Глава 6. Часть 1.

Целый месяц проходит между заявлениями, адвокатами, сборами справок, характеристик, встречами с психологами, органами опеки и попечительства, оказывается такие существуют, причем в каждом отдельном округе. Эти органы в лице Елены Викторовны, противной тетки с пересаженными волосами приходят домой к Егору, чтобы проверить «условия проживания ребенка», удивительно, что, прожив четыре года на подведомственной ей территории, она ни разу не озаботилась судьбой Васи, а перед судом пришла проверять и проверяла… ходя по квартире, ища «игровую зону», «рабочую зону» и «место для сна» У Васи все было отлично с зонами, особенно с игровой - вся квартира была этой зоной. Я мало, что понимала в детях, но моих небольших знаний достаточно, чтобы понимать, что никакими зонами не заставить пятилетнего ребенка играть там, где ему указано… Однако же зона должна быть, как и место для сна. В конце концов, убедившись в приемлемых жилищных условиях проживания подведомственной ей несовершеннолетней из неблагополучной семьи, Елена Викторовна открывает холодильник и вытаскивает двумя пальцами глазированный сырок. Всем известно, что глазированные сырки – не лучшая еда, но это вкусно, и если не есть много, то, наверное, полезно, однако же наша проверяющая с подозрение осматривает упаковку.

- У меня указано, что у Василисы непереносимость лактозы, вы кормите ребенка этим? – и «этим» произнесено с круглыми глазами. Заглянув через плечо в холодильник, я увидела, что помимо сырка есть еще продукты, и их не мало, в конце концов, Егор – продавец и если что он и знает, так это волшебное слово, по которому холодильник превращается в пещеру Аладдина.

- Наша девочка, - и я сознательно делаю ударение на «наша», - развита по возрасту и знает перечень не рекомендованных ей продуктов, - говорю я.

В том, что Вася развита по возрасту, за этот месяц мы убедились три раза, у трех разных психологов. Также у нас есть справка от участкового врача, где указаны все прививки Васи, и детского сада, где указано, что ребенок с удовольствием посещает дошкольное учебное заведение, социально адаптирована и контактна.

- Что ж, - поджимает губы Елена Викторовна и быстро пишет что-то в свой блокнот.

Алена хочет не только восстановить свои права, но и лишить этих прав Егора, и я совсем не уверена, что ей это не удастся, учитывая три неожиданных визита Елены Викторовны, один из которых с участковым милиционером и инспектором по делам несовершеннолетних. И хотя у нас очень хороший адвокат, один из лучших в своем деле – нет никакой уверенности, что Егор выиграет… Ведь Вася – девочка, а девочке нужна мать. Мать, которая за все эти месяцы ни разу не появилась, даже на двух заседаниях суда, предоставив через своего адвоката справку от врача о плохом самочувствии. К третьему заседанию, которое приходится уже на конец сентября и багряные листья клена, из которых мы с Васей делаем розы, составляя красивые осенние букеты на конкурс «поделки из природных материалов», нервы у всех, включая Егора, его семью и меня - на пределе. Ночью, ворочаясь на своем ортопедическом матрасе, я не могу уснуть, а днем полностью ухожу в работу, с Егором мы общаемся только по делу, иногда я захожу в магазинчик и слышу:

- Привет, Василина.

При этом он не берет деньги, поэтому я все реже и реже захожу… Иногда я вижу Егора курящим на лестничной клетке, и мне хочется стрельнуть у него сигарету, хотя до этого я никогда не курила, видимо список моих вредных привычек, включающих в себя алкоголь и продавца из магазинчика Best, вскоре пополнится еще и курением, что не обрадует папу, но, может, успокоит мои нервы и принесет мне сон.

