21.
-Так о чем ты хотел поговорить? – вспомнила Оля после того, как балкон заполнился листвой, а Илья был накормлен и потерян на диване под телевизором. Мышка и Арчи в очередной раз гостили у Марты, дома было совсем тихо. Парадокс, но тишину эту слышал только Илья. Для Ольги жизнь без дочки обычно била ключом, а когда она была дома- затихала до набившего оскомину быта. Арчи - не в счет. Арчи она ревновала к Марте. Его привязанность к дочери Ольга еще могла понять.
- У меня есть много денег, - пристально посмотрел на нее Илья и после долгой паузы добавил: – Куда бы ты хотела их потратить?
- Я бы еще орхидей завела. Штук пять хотя бы, - она мечтательно упала в кресло рядом с диваном.
- Бери шире, - усмехнулся Илья.
- Десять мне просто некуда будет поставить, - улыбнулась Ольга.
- Еще шире, - он поддался необъяснимой нежности и взял ее за руку.- О чем ты мечтаешь?
Ольга нахмурилась.
- Илья, я не понимаю, куда ты клонишь?
- Есть что-то такое, что ты хотела давно сделать и не сделала? Потому что не было денег?
Она раздраженно вытянула свою ладонь из его руки .
- Ты издеваешься?
- Нет, я абсолютно серьезен. Мы, как выяснилось, теперь очень состоятельные люди. Готов выполнить любой твой каприз.
Ольга испуганно посмотрела не него.
- Подумать можно?
- Думай, - усмехнулся Илья. Он ведь тоже долго не мог прийти в себя, когда все это выяснилось.
Потом он еще дольше не мог отделаться от чувства, что именно после этого разговора Ольга стала с ним особенно нежна.
В то утро он совершил первое безумство: он снял миленький домик с видом на Адриатическое море, с высоким забором, бассейном и качелей у входа. Чтоб отправить туда Марту и Маришку. Он почему-то был уверен, что им там понравится. Осталось только уточнить у них самих.
22.
-Так о чем ты хотел поговорить? – вспомнила Оля после того, как балкон заполнился листвой, а Илья был накормлен и потерян на диване под телевизором. Мышка и Арчи в очередной раз гостили у Марты, дома было совсем тихо. Парадокс, но тишину эту слышал только Илья. Для Ольги жизнь без дочки обычно била ключом, а когда она была дома- затихала до набившего оскомину быта. Арчи - не в счет. Арчи она ревновала к Марте. Его привязанность к дочери Ольга еще могла понять.
- У меня есть много денег, - пристально посмотрел на нее Илья и после долгой паузы добавил: – Куда бы ты хотела их потратить?
- Я бы еще орхидей завела. Штук пять хотя бы, - она мечтательно упала в кресло рядом с диваном.
- Бери шире, - усмехнулся Илья.
- Десять мне просто некуда будет поставить, - улыбнулась Ольга.
- Еще шире, - он поддался необъяснимой нежности и взял ее за руку.- О чем ты мечтаешь?
Ольга нахмурилась.
- Илья, я не понимаю, куда ты клонишь?
- Есть что-то такое, что ты хотела давно сделать и не сделала? Потому что не было денег?
Она раздраженно вытянула свою ладонь из его руки .
- Ты издеваешься?
- Нет, я абсолютно серьезен. Мы, как выяснилось, теперь очень состоятельные люди. Готов выполнить любой твой каприз.
Ольга испуганно посмотрела не него.
- Подумать можно?
- Думай, - усмехнулся Илья. Он ведь тоже долго не мог прийти в себя, когда все это выяснилось.
Потом он еще дольше не мог отделаться от чувства, что именно после этого разговора Ольга стала с ним особенно нежна.
В то утро он совершил первое безумство: он снял миленький домик с видом на Адриатическое море, с высоким забором, бассейном и качелей у входа. Чтоб отправить туда Марту и Маришку. Он почему-то был уверен, что им там понравится. Осталось только уточнить у них самих.
22.
Пригород, в котором жила семья Гены, утопал в тополях и сирени. Как бы ни была Ольге ненавистна сирень, она не могла не признать, что это красиво. Безумно красиво. Машина Ильи скользила с пригорка вниз , а там красная, зеленая черепица построенных на заре «новых русских» особнячков то и дело смешивалась с прижимистыми шиферными крышами домиков еще довоенной постройки. Сирень, от чернильно-фиолетовой до светло-голубой, нежнейших оттенков, непередаваемого аромата была везде. Казалось, она словно ждала тайного знака - прошумевшего час назад почти летнего ливня. Гром отгремел - и вот уже трескались бутоны и воздух можно было пить, до того он наполнил воздух, вытеснив и запах молодых тополиных листьев, и земли, прогретой солнцем, и дождя. Внедорожник то и дело врезался в лужи и их брызги отпугивали неторопливых прохожих. В этот раз они основательно собрались в гости - не только за Мышкой, но и с заманчивым предложением. Ольга была уверена, что Марта им не откажет, Илья все больше сомневался. Багажник был забит подарками. Роскошная шаль для Галины Васильевны, косметика для Марты, бильярдный кий и маска для дайвинга для Генки, резиновая косточка, судя по размерам от динозавра - для Шкипа. Арчи с упоением грыз такую же на заднем сиденье, забывая даже поглядывать в окно.
