Глава 27

НИЖНЕЕ ЗАБРОДЬЕ

12 августа, день пятьдесят первый

     – Так почему вы не носите украшения?

     – Потому что мы превращаемся в драконов, – улыбнулся Фолинор. – Ни одно украшение не переживёт такого.

     Я представила, что случится с бусами, если та, кто их носит, внезапно вырастет размером с три дома. От них ничего не останется, бусинки разлетятся и потеряются.

     – Древние как-то украшали свою чешую, – добавил Диэглейр. – Покрывали узорами, которые не смывались и никуда не девались, даже если обернуться в человека и обратно. Но секрет того состава был утерян после катаклизма, его знали немногие мастера, и все они погибли. Нам так и не удалось добиться чего-то подобного. Чем бы мы ни покрывали чешую, после смены облика всё исчезало, мы ведь каждый раз словно бы возрождаемся заново.

     – Поэтому мы стали украшать одежду. Красивые ткани, вышивка, разная отделка. Этого нам достаточно.

     – Но… одежду же вы убираете в магический карман. Почему не убрать драгоценности тоже. Или их нельзя?

     – Можно, – кивнул Фолинор. – Но, видишь ли, Аэтель, чтобы поместить вещь в магический карман, о ней нужно помнить в момент обращения, а оно происходит одномоментно. Нужно успеть мысленно перечислить всё, что ты хочешь убрать. Именно этому мы учимся в детстве.

     – Нивена говорила, что одежду при обращении рвут только дети, – вспомнила я наш давний разговор.

     – Дети просто забывают, – улыбнулся Диэглейр. – А у нас это всё отработано до автоматизма. Но мы стараемся одевать один и тот же набор вещей, потому что о чём-то дополнительном можем не вспомнить.

     – Но вы ходите в разном.

     – Рубаха – она всегда рубаха, – усмехнулся Диэглейр. – И неважно, простая холщёвая или шёлковая с вышивкой. Мы просто мысленно проговариваем в голове «рубаха-брюки-обувь-ремень», это звучит не особо быстро, но мысленно – нужны доли секунды. Если же на мне ещё и сюртук – про него я должен помнить сознательно, иначе от него останутся лохмотья.

     – Как всё сложно, – вздохнула я. Раньше-то казалось, что просто – раз, и одежда исчезла, раз – и снова появилась. Сама. Оказалось – нет, всё не так.

     – Вот почему мы не носим украшения, слишком сложно помнить ещё и о них, – развёл руками Фолинор, потом взглянул на свой палец. – Но про это кольцо я никогда не забуду.

     Какое-то время мы ехали молча, я, прижавшись к мужу, обдумывала всё, что только что узнала. Интересно, сколько ещё я узнаю о драконах странного и удивительного? Казалось, что знаю всё – а потом вдруг новая тайна всплывает.

     Мимо окна повозки пробегали поля, деревья, пару раз вдали видела небольшие деревушки. Но ничего особо интересного, как в городе, я не видела, поэтому почти не смотрела в окно, пригревшись в объятиях Фолинора и почти задремав под мерное покачивание. Но заметила, что повозка съехала с основного тракта и, подскакивая на неровной дороге, покатила в сторону виднеющейся вдали деревни, и тут уж дрёма с меня слетела. Я открыла маленькую дверцу в передней стенке – через неё можно изнутри с извозчиком переговариваться, – и, встав коленями на сиденье, стала смотреть, куда мы едем.

     – Нижнее Забродье, – пояснил мне извозчик. – Приехали.

     Деревня была больше нашей, и намного, а вот домишки выглядели беднее. Крыши соломенные, не из дранки, как у нас, стены небелёные, просто глиной обмазанные, заборы покосившиеся. Может, это просто на окраине так?

     Возле одного из дворов на лавке сидел дед. Притормозив, извозчик окликнул его:

     – Старый, где тут дом шорника Оерика?

     – Да тама, – дед махнул рукой в ту сторону, куда мы ехали.

