Откройся или умри
Я пытаюсь незаметно прокрасться домой.
До поры до времени, мои попытки венчаются успехом. Тихо ступаю в прихожую, ухитрившись плавно прикрыть входную дверь с едва слышным щелчком. Слышу, как где-то в глубине дома переговариваются Чарли и Рене. Поскольку единственная комната в глубине дома, где они могли бы переговариваться – это их старая спальня, я догадываюсь, что они там. Я умудряюсь не слишком зацикливаться или поражаться этому факту, бесшумно скидывая обувь.
Избегаю все скрипучие половицы на пути к лестнице. Заношу ногу над первой ступенькой и осторожно опускаю её на не скрипучую половину, перенося на неё свой вес.
- Белла? – зовёт Рене. – Это ты?
Я взлетаю вверх по лестнице, как стадо слонов. Как только закрываю за спиной дверь спальни, слышу голос Чарли:
- Где ты была? Мы звонили матери Элис… тебя там не было.
Видимо Элис тоже не сообщила родителям, куда именно направляется.
Я не отвечаю ему, вместо этого хватаю с комода расчёску и пытаюсь вычесать запутавшиеся в волосах листики и веточки. Благодаря моей краткой встрече с землёй, я выгляжу как отшельник, перманентно живущий в лесной чащобе. Но прежде чем я успеваю привести себя в божеский вид, Рене распахивает дверь спальни.
- Что случилось? – спрашивает она, вваливаясь в мою комнату. – Всё хорошо?
- Всё просто отлично, - успокаиваю я.
В дверном проёме появляется голова Чарли.
- Мы прочитали записку. Ты не брала пикап?
- Нет, я прогулялась.
- Ты шла пешком к дому Элис и обратно? – спрашивает Чарли, его голос балансирует на грани.
Не помню, чтобы когда-нибудь родители находились в моей комнате в одно и то же время. Будь я младше, то вероятно посчитала бы их присутствие успокаивающим.
- Нет. Мы с Элис встретились в лесу неподалёку от дома.
- Значит, ты не ходила к Элис? – уточняет Чарли.
- Теперь ты ещё и врёшь нам? – требовательно спрашивает Рене.
- И почему вы с Элис встречались в лесу? – вторит Чарли.
В силу того, что я единственный ребёнок разведённого отца, присутствие обоих родителей в моей комнате, сыплющих провокационными вопросами и обвинениями, оказывает на меня чрезмерно подавляющее воздействие. Я слишком устала физически и истощена морально, чтобы сперва проанализировать поток их вопросов, а затем ещё и решить, как лучше всего ответить на каждый из них.
И вместо этого я срываюсь.
- Я не вру, - сердито отзываюсь я, с силой кидая расчёску обратно на комод. – В записке ни слова не говорилось о том, что я иду к Элис. Только, что я собираюсь увидеться с Элис. А мы с ней часто встречаемся в лесу.
И только подняв глаза на родителей, я понимаю, что мои ответы плюс разъярённый тон, плюс весьма взъерошенный вид проектируют не слишком радужную общую картину происходящего.
- Может, дадите мне немного личного пространства? – говорю я. – Я возвращалась домой под дождём, и мне нужно переодеться, - я стараюсь говорить нейтрально, но мой голос заметно подрагивает.
- Конечно, милая, - наконец, произносит Рене, посылая Чарли предостерегающий взгляд. – Мы продолжим этот разговор за ужином.
Она начинает выпроваживать Чарли из комнаты.
- Я не голодна, - выпаливаю я. Паршивый ответ, родительские фигуры замирают на пороге.
Чарли прочищает горло.
- Белла, нам нужно поговорить с тобой. Ты не могла бы всё равно спуститься вниз?
Я стискиваю зубы и пристально смотрю под ноги. Я и правда не голодна, но раз уж он так вежливо просит…
- Хорошо.
Дверь закрывается за их спинами, и я остаюсь одна, чтобы подготовиться к ужину.
