Я обратила на него внимание спустя час его нахождения в ресторане. На его столе принесённые мной и не тронутые им креветки. Он сидит, чуть сгорбившись и перебирая в руках клочки разорванной салфетки. Я не вижу его лица из-за кепки. Никто не попросил снять её. В помещении нельзя сидеть в головном уборе. Когда у него закончились салфетки, образовав рваную кучку возле тарелки, я несу новые и задерживаюсь возле его стола.

Он не обращает на меня внимания. Им завладеваю не я, а салфетки. Голубые, с синим узором, раскинувшимся на каждый сантиметр. Рукав кофты, выглядывающий из-под его кожаной куртки, точно такого же цвета. Поэтому это его так заинтересовало и отвлекло от креветок?

- Не понравились креветки?
- Скажите спасибо шеф-повару, они бесподобны.
Он врёт, их ровно столько, сколько было в самом начале. Пересчитала.
- Конечно. Что-то ещё?
- Счёт, пожалуйста. И твой номер телефона.

Собрав на поднос разорванные салфетки, я ухожу и почти тут же возвращаюсь. С чеком. И со второй бумажкой. На ней, конечно, мой номер телефона. Я не сомневалась, когда писала его. Мне негде ночевать. В квартире, месяца два назад именовавшейся моим домом, теперь не безопасно. Был у меня период в жизни, наполненный адреналином и желанием: ещё, ещё и ещё! Я сплавлялась из одного казино в другое, почти лишаясь сна. Но какая разница, когда ты последний раз спал, если есть пачка денег, и они жгут твой карман? Избавляясь от внутреннего пожара, я играла и играла. До тех пор, пока крутые ребятки не потребовали денег, что я у них задолжала. Если не верну, мне обеспечат персональную комнату с мягкими стенами. Их слова.

С играми постепенно стало покончено. Никто не сможет вот так взять и порвать. Нужно время. Не одна минуту, в любом случае. Нужную сумму за тот период я так и не накопила, пошла устраиваться на работу. Этот ресторан - не единственное место, куда меня приняли, но единственное, где я могла не опасаться за сохранение своей жизни. Джордж и Стивен – охранники – числились в моих друзья.

Я ночевала у подруг, знакомых, малознакомых людей. Разницы не было. Только душ перед сном, кровать и будильник. Следующим утром от меня не оставалось и следа. Я могла быть благодарной. Однако список контактов подходил к концу, и сегодня оставался один человек, у которого можно было перекантоваться. Но уж лучше ночевать на улице. Так что этот парень был как никогда кстати.

- Я работаю до семи.

На нём всё ещё кепка. Она раздражает меня, просится очутиться на столе или в мусорке. Только не на его голове. Тёмные волосы выбиваются из-под неё, подтверждая мои мысли.

- Я буду у входа.

Я забираю деньги и ухожу. Спиной к нему. Так и не взглянув на парня. Если он будет в другой одежде вечером, я пройду мимо и не узнаю его. Если только он сам не остановит меня. Если я остановлюсь. Если не передумаю.

Время тянется медленно, но стрелка всё равно доходит до семи. Через минуту в ресторане меня уже нет. Я осматриваюсь. И его нет. Тянусь к мобильнику и листаю список контактов, придётся ночевать у той девушки.

Через несколько человек, размеренного постукивания каблуков около меня и шуршания колёс по гравию побитого асфальта, я чувствую его присутствие. Он пахнет, как миндаль. Или миндаль пахнет, как он. Это почти греховно.

- Привет.
- Я думала, ты не придёшь.
Его рука проскальзывает в шлёфку моих джинсов и тянет ближе к себе.
- Друзья называют меня «Мисс Безотказность».
- Это же бабская кличка, - я хмурюсь и хихикаю одновременно.

Он пожимает плечами, не отвечая за действия своих друзей. Правильно, он и не должен. Мы идём в тишине, то опережая, то подгоняя друг друга. Несколько кварталов рассыпаются в один, так быстро исчезают минуты.

Предположительно его дом здесь. Потому что он останавливается. Смотрит на дверь с домофоном. Его профиль резкий, оборванный, но красивый. Если угол падения света на его лицо чуть сместить, черты смягчатся и округлятся. Смотреть на него можно вечность, а можно несколько минут. Но во втором случае я не успею разглядеть морщинки возле глаз, тёмно-серых крапинок в глазах и маленькую впадинку на подбородке.