- Они, наверное, кость чем-то вроде собачьей валерьянки пропитали, - смеялась Ольга.
У нее было отличное настроение, шикарное платье, равное ее двум дородовым зарплатам, а получала она когда-то очень неплохо. Правда, Илья его опять не оценил. Ну и что? На платье было всего много- цветов, кружев, пуговиц, из оттенков серого и розового, оно вдобавок переливалось. Ольга была похожа на куклу. Почти Барби - с тонкой талией, пышным бюстом, роскошно завитыми волосами и ярко накрашенными глазками. Ему она куда больше нравилась в однотонных более строгих костюмах и джинсах. Озорной, веселой девчонкой, а не роскошной дамой. Почему-то хотелось сказать «дамочкой». Его же гложило странное чувство виновности на свое вроде бы почти честно отработанное состояние, за свой успех, за готовящуюся статью о нем в « Коммерсанте». Ему не хотелось терять друга из, казалось давно забытого детства, а еще ему почему-то было страшно, что Марта откажется с ними лететь на юг. Что она слишком больна для этого или что ей неловко. Или что не отпустит мать и брат. Бесконечное множество «или» мелькало у него в голове уже несколько последних дней до разговора с Ольгой. Ее веселье, и это новое платье и покупки за полчаса на все его несказанно злили.
23.
К великому облегчению Ильи, все решила Галина Васильевна. Получился почти семейный ужин, неудачно приготовленный ею, с подгоревшим мясом, недожаренной картошкой и пересоленным салатом. Однако он прошел на ура. Марта последние дни проводила с девочкой, а ее мать никогда не готовила - до Марты этим занималась ее свекровь, а, когда стала болеть, передала налаженное кухонное хозяйство внучке, минуя невестку. Она так спелась с Ольгой, узнав новости, что казалось, разговаривают только они одни. Убирали тарелки, варили кофе, подавали новую бутылку коньяка. Они же определяли, что сначала Илья отвезет на море Марту и Мышку, пробудит с ними неделю, а потом его сменит Ольга, которая за это время успеет переоформить доверенности на Илью, ведь нехилый куш его бизнеса официально закреплен за женой, да заодно получит все необходимые документы на Арчи. Оставить его дома или тем более в собачьей гостинице она бы не согласилась никогда. Когда она приедет, Марта пройдет дорогостоящий курс лечения в санатории неподалеку от их нового дома и назад вернется только к осени . За это время Генка и Илья задумали открыть медицинский центр, мать с ходу и как-то абсолютно ненавязчиво напомнила Ничикову, что проект давно пылится в шкафу, а в их городе нет ни одной приличной поликлиники. Теперь то и дело от всеобщих восторженных мечтаний переходили к обсуждению мелких деталей: быть ли в центре неотложной помощи, покупать оборудование для лабораторных исследований или брать напрокат, как обстоит дело с дайвингом на Адриатическом море, стоит ли везти из дому смесь Мышке или покупать там… За окном весело молотил дождь, девочка, в обновках еще пахнущих магазином сладко спала на кожаном угловом диване. Шкип разгрыз на две части новую косточку и поделился с другом. Они устроились рядом с диваном и яростно грызли резинки. Генка под удлиненной домашней рубашкой в клетку ослабил ремень брюк и вдруг понял, что он сейчас, пожалуй, вполне счастлив. Особенно, рассматривая невесть как запорхнувшую к ним на огонек райскую птичку с розово-серым отливом.
24.
Едва они заперли калитку, проводив гостей, Илья, не то что Генка,спокойно сел за руль после пары рюмок коньяка, Марта накинулась на мать:
- Как ты можешь? – у нее дико болела голова, она весь вечер сдерживала упреки в ее адрес и адрес брата, и сейчас просто сорвалась на крик.- Как вам не стыдно? Он не чем вам не обязан и мне подавно, что это значит? Какая поездка, какая клиника? Вы что стыд потеряли? Имейте в виду, я никуда не еду!
- Почему не поедешь, Марта? – попытался смягчить ее вопли брат, приобняв за плечи. – Илья мне почти как брат, да и потом, если захочешь, за лечение я выплачу ему день после открытия центра.
- Какого центра? Ты пьян? Почему он должен строить твой центр? Мама, а ты зачем лезла со своими подсказками? Лежа проект в шкафу - и еще столько пролежит!
- Зачем ты кипятишься девочка? Я ничего не навязывала, они и сами готовы были услужить нам за то, что нянчимся с их дочерью,- Галина Васильевна,с удовольствием кутаясь в новую шаль, уселась в плетеный стульчик на террасе. – Ты поможешь им, они тебе- что в этом плохого? Илюша – всегда был отзывчивым мальчиком, и я искренне рада, что он им и остался.
- Мама, он уже давно не мальчик!- сверкала глазами Марта.- Он заработал эти деньги своим трудом, и я отказываюсь иметь к ним какое либо отношение. Она вывернулась из рук брата. - И тебе не позволю.