     – Старый, да у вас вся деревня «тама», – хмыкнул извозчик. – Может, покажешь?

     – Мы заплатим, – выглянув наружу через приоткрытую дверь, Диэглейр показал старику монетку. Тот оживился и закричал.

     – Идвиг! Идвиг, пёсий сын, где тя носит, подь сюды, живо!

     – Чё орёшь, дед? – из-под застрехи сарая высунулась кудлатая голова. – Сам же велел сено старое в угол сгресть.

     – Дрыхнешь, поди, на том сене-то, – заворчал старик. – Иди, вон, господам дом Оерика покажи.

     Мальчишка восторженно оглядел нашу повозку и лошадей, быстро спустился на землю, как бельчонок цепляясь за трещины в стене сарая, и так же ловко забрался на козлы рядом с извозчиком. Судя по помятой щеке и сухим травинкам в волосах, он, и правда, спал на сеновале.

     – Туда, – махнул он рукой вперёд. – Только дядьки Оерика сейчас дома нет, в город поехал, товар продавать повёз. Дома только тётка Хродвина. Я вам издаля дом покажу, а то увидит меня – орать будет.

     – Почему? – мне стало любопытно.

     – Дык она на всех орёт, – пожал парнишка плечами. – Ей же всё всегда не так. Даже если просто мимо пройти – «Чего ходишь тут, пылюку подымаешь, дышать нечем уже», – визгливым голосом затянул он, видимо, передразнивая эту самую Хродвину.

     – Н-да… Похоже, не повезло деткам, – тихонько пробормотал Диэглейр.

     – Идвиг, а ты знаешь ребятишек, что у неё теперь живут? Племянников Оерика.

     – Сирот-то? Знаю. Мы с Эйкином играем иногда, если у него удрать получается.

     – Сирот? – удивлённо пробормотал Диэглейр.

     – Удрать? – переспросила я.

     – Так он либо дяде в мастерской помогает, тот его в подмастерья приспособил, либо огород полет да поливает. Ему и поиграть-то некогда. Иногда удирал к нам, потом от тётки попадало, лупила, почём зря. Он уж давно к нам не прибегал, видать, совсем замордовала тётка-то.

     Диэглейр у меня за спиной негромко, но от души выругалась.

     – А Илберга?

     – Сеструха его, штоль? Ту я и не видел. Эйкин говорил, её в няньки тётка приспособила, у неё две соплюхи мелкие, вот и нянькает. Да по дому чего велят – делает.

     – И муж ей позволяет? – я понимала, что для Хродвины эти дети – чужие, но как же родной дядя?

     – Ха, позволяет! Да что он сделает-то? Она ж – бой-баба, она и ему так наподдаст, мало не покажется. Дядька Оерик супротив жены и слова вякнуть не смеет. Мой батька говорит, что он у неё в кулаке зажатый. Не мужик, говорит, а тряпка.

     – И зачем на такой женился? – это был даже не вопрос, откуда мальчишке знать, так, удивление просто. Но ответ я получила.

     – Дык она ж его, пьяного, в постель затянула, да затяжолила сразу. Вот и обженились. Она ж перестарка была, никто брать не хотел, вот и словила себе мужа. А батька ейный ружжо взял, да так, под ружжом, дядьку Оерика в храм и привёл. Да ейный батька и без ружжа страшный, кузнец он наш, огроменный, такому разве слово супротив скажешь? И тётка Хродвина вся в него. Дядька Оерик рядом с женой и пикнуть боится.

     – И откуда ты всё знаешь? – удивилась я такой осведомлённости.

     – Так все это знают. Бабы как соберутся вместе, так болтают обо всём, и об этот тоже. А у меня что, ушей, что ли, нету? Вона их дом, напротив колодца. А я побегу, от греха подальше.

     И прямо на ходу спрыгнув с козел, – впрочем, ехали мы медленно, – и поймав брошенную Диэглейром монетку, мальчишка отбежал к забору на другой стороне улицы, да там и остался, с любопытством наблюдая, что будет дальше.

