КИТОБОЙ. Часть 3.

С этого дня их жизнь пошла по новой стезе.

Сигмундур, прежде и в страшном сне не способный представить, каково это, жить с кем-то и о ком-то заботиться, теперь наслаждался каждым днем. Он открывал новые грани в себе, своем характере, даже своем доме… и не хотел от этого отказываться.

Изначально они с Бериславой условились, что она пробудет здесь еще неделю, до полного выздоровления. И оба с этим согласились, далеко не загадывая. Но позже, конечно же, сроки пришлось корректировать.

Китобой не возвращался на корабль все эти семь дней. Оставить столь хрупкую девушку, еще и больную, в такой глуши и одну, казалось ему совершенно не здравым решением.

Он отлучился раз – в магазин ближайшей деревни, где необходимо было пополнить запас продуктов. Запер Бериславу в доме, велел никуда не выходить и ничего не делать. Он должен был вернуться через три часа, а вернулся через четыре – из-за снега.

И застал ее, сидящую в неярком свете торшера, перед камином. С обожженной рукой.

- Я пыталась растопить… ну, холодно же… - сбито от слез объяснялась она, виновато глядя в его черные глаза, пока с мужской щедростью сыпал на ожоги соду, - и ты наверняка замерз…

- Лучше ничего не трогай, - хмуро посоветовал Сигмундур, не показывая, что тронут ее заботой. И, наказав девчонке вернуться в постель, занялся ужином.

Он не обладал кулинарными талантами и не жаждал обладать, по сути дела, но вряд ли бы Бериславе понравился простой кусок мяса, щедро посоленный. Потому, странно улыбаясь самому себе во время готовки, китобой добавил к мясу немного замороженных, уже нарезанных овощей, уменьшил количество соли и перца, капнул масла. На запах получилось ничего.

Девушка с горящими глазами, тут же заставив Сигмундура покраснеть, приняла новое блюдо.

- Спасибо.

Он снисходительно кивнул, попытавшись скрыть, что с каждым ее «спасибо» ему становится теплее.

Время, что отсутствовал Сигмундур на рабочем месте, надо было чем-то занять. Он уже так не привык быть свободным в плане времени и спокойно им распоряжаться, что первый день откровенно не знал, что делать. Он нарубил дров, что наверняка хватит до лета, кое-как прибрался в кухне, вдруг смутившись ее грязноты, протоптал стежки вокруг дома, чтобы потом с Бериславой погулять. И все это за несчастных одиннадцать часов ее сна во вторник.

А в среду, разделавшись с больным горлом, уже чувствовавшая себя гораздо лучше девушка взяла ситуацию в свои руки.

Она предложила китобою, раз уж у них полный холодильник продуктов, приготовить нечто особенное.

Она учила его резать лук, правильно держа нож, на тонкие пластинки шинковать баклажаны, быстро чистить картофель, сохраняя большую часть овоща.

Сигмундур никогда так не заморачивался с продуктами, считая, что на готовку должно уходить минимум времени, но рядом с Бериславой отпустил прежние принципы и убеждения. С детским удовольствием кромсал овощи, подготавливал кастрюли, следил за ее руками.

Сколько бы не было девчонке лет, на кухне она была профессионалкой. Умела быстро делать сразу несколько дел сразу и ничего не портить. А еще искренне радовалась, когда что-то получалось у него самого.

Между плитой, холодильником и одной тумбочкой, что они делили, она скользила с балетной грациозностью. Засмотревшись на точеную фигурку в свитере, что наконец предпочла верхней одежде, китобой едва не отсек себе, как плавник финвалу, палец.

Итогом их кулинарного развлечения было потрясающее тушеное мясо с гарниром из овощей, в молочном соусе. Ничего вкуснее в своей жизни китобой не ел.

- Ты приукрашиваешь, - пунцовея, попыталась уличить его Берислава.