- Не говори, что забыл ключ.
- Я не забыл, - он вытягивает его из необъятного кармана. Следом вываливается его паспорт, я успеваю первой.
- Адам. Двадцать три года. Ты прибыл за мной из ада, парень?
- Меня позвали за Евой.
- Я – твоя Ева?
- Кто сказал?

Я поджимаю губы и захожу с ним в подъезд, когда он всё-таки справляется с домофоном и ключами. Возвращаю паспорт, перед этим незаметно для него пролистнув несколько страничек вперёд. Разведён.

- У тебя интересная биография. Развёлся. Был в аду. Вернулся на землю за Евой. Я хотела бы быть твоей подружкой и хвастаться тобой перед остальными, - малодушно и несерьёзно говорю я.
- Ты умеешь готовить?
- Только яичницу и тосты… Эм, иногда картошка получается съедобной.
- Тогда я не смогу хвастаться тобой в ответ.
- Тебе и не придётся. – Он меня не слышит.

Мы заходим в его квартиру. Идеально чисто. Я снимаю обувь прямо на лестничной площадке, ступая сразу в коридор. Не хочу напачкать. Адам итак плохого мнения обо мне. Он кивает на диван, а сам куда-то уходит. Спустя несколько минут я слышу звук бьющейся воды о кафель и осматриваюсь.

У него уютно. Мне давно не хватало этого чувства. В предыдущих квартирах не давали почувствовать себя как дома, а здесь, без приглашения, и я готова пойти покупать чайник с постельным бельём.

Адама нет полчаса. Я пробираюсь к ванной и стучусь в дверь.

- Ты там утонул? Побулькай, если нет.

Я живу у него неделю. Несколько раз, отправляясь на работу и обратно, казалось, что за мной кто-то ходит следом. Высматривает. Вытряхивает всю ситуацию и пытается понять, где я. После второго подобного случая я прошу Адама забирать меня с ресторана.

- Боишься темноты?
Конечно, что ещё он мог спросить.
- Нет, за мной следят.
- Девушка или парень?
- Не знаю, каждый раз они меняются.
- С чего ты взяла? Может, у вас просто совпадают маршруты. Только раньше ты не замечала или не хотела замечать. А сейчас себя накручиваешь.
- Я же тебе говорила, что должна кое-кому деньги, Адам. Это крупная сумма, меня так просто не оставят в покое.
- Если бы хотели, они бы уже нашли тебя. Ради той суммы, что ты говоришь, они могли бы нанять детектива, который сам бы привёл тебя к ним. Значит, они слишком заняты, чтобы заняться этим. Или ты мошка не того круга.

Я поворачиваюсь к нему и тяну к бордюру. Полы его куртки расстегнуты, и я обнимаю его за талию, окунаюсь в тепло Адама. Но нужное успокоение так и не находит меня.

- Я боюсь. Не темноты.

Он крепче прижимает меня к себе, тяжёлая рука прожигает спину.

- Мы что-нибудь придумаем.

Адам рассказывал о себе каждый вечер. Как все учился в школе, затем в колледже. После переехал в этот город от родителей и стал работать программистом. Ему достаточно платят, чтобы жить и баловать себя. Он предлагал заплатить за меня под предлогом, что я потом всё верну, но сумма, каждый день заменяющая мне сон, размахивалась на десяток лет его работы, а мне – на всю жизнь. Так и так он не помог бы мне.

В ответ я рассказывала о себе. Моя история оказалась ещё скудней. Родители на другом конце страны, понятия не имеющие, в какие страсти липла их дочь, потому что та слишком печётся за их хрупкое здоровье, чтобы сваливать подобные новости.

Но наши жизни соединялись, а, значит, я могу начинать новую биографию. Я всё-таки купила чайник. Потому что от накипи в его посуде избавиться было невозможно. Адаму всегда было не до хозяйства, он либо на работе, либо со мной.

С каждой неделей я с геометрической прогрессией чувствовала, как становлюсь параноиком. Даже поход в магазин стал для меня стрессовым времяпровождением. Из квартиры Адама я выходила только с ним, а в ресторане держалась ближе охранников. Парни, требующие денег, доводили меня до шокового состояния, даже не появляясь в поле моего зрения. Это было сумасшествием. Теперь я могла понять, почему они грозились психушкой. Опасаясь, оборачиваясь по сторонам каждую секунды, ты сам доведёшь себя до безумия.