     Мы подъехали к указанному дому. Жиденький забор из ивовых веток мешал скотине забрести во двор, но ничего не скрывал, и мне было прекрасно видно захламлённый двор, по которому бродило несколько кур, и крепко сбитого мальчишку лет восьми, который кидал комьями земли в небольшую рыжую собачонку, жмущуюся в угол между домом и покосившейся будкой, к которой была привязана. Когда комья попадали в неё, собака лишь жалобно взвизгивала, вызывая у мальчишки злорадный смех.

     – Я сам, ладно? Вы здесь подождите, – сказал Диэглейр, открывая дверь и выходя из повозки.

     – Если будет нужна помощь… – Фолинор не договорил, но было понятно, что он в любой момент готов вмешаться.

     – Справлюсь, – Диэглейр открыл калитку и решительно вошёл во двор. Мальчишка забыл про собаку и, раскрыв рот, уставился на него.

     – Господин желает купить упряжь для своей лошадки? – послышался низкий голос, и я увидела крупную женщину, встающую с табуретки и стряхивающую с подола скорлупу орехов, которые, видимо, грызла. Прежде я её не заметила, так как она сидела в тени большой развесистой яблони в углу двора. – Мужа щас нету, но я сама вам всё покажу. Хороший товар, господин останется доволен.

     И правда – бой-баба, получше рассмотрев Хродвину, – а кого ж ещё? – я признала правильность данного ей прозвища. Лет тридцати или старше, высокая, полная, мощные руки и плечи, которые скорее подошли бы мужику, причём, тому, кто занимается тяжёлым трудом, например, кузнецу. И правда – в батю пошла, бывает же! Жирные щёки, маленькие, близкопосаженные глазки, жидкие сальные волосы, зализанные в пучок – на такой только под угрозой смерти и жениться.

     – Госпожа Суини? – уточнил Диэглейр.

     – Она самая, – кивнула женщина, разглаживая подол платья. – Жена шорника Оерика. Лучшей упряжи не найдёте во всей округе, а может, и в городе. Пройдите в мастерскую, господин, посмотрите…

     – Нет, – жестом остановил её мужчина. – Мне не нужна упряжь. Я приехал, чтобы забрать находящихся на вашем попечении Эйкина и Илбергу Бирн.

     – Забрать, – растерялась женщина, но тут же недобро прищурилась. – С чего это господину понадобились эти щенки? От них проку никакого, зато жрут, как не в себя.

     – Это уже не ваша забота. Будьте добры, приведите детей и соберите их вещи, – голос Диэглейра звучал холодно.

     – Никуда я их не отдам, вот ещё выдумали. Будут тут всякие приезжать, кровиночек наших забирать, – тон женщины резко изменился. – Они ж мне как родные, не отдам я их, тем более – невесть кому. Правов таких не имеете – детей из родной семьи забирать!

     – Что-то как-то резко у неё щенки в кровиночек превратились, – шепнул мне на ухо Фолинор, поверх моего плеча наблюдая за тем, что творилось во дворе, из повозки всё было отлично видно поверх забора.

     – Не хочет бесплатных прислужников терять, – шепнула я в ответ.

     – У меня есть все права, – доставая из внутреннего кармана сюртука какие-то бумаги, ответил Диэглейр. – Я выкупил семью Бирн на аукционе, где они были проданы за долги, вот купчая. А поскольку Кутберт сбежал, не отработав долг, то, по распоряжению судьи Риган, я забираю детей в счёт возмещения ущерба. Вот документ. Надеюсь, читать вы умеете?

     – Конечно, – с вызовом ответила женщина, взяла обе бумаги и стала внимательно их изучать. Но даже из повозки я увидела, что одну из бумаг она держит вверх ногами.

     – Откуда они у него? – удивилась я. Ни к какому судье мы точно не заезжали, просто не успели бы.

     – Думаю, купчую он взял у Эльрода, а подделать распоряжение судьи не так и сложно, кто здесь сможет проверить, настоящий ли документ или нет, – так же шёпотом ответил муж.