Гена грузно сел рядом с матерью. Теперь он был почти вровень с сестрой.
- Марта, да что с тобой? Когда тебе еще выпадет такой шанс? Я же узнавал, даже если мы продадим дом и все свои взятки я буду отдавать на твое лечение- мне не хватит денег. А Илья предлагает все сам! Для тебя это означает еще десять- пятнадцать лет жизни без боли, полноценной жизни!
- Это моя боль, понял! – кипятилась Марта.- Я жила с ней всю жизнь и умру с ней.
- Но ты могла бы пожить и без нее! Что ты теряешь? Там много пациентов с проблемами спины, познакомишься, найдешь себе кого-то , не всю жизнь же торчать дома! Тем более, что ты будешь рядом с Мышкой!
Марта шумно выдохнула, устало провела рукой по лицу и ушла в дом.
Галина Васильевна разом сгорбилась и из кокетливо стареющей дамы вдруг превратилась в полную уставшую базарную тетку.
- Зря ты сказал про мужчину, - тихо сказала она сыну.
- Знаю, - выдохнул Гена. – Что делать, мать?
- Не знаю.
Они немного помолчали, слушая тишину – далекий лай собак, шум магистрали, воркование жаб у дальнего пруда.
- Вкусно пахнет, да? – задал вопрос Гена спустя некоторое время. Мать промолчала. – Я пойду с собакой пройдусь, хорошо?
Мать тяжело поднялась с кресла, погладила его плечо.
- Только недолго.
- Как ты можешь? – у нее дико болела голова, она весь вечер сдерживала упреки в ее адрес и адрес брата, и сейчас просто сорвалась на крик.- Как вам не стыдно? Он не чем вам не обязан и мне подавно, что это значит? Какая поездка, какая клиника? Вы что стыд потеряли? Имейте в виду, я никуда не еду!
- Почему не поедешь, Марта? – попытался смягчить ее вопли брат, приобняв за плечи. – Илья мне почти как брат, да и потом, если захочешь, за лечение я выплачу ему день после открытия центра.
- Какого центра? Ты пьян? Почему он должен строить твой центр? Мама, а ты зачем лезла со своими подсказками? Лежа проект в шкафу - и еще столько пролежит!
- Зачем ты кипятишься девочка? Я ничего не навязывала, они и сами готовы были услужить нам за то, что нянчимся с их дочерью,- Галина Васильевна,с удовольствием кутаясь в новую шаль, уселась в плетеный стульчик на террасе. – Ты поможешь им, они тебе- что в этом плохого? Илюша – всегда был отзывчивым мальчиком, и я искренне рада, что он им и остался.
- Мама, он уже давно не мальчик!- сверкала глазами Марта.- Он заработал эти деньги своим трудом, и я отказываюсь иметь к ним какое либо отношение. Она вывернулась из рук брата. - И тебе не позволю.
Гена грузно сел рядом с матерью. Теперь он был почти вровень с сестрой.
- Марта, да что с тобой? Когда тебе еще выпадет такой шанс? Я же узнавал, даже если мы продадим дом и все свои взятки я буду отдавать на твое лечение- мне не хватит денег. А Илья предлагает все сам! Для тебя это означает еще десять- пятнадцать лет жизни без боли, полноценной жизни!
- Это моя боль, понял! – кипятилась Марта.- Я жила с ней всю жизнь и умру с ней.
- Но ты могла бы пожить и без нее! Что ты теряешь? Там много пациентов с проблемами спины, познакомишься, найдешь себе кого-то , не всю жизнь же торчать дома! Тем более, что ты будешь рядом с Мышкой!
Марта шумно выдохнула, устало провела рукой по лицу и ушла в дом.
Галина Васильевна разом сгорбилась и из кокетливо стареющей дамы вдруг превратилась в полную уставшую базарную тетку.
- Зря ты сказал про мужчину, - тихо сказала она сыну.
- Знаю, - выдохнул Гена. – Что делать, мать?
- Не знаю.
Они немного помолчали, слушая тишину – далекий лай собак, шум магистрали, воркование жаб у дальнего пруда.
- Вкусно пахнет, да? – задал вопрос Гена спустя некоторое время. Мать промолчала. – Я пойду с собакой пройдусь, хорошо?
Мать тяжело поднялась с кресла, погладила его плечо.
- Только недолго.
25.
Трудно было подобрать нелепей компанию, чем та, что собралась в аэропорту ранним субботним утром. Чудак Генка вырядился в гавайскую рубашку, на толстой золотой цепочке болтались очки от солнца, а дорогой чемодан из крокодильей кожи с вещами сестры никак не вязался с потертыми джинсами и видавшими лучшие времена кроссовками. Ольга была ему под стать: в легком платье-матроске, плетеных макасинах, с детской сумкой- зайчиком на плече. Волосы небрежно сплетены в задорный «колосок». Казалось, это они уезжают на курорт, а не отрешенный Илья в светло-бежевом замшевом пиджаке и темно- синей сорочке, и уж подавно не Марта, привычно затянутая в черную хламиду с ребенком на руках.