Вряд ли мне под силу подготовиться к этому ужину. Очевидно, доктор Кей взял на себя смелость проинформировать Рене, что наши сеансы проходят не так, как было запланировано. Видимо конфиденциальность между доктором и пациентом – пустой звук, если пациент: 1) несовершеннолетний и 2) сумасшедший.
За поеданием слипшихся спагетти, я узнаю всё о его разговоре с Рене. Доктор Кей сказал ей, что я отказываюсь мириться с мнением, что я, фактически, шизофреничка. Доктор Кей сообщил ей, что я более чем когда-либо убеждена в реальности Эдварда. И, следовательно, с глазу на глаз, доктор Кей порекомендовал медикаментозное лечение.
Я-то могу не воспринимать доктора Кей всерьёз.
А Рене не может. И не воспринимает.
- Белла, - убеждает она, пока я возюкаю по тарелке переваренное тесто. - …людям с таким заболеванием зачастую сложно жить нормальной жизнью, держаться за работу, поддерживать какие-либо отношения.
- Никаких таблеток.
- Милая, мы не хотим, чтобы с тобой случилось то же самое.
- Никаких таблеток.
Повторяю я словно мантру, припоминая, что рассказывала Элис о медикаментозном лечении, которое прошла. Она была настолько потеряна, что даже забыла об Эдварде.
Я не хочу забывать Эдварда.
Рене и Чарли ведут молчаливый разговор одними лишь глазами. Взгляд Рене молит: «Сделай что-нибудь». А взгляд Чарли, что есть мочи фокусируется на его ногах.
В конце концов, Чарли откладывает вилку и вздыхает.
- Мы лишь хотим помочь тебе, Беллз.
Я роняю собственную вилку.
- В чём помочь? Больше не видеть Эдварда? Ведь я и так его не вижу. Таблетки должны помочь мне вести нормальную жизнь? А вот я слышала, что они не помогают. Я слышала, что они отупляют и затормаживают, а я и так уже достаточно заторможена и глупа.
- Ты не заторможена и не глупа, - вступает Рене.
- А если я не глупа, тогда может вам стоит прислушаться ко мне. Может стоит дать мне шанс?
- Для чего именно дать шанс?
Я так ужасно хочу сказать: «Доказать, что Эдвард настоящий».
Но не могу.
- Чтобы… стараться усердней. Если доктор Кей считает, что я плохо стараюсь, я могу стараться упорней.
Вот.
Сформулировав ответ таким образом, я избежала признания вины и одновременно посеяла обоснованные сомнения в оценке ситуации доктором Кей.
Чарли профи, если дело касается обоснованных сомнений (прим. пер: обоснованные сомнения – юрид. термин, любые разумные сомнения в виновности подозреваемого трактуются в его пользу).
- Она права, Рене. Безусловно, врачи могут попробовать и другие методы лечения.
- Нет, если Белла не пойдёт им навстречу. Чарли, мы ведь обсуждали это.
Приятно сознавать, что они всего лишь разговаривали, пока я падала с дерева.
- Я не «трудный» человек, - вступаю я. – Вы же знаете, я не из тех, кто изливает душу, когда их об этом не просят.
- Может, тот доктор выбрал неправильный подход, - говорит Чарли. Он смотрит на Рене. Он согласен со мной, ведь и сам не большой любитель говорить по душам.
Я снова вклиниваюсь, обещая стараться изо всех сил на сеансах терапии. Обещаю относиться к ним серьёзно, холить и лелеять, пока смерть не разлучит нас.
Приём таблеток отложен. Всего лишь отложен, потому что родители по-прежнему считают, что моя жизнь выходит из-под контроля. Они ещё просто ничего не видели. Эдвард показывается перед Элис, а не передо мной? Я покажу им, что значит «выходит из-под контроля».
Как и все хорошие планы, мой имеет третью фазу.
В третьей и заключительной стадии плана, я уверена, что достигну своей цели. На третьей стадии я вытащу Эдварда из бесконечной тени, в которой он привык скрываться. Я докажу, при полном отсутствии обоснованных сомнений, что он существует.
Или умру, пытаясь.