     – Как видите – всё по закону, – криво ухмыльнулся Диэглейр, забирая бумаги назад и пряча в карман. – Приведите детей.

     – Да какой с них толк-то? – сделала последнюю попытку женщина. – Они ж мелкие, какие с них работники?

     – Ничего, подрастут. А пока вполне смогут огород поливать и детей нянчить, думаю, справятся. Приведите детей, я тороплюсь.

     – Эйкин! Берга! А ну подьте сюды, живо! – заорала женщина так, что у меня в ушах зазвенело.

     Открылась дверь дома, и на крыльцо вышла худенькая девочка лет семи, с трудом держа на руках крупного младенца, младше Лани, но заметно толще её и даже на вид тяжелее. И как Илберга её подняла и не переломилась? За подол девочки, хныча, держалась другая малышка, постарше, толстая, с такими же, как у матери, жирными щеками, в которых утонули крошечные глазки.

     – Чего она ноет? – недовольно спросила Хродвина.

     – Тоже на руки хочет, – не поднимая глаз, едва слышно ответила Илберга.

     – Так возьми и успокой! – не сделав даже шага к дочерям, дёрнула плечом женщина. Девочка вскинула на неё удивлённые глаза, потом взглянула на малышку, которая, хоть и была ей немного выше пояса, весила, наверное, больше неё.

     – Нет, – Диэглейр решительно подошёл, вынул из рук Илберги младенца и, подойдя к Хродвине, сунул его ей в руки, та от неожиданности взяла. – Поскольку это теперь моя девочка, ваших детей она нянчить больше не обязана.

     – Ваша? – ошеломлённо пискнула Илберга.

     Мужчина присел на корточки и заглянул ей в глаза.

     – Моя. Ты поедешь со мной к своей маме и сёстрам, они живут у меня, и теперь ты тоже будешь жить с ними.

     – К маме? – недоверчивость в глазах девочки постепенно сменялась восторгом. – Правда? А Эйкин?

     – И он тоже. Кстати, – Диэглейр повернулся к Хродвине, – где мальчик?

     Сердито запыхтев, но не решаясь что-то возразить, женщина опустила ребёнка на землю и широким шагом прошла куда-то между домом и каким-то другим строением, то ли сараем, то ли мастерской, непонятно. Рядом с дверью висели какие-то ремни, словно заготовки для упряжи, но куры свободно заходили в раскрытую дверь строения. Ладно, не важно.

     Из-за дома снова раздался рёв Хродвины, призывающей Эйкина, а чуть позже она появилась, ведя за ухо тощего мальчишку лет девяти-десяти на вид, растрёпанного, в поношенной, грязной, а местами и рваной одежде, с синяком под глазом и большим ведром в руке.

     – Я что, за тобой по всему огороду бегать должна, отродье неблагодарное? Когда зову – должен сразу бежать.

     – Я на реке был, воду набирал, – оправдывался парнишка.

     – Поговоришь у меня, – рука женщины отпустила ухо мальчика лишь для того, чтобы дать ему подзатыльник, да такой, что тот не удержался на ногах и обязательно бы упал, не подхвати его Диэглейр.

     – Прекратите, – рявкнул он на женщину. – Напоминаю, что теперь это моё имущество, и нанося ему вред, вы причиняете мне ущерб. Может, тоже хотите в долговое рабство?

     – Нет, – пробурчала женщина, зло глядя на Диэглейра. – Прощения просим, господин, только намаетесь вы с этим неслухом, помяните моё слово.

     – Это уже не ваша печаль. Принесите вещи детей.

     – А нету у них вещей, берите, в чём есть, – подбоченилась женщина.

     – Брешет, – буркнул Эйкин.

     – Ладно, не важно, – Диэглейр наклонился, вытянул юбку Илберги из цепких ручонок малышки, – та уселась на крыльцо и басовито заревела, – подхватил девочку на руки, другую руку положил на плечо Эйкину. – Пойдёмте.