- Марточка, позвони, как только вы доберетесь до места, обещаешь? - гладила хмурую Марту Ольга. – Мышка будет кушать только через три часа, но на всякий случай в чехле сок и смесь, все готово.
- Леля, я все знаю, только обещай мне, что ты не задержишься, хорошо? – тихо отвечала ей Марта. Она и сама не поняла, как Ольге в два счета удалось сделать то, что мать и брат признали непосильным. Явилась на следующий день с Мышкой в кенгуренке и сразу давай рассказывать, что всю ночь сидела в интернете, все узнала. Они обязательно поедут в дендрарий, будут фотографироваться на фоне Княжеского дворца и гулять по магазинам на центральной улице Старого города. Ни мало не обращая внимания, на Мартино молчание, она продолжала свой рассказ о Дубровнике, пока не добилась от нее ответов на несложные вопросы – о питании Мышки там, о том, нужен ли путеводитель и стоит ли потратить оставшиеся несколько дней, чтоб напомнить себе хотя бы английский.
Теперь же Ольга почти ликовала. Все лето в Хорватии! На берегу теплого Адриатического моря, с любимой подругой и дочерью, да и муж точно несколько раз сможет выбраться. Галина Васильевна будет поливать цветы, Гена обещает добыть побыстрее справки на Арчи,ура!
- Илюшка, позвони и ты, хорошо? – обернулась Ольга к мужу.
- Оль, ну я же обещал, - улыбнулся Илья. Суета последних дней и странное чувство ожидания чего-то прекрасного сделали свое: даже Ольгина радость не была ему в тягость. Наоборот, что-то щемило внутри от того, что он видел ее такой. – А ты не забудь про нотариуса. Ген, а ты не забудь про справки на собаку, а то Ольга без нее поднимет такой вой, что море выйдет из берегов.
- Да помню я, Седой, помню. Все будет в лучшем виде.
Они попрощались, когда объявили посадку. Мышка уже спала, поэтому прощание с мамой оставило ее равнодушной. Ольга облизала Марту, смущенно припала к Илье. Рукопожатие Генки. Все.
Когда самолет взлетел, Илья почти физически почувствовал, как лопается натянутая долгие месяцы струна напряжения. Его ждал отдых.
26.
- Марточка, позвони, как только вы доберетесь до места, обещаешь? - гладила хмурую Марту Ольга. – Мышка будет кушать только через три часа, но на всякий случай в чехле сок и смесь, все готово.
- Леля, я все знаю, только обещай мне, что ты не задержишься, хорошо? – тихо отвечала ей Марта. Она и сама не поняла, как Ольге в два счета удалось сделать то, что мать и брат признали непосильным. Явилась на следующий день с Мышкой в кенгуренке и сразу давай рассказывать, что всю ночь сидела в интернете, все узнала. Они обязательно поедут в дендрарий, будут фотографироваться на фоне Княжеского дворца и гулять по магазинам на центральной улице Старого города. Ни мало не обращая внимания, на Мартино молчание, она продолжала свой рассказ о Дубровнике, пока не добилась от нее ответов на несложные вопросы – о питании Мышки там, о том, нужен ли путеводитель и стоит ли потратить оставшиеся несколько дней, чтоб напомнить себе хотя бы английский.
Теперь же Ольга почти ликовала. Все лето в Хорватии! На берегу теплого Адриатического моря, с любимой подругой и дочерью, да и муж точно несколько раз сможет выбраться. Галина Васильевна будет поливать цветы, Гена обещает добыть побыстрее справки на Арчи,ура!
- Илюшка, позвони и ты, хорошо? – обернулась Ольга к мужу.
- Оль, ну я же обещал, - улыбнулся Илья. Суета последних дней и странное чувство ожидания чего-то прекрасного сделали свое: даже Ольгина радость не была ему в тягость. Наоборот, что-то щемило внутри от того, что он видел ее такой. – А ты не забудь про нотариуса. Ген, а ты не забудь про справки на собаку, а то Ольга без нее поднимет такой вой, что море выйдет из берегов.
- Да помню я, Седой, помню. Все будет в лучшем виде.
Они попрощались, когда объявили посадку. Мышка уже спала, поэтому прощание с мамой оставило ее равнодушной. Ольга облизала Марту, смущенно припала к Илье. Рукопожатие Генки. Все.
Когда самолет взлетел, Илья почти физически почувствовал, как лопается натянутая долгие месяцы струна напряжения. Его ждал отдых.
26.
Воскресенье Геннадий Петрович провел на дежурстве в больнице. Всего одни роды, одно экстренное кесарево, да и бригада подобралась. Успели и вкусно пообедать, и шампанского за новорожденных выпить и вздремнуть. Зато в понедельник оказался «день тяжелый». Почти как в анекдоте. Кровотечение после вполне нормальных родов, осложнившийся перфорацией аборт – и это из-под кюретки более чем опытного врача!, новорожденный с 5й по Апгар, проверка из облздрава, а после обеда- милейшая грымза из санстанции. Ей давно уже поперек горла стояло их отделение новорожденных. Собственно, отделением там все считалось по-старинке, в кювезе был только один мальчуган, тот, что наработал и на первой и на 5й минуте 5 по Апгар, но грымза была в ударе. Он привычно влазил во все дела, разруливал, перепоручал, организовывал комиссии, делал поощрения - непременно с занесением в личное дело и выговоры- исключительно устные. Это притом, что врачом он был действительно хорошим и вел прием. Его роддом, стоящий на отшибе города за десять лет руководства стал лучшим в городе. Свою работу он любил. Хотя, больше и любить то особо было некого. И не за чем. Его тоже там любили.