Если бы кто-нибудь меня спросил, зачем я делаю это – притворяюсь женой продавца, хожу на консультации к психологу, где не поднимается вопрос о статусе наших взаимоотношений, но Вася, рисуя свою семью, включает и меня, правда немного поодаль от папы и Насти, рядом с дедушкой и бабушкой и разговариваю с Еленой Викторовной в присутствии инспектора по делам несовершеннолетних – я бы не смогла ответить. Возможно, дело было в Василисе, которая любила своего папу так же сильно, как Маню, и даже собиралась жениться с ним, если конечно тот мальчик из её группы в детском саду передумает или Маня… Возможно в Егоре или Насте. Или даже в моей ревности к Алене и желании не дать ей победить хоть в чем-то…

Так или иначе, к шести вечера, накануне третьего суда я возвращалась домой с работы, уладив с расписанием на завтрашний день, поужинав, против обыкновения, в кафе с приятельницами, зная, что, сидя одной в своей просторной квартире, я не смогу есть…

Зайдя в общий коридор, на полу которого все та же кафельная плитка, что и год назад, я вижу продавца, который сидит поперек этого коридора, облокотившись на стену, вытянув ноги, и я вижу, что они у него длинные…

- Что ты делаешь? – спрашиваю я, очевидно, что сидение в общем коридоре – не самое распространенное занятие среди ночных продавцов, но, возможно, я чего-то не знала.

- Запиваю, - было мне ответом, показывая на початую бутылку вина с надписью «Портвейн Массандра» и пластиковый стакан.

- По-моему, ты пьешь, - поправила я, вечерники всегда не точны в формулировках.

- Неа, я запиваю, пил я до этого…

- И что ты пил?

- Оооооо, прекрасный напиток Богов, коньяк с надписью «коньяк, пять», - и для наглядности мне показывают пять пальцев, - звезд… как Ваське…

Я отлично понимаю желание продавца напиться, у меня то же самое желание, я уже не один раз упоминала о своих вредных привычках, так же я понимаю, отчего Егор не идет домой…

- Будешь? – все же ночные продавцы очень любезны, отмечаю я.

- Давай… - и я беру в руки пластиковый стакан с обернутой вокруг салфеткой. И если бы я не знала, что передо мной вполне гетеросексуальный мужчина, я бы решила, что он гей, потому что на нем обувь цвета охры и ремень в цвет ботинок с причудливой пряжкой.

Я взрослая женщина, но что я могла знать о ночных продавцах, оказалось – так мало.

Усаживаясь рядом, вытягивая ноги, я слышу:

- Не сиди на полу, Василина… - и идеальные пальцы рук обхватывают мою талию и слишком легко сажают на колени в темно синих джинсах. Уже давно, со дня нашей фиктивной свадьбы я не была так близко к продавцу и к мужчине вообще, видимо от этого мое тело напрягается.

- Брось, Василина, ничего не случится… просто посиди так, хорошо?

Мне хорошо и я шепчу.

- Хорошо, - выпивая полный стаканчик тягучей сладкой жидкости, от которой сводит рот, но я не могу не признать её довольно приятной и протягиваю руку за добавкой, которая незамедлительно оказывается в моем стаканчике, и её я выпиваю практически сразу, и следующую тоже. Потом мы просто сидим. В тишине, слыша, как мимо проезжает лифт, иногда я слышу дыхание, вдруг ставшее тяжелым, иногда идеальные руки пересаживают меня с колена на колено, подтягивая ближе, и я ощущаю причину тяжелого дыхания, но не двигаюсь с места, предпочитая облокотиться и слушать ритм сердца под трикотажем…

Мы молчим, все уже было оговорено не один раз, поэтому мы просто молчим, пока одна рука сильно прижимает мою спину к груди продавца, вторая играет с моими волосами…

- Я потерял тебя, Василина, - слышу я приглушенное в свой затылок.

И хотя мне очень хочется сказать, что это не так, что я все еще здесь, я понимаю, что это ложь… что в любом случае после суда, каков бы не был вердикт, наше общение может прекратиться вовсе, если только мы не пойдем по инстанциям дальше… И это не то, чего хотим я или продавец…

- Полагаю, что да, - отвечаю я, скорей своему подбородку.

- Я потерял тебя, Василина.

«Я потерял тебя»

«Я потерял»

«Потерял»

Слышу я в свой затылок, и мне нечего на это ответить… он потерял. А, скорей всего, и не находил никогда, иначе как объяснить...

- Боже, я не могу потерять и Ваську, - и я чувствую слишком сильный захват вокруг своей талии, и я не могу дышать, как мне кажется, от этого обхвата или от шепота.