- Нет, - он, блаженно откинувшись на спинку дивана и кивнув на свою пустую тарелку, покачал головой, - нисколько.

Она улыбнулась. Так тепло, так нежно и так тронуто… подскочила со своего места, захватив посуду.

- Тогда я принесу добавки.

Четверг был избран днем уборки. Берислава со всей женской тщательностью, от которой китобой прежде бежал так быстро, как мог, провела ревизию всего, что есть в доме. И в одиннадцать утра они принялись за дело.

Укутавшись в его куртку, девушка стирала на крыльце грязные простыни, занавески и два пледа. Она меняла воду четыре раза и каждый из них Сигмундур ощущал стыд, такой первобытный, что становилось страшно. Он не представлял, как можно жить в такой грязи. Но пока все это лежало на своих местах, пока он спал на нем и ел на нем, страшного ничего не было. Возможно, он стыдился перед Бериславой. Она была чистоплотной девушкой.

В то время, пока она занималась стиркой, мужчина на дворе выбивал ковер, чехлы мебели и завалявшуюся верхнюю одежду. Пыль стояла столбом, как туман, опустившийся летними вечерами.

Хорошо хоть не было ветра, чтобы все нести в его сторону. Под конец чистки Сигмундур и так закашливался.

До ночи планировалось оставить все это во дворе, чтобы, если что, вывести насекомых.

Дом преображался на глазах. Берислава без устали, будто это было ей жизненно важно, орудовала тряпкой и метлой, сражаясь с застарелой грязью. Китобой исполнял все ее поручения, не веря, что это происходит на самом деле.

Больше всего сложностей девушке доставила кухня. И Сигмундур порадовался, что хоть немного, но прибрался здесь во вторник. Увидь всю картину целиком, наверняка бы запаниковала и опустила руки.

К вечеру берлогу китобоя, теперь тянувшую на такое название лишь из-за неяркого света, было не узнать. На окнах висели чистые занавески, в гостиной, на вымытом полу, лежал чистый ковер, была перемыта и красиво расставлена вся немногочисленная кухонная утварь, пропали следы жира с плиты, были чистыми окна.

А на кровати застелили свежие, пахнущие чем-то мятным, простыни. Сигмундур не поверил, когда услышал аромат. Впервые за столько времени.

Ему стало неудобно, когда девушка забралась в постель и подползла поближе, нерешительно глядя ему в глаза. Вывести запахи можно было с кухни, шкафа, даже с ковра. Но с него самого, с его одежды – нет. Даже когда не ходил в море. Даже после душа.

- Ты против? – когда отодвинулся от ее руки, робко позвала Берислава. В доме было тепло и она сняла наконец все куртки, оставшись в одном свитере, и даже хотела снять джинсы… но в последний момент передумала.

Мужчина, уткнувшись в зеленые глаза один на один, на таком близком расстоянии, поежился. Она со странным проблеском во взгляде встретила его опустившиеся уголки губ.

- Вонь, - кратко резюмировал он.

- Ты придаешь слишком большое значение запахам.

- Запахи формируют мнение.

- Мое уже сформировано, - она прикусила губу, виновато потупившись, - можно?..

Сама попросила. Сигмундур пододвинулся ближе, дозволяя ей устроиться на своем плече.

То, как на кожу легла теплая щека, как защекотали ее волосы, столь длинные и красивые, как затрепетали ресницы и послышался тихий смех, сделало с ним что-то неимоверное. В груди быстро-быстро забилось сердце.

- Ты пахнешь океаном.

- Тогда ты никогда не слышала запах океана.

Она мягко усмехнулась.

- Напротив, - шепнула. И, видимо, подавшись какому-то порыву, поцеловала его плечо. Быстро, легко и робко. А потом легла на него как следует, как нужно, прижавшись к боку китобоя. – К тому же, ты слышал.

- Только океана.

- А китов?

- Киты пахнут океаном. И кровью…

- Ты слышишь другие запахи? – она вдруг заволновалась, а голос погрустнел.