Ольга ждала его под кабинетом, но он прошел мимо нее, не заметив. Вошел в кабинет, буркнул секретарю: «5 минут», и упал на диван. Только потом, выпив полчашки крепчайшего кофе и выкурив сигарету у раскрытого окна, снова был готов к бою.
За окном шел дождь. В кабинете смешался запах застарелого сигаретного дыма и свежести.
Ольга вошла, и Ничиков снова удивился ей. Райская птичка была снова в темных брюках и темном пиджаке, волосы туго стянуты, так похожая на прежнюю беременную Ольгу – и совсем чужая. Холодок страшного предчувствия уколол его.
- Оленька? Простите, я не узнал вас сразу, утро тяжелое выдалось.
- Не страшно, Геннадий Петрович, - Оля опустилась в кресло, и он снова подивился ее осанке и непроизвольно сел прямо.- Мне нужно с вами поговорить.
- Я вас слушаю. Марта звонила? Что-то случилось? – нахмурился он.
- Нет, с Мартой все в порядке, - Ольга провела рукой по стянутым в узел волосам, и они рассыпались по плечам. – Но разговор будет долгим.
- Хотите кофе? – улыбнулся он. Все равно видеть ее рядом было удовольствием.
Ольга приподнялась, потянулась к нему через стол, так что ее лицо оказалось почти рядом с его лицом , и выдохнула:
Ольга ждала его под кабинетом, но он прошел мимо нее, не заметив. Вошел в кабинет, буркнул секретарю: «5 минут», и упал на диван. Только потом, выпив полчашки крепчайшего кофе и выкурив сигарету у раскрытого окна, снова был готов к бою.
За окном шел дождь. В кабинете смешался запах застарелого сигаретного дыма и свежести.
Ольга вошла, и Ничиков снова удивился ей. Райская птичка была снова в темных брюках и темном пиджаке, волосы туго стянуты, так похожая на прежнюю беременную Ольгу – и совсем чужая. Холодок страшного предчувствия уколол его.
- Оленька? Простите, я не узнал вас сразу, утро тяжелое выдалось.
- Не страшно, Геннадий Петрович, - Оля опустилась в кресло, и он снова подивился ее осанке и непроизвольно сел прямо.- Мне нужно с вами поговорить.
- Я вас слушаю. Марта звонила? Что-то случилось? – нахмурился он.
- Нет, с Мартой все в порядке, - Ольга провела рукой по стянутым в узел волосам, и они рассыпались по плечам. – Но разговор будет долгим.
- Хотите кофе? – улыбнулся он. Все равно видеть ее рядом было удовольствием.
Ольга приподнялась, потянулась к нему через стол, так что ее лицо оказалось почти рядом с его лицом , и выдохнула:
- Рыжий, а ты меня помнишь? Май, сирень у дамбы. Ты, Илья, Хан.
Он не отвернулся. Кровь отхлынула от лица, и где-то в горле забилось сердце. «У меня сейчас может быть инфаркт. Грымза не поверит».
- Я всегда знал, что это там не закончилось. - Он уже снова смотрел в ее глаза. Прямо. Даже дерзко. – Убивать меня пришла?
- Нет, - Ольга снова села в кресло, обхватила себя руками, словно прячась от холода. – Убить я хотела себя, потом Илью… Мне нужна твоя помощь.
Он не отвернулся. Кровь отхлынула от лица, и где-то в горле забилось сердце. «У меня сейчас может быть инфаркт. Грымза не поверит».
- Я всегда знал, что это там не закончилось. - Он уже снова смотрел в ее глаза. Прямо. Даже дерзко. – Убивать меня пришла?
- Нет, - Ольга снова села в кресло, обхватила себя руками, словно прячась от холода. – Убить я хотела себя, потом Илью… Мне нужна твоя помощь.
27.
Это была уже третья сигарета, Ольга говорила монотонно и тихо, он постоянно выключался, думал о своем. О том, что подозрительно долго ноет сердце, наверное, все-таки придется найти однокурсницу Машу и провериться. О том, что старая грымза, конечно же, добьется, чтоб впихнуть ему и начмеду штрафы. О том, что матери пора тоже где-то отдохнуть. Что в третьем родзале нужно менять лампы. Да и что Ольга могла рассказать ему нового? Из обрывков долетающих до него фраз, из воспоминаний и скупых ответов Ильи у Гены как-то разом сложилась единая картинка, ни изменить, ни дополнить Ольга ее не могла бы. Только последние ее слова его вывели из оцепенения и заставили ее слушать.