«Потерял тебя»

«Не могу потерять»

«Прости меня, прости»

В какой-то момент человеку необходим план Б, план отхода, эвакуационный выход, некоторые называют это надеждой.

Я встаю, беру продавца за руку и завожу в свою квартиру, пока он все шепчет и шепчет, видимо напиток богов стал до него доходить, как и до меня «Портвейн Массандра», потому что мне сложно стоять.

Я молча раздеваю продавца и укладываю на свою матрас, реклама гласила, что он ортопедический.

- Что ты делаешь?

- Ложусь спать, - шепчу я. - И ты ложись.

- Хорошо.

И снова:

«Потерял тебя»

«Не могу потерять»

«Прости меня, прости»

Я обхватываю лицо продавца и говорю, излагаю ему план Б, эвакуационный выход, надежду.

- Мы уедем… если что… мы уедем…

- Куда? – отчего-то мы говорим шепотом, будто наш план могут услышать и прислать наряд полиции.

- К моей бабушке, она живет на отшибе маленькой деревни… там рядом есть колодец с журавлем, у всех есть вода в доме, но многие ходят за водой в колодец, считается, что она чище… и там река, огромная и тихая заводь… и также желтые кувшинки, и утки с утятами, а рядом огромная поляна с полевыми цветами… васильки есть и такие маленькие, желтые… клевер еще и дикая гвоздика, она очень ароматная, очень… вдоль дорог растет иван-чай и зверобой, он вкусный в чае, а рядом живет пасечник, но пчелы отчего-то не кусаются, а еще у бабушки есть коза… её ты знаешь, зовут Маня, - и я смеюсь в ключицу продавца, - всех коз моей бабушки звали Маня, они такие вредные… эти козы… а зимой там пахнет снегом, настоящим, и небо невероятно синее, месяц в тумане, и почти у всех топятся печи… огромные русские печи, поэтому запах стоит удивительный… да, еще у бабушки есть баня русская и веники березовые и дубовые, они тоже пахнут… двери бани выходят прямо на заводь, и можно прыгнуть прямо в реку.

Я всё говорю и говорю, словно мы на самом деле можем сбежать в деревню моей бабушки от всех проблем, от себя, от суда, от Лёльки… но нам нужен план Б, нужна надежда, прямо сейчас.

И, наверное, я слишком пьяная, но я доливаю себе вина и выпиваю, а потом еще.

И, наверное, я слишком пьяная, потому что, ощущая напротив своего живота, через несколько слове трикотажа, очевидное возбуждение Егора, я не отодвигаюсь, а наоборот начинаю двигаться и тереться о него.

И, наверное, я слишком пьяная, когда мои руки взлетают вверх, поднимая край футболки продавца, и я сдергиваю её, а следом свою.

И, наверное, я слишком пьяная, когда одним движением руки расстегиваю на себе лифчик, который ненавижу в этот момент оттого, что моим соскам нужно соприкоснуться с грудью рядом, грудью, которая тяжело дышит, прерывисто.

И, наверное, я слишком пьяная, когда мои движения становятся хаотичными, и губы движутся вслед за руками, и мой пьяный вдох даже мне кажется слишком похотливым.

И, наверное, я слишком пьяная оттого, что не понимаю, что прямо сейчас он держит мои руки и сковывает движения, потому что мой разум затмила похоть, вожделение, возбуждение, влечение, яд…

- Василина, остановись, - слышу я.

Я слишком пьяна, чтобы остановиться.

Я слишком слаба, чтобы вывернуться из крепкого захвата рук, слишком сильных рук, которым так легко меня удержать.

- Василина, остановись… пожалуйста, Вася….

- Я хочу тебя, - может быть, моя откровенность возымеет эффект, но нет...

- Это не ты, это вино… остановись… пожалуйста…

Мои бедра слишком пьяны, чтобы останавливаться, и я все трусь и трусь…

И, наверное, я слишком пьяная, слишком желающая, слишком влюбленная, чтобы слышать «нет».