- Некоторые, - ощущая странную легкость, что привнесла в ситуацию она своим поцелуем, китобой стал гладить волосы цвета красного дерева, - сырого мяса, йода, хлорки… и того апельсинового шампуня.

- И все?..

- Ну почему же. Еще аммиака, экскрементов… всего, что пробивает любой нос.

Берислава насупилась.

- И что же, ни цветов, ни жарящихся овощей? Ни свежести?..

Он успокаивающе погладил ее плечо.

- Этих простыней – да. Сегодня.

А затем потянулся вперед, к ее макушке. Сделал максимально глубокий вдох.

- И твоих волос.

Девочка засмущалась, хихикнув.

- Они явно пахнут не свежестью…

- Они пахнут лучше всего на свете, - откровенно, почувствовав, что может это сделать, признался китобой. И накрыл их обоих одеялом, пожелав доброй ночи.

Следующей ночью девушка спала уже без джинсов…

В субботу Берислава взялась за стирку. Вытащила их одежду, прежний таз, и потребовала принести все грязное, что есть.

Сигмундур такое требование исполнять был не намерен. Он догадывался, как пахнут его вещи, о чем бы они вчера ни говорили. И если это было малое помутнение рассудка под наплывом момента, то больше ему поддаваться было нельзя. У нее атрофируются все рецепторы.

- Я серьезно.

- Я тоже, - он покачал головой, - ты их не тронешь.

- У тебя там золото? Бриллианты?

- Хуже.

- Но не век же ходить как медведь, Сигмундур, - чудесно зная, чертовка, как его всего перетряхивало на собственное имя, что она произносила, девушка попыталась взять измором.

Но в этом вопросе китобой не собирался уступать. Он всерьез опасался, что всегда тогда будет ассоциироваться с этим запахом. И она к нему не приблизится больше.

И тогда Берислава применила хитрость. Она прищурилась, посмотрев на него с интересом, чуть наклонила голову… а потом, с прытью оббежав, кинулась в дом.

Она хохотала, вытаскивая из шкафа одежду, пока он пытался ее, изворотливую, поймать. И продолжала хохотать тогда, когда ему это все же удалось. Но Сигмундур, которому было не до веселья, смех ее прервал. Не жалея силы, дернул ком безразмерных тряпок из ее рук. И, когда стала упираться, просто оттолкнул. Отдернул.

Берислава, больно ударившись головой о стену, замерла. Даже дыхание затаила, толком не в состоянии понять, что только что произошло. Ее большие и испуганные зеленые глаза перебегали с китобоя на ком вещей и обратно. И медленно, медленно затягивались ошарашенными слезами.

Она неловко, словно бы запретно, притронулась к затылку. Поморщилась.

Сигмундур, сжав кулаки и часто дыша, стоял рядом. Что-то у него внутри сжалось и обрушилось вниз кровавыми ошметками, когда она впервые за столько времени напуганно от него отшатнулась.

- Прости, что я их тронула, - кое-как пробормотала девушка.

- Я сам их постираю, - мрачно доложил он. И оставил, как мог стараясь больше не испугать, девочку в спальне.

Он никогда в жизни так не драил свои вещи, как этим утром. С мылом, с шампунем из ванной, со всем, что было. Даже накидал какой-то травы из холодильника, вроде мяты, в таз. Тяжелые ладони терли ткань со всей ненавистью к самому себе.

Берислава вышла из дома через час, молчаливо наблюдая за тем, как оттирает застарелое пятно на оставшихся брюках. Все остальное, мокрое, зато чистое, комьями лежало на ограждении крыльца. Белье короткой стопочкой высилось у лестницы.

Как мог стараясь что-то унюхать, китобой трижды все перестирывал. Благо, из одежды носил не так много.

- Здесь нужен будет отбеливатель, - заметила Берислава, подступив ближе к тазу. От усилий мужчины вокруг их места для стирки образовалась пенная лужа, уже начавшая подмерзать.