- Он колет себе какую-то дрянь, «крокодила», как он говорит, от нее все тело в гнойниках, и его постоянно лихорадит, я уже даже просила покупать что-то дороже, но говорит, что не то, не берет…
- Кто колит, Оль? – недоуменно поднял бровь Гена. – Илья?
- Хан, он говорит, что уже не может без них и ему нужно много, очень много, это недорого, не так дорого, но ...
Гена встал, походил по кабинету, парусник на полке, книжный шкаф, и на тумбочке тоже свалены книги, никак не наведет он тут порядок. Значит, так. Опустился перед стулом Ольги на корточки, взял ее лицо в руки, посмотрел ласково, словно думая, что она сошла с ума.
- Оль, причем тут Денис?
Ольга разозлилась. Поза осталось той же, а лицо в его руках застыло как маска. Разом выставив на показ все морщинки, складочки, красноту около носа.
- При том, что мне нужно знать – это правда или нет, - почти по военному выделяя слова, ответила она. - А он не говорит. Он сказал мне об этом только тогда, еще в подвале и словно забыл. Только смеется. От его смеха даже у Арчи шерсть дыбом становится…
Гена поднялся, снова закурил. С ума, видимо, сошел он сам. Часть ее злость передалась ему , застыла внутри острым стержнем.
- Какую правду, Оль? И что тебе от меня, в конце концов, нужно?
- Он мне сказал, что из всех вас троих, он- игрок, ты-рудокоп, а Илья-…И если я не сделаю того, что он хочет, он всем это расскажет…
- Что Илья?
Она тоже встала, подошла к нему близко- близко. На лице появилось что-то безумное. Она проговорила ему, как считалочку.
- Он- игрок, ты- рудокоп, Илья- душегуб. Убийца. Он говорит, что у него руки по плечи в ледяной крови. Это правда, а? – она схватила его за плечи и принялась трясти. - Ты же должен знать! Должен! Скажи мне правду.
28.
Это была уже третья сигарета, Ольга говорила монотонно и тихо, он постоянно выключался, думал о своем. О том, что подозрительно долго ноет сердце, наверное, все-таки придется найти однокурсницу Машу и провериться. О том, что старая грымза, конечно же, добьется, чтоб впихнуть ему и начмеду штрафы. О том, что матери пора тоже где-то отдохнуть. Что в третьем родзале нужно менять лампы. Да и что Ольга могла рассказать ему нового? Из обрывков долетающих до него фраз, из воспоминаний и скупых ответов Ильи у Гены как-то разом сложилась единая картинка, ни изменить, ни дополнить Ольга ее не могла бы. Только последние ее слова его вывели из оцепенения и заставили ее слушать.
- Он колет себе какую-то дрянь, «крокодила», как он говорит, от нее все тело в гнойниках, и его постоянно лихорадит, я уже даже просила покупать что-то дороже, но говорит, что не то, не берет…
- Кто колит, Оль? – недоуменно поднял бровь Гена. – Илья?
- Хан, он говорит, что уже не может без них и ему нужно много, очень много, это недорого, не так дорого, но ...
Гена встал, походил по кабинету, парусник на полке, книжный шкаф, и на тумбочке тоже свалены книги, никак не наведет он тут порядок. Значит, так. Опустился перед стулом Ольги на корточки, взял ее лицо в руки, посмотрел ласково, словно думая, что она сошла с ума.
- Оль, причем тут Денис?
Ольга разозлилась. Поза осталось той же, а лицо в его руках застыло как маска. Разом выставив на показ все морщинки, складочки, красноту около носа.
- При том, что мне нужно знать – это правда или нет, - почти по военному выделяя слова, ответила она. - А он не говорит. Он сказал мне об этом только тогда, еще в подвале и словно забыл. Только смеется. От его смеха даже у Арчи шерсть дыбом становится…
Гена поднялся, снова закурил. С ума, видимо, сошел он сам. Часть ее злость передалась ему , застыла внутри острым стержнем.
- Какую правду, Оль? И что тебе от меня, в конце концов, нужно?
- Он мне сказал, что из всех вас троих, он- игрок, ты-рудокоп, а Илья-…И если я не сделаю того, что он хочет, он всем это расскажет…
- Что Илья?
Она тоже встала, подошла к нему близко- близко. На лице появилось что-то безумное. Она проговорила ему, как считалочку.
- Он- игрок, ты- рудокоп, Илья- душегуб. Убийца. Он говорит, что у него руки по плечи в ледяной крови. Это правда, а? – она схватила его за плечи и принялась трясти. - Ты же должен знать! Должен! Скажи мне правду.
28.