Я готовилась взорваться и растерять себя. Сейчас. Или чуть позже. В следующую минуту.
Адам поспевал вовремя и сгребал меня в охапку и относил в свою кровать. Обычно приступы паники накатывали на меня ночью, и я всхлипывала до тех пор, пока свет не зажигался в гостиной. Потом мы лежали под разными одеялами и смотрели друг на друга. Я засыпала первой, как и просыпалась.

Утром мы вместе пили кофе и целовались, раздирая лёгкие без кислорода. Адам отводил меня в ресторан, и там следовали поцелуи на бис, пока будильник не оповещал о начале работы. Без него я не смогла бы проснуться от Адама.

Однажды, когда я убирала столик за незнакомым парнем, заметила газету, оставленную им. Она была открыта на странице, кричащей, что Миша Бартон попала в психушку в сопровождении со стражами порядка, вызванными добровольно. Актриса перестала контролировать себя и позволила связать руки.

Перепуганная, с шумом в ушах и чёрными точками перед глазами, я отпросилась с работы и попросила Адама забрать меня с работы.

На следующий день я нашла журнал. Открытый. Мэри-Кейт попала в психушку, пойманная на наркоте. Её родители встревожены, но высвобождать дочь планируют только через месяц, пытаясь вылечить тем самым дочь.

Почти теряя сознание, я уволилась с работы и дожидалась Адама возле охранников. Меня била дрожь, вокруг плясали столы со стульями, из стакана в руке выплёскивалась вода. Я не обращала внимания ни на что, пока не появился Адам. В эту ночь между нами не было ни одеял, ни одежды.

- Когда-нибудь мне надоест прятаться, и я выдам себя. Даже если не пойму этого, промах ожидаем и очевиден, - я шепчу в его шею, перебирая волосы на затылке, чуть сжимая их, чтобы Адам вслушивался в мои слова.
- В этот момент я буду рядом и обязательно заткну тебя, - он почти засыпал, прижимая мою руку к своим губам.
- Почему?
- Что: почему?
- Заткнёшь меня. Я, конечно, твой квартирант, но деньги не плачу, - я почти смеюсь.
- Ты мне нравишься.

Безумие, тёмной дымкой нависшее надо мной, даёт слабину в миллиметр. Я качаю головой и стараюсь уснуть, но мысли, хаотичные, без последовательности, мешают мне упасть в черноту первой.

Через три дня я решаюсь выйти на улицу, чтобы сходить в магазин с Адамом. Я не отхожу на него дальше пятидесяти сантиметров и постоянно оглядываюсь. Мне всё равно, что подумают обо мне другие. Сейчас это не важно. Никогда не было важным. Но почему-то именно в этот момент обостряется.

- Всё хорошо, никого подозрительного, - успокаивающе шепчет Адам.
- Ты думаешь, чтобы поймать меня, они будут ходить в чёрном и вести себя… подозрительно? Размахивать пистолетами, стрелять во всех подряд?
- Тише, тише.

Его губы прижимаются к моему лбу.

Я не успокаиваюсь, это невозможно. Но на лице равнодушное выражение, в глазах, смотрящих в пол, паника. Люди вокруг вдруг оказываются слишком близко, кто-то толкает и наваливается на меня. Я дёргаюсь, осматриваюсь по сторонам. В руках тяжелеет газета с вложенным листком. На нём я, в потрёпанной серой сорочке, собранными в хвост волосами и безжизненными глазами, глядящими в камеру.

Девушка была доставлена в психологическую клинику на длительное лечение. Врачи предоставили отдельную палату. Каждый час кто-то из них заходит, чтобы проверить девушку, так как та, по словам очевидца, безумна и пытается сбежать, выкрикивая имя неизвестного парня.

Я оглядываюсь, пытаюсь нащупать Адама рядом. Но его нет. Он бежит за кем-то в толпе, видимо, увидел, кто подсунул мне это. Жаль, что его попытка не помогает. Меня кто-то волочит в сторону, а я выкрикиваю имя Адама, теряющееся в общей панике. И это хуже, чем замкнутое пространство. Оно внутри, разъедает, где-то между двух лёгких.

Меня сжимают чьи-то неприятно-сильные руки. А я думаю почему-то только о том, что именно напишут в моем досье по приеме в психиатрическую больницу.

«Девушка, не заплатившая долги или маленькая не значимая мошка с большими проблемами?"

Со всеми впечатлениями жду Вас на форуме.