Третья стадия начинается, как только я открываю глаза следующим утром. Я вынуждаю себя взглянуть на мир новыми глазами. Обдумываю возможные ситуации, в которые могу вляпаться. К сожалению Форкс способен предложить не так много времяпрепровождений опасных для жизни. В маленьком городе очень ограниченное количество возможностей для безбашенного поведения. Ни высоких зданий, с которых можно скинуться. Ни автобусов, под которые можно броситься.
Остаются лишь самые тривиальные вещи. Ой, смотрите, я не пристегнула ремень безопасности. Ох, смотрите, я вдавила педаль газа своего пикапа-ископаемого и почти приблизилась к скоростному лимиту на крутом повороте. О, смотрите, я поднимаюсь по школьной лестнице, не держась за перила!
На один миг я даже подумываю напиться и сесть за руль, но с опаской отношусь к веществам, которые могут повредит мой разум ещё сильнее, чем уже есть.
Значит, для третьей фазы мне по-прежнему нужен подельник.
Одно из множества преимуществ отложенного медикаментозного лечения, что мне всё ещё позволено водить машину. Следовательно, мне позволено видеться с Джейкобом и дальше. А когда я с ним, то могу притвориться, что всё нормально. Хотя обычно, я не сижу, смакуя рискованные и бесшабашные идеи.
- Давай сплаваем к столбчатым утёсам у берегов Ла Пуш?
Джейкоб лежит на спине под одним из байков, прилаживая детали.
- Давай не будем, - говорит он. – Подводные течения очень коварны и вода ледяная.
- А если на байдарках по озеру Кресент?
- Ээ…
- Попереворачиваем коров (прим.пер: веселья ради, подкрасться к спящей стоя корове и завалить её на бок. По сути, весьма распространённый миф, поскольку коровы не спят стоя)?
Джейкоб поднимается и безучастно взирает на меня.
И вполне справедливо. Коров, как и гепардов, в Форксе не так уж и много.
- Я тебя плохо развлекаю? – интересуется он, кидая инструмент в ближайшую коробку. – Мне стоит сводить тебя в кино или куда-нибудь ещё? – он улыбается, но его взгляд красноречиво сообщает, что это лишь на половину шутка.
- Нет. Я не хожу в кино, - отвечаю я, отвернувшись и вглядываясь в лесную чащу.
Джейкоб запоздало вспоминает о Порт-Анджелесе.
- Ладно. Кино отменяется, - некоторое время он молчит, и этого хватает, чтобы закрутить последний болт. – Есть причина, по которой ты предлагаешь все эти нелепости?
- Нет. Никакой причины. Просто начинаю беспокоиться из-за этих байков. Ты уверен, что такой хороший механик, как сам говоришь?
Его ответный взгляд способен уничтожить.
Два часа спустя Джейкоб выпрямляется в полный рост и посылает мне дьявольскую улыбку, нажимая маленькую красную кнопку. Байк с рокотом оживает. На этот раз он не глохнет, когда к «перепалке» присоединяется рёв второго мотоцикла.
Он и впрямь хороший механик, как и говорил.
Я улыбаюсь в ответ, потому как невозможно представить более идеального момента. Я сгораю от нетерпения провести обряд посвящения для его созданий. Обряд, включающий шуршание резиновых покрышек по дороге.
Поначалу Джейкоб веселится.
Он светится, пока мы загружаем байки в кузов моего пикапа, который оседает под их тяжестью. По идее он не смог бы взгромоздить их сам.
Я говорю, что это благодаря моей «помощи».
- Ага, точно, - усмехается он. – Если под «помощью» ты подразумеваешь покручивание колёс.
Ха-ха, очень смешной каламбур.
Мы уже подыскали прекрасное место – пустынное ответвление дороги на север, относительно прямое, сравнительно ровное и идеально отдалённое от главной дороги.