- Так выведу, - пробурчал он.

- Это кровь?

Наблюдательная. Он стиснул зубы.

- Да. Волчья.

При упоминании животного она поежилась и ушла. Сигмундур, пользуясь случаем, пытался рассмотреть, нет ли на затылке крови, но, к своей радости, ничего не заметил. Видимо, не так сильно…

Через пять минут Берислава вернулась. Немного боязливо взглянув на него, пристроилась у таза с пачкой соды. На отдалении пары сантиметров от его рук.

- Подними пятно.

И с той же щедростью, с какой обрабатывал ее ладонь, насыпала белого порошка на въевшуюся кровь.

- Дай мне, пожалуйста.

Китобой, отступив на шаг, позволил ей закончить. Кроме пятна, ничего, вроде бы, даже запаха, не осталось.

Она поморщилась на аромат воды, пышущий своими компонентами во все стороны, но промолчала. Просто принялась флегматично расправляться с грязью.

Когда закончила, руки от воды, холода и жесткости ткани были совсем красными.

- Она не высохнет, если оставишь так, - Берислава покачала головой, стараясь не встречаться с ним глазами. Но прежде, чем получила ответ, притрагиваться не стала, - можно?

Сигмундур просто отрывисто кивнул, тихо себя ненавидя.

Девушка развесила одежду по всему, что для этого подходило в доме. Места не нашлось лишь для белья, но его, хорошенько встряхнув, Берислава выложила на комоде.

Глядя на то, как сосредоточенно она это делает, он не выдержал.

Подошел, как можно дальше убрав от нее руки, и стал рядом.

- Прости меня, пожалуйста.

Уголок розовых губ вздрогнул. Оставив боксеры в покое, девочка подняла на него глаза.

- Я сильно тебя ударил? – Сигмундур с горечью оглядел ее с ног до головы, припомнив, как резко умолкла, встретившись со стеной.

- Нет, - не думая, шепнула Берислава.

- Этого больше не повторится.

- Я знаю, - она улыбнулась чуть явнее, сделав шаг вперед. Подняла голову, чтобы видеть его как следует, и чтобы видел эту улыбку тоже. Вытянула вперед, прямо перед китобоем свои руки. Попросила.

Он осторожно, как к хрусталю прикоснувшись к ее ладоням, едва-едва их пожал.

- Я ненавижу свой запах. Не хочу тебя оттолкнуть.

Берислава, прикрыв глаза, удовлетворенно положила его ладони себе на пояс, подступив вперед. Обняла его. Подтвердила, что ей плевать.

- Пообещай, что не ударишь меня намеренно.

Ее шепот порвал на жалкие кусочки всю его душу.

Сигмундур ответно, как умел ласково, погладил ее спину.

- Обещаю. Никогда на свете.

Девушка облегченно вздохнула, спрятавшись лицом у его груди, а сам китобой решил отныне касаться ее лишь тогда, когда полностью себя контролирует. О том, какой силой обладает, живя в одиночестве, он уже и забыл.

Берислава была слишком хрупкой.

Она была золотом.

Этой ночью, лежа в постели и наблюдая за тем, как доверчиво и умиротворенно она лежит на его плече, Сигмундур ощущал в себе большую и серьезную ответственность. Ощущал себя важным, взрослым и достойным. Мужчиной ощущал.

Потому, когда Берислава, поежившись от холодка в своем свитере, прижалась к нему покрепче, своей теплой рукой сразу же ее согрел. Без раздумий.