     – Я без Лохмача не поеду, – заупрямился мальчик. – Это моя собака!

     – Лохмач? – Диэглейр взглянул на дворнягу. – Ладно, забирай.

     – Ещё чего! Собаку не отдам, – возмутилась женщина. – В грамотке той про собаку ничего не написано.

     – Его Эрвиг уморит, – всхлипнул Эйкин, кивая на двоюродного брата, который теперь кидался комьями земли в ворону, присевшую на забор.

     – Он моего котёночка утопил, – скривилась Илберга, готовая расплакаться. – И Лохмача тоже убьёт.

     Диэглейр вынул из кармана монету и кинул под ноги Хродвины.

     – Я покупаю у вас эту собаку. Забирай, – это уже Эйкину.

     Мальчик кинулся отвязывать собаку, но тут на него с кулаками налетел Эрвиг. Он был младше, но крепче и упитаннее брата, а потому сумел сбить его с ног, и мальчишки покатились по земле, мутузя друг друга. Хродвина подбежала к ним и схватила Эйкина, который оказался сверху, за волосы, но её руку перехватил Диэглейр. Отпихнув женщину от мальчишек, он сунул всхлипывающую Илбергу в руки Фолинору, который в мгновение ока оказался рядом, подхватил Эйкина, забросил себе на плечо, а другой рукой оторвал верёвку от будки. И не успела я глазом моргнуть, как мужчины, дети и собака ввалились в повозку, а извозчик, не дожидаясь команды, стегнул лошадей.

     – Отдай собаку! Отдай, моя! – раздался визг позади, и, выглянув в так и не закрытую дверь, я увидела бегущего за повозкой Эрвига.

     В отличие от младшей сестры, ревел он высоко и тонко. Поняв, что догнать повозку не получится, он подхватил с земли камень и бросил нам вслед, но не добросил. Я не видела, что было дальше, потому что Фолинор утянул меня внутрь и захлопнул дверь.

     Я огляделась. Дети сидели напротив нас, собака жалась к ногам мальчика, все трое встревоженно смотрели на нас и на Диэглейра, который сидел с ними на одной лавке. Да уж, как-то всё получилось… не очень. Наверное, дети напугались того, как их увезли. А Эйкин даже не знает, куда и зачем. Но молчит, не спрашивает. И Диэглейр тоже смотрит на меня немного растерянно. Нужно как-то сгладить впечатление детей от случившегося.

     – Хотите пряник? – спросила я и, как и ожидала, дети оживились и закивали. Ещё бы, какой ребёнок откажется от пряника, да ещё печатного, с глазурью и сладкой начинкой.

     Пока дети жадно ели пряники – Эйкин потихоньку совал куски Лохмачу, который заглатывал их, не жуя, а мы делали вид, что этого не замечаем, – я рассмотрела их внимательнее. Тощие, неумытые, нечёсанные. Одежда грязная, в пятнах, кое-где порванная, при этом материя вполне добротная, на платье девочки вышивка у горла, видно, что когда-то это были хорошие вещи, только вот если два месяца ходить в одном и том же, и огород поливать, и детей нянчить, любая вещь вскоре в тряпку превратится. Кажется, Диэглейр подумал о том же.

     – Дома много детских вещей, думаю, подберём нужного размера. Вот только я не сообразил взять с собой хоть что-нибудь, не думал, что детей отдадут без единой смены белья.

     – Тётка Хродвина всю нашу одежду припрятала для своих детей, – сказал Эйкин. – Я слышал, как она соседке говорила, что незачем такие хорошие вещи этим захребетникам давать, перебьются. Только моя-то одежда на Эрвига всё равно не налезет.

     – Что-нибудь придумаем, – это я Диэглейру. В конце концов, дети носили эту одежду два месяца, ещё за день ничего не случится. – Бывают такие люди, – это уже мальчику, – готовы отобрать чужое, даже если им самим это не нужно.

     – Это да, – кивнул мальчик и снова принялся за пряник.