На пути туда я рулю по извилистой дороге, и мы замечаем приятелей Джейкоба, прыгающих с отвесной скалы прямо в море. Раньше я бы отвела взгляд от этих камикадзе, но сейчас я смотрю во все глаза. Даже на таком большом расстоянии Квил видит мой пикап и махает рукой. Я зачаровано наблюдаю, как этот костлявый парнишка отрывается от земли и летит вниз в волны, разбивающиеся о скалы утёса.
Когда мы поворачиваем, Джейкоб в ответ на мои приподнятые брови закатывает глаза.
- Такой позёр. Я забирался и выше.
Есть что-то такое в его голосе, лёгкие нотки напряжения, которые я замечаю, едва Квил оказывается поблизости. И лично мне эти нотки нравятся.
- Знаешь, теперь тебе придётся доказать это, - дразню я.
- Как будто я в этом нуждаюсь, - категорично произносит он, глядя в окно.
Но он прав. Я и так знаю, что он сможет. Джейкоб может всё. А вот я, гадаю, с какой же высоты смогу заставить себя спрыгнуть.
Джейкоб по-прежнему веселится, пока мы спускаем байки на землю.
- Готова нарушить закон? – спрашивает он, по моей спине бежит холодок, затем я вспоминаю, что это мои собственные слова и киваю.
Он показывает, как управляться с рулём и, не знаю, кажется, задерживает свою большую тёплую ладонь на моей руке чуть дольше, чем необходимо. Он держит её там, и я смотрю вниз, замечая, что он, как и я, грызёт ногти. Замечаю, что несмотря на размер и весовую категорию, у него всё ещё мальчишеские руки.
Проходит мгновение, и я уже знаю самое необходимое об управлении, и мы взбираемся на мотоциклы, газуем и наклоняемся вперёд, словно уже готовы рвануть к финишной черте.
Или во всяком случае я.
Для нашей первой поездки Джейкоб великодушно уступает мне самый быстрый байк на всем тихоокеанском побережье, потому что на нём управление лучше, чем на «особом» мотоцикле Квила, где довольно коварное сцепление. У меня самый быстрый байк, и я собираюсь этим воспользоваться. Пару мгновений спустя мы трогаемся, и оглушительный рёв моего мотора заглушает встревоженный крик Джейкоба. Мне даже не удаётся расслышать, что именно он кричит; я уже слишком далеко.
Я концентрируюсь на том, чтобы ехать быстро и далеко. Волосы свободно развиваются за спиной, потому что кому нужен шлем? В данный момент, это всё в чём я нуждаюсь – скорость и веселье, веселье, веселье.
А затем, конечно, всё меняется.
Изначально мы не должны были заезжать так далеко, или настолько быстро. Дорога перестаёт быть прямой, а Джейкоб не показал мне, как поворачивать, посему, когда дорога меняет направление, я за ней не следую. Байк спотыкается и замирает, а моё тело нет, и я по инерции перелетаю через руль прямиком на, кто бы сомневался, булыжник.
Забудьте фразу: убить двух птиц одним камнем; я убью одну Свон одним камнем (прим.пер: игра слов, Swan по-английски лебедь).
Я лечу по воздуху словно птица, чувствуя лёгкий ветерок на лице и размышляя, что сейчас самое время ощутить более интенсивное воздействие ветра. Вот прямо сейчас. Думаю так вплоть до того момента, как моя голова встречается с чем-то весьма твёрдым.
А затем я вообще не в состоянии ни о чём думать.
Несколько минут я лежу, уставившись в голубую лазурь неба, пока земля качается, пытаясь убаюкать меня. Но я не могу сейчас спать; я должна повторить.
Я силюсь принять сидячее положение, а Джейкобу уже совсем не до смеха. Он швыряет собственный байк на землю и размашистым шагом идёт ко мне, процедив сквозь зубы:
- О чём, чёрт возьми, ты думала? – Непривычное ругательство, сорвавшееся с его губ, не в силах скрыть в голосе несвойственную ему эмоцию – страх.
По закону подлости в то время, которое я запланировала для проявлений ветра, ветром даже и не пахнет.
- У тебя кровь идёт, - ворчит он, приседая, его пальцы легко пробегаются по коже у раны, которую я только сейчас толком ощутила.