И понял, что уже давно, слишком давно, привязался к этой девочке.
Он посмотрел на нее внимательнее, чем прежде. Она, насторожившись, нахмурилась.
- Откуда у тебя синяк? – с трепетностью, не желая сделать больно, коснувшись уже выцветающей гематомы, позвал ее.
- Очередь за супом, - Берислава поежилась, - я была нетерпеливой. Меня успокоили.
- Ударили… - рычит китобой, страшно оскалившись. Ему хочется, вдруг так сильно и неожиданно, вырвать этой твари руки.
Вот почему пыталась увериться, что намеренно ее не ударит!..
- Уже прошло, - девушка пожимает плечами, ткнувшись носом в его шею, - не больно.
Мужчина вынужден принять такой ответ, что бы в себе не нес. Все равно ничем не поможет.
- Больше такого не повторится, - убежденно докладывает он.

В воскресенье Сигмундур решил загладить свою вину. Он повел Бериславу, предварительно накормив завтраком из тостов с сыром и горячего чая, на прогулку к леднику. Он высился у леса неприступной скалой и подниматься по нему было опасно, но пройтись вокруг – нет. А красота была достойна взгляда.

Они отошли от дома мили на две, по узкой стежке приблизившись к краю ледника. Он, уходя вниз, становился частью океана. Кричали чайки, на берегу устроились гаги, а солнце, впервые за столько дней выглянув из-за облаков, бликами играло на льдинах.

- Как красиво…

Ее восхищение, такое искреннее, подняло Сигмундуру настроение.

- Теперь ты знаешь, как на самом деле пахнет океан, - пошутил он.

Берислава, следившая за одной гагой, повернулась к нему. На солнце ее глаза сияли, волосы отливали золотом, а белая кожа искрилась как снег. Женщины красивее Сигмундур не видел.

- Знаю, - шепнула она.

И, приподнявшись на цыпочках настолько высоко, насколько это было возможно, его поцеловала.

…В то воскресенье он провел в душе около сорока минут, стараясь стать таким чистым и хоть немного, но более-менее приятно пахнущим, как только мог. Отмыл даже застарелую кровь на подушечках пальцев и у кутикулы, дважды намыливал волосы, что лучше всего впитывали запах. И все ее шампунем. Мускусно-яблочным.
Она терпеливо ждала, но тоже волновалась, все еще немного его побаиваясь. Перестелила простыни, уложила у изголовья чистые подушки… и расчесала, распустив, локоны.

Он впервые так волновался, выходя к женщине. Думал, одеваться обратно или нет, одеваться ли вообще… и в итоге сошелся на полотенце на бедрах. Как в их первую встречу.

Берислава затаила дыхание, его увидев. Она осталась в белье, забравшись под простыни, а со своего ракурса наблюдала мужчину во всем великолепии.

Как и тогда, кажется, уже сто лет назад, приметила его правильную мужскую фигуру, широкие плечи, мощные бицепсы и дорожку жестких волос к паху. Его мокрые, но уже подсохшие волосы чуть завивались, борода выглядела ухоженной, а глаза… согревали. Хотя Сигмундур намеренно два раза затопил камин этим вечером.

- Привет.

- Привет, - он мягко улыбнулся, подступив вперед. Стал на кровать одним коленом, проверяя ее реакцию.

Берислава не боялась. Но стеснялась? Волновалась? Все вместе, наверное.

Китобой, не спуская полотенца, устроился на постели.

- Можно тебя поцеловать? – своим тихим, очарованным басом попросил он.

Берислава, вольно или нет, сильнее сжав простынь, кивнула. Потянулась ему навстречу.

Это был особенный поцелуй. От него все запылало искрами, зажглось светом. В полумраке комнаты, здесь, он был самым лучшим за все их существование. Он был одним из первых.

Сигмундур медленно, как полагает хорошему любовнику, принялся гладить ее тело. Сначала лицо, потом шею, узкие плечи… но пока невидимой грани, отделяющей главное, в виде простыни, не касался.

- Ты очень красива…

- Ты тоже, - сглотнув, она еще раз, аккуратно, но на сей раз сама, поцеловала его. Дыхание сбилось.

Сигмундур медленно повел дорожку из поцелуев по ее шее. Все ниже, к груди.

- Расскажешь мне, как тебе нравится?