     – Нужно заехать куда-нибудь и нормально поесть, – сказал Фолинор. – Кажется, по дороге я видел почтовую станцию, там обычно неплохо кормят.

     Диэглейр обернулся и, приоткрыв окошко, велел извозчику остановиться на почтовой станции. Мальчик с любопытством всё это выслушал и спросил:

     – А нам долго ехать?

     – До города – около двух часов, – ответил Фолинор. – Но дальше поплывём на корабле, на месте будем завтра к вечеру?

     – На корабле? – глаза мальчика загорелись.

     – Да. Не хочешь узнать – куда?

     – Мы к маме едем! – воскликнула Илберга. – И к Аннис с Саннивой.

     – К маме? – Эйкин недоверчиво прищурился. – Почему? Их же всех продали в рабство.

     – Да. Мы их купили, но ваш отец сбежал, поэтому мы забрали вас вместо него, – пояснил Диэглейр. Да уж… Хотя, не мог же он сказать – я люблю вашу маму и хочу, чтобы она больше о вас не плакала. Наверное, так детям будет проще понять.

     – Значит, нас тоже в рабство, – спокойно кивнул мальчик. Как-то уж слишком спокойно. Но я перестала удивляться, услышав следующие его слова: – А, всё равно. Везде будет лучше, чем там, – и он махнул рукой в сторону деревни, из которой мы его увезли. – А что я должен буду делать?

     – Помогать матери и сёстрам в свинарнике и на пасеке, – пожал плечами Диэглейр. Учитывая, что он сам делал почти всё работу, мальчишке вряд ли много дел достанется.

     – А, это легко. Я и дома им помогал. – Он помолчал, а потом всё же спросил: – А батя… Он один сбежал?

     – Один, – вздохнул Диэглейр.

     Больше дети ни о чём не спрашивали. Может, просто стеснялись незнакомых людей. Я назвала им наши имена, но не думаю, что это что-то изменило. Им нужно время. И мама.

     Кстати, говорили дети намного чище, чем тот же Идвиг или их тётка. Раньше я этого не заметила бы, но сейчас отлично слышала разницу. Видимо, они прежде жили в другом месте, где речь у жителей почти как городская, так же говорили и женщины, приехав на остров.

     Я заметила, что ноги Илберги, которые видны из-под платья, все в синяках.

     – Где это ты так? – спросила, не удержавшись.

     – Это? – девочка оглядела ногу. – Это Сванхилда. Она хотела, чтобы я её на руки брала, но она тяжёлая, я не могла её поднять просто. Тогда она щипалась. 

     – И ты ей позволяла?

     – Я её в первый раз отпихнула, так она разоралась, словно я её прибила, а тётка Хродвина мне так дала, что я полдвора пролетела, и головой об стенку.  До крови, – девочка потёрла голову там, где, видимо, была рана. – Я подумала – пусть лучше щиплется.

     – Меня тоже Эрвиг всё время толкал и пинал. И даже в обратку не дашь – от тётки так прилетит, что искры из глаз. Я и терпел. А сегодня всё же вмазал ему, раз уж всё равно уезжать. Нос ему разбил! – гордо сказал Эйкин, потирая кулак. У него самого тоже прибавилось ссадин, но это его особо не волновало, главное – он дал, наконец, отпор своему обидчику.

     Вот же попали детки в семейку. Уж лучше бы их сразу, с родителями продали. Хотя, если бы их не Эльрод купил, а кто другой, может, у тётки даже лучше показалось бы. Разве всё предугадаешь.

     Ладно, всё плохое для них уже позади. Дети снова будут с мамой, никакой тяжёлой работы, еда досыта – их же явно держали впроголодь, – и, может, через какое-то время они забудут эти два месяца, как страшный сон.

     И Базилда больше не будет плакать, а значит, Диэглейр не будет переживать.

     Жаль только, что тела Кутберта так и не нашли.

     Таблички с Эйкином и Илбергой уже в шапочке сказки (в разделе "Люди")