- Ничего страшного, - отмахиваюсь я, когда кровь стекает по моей щеке.
Похоже, кровь беспокоит Джейкоба, и он тянется вниз, словно собираясь стянуть с себя футболку.
- Эй-эй? – говорю я, тряхнув рукавом своей рубашки. – Это у меня излишек одежды, а не у тебя, - я скидываю с плеч фланелевую рубашку, и он помогает мне обернуть её вокруг головы, словно тюрбан, или как повязку раненному солдату.
- Что это было? – интересуется он уже спокойней, когда я выхожу из полукоматозного состояния.
- Что именно? – мастерски изображаю дурочку, потому что эй, я ведь только что ушибла голову.
- Ты мчалась прямо на этот камень.
- Это случайность.
Он глядит на каменный валун, и бормочет:
- Мне это случайностью не показалось.
- Точно, - протягиваю я. – Как будто бы я специально бросилась на эту глыбу.
Он по-прежнему не слишком убеждён.
- Да ладно, ты же знаешь, что я до ужаса неуклюжая.
Его губы трогает слабая неуверенная улыбка.
- О чём я только думал, доверяя свою малышку бледнолицей, и к тому же жутко неуклюжей бледнолицей.
Впервые я перевожу взгляд на его байк, мотоцикл над которым Джейкоб скрупулёзно работал последние месяцы, чтобы оценить нанесённый ущерб. Руль немного грязный но, кажется, ничего не погнуто, не сломано и не пробито. В отличие от моей головы.
Хорошо потому что…
- Давай ещё раз! – с ложным весельем восклицаю я, но Джейкоб просто смотрит на меня.
Он не говорит «нет», но его взгляд красноречивей слов.
- Что ты делаешь?
- Ничего. Во мне просто проснулась жажда скорости, - со смехом отшучиваюсь я.
Но он не смеется со мной вместе.
Мы больше не садимся на байки.
Джейкоб молчит, пока отвозит нас домой.
Порез на голове скрыть от родителей довольно трудно, но не невозможно. Не впервые радуюсь, что повязки на голову нынче в моде. Я одалживаю одну из широких эластичных лент у Элис, и она идеально скрывает рану. Какое-то время я выгляжу мило и ультрамодно.
Это ухищрение весьма своевременно, ведь Рене прекращает снимать номер в Pacific Inn.
- Слишком дорого, - говорит она. – Разумней, если я останусь здесь.
Чарли перебирается спать на диван. Ничего сверхъестественного; он часто засыпает на диване за просмотром поздней игры. Именно по этой причине на нём валяется подушка и пурпурный плед (прим.пер: пурпурный – цвет команды Вашингтона по баскетболу).
Почти всё время я нахожусь под неусыпным надзором родителей. Дома, я начинаю выполнять домашнюю работу за кухонным столом внизу. От этого выигрывают все: родители не только видят, что я не делаю ничего странного, сидя в одиночестве в своей комнате, но и продолжают одобрять моё времяпрепровождение с Джейкобом, если я выполняю школьные задания заранее.
Большую часть времени я и правда занимаюсь домашней работой. Временами, как сейчас, например, пишу в своём красном блокнотике о том, насколько разочарованна, что моя голова «поздоровалась» с тем камнем. В чём разница между «лететь головой вниз с дерева» и «слететь с байка прямо на камень»? Может причина тому, присутствие Джейкоба. Или не такое большое расстояние до земли. Может Эдвард видел будущее, и знал, что камень не нанесёт особого вреда.
Я не могу знать; мне нужно больше информации. Вспоминаю, что видела во дворе Джейкоба качели из огромной шины. На обратной стороне тетради по тригонометрии, я чёрчу грубый набросок, высчитывая траекторию собственного падения, если спрыгну с качели в самой высшей точке колебания…
Результаты многообещающие.
Кто знал, что математика и в самом деле пригодится в реальной жизни?
Конечно, придётся убедить Джейкоба раскачать меня. Проще сказать, чем сделать, особенно после инцидента с мотоциклом.