Она вдруг смутилась, опустив глаза.

- Я сделаю все так, как скажешь, - дав себе указание на эту ночь быть самым нежным, насколько его сущность то позволяет, и даже больше, прошептал китобой, - не бойся… ты боишься?

- Нет, - честно ответила девочка. На мгновенье зажмурилась. – Просто я… просто ты… первый.

На такой ответ слов у Сигмундура заготовлено не было.

Девственница, которая предлагала минет в первую же встречу?.. И он ее так…

- Первый? – недоверчиво переспросил он.

Будто ее девственность была чем-то неприличным, Берислава заволновалась. Ее глаза повлажнели, с губ упала улыбка.

- Так получилось...

Мужчина не мог поверить своему везению. Или просто счастливой звезде. Это вообще возможно?

- Берислава, - катая ее имя на языке, он легко поцеловал ее порозовевшую щеку, - это самый большой подарок, который женщина может сделать мужчине. Я очень рад… но ты уверена, что хочешь, чтобы я был первым?

Взглянув на него широко распахнутыми глазами, девушка убежденно кивнула. Отбросила от груди простынь.

- Очень хочу.

Ее горячий шепот, ее руки, пусть и неуверенные, пусть медленные, но коснувшиеся его спины, вдохновили китобоя. Больше он переспрашивать не решился.

Припоминая все, что когда-либо делал или умел, попутно анализируя, подходит ли это девушке, Сигмундур старался стать лучшим любовником для зеленоглазого хрупкого создания. Он не спешил, был мягок, нежен, целовал и гладил как можно больше ее кожи, стараясь уверить, что не перейдет к самому главному слишком быстро. Что весь процесс – это удовольствие, а не те пару фрикций…

И она, как бы ни беспокоилась, ни стеснялась, в конце концов себя тоже отпустила. Стала постанывать от его касаний, особенно на груди, ворочаться на одеяле, стягивать его… и гладить. По-настоящему его гладить.

Сигмундур, решив, что она готова, в очередном поцелуе сдвинул простыни между ними, не оставив ничего, что разделяло бы тела. Опустился ниже, скользя губами по бархатной коже, остановился у бедер.

Она вспыхнула, когда развел ее колени в стороны, склоняясь над самой большой драгоценностью. И как медленно, как нежно там поцеловал.

Берислава прикусила губу, предвидя, что намерен делать дальше.

- Это больно?.. – сорвалось у нее.

Мужчина, остановившись, поднялся обратно, к ее губам.

- Всего мгновенье.

- Ясно… - она храбро кивнула, но Сигмундур увидел, что боится. По-настоящему.

Он нежно покрывал поцелуями ее лицо. По щекам, по лбу, к носу, губам… таким красивым, розовым. А руками поглаживал грудь. Она откликалась на эту зону лучше всего.

- Будет очень приятно потом, - пообещал он.

- Конечно.

Заручившись ее поддержкой, мужчина вернулся вниз. Снова, прежде чем что-то делать, поцеловав. Надел презерватив.

Берислава вся напряглась, когда он оказался у входа. Кажется, немного даже задрожала.

Он увещевал ее несколько минут, прокладывая по телу дорожки из поцелуев. Наклонился к губам, легонько их пощипывая, улыбнулся.

- Ты – мой океан, - с потемневшими глазами шепнул Бериславе. И медленно, но глубоко в нее вошел. Маленькая, тесная, горячая. Лучшего в жизни он не чувствовал. И его… первый… она навсегда его.

Берислава вздрогнула. На ее щеках показались слезы.

- Прости, - забормотал, стараясь скрасить ее недовольство, мужчина. Поцелуи углубились, продолжились. Он перешел на щеки, утирая слезинки, - сейчас пройдет… уже все, видишь? Все.

…Она первой начала двигаться. Обхватив его шею, перехватив поцелуй, повела бедрами. И их первый раз стал вполне полноценным.