Денис Ханыев лежал на проваленном диване, рассматривал потолок и улыбался. Улыбка его была почти плотоядной, оскал хищника. Хорошая получилась игра. Это глупая девчонка до сих пор трясется от страха и никому ничего не говорит. Деньги из нее можно тянуть до бесконечности, и их хватит и на легкие кодеиновые таблетки для затравки, и на хатку, и Инке передать, а много ли ему нужно. К лихорадке он почти привык, к боли он с детства был почти бесчувственен. Та бурда, что он вводил себе под кожу, имитируя наркотики, действительно нагнаивалась, но он и к этому привык. Он слишком долго ждал, а теперь почти нюхом ощущал запах своей победы. Запах смерти. Единственное, чего ему хотелось сейчас - так это секса. Грязного, дикого секса. Жена далеко, приводить сюда шлюх – слишком многое, что здесь играет роль простых декораций ввело мало- мальски знающего о наркотиках в истерику, ашлюхи о них знают, иначе им не выжить. Девка постоянно тягает за собой собаку, а псина, обученная полнейшей преданности, чувствует опасность и постоянно рычит. Жаль. Ладная девка. Рано они тогда ее отпустили. Сейчас, в минуту расслабленности, грез, он был почти красив. Смуглое лицо татарина, темные маслянистые глаза, красиво очерченные губы. Его почти не портила грязная, несвежая одежда. Он погрузнел, отяжелел, но это была тяжесть хищника, а не кабинетного червя. Хищника заматеревшего, а не поджарого, хищника, который уже возьмет умом, а не быстротой. Как они все изменились. Хотя, все в рамках его прогнозов. Рудокоп Генка перерыл не мало руды, и добился своего – доказал, что хотел доказать, бабы его за Господа Бога считают, он узнавал, это правда. Расскажи некоторым из них, с чего начинались его исследования – смеху будет. Илюшка тоже молодец- удалец. Многое перебрал, ирод, – и работку, и баб. И тоже божок для той, что сейчас имеет. Но ничего. Они еще просто не знают, кто для них окажется настоящий Господом. Ставки сделаны много лет назад. До ледяной расплаты осталось совсем недолго…
29.
- Оль, мы, конечно, много накуролесили в детстве с Ханом и Ильей. Но такое обвинение – это слишком, - практически отмахнулся от нее Ничиков.
Она рассмеялась. Так громко, истерично, что он испугался. Из кабинета ее точно пора уводить.
- Слишком? А что, что тогда не слишком?
Она почти выкрикнула последние слова, а потом разом успокоилась, села назад в кресло для посетителей, спина – как натянутая струна, руки чопорно сложены на коленях, в потухших глазах все та же горечь. Жаль, но его это больше не волновало. Сколько лет он казнил себя за давний детский проступок, но ее саму, как женщину, девушку, мать, ему сейчас было совсем не жаль. Такая - кого хочешь сама перекусит, и выплюнет.
- Что ты от меня хочешь? – устало потер ноющую слева грудь Гена.
- Ты должен поехать со мной к нему, Хану. Пока меня не будет – возить ему еду, таблетки, а еще лучше отправить его в лечебницу, ты же врач, у тебя должны быть связи. Я хочу хоть пару месяцев отдохнуть от этой нервотрепки, побыть с ребенком, наконец.
- Наша последняя беседа окончилась весьма плачевно для меня, Оля, и видится с ним, больше не намерен. И тем более сопли ему вытирать.
Ольга встала и прошепела ему:
- Ты меня не понял, наверное, милый мой любовничек. Ты ДОЛЖЕН со мной поехать. Иначе ты потеряешь все. Поверь мне, я смогу это устроить. Ради своего будущего и будущего своего ребенка, я должна знать правду и ты обязан мне помочь. Я жду тебя в машине у выезда из больницы. И не вздумай сбежать.
30.
Гена вышел часа через два. Сел в машину, открыл окно, закурил. Ольга завела мотор. Дождь давно закончился, пахло свежестью и весной. Сиренью, что цвела у ограды. Петуньями на центральной клумбе. Даже тонкий животный запах от домика, где жил баран добавлял некую изюминку и только. Ничиков глубоко затянулся, и неким шестым чувством его кольнуло, что никогда этого уже не почувствует и что ему это почти безразлично. Долгие счастливые годы тяжелой, изнуряющей работы, младенцы, благодарности, крики, стопка водки с бабой Маней, которая помнила его еще интерном в первом роддоме, а теперь стала фактически нянькой, угождающей во всем, хитрая плутовка Роза, никогда не смущающаяся кабинетного секса. Его жизнь кончилась.
- Мы познакомились, когда нам с Илюхой было по двенадцать, а Хану - тринадцать. Для нас это была честь. Мы – дачники, он местный. Местные с нами не водились, а он знал все окрестности, и мы сновали везде. Дамба, заброшенные коровники у оврага, бомбоубежище у дальней рощи. Мать все удивлялась нашей дружбе, почему - уже не помню, но разрешала, а матери Ильи уже тогда было плевать. Он просто однажды подошел и спросил, умеем ли мы плавать. Илюха кивнул, и он позвал нас на дамбу. В тот день… - он замялся на секунду, стряхнул пепел в окно и продолжил. – В тот день, когда мы напали на тебя, у нас был долгий разговор о …женщинах. Я нашел тогда учебнику дома по акушерству, и зачитывался им, все рисовал схемки с тем, как какой гормон действует. Он тогда очень просто заявил «хватит мучать кошек, пора переходить на баб». Поверь, не одной тебе тогда было жутко. Но отступить …не позволяла гордость. Тупое мальчишеское самолюбие. Мы так хотели показать ему, что нам тоже ничто такое не почем. Так получилось, что мы всегда ему что-то доказывали. Больше мы не приезжали туда, мы оба боялись его, а как закончилось то лето я и не помню. Все смешалось в тумане. Страшно было, что ты расскажешь, я же сразу понял, что ты местная, что можешь указать на нас. Страшно было, что Хан узнает про это страх и осмеет.. – Он выбросил окурок в окно и снова закурил. - Молчишь?, - обернулся к Ольге.