- Я еду к Блэкам, - сообщаю я родителю, который в данный момент исполняет роль надсмотрщика, затем вступаю в ботинки и тянусь за пальто.
Я задерживаюсь в прихожей на какое-то время, чувствуя, словно что-то не так. Чего-то не хватает. После недолгих размышлений, я понимаю, что не хватает ключей от машины. Я всегда оставляю их на тумбочке в прихожей; на тумбочке, которую я умышленно передвинула туда, дабы без проблем найти ключи и кошелёк. И мой кошелёк там. Но ключей нет.
- Что-то потеряла? – невинно интересуется Рене, попутно листая журнал. Она произносит это так, что мне хочется крутануться к ней и накричать, сказать, что знаю, это она забрала мои ключи и что если она не хочет, чтобы я куда-то ехала, почему просто не скажет?
Но я не поворачиваюсь. И не кричу. Лишь прижимаю язык к нёбу и начинаю искать ключи.
- Неужели так необходимо сегодня ехать к Джейкобу? – зовёт Рене. – Я надеялась, мы сможем провести эти выходные в кругу семьи.
Я против, поскольку идея Рене, провести время вместе, начинает напоминать то, как мы навещали бабушку. Мне становится не по себе, словно родители, затаив дыхание, ждут, какое же безумство я вытворю дальше.
- Может завтра? – вместо этого предлагаю я, Рене издаёт недовольный звук и перелистывает следующую страницу.
А я ищу ключи.
И ищу.
И ищу.
Полчаса спустя я вся потная и раздражённая, и почти близка к тому, чтобы отправиться в резервацию пешком, когда…
Нахожу ключи.
Под стиральной машиной.
Видимо, всё-таки Чарли и Рене не конфисковали их. Наверное, они просто выпали из кармана штанов вчера, когда я стирала. Должно быть, позже я случайно пнула брелок с ключами под стиральную машину и, скажем так, не услышала, их лязг по кафельной плитке.
Вот что подумал бы любой нормальный, разумный человек.
Но видимо я абсолютно ненормальный человек.
Поскольку я весьма и весьма сомневаюсь в этой версии.
Допустим, я постоянно что-нибудь теряю – расчёски, носки, свой пикап на парковках. Однако я никогда не теряю вещи настолько фатально. Обычно я всегда нахожу вещи там, где их оставила, даже если не помню, где именно.
Но в этот раз я не могу не задуматься, что, возможно, не оставляла ключи в кармане брюк. Вдруг кто-то переместил вышеупомянутые ключи с их законного места на тумбочке в прачечную, с лёгкостью убрав их с глаз долой. Вдруг этот кто-то поступил так, потому что не слишком доволен моей деятельностью на третьей стадии. Или раной, которую я получила под присмотром Джейкоба Блэка.
Допустим, я знаю, что Джейкоб здесь не причём. Но этот кто-то может и не знать.
Наверное, я должна ощутить раздражение. Вероятно, должна почувствовать злость.
Но вместо этого я ощущаю воодушевление. Чувствую небывалый приток сил. Чувствую, словно могу прыгнуть с обрыва.
Факт, что кто-то потрудился спрятать мои ключи – это знак, говорю вам. Знак, что я близка. Знак, что кое-кто впадает в отчаяние. Знак, что кое-кто готов сломаться и скоро.
Но этот кое-кто явно не я.
Отсалютовав Рене ключами, я ухожу.
- У меня дурное предчувствие, - изрекает Джейкоб в лучших традициях Хана Соло. Он говорит это, взирая с края скалистого обрыва на обманчиво спокойную воду внизу.
Мы поднимаемся на те же скалы, где некогда видели Квила с приятелями. Я обманом заманила сюда Джейкоба, не сказав, куда именно мы идём. Когда я остановила пикап на обочине рядом с отвесным утёсом, его лицо исказилось и на нём ясно проступило неодобрение. Непривычно видеть его таким.
Вряд ли он простил мне трюки с его мотоциклом а-ля Ивел Книвел.