- А ты – мой. Яблочный, - и ее губы впились в его.

Сигмундур ни с кем, нигде, никогда такого не чувствовал.

Она словно бы была его. Для него. Всегда.

До боли идеальная…

…И когда сейчас Берислава изгибается дугой, ловя свое наслаждение, когда стонет, требуя его сильнее, когда почти хнычет, цепляясь за его руки и получая свое, Сигмундур ощущает себя самым счастливым.

И видит, понимает, осознает наконец, что эту девушку от себя не отпустит.

* * *

Берислава лежит на груди китобоя, лениво водя по ней пальцами. Довольная, развеселившаяся, еще румяная после своего первого, и такого приятного секса, она глубоко и спокойно дышит, наслаждаясь теплом, что греет и изнутри, и снаружи. Больше в этом доме она не мерзнет.

Сигмундур зарывается лицом в ее волосы, с удовольствием впитывая тот аромат, что слышит. Один из немногих.

- Сколько тебе лет?

Девушка хихикает.

- Это стало важным?

- Мне интересно, - китобой, перебирая ее локоны, пожимает плечами.

- Я уже говорила.

- Это правда?

- Да, - она с негромким вздохом, чуть повернув голову, целует его плечо. Как в тот, первый раз. Только теперь по всему телу мужчины бегут мурашки. – А тебе?

- Мне?

- Ты мне так и не сказал, - журит она.

Сигмундур посмеивается.

- Тридцать шесть.

Пара изумленных зеленых глаз, внутри которых смешинки, встречается с его.

- В два раза больше? Так бывает?

- Как видишь, - он гладит ее спину, радуясь тому, что больше не прячет ее одеждой, - тебе не холодно?

- Ы-ым, - девушка радостно качает головой и прижимается к нему крепче. Но теперь просто от желания близости, нежели в попытках согреться.

Эта тишина, такая блаженная и глубокая, радует слух. Сигмундур за столько времени впервые ощущает себя по-настоящему свободным. И, хоть завтра ждет тяжелый день на корабле, хоть обещают бурю из снега, хоть он снова станет пахнуть китами… ему все равно. Жизнь его уже не будет прежней, а это воодушевляет. В той ужасной жизни не было ничего. Берислава дарит ему все этой ночью.

- Что с тобой случилось? – тихо, словно бы вопрос запрещенный, она осторожно проводит пальцем по шраму на его груди. Он расчерчивает ее на две неровных части полосой без волос.

- Я учился резать китов.

- Это как-то?..

- Ага. Слишком усердствовал и заодно вспорол себя. Еще и здесь, - указывает на область у глаз, где два небольших шрама красуются среди ровной кожи.

Он говорит об этом спокойно, без лишних эмоций и воспоминаний. Это часть работы. Это нормально. Все ранятся. И ему еще повезло, как полному новичку.

Только Бериславе до спокойствия, почему-то, далеко. Она с грустной, подрагивающей улыбкой подвигается ближе и целует его шрамы. От начала до самого конца. А потом и у глаз.

- Любишь отметины?..

- Нет, - она хмуро качает головой, недовольная такой идеей, - просто мне жаль.

- Это было давно.

- А мне все равно жаль.

Ее упрямство, помноженное на нежность, растапливает китобою сердце окончательно.

Он, перехватив ее бедра, резко усаживает Бериславу к себе на талию. Гладит ее ребра.

- Эй…

- Дай мне полюбоваться видом, пожалуйста, - довольный, он по прядям устраивает ее волосы спереди, поглаживая их, - ты ужасно красива.

Смущенная девушка улыбается.

- У меня тоже вид что надо, - и ведет руками по его плечам, по груди, по ребрам. И вдруг почесывает там, проверяя на стойкость к щекотке.

Сигмундур почти сразу начинает смеяться, завертевшись под ней.

- Правда боишься? – развеселившись, она его по-настоящему щекочет. Такой большой, необъятный, он вызывает истинное умиление, едва ворочается под ее пальцами. Подчиняется ей. Дает над собой совладать.