Она остервенело сжала руль и смотрела только перед собой.
- Молчи, Леля, ибо прощения мне от тебя не нужно. После тебя мне ни одна баба была не мила. Они для меня – подопытные кролики и только. То был единственный раз, когда страх, кураж, робость соединились с желанием. Повторить я это больше не мог, хотя еще долго искал это чувства, словно наркотик. У меня теперь один наркотик- работа. Не будет жены, я просто не могу лгать. Любовницы- это другое. Мне ты жизнь искалечила. Как и я тебе, наверное…Но помогу я тебе не из страха, а ради Ильи и точка.
Гена замолчал. Ольга вырулила на центральную улицу, остановилась на светофоре.
- А Илья?- тихо спросила она.
- Что Илья? – отозвался Гена с вызовом в голосе.- Илье понравилось. Он баб стал тянуть к себе магнитом.
Она уже парковалась у типовой неприметной хрущевки, когда Генка добавил.
- Я тебе помогу. Стану для этого козла родной матерью, если захочешь. Но только никого Илюха не убивал. Он рыцарь, недоделанный, гребанный рыцарь с большой дороги. Всегда был таким. И он мой единственный друг, понимаешь?
Гена вышел часа через два. Сел в машину, открыл окно, закурил. Ольга завела мотор. Дождь давно закончился, пахло свежестью и весной. Сиренью, что цвела у ограды. Петуньями на центральной клумбе. Даже тонкий животный запах от домика, где жил баран добавлял некую изюминку и только. Ничиков глубоко затянулся, и неким шестым чувством его кольнуло, что никогда этого уже не почувствует и что ему это почти безразлично. Долгие счастливые годы тяжелой, изнуряющей работы, младенцы, благодарности, крики, стопка водки с бабой Маней, которая помнила его еще интерном в первом роддоме, а теперь стала фактически нянькой, угождающей во всем, хитрая плутовка Роза, никогда не смущающаяся кабинетного секса. Его жизнь кончилась.
- Мы познакомились, когда нам с Илюхой было по двенадцать, а Хану - тринадцать. Для нас это была честь. Мы – дачники, он местный. Местные с нами не водились, а он знал все окрестности, и мы сновали везде. Дамба, заброшенные коровники у оврага, бомбоубежище у дальней рощи. Мать все удивлялась нашей дружбе, почему - уже не помню, но разрешала, а матери Ильи уже тогда было плевать. Он просто однажды подошел и спросил, умеем ли мы плавать. Илюха кивнул, и он позвал нас на дамбу. В тот день… - он замялся на секунду, стряхнул пепел в окно и продолжил. – В тот день, когда мы напали на тебя, у нас был долгий разговор о …женщинах. Я нашел тогда учебнику дома по акушерству, и зачитывался им, все рисовал схемки с тем, как какой гормон действует. Он тогда очень просто заявил «хватит мучать кошек, пора переходить на баб». Поверь, не одной тебе тогда было жутко. Но отступить …не позволяла гордость. Тупое мальчишеское самолюбие. Мы так хотели показать ему, что нам тоже ничто такое не почем. Так получилось, что мы всегда ему что-то доказывали. Больше мы не приезжали туда, мы оба боялись его, а как закончилось то лето я и не помню. Все смешалось в тумане. Страшно было, что ты расскажешь, я же сразу понял, что ты местная, что можешь указать на нас. Страшно было, что Хан узнает про это страх и осмеет.. – Он выбросил окурок в окно и снова закурил. - Молчишь?, - обернулся к Ольге.
Она остервенело сжала руль и смотрела только перед собой.
- Молчи, Леля, ибо прощения мне от тебя не нужно. После тебя мне ни одна баба была не мила. Они для меня – подопытные кролики и только. То был единственный раз, когда страх, кураж, робость соединились с желанием. Повторить я это больше не мог, хотя еще долго искал это чувства, словно наркотик. У меня теперь один наркотик- работа. Не будет жены, я просто не могу лгать. Любовницы- это другое. Мне ты жизнь искалечила. Как и я тебе, наверное…Но помогу я тебе не из страха, а ради Ильи и точка.
Гена замолчал. Ольга вырулила на центральную улицу, остановилась на светофоре.
- А Илья?- тихо спросила она.
- Что Илья? – отозвался Гена с вызовом в голосе.- Илье понравилось. Он баб стал тянуть к себе магнитом.
Она уже парковалась у типовой неприметной хрущевки, когда Генка добавил.
- Я тебе помогу. Стану для этого козла родной матерью, если захочешь. Но только никого Илюха не убивал. Он рыцарь, недоделанный, гребанный рыцарь с большой дороги. Всегда был таким. И он мой единственный друг, понимаешь?