Думаю, он переживал за меня.
Сейчас он пытается отвлечь меня «Звёздными Войнами». Но я не ведусь.
- Кажется, ты говорил, что постоянно это делаешь, - говорю я, продолжая карабкаться наверх. Я стараюсь не смотреть вниз.
- Да, но…
- Ты отказываешься от своих слов, Блэк?
- Нет, конечно, - фыркает он, словно эта мысль нелепа. – Просто обычно я прыгаю с нижних выступов.
Я продолжаю карабкаться.
- Я отчётливо помню, ты говорил что-то о том, чтобы доказать свою храбрость.
- Белла, - говорит Джейкоб, взирая на мои ноги, которые уже на уровне его глаз. – Ты ни за что не спрыгнешь, тем более с такой высоты.
Я взбираюсь чуть выше, а затем останавливаюсь. Стягиваю пальто. Скидываю обувь.
- Белла, - зовёт Джейкоб, и я слышу первые ростки паники в его тоне. – Это опасно. Ты понятия не имеешь, что делаешь.
Неверно. Я уж точно знаю, что делаю.
- Кажется, тебе нравилась опасная я.
Лицо Джейкоба превращается в угрюмую маску.
- Ты мне живая нравишься. Ты хоть плавать умеешь?
Я гляжу на белые гребни волн далеко-далеко внизу.
- А ты? – с вызовом парирую я.
- Да.
- Тогда тебе просто надо прыгнуть следом за мной.
- Белла, - усмехается Джейкоб, пытаясь отшутиться, но паника по-прежнему ясно звучит в его голосе. Хорошо. Хочу, чтобы Эдвард слышал эту панику. Хочу, чтобы Эдвард ощутил её. Всё моё тело до предела напрягается от паники, когда я заставляю себя шагнуть вперёд, к самому краю обрыва.
- Белла! – восклицает Джейкоб, паника в его голосе превращается в полноправный ужас. Он подтягивается выше, пытаясь дотянуться до меня.
Но уже слишком поздно.
Я прыгаю.
Всего на одну невообразимую секунду я лечу. Я невесома, моё тело взмывает с земли, ветер ласкает мои волосы. Всего лишь на одну-единственную секунду, а затем я падаю. Падаю прямо в пасть верной смерти или грандиозного открытия, я приму любое из них.
Я падаю.
Всё ниже.
И быстрее.
А затем ударяюсь о воду, словно о кирпичную стену.
Меня никогда не учили плавать. Я никогда не прыгала с края бассейна, а уж тем более с трамплина для прыжков. Я не знаю, куда должны указывать носочки. Не знаю, что нужно напрячь и выпрямить тело, словно струну, чтобы свести возможный вред от столкновения с водой к минимуму.
Поскольку я понятия не имею об этих вещах, из меня выбивает весь дух, когда я ухожу под воду. Сверху вода выглядела приветливой, спокойной и красивой. В тот миг, когда волны накрывают меня с головой, вода превращается в дикий вихрь, яростный водоворот бросает меня из стороны в сторону с такой лёгкостью, словно я безвольная тушка мистера Медведика.
Я прорываюсь на поверхность и дышу, но обрушивается следующая волна и течение утягивает меня за собой, не давая мне набрать достаточное количество воздуха, грозя размозжить меня о ближайшие скалы.
Джейкоб был прав, паникуя.
Эдвард, мне страшно.
Эдвард, сейчас или никогда.
Эдвард, либо ты раскрываешься, либо я умираю.
Я погружаюсь на глубину. Погружаюсь в бездну, глубже, чем Джейкоб когда-либо сможет заплыть. Здесь так тихо, спокойно. Над собой я вижу яростные вихры воды, бьющейся с воздухом и скалами, сражающейся с прочим миром.
Но ничто не способно затронуть меня здесь.
..
..
..
Пока, конечно же, кое-что не затрагивает.
Спасибо вам огромное за интерес к этой истории, за ваши комментарии и предположения!
Источник: http://robsten.ru/forum/19-887-7