- Я не для того тебя туда посадил…

- А для чего же?

Блеснув глазами, китобой так же резко, как и начал все это, переворачивает их на другой бок. Теперь сам нависает над девушкой, перехватывая ее руки. Она все еще смеется, такая потрясающе красивая, нежная и молодая. Она бесподобна.

- Ну дай, - она пытается вырвать руку, дабы добраться до его ребер, - ты так красиво смеешься… пожалуйста!

Сигмундур ласково целует ее лоб.

- Дам, если расскажешь мне, почему оказалась на корабельной базе.

Берислава закатывает глаза.

- Ничего интересного.

- В щекотке – тоже.

Она останавливается, прекращая вырываться. Глядит на него каким-то странным, пронизывающим взглядом. Мрачнеет. Но зато не молчит.

- Я сбежала из школы. Она немногим севернее Нуука.

- Школы?..

- Громкое название для почти тюрьмы. Частной. Но мне удалось подкупить одного из охранников.

Сигмундур смотрит на нее с неверием.

Берислава отворачивается, прекрасно это уловив. Пытается повернуться на бок.

- Эй, - китобой останавливает ее, наклонившись ниже. Несколько раз осторожно целует в плечо, - почему ты там оказалась? Россия очень далеко.

- Отцу нужно было место, откуда я не убегу. На год, дабы уладить все вопросы, - бурчит она.

- В Гренландии? Ты же боишься холода…

- Зато здесь тихо и спокойно, как он сказал. И буду привыкать к климату Исландии.

- Он гораздо мягче.

- Ему-то откуда знать? – Берислава все же изворачивается, и обиженно, и с горечью взглянув на Сигмундура, - он меня искать не будет… ему сказали, я утопилась в океане.

Она закатывает глаза. Сглатывает, ненавидя тишину.

- И что теперь? Выгонишь меня?

- С чего бы?

Девушка настороженно глядит на китобоя, не понимая, шутка это или нет. Ежится.

- Не выгоню, - мягко поправляется мужчина, завидев, что ей нужно, - наоборот, я бы хотел предложить тебе здесь остаться… хотя и дом неказист, и климат суров, и меня целый день по будням нет дома…

Ее глаза зажигаются двумя изумрудами. Очень, очень быстро.

- Зато ты дома по выходным, - отпуская невеселые мысли о прошлом, Берислава вдруг проникается будущим. Обнимает его за шею, возвращаясь в прежнюю позу, и посмеивается. Снова радостная, - этого мне достаточно. Я останусь.

…Тогда они еще не знают…

Да, да, тогда они еще определенно не знают…

Они не могут знать, никто из них, что через десять лет, когда окончательно переберутся в Нуук, в свой большой и красивый дом красного цвета с синей крышей и видом на океан…

Когда свяжут себя узами брака в каменной церквушке у подножья ледника…

Когда на свет появится малыш Севостьян, крупный малый с глубокими зелеными глазами и черными кудрями, к году начавшими чуть подвиваться…

Когда по сценарию Бериславы захочет снять кино сам Иггмар Бергман, четырехкратный обладатель «Оскара» за лучший иностранный фильм…

Когда Берислава, обнимая мужа, услышит от журналистов вопрос, чем же все-таки была эта история о китобое, основанная на реальных событиях…

Когда повернется к Сигмундуру, взглянув на него с улыбкой, и попросит ответить…

Тогда и только тогда, спустя столько времени, он с обожанием во взгляде скажет, прежде чем ее поцеловать:

- Это была любовь.

Такой и стала эта история. С нетерпением будем ждать ваших отзывов на ФОРУМЕ, где Сигмундур порадует вас шикарным воплощением и обложкой, а так же есть возможность хорошенько перетереть героям косточки :) Спасибо всем за прочтение!

Источник: http://robsten.ru/forum/74-2967-1