.

Аа. Чарли относится к числу «минимум вмешательства» отцов. Он полагает, дабы научить ребёнка плавать, нужно кинуть его в глубокую часть водоёма. Именно поэтому я так и не научилась плавать. Когда же пришло время учить меня кататься на велосипеде, он лишь водрузил меня на него и слегка подтолкнул. Последующее бедствие включало в себя несколько железных мусорных баков. Я всегда поражалась, как умудрилась не свернуть себе шею.

- Затем тот случай в Порт-Анджелесе, - продолжает Эдвард. – Потом домик на дереве. И… о, господи, тебе выдали водительские права, - в его глазах застыл неподдельный ужас. – Всякий раз, стоило мне убедить себя, что с тобой всё будет в порядке, что ты не упадёшь, свернув себе шею, если я уйду, ты падала и едва не сворачивала шею. Или тебя чуть не ограбили, или едва не сбило машиной, или чуть не искусал ротвейлер с соседней улицы.

Я вздрагиваю. С тех пор я больше никогда не видела ротвейлера Роки. Чарли сказал, что он отправился жить за город на собачью ферму.

Чарли вообще говорил множество странных вещей, включающих животных.

- Ты не всегда меня спасал, - напоминаю я.

Эдвард медлит с ответом и лишь взбирается на ветку повыше.

- Как насчёт прыжка со скалы? Ты был там, в воде, готовый спасти меня, если бы Джейкоб не смог?

- Нет, - настороженно отвечает он, замерев на ветке.

- Почему?

- У нас… соглашение с квилеутами. Мы уважаем границы их земель. Мне пришлось поверить, что Джейкоб позаботиться о тебе.

Он и позаботился.

- А где был ты?

- Настолько близко, насколько мог. Но недостаточно близко. То была настоящая пытка, знать, что ты где-то там, но не иметь возможности увидеть или услышать.

Эта картинка доставляет мне удовольствие.

- Хорошо. Теперь ты знаешь, что я чувствовала все эти годы.

Наблюдаю, как его ноги исчезают в цветущих ветвях над моей головой.

- Джейкоб пытался поцеловать меня, - не знаю, зачем поднимаю это на поверхность. Просто делаю и всё.

Дерево дрожит. Цветы трепещут словно бабочки.

- Ты ему позволила? – и хоть он лазит по веткам вне поле моего зрения, я слышу, что его тон становится жёстким и формальным. «Готовится к неприятному ответу», - понимаю я.

- Хотела.

- Но..?

- Он не ты, - пожимаю я плечами.

Когда Эдвард вновь спускается вниз, он приносит обласканный солнцем вишнёвый цветок и мягкую улыбку. Забираю предложенный дар и подношу к носу. Поскольку он наблюдает за каждым моим движением, я провожу бархатными лепестками по губам.

Он опускает взгляд на мои губы, а затем вновь вскидывает на меня. На мои губы, обратно на меня.

Он не двигается.

Потому это делаю я.

Осторожно выпрямляясь, я переступаю на его ветку, становясь на свободное пространство между его ступнями. Его глаза отслеживают каждое моё движение, руки готовы подхватить меня в любой момент, если соскользну. Но он даже не касается меня.

Протягиваю руку, выше и выше, а затем смахиваю упрямый цветочек, запутавшийся в его волосах, которые, похоже, весьма притягательны для флоры.

- Ох, - говорит он, но звук напоминает судорожный вдох.

Мы «заперты» между двумя толстыми ветками, мои ноги теперь по обе стороны от его.

- Поцелуй меня, - говорю я.

Он хочет – я вижу – но по-прежнему не двигается.

- Ну давай. Один небольшой поцелуй.

Его, похоже, терзают сомнения. И только потом я соображаю, о чём именно прошу.

- Оу. Это слишком трудно? В смысле ты – вампир и всё такое прочее?

- Нет, не поэтому, - бормочет он.

- Что, моя кровь не взывает к тебе?

- Ещё как. Но у меня были годы, чтобы привыкнуть к твоему аромату.

- Тогда в чём проблема?

Будь он человеком, то теперешнее выражение его лица усиливалось бы румянцем. Эдвард смущен. По какой-то причине это меня восхищает.

- Только не говори, что ты вампир и блюститель нравов?

- Ну…

- Это нонсенс просто.

- Просто я планировал поцеловать тебя года через два, не раньше, - изрекает он.

- Прости… что?

- Думал, ты в курсе. Ухаживания обычно длятся три года.

Три года? Я создала монстра. Поправка: я спустила его с привязи. Монстры не имеют права быть настолько привлекательными.

К счастью, у меня есть решение.

Если он меня не поцелует, я просто сделаю это сама. Он дрожит словно ягнёнок, когда я наклоняюсь к нему. Но не двигается, не отстраняется.

Я достаточно близко, дабы разглядеть искорки в его глазах. Затем я достаточно близко, чтобы почувствовать его дыхание. А затем…

Я знала.

Он восхитителен на вкус.

Поцелуй прорывает дамбу. Прежде, он едва меня касался. А теперь, похоже, не может остановиться. Один крошечный поцелуй превращается в нечто большее – нечто намного большее. Вместе мы поднимаем зенит существования Эдварда на новые высоты.

Но всё, что вздымается ввысь, спускается на землю.

Позже, пока мы сидим на нашем дереве (на этот раз не Ц-Е-Л-У-Я-С-Ь), он наконец рассказывает о том случае в лесу, за моим домом. Каким мучительным был мой голос и свежая кровь, едва не пошатнувшая его тонкую психику вместе с моей. Ему пришлось, чуть ли не привязать себя к дереву, чтобы удержаться от одного единственного шага ко мне.

Если бы он вышел ко мне, если бы сломал хоть одну веточку, результат был бы неизменно одинаков: холодные рубиновые глаза, распахнувшиеся после бесконечных часов адского пламени.

- Откуда ты это знал?

Элис видела это. Элис всего лишь человек; она не всегда понимает увиденное, не всегда помнит свои сны. Зато Эдвард – да. Он провёл столько же времени, наблюдая за снами Элис, что и за мной. Дар Элис намного устойчивей, чем она полагает. Её человеческий разум всего лишь барахлящая антенна для бушующего внутри дара.

Ночь приносила Эдварду видения, в которых я в белом платье вручала себя и свою жизнь жениху, личность которого теперь не имеет значения. Наблюдал, как я покачивала на коленях собственных детей. Как волосы покрывались сединой, и углублялись мимические морщинки у рта. Видел Будущую Меня в кресле-качалке на крыльце, окружённую вторым поколением кареглазых детей и внуков.

- А теперь? – шепчу я в его щёку. – Что Элис видит теперь?

Он ещё не знает; его глаза темнеют, но на этот раз по иной причине. Меня терзает смутное подозрение, что Элис увидит рубины, если всё зависит от моего выбора.

Но пока у нас впереди ещё три года ухаживаний, чтобы определиться.

На весенних каникулах я представляю Эдварда родителям. Благодаря Эдварду я могу представить его обоим родителям.

- Форкс покорил меня, - изрекает Рене, обнимая сияющего Чарли за талию. – Здесь всё такое невероятно зелёное, правда?

Отныне Эдвард становится Мэйсеном. Они с Карлайлом тщательно продумали его прошлое, подкреплённое множественными записями, которые Чарли несомненно изучит от корки до корки. Моя лепта включала предложение, что Мэйсен играет в бейсбол в колледже Принстона.

– Чарли на это купится, - говорю я. Но на самом деле мне просто безумно нравится мысль об Эдварде в тонких облегающих штанах.

Мы работаем над нашим «свободным временем». Быть поодиночке весьма трудно для нас обоих, учитывая нашу историю, но мы справляемся. Я много читаю. Эдвард сочиняет для меня новую песню, менее депрессивную чем та, что я слышала в лесу у его дома.

А когда мы вновь оказываемся вместе, всё хорошо.

Великолепно даже.

Ладно, ладно. Вы хотите правду, только правду и ничего кроме правды? Это божественно и непередаваемо. Вряд ли может быть ещё лучше.

Но затем Эдвард говорит что-то, отчего всё становится значительно лучше.

Мы сидим на моей кровати (то есть сплетённые друг с другом). Эдвард пришёл (якобы) помочь мне с домашним заданием по Американской Истории, учитывая, что он пережил значительную её часть. Мы, эм-м, ещё даже не начали. А приехал он часа три назад.

- Чуть не забыл. Карлайл и Эсме хотят, чтобы мы пришли на «ужин» в четверг.

Я улыбаюсь, потому что прекрасно знаю, почему это вылетело у него из головы.

- Что за повод?

- Хотят познакомить нас кое с кем.

- Ещё одним сам-знаешь-кем? – громко шепчу я.

- Да, - шепчет в ответ Эдвард.

- Кто?

- Его зовут Джаспер.

- Ты знаешь кого-то по имени Джаспер? – ослабшим голосом интересуюсь я.

- Скоро узнаю, - Эдвард посылает мне крошечную улыбку. – На днях он блуждал у канадской границы. Он казался потерянным, потому Карлайл приютил его.

- Он когда-нибудь был в Форксе?

- Ещё нет, - озорно улыбается он. – Но, думаю, посещение Форкса запланировано. Расслабляющие летние каникулы, может?

Ха.

Только посмотрите.

Всё это время мы с Элис были правы. Я и правда могу видеть мёртвых людей. А Элис на самом деле видит будущее. В конце концов, в моих мозгах никогда не было дефекта.

Прямо сейчас я и сама прекрасно вижу будущее. В моём будущем я рассказываю Элис историю, от которой её поступь вновь станет воздушной и лёгкой, проступит румянец на щёках и вновь вернётся интерес к жизни. В моём будущем я представлю её вампиру с очаровательным южным акцентом.

И Элис скажет ему:

- Ты заставил меня ждать.

Но что касается моего настоящего, я собираюсь наслаждаться им на полную катушку. Моё настоящее включает, мягко говоря, множество объятий, нежностей и поцелуев с моим личным вампиром.

Не представляла, что будет так невообразимо трудно попрощаться с этой историей. Наверное, я говорю это слишком часто, но она занимает особенное место в моём сердце. И я безумно благодарна вам за то, что были со мной всё это время, читали, делились впечатлениями и просто проживали эту историю вместе с героями. Я очень ценю вашу поддержку, не представляете, сколько сил и вдохновения она вселяет! Спасибо, оченб люблю и дорожу каждым из ВАС!

В скором времени я планирую взяться ещё за одну историю этого автора. И очень буду рада видеть всех вас в новой теме! А пока... надеюсь, побалуете меня впечатлениями к последней главе?