Слишком много выпила, и от этого мой муж, мой фиктивный муж отказывает мне в моем законном праве, тогда как бывшей жене, бывшей, несмотря ни на что, он не может отказать…

И, наверное, я начинаю плакать, от сильного захвата.

И, наверное, я произношу всё это вслух.

И, наверное, когда руки отпускают меня, и Егор откидывается на подушку, шепча: «Боже, Василина, что ты делаешь…», я оказываюсь сверху, и, наверное, целую его чуть больше, чем жарко или сильно, или возможно, я даже кусаю его… шею, впадинку у ключицы, грудь.

И, наверное, я ввожу в себя горячее возбуждение Егора, и мне кажется, что миллиарды микрочастиц взрываются у меня в голове и животе, и мне трудно сообразить, что же случилось, но вскоре осознание того, что мы впервые делаем это без презерватива, озаряет меня, и, наверное, меня это не заботит. Единственное, что заботит меня – это мое, ставшее навязчивой идеей, моим зудом, моим ужасом, желание, от которого надо избавиться, и я начинаю двигаться… быстро. Что странно, ведь никогда до этого я не любила эту позицию…

Пока я не оказываюсь на спине, и мою ногу, потом другую закидывают на мужские плечи, и я чувствую совсем другой темп, другое проникновение, другой угол, и мне навязывают этот темп, я смиряюсь с этим, потому что это лучше, чем ничего…

И, наверное, я слишком пьяная, чтобы выдержать прямой взгляд серых глаз, который не отрывается от моих глаз, в то время, как движения убивают своей ритмичной последовательностью, пока меня не начинает сначала трясти, и дрожь начинается с ног, которым непривычно находиться в таком положении, переходит на живот, поднимается к горлу, и я не задыхаюсь в каком-то жутком круговороте, кажется захлебываясь в собственном крике.

Следующее, что я вижу – это Егора между своих ног и следы на своем животе, по которым я вожу пальцем, а потом облизываю этот палец.

- Василина, тебе надо помыться…

- Не стану вставать…

- Я не уверен, что…

- Не сдвинусь с этого места, - говорю я и, наверное, я достаточно пьяна, чтобы осуществить это.

- Хорошо, - через несколько секунд идеальные пальцы рук достают салфетки, влажные и прохладные, чье воздействие на соприкосновение с моей кожей имеет странный эффект, потому что мои бедра начинают двигаться помимо моей воли, а губы издают странные звуки, когда я вижу затылок продавца между своих ног и… больше я уже ничего не вижу, наверное, я слишком пьяная… потому что после фейерверка и мушек в глазах я уснула.

Проснулась я от головной боли и от того, что хочется в туалет. Конечно, это более чем нормальное состояние после выпитой бутылки портвейна, во всяком случае, я себя в этом убеждаю, пока прикидываю, как мне аккуратней выбраться из-под продавца… чьи рука и нога лежат на мне, прочно впечатав меня в матрас.

Выбравшись, я отправилась в ванную комнату, по пути вспоминая, что вчера случилось, призывая богов амнезии быть милостивыми ко мне, чтобы или я все забыла к моменту, как выберусь из душа, или Егор все забыл. Стоя под теплой водой, я решила, что забыть у меня не получится, определенно, причиной тому – легкая тяжесть в животе и совсем не легкая в ногах… Остается надеяться на то, что продавец не будет помнить… или… я взрослая женщина и могу себе позволить случайный секс по пьяни… решаю я. Это не лучшее объяснение того, что я набросилась на продавца, практически изнасиловала его… и любой суд примет состояние алкогольного опьянения как отягчающее обстоятельство, но, возможно, тот факт, что уже какое-то время у меня не было секса, а продавец в моей постели является прямой провокацией и также факт того, что он мой муж – будут считаться смягчающими вину обстоятельствами. Борясь с собственным чувством стыда, я вышла из ванной комнаты, надеясь, что Егор уже ушел, но удача в эти дни отвернулась от меня, что было совсем нехорошо, учитывая, что у нас суд через четыре часа… Егор стоял ко мне спиной, задумчиво глядя на чайник.

- Кофе будешь? – тихо произнес продавец.

Мои глаза пробежались по голой груди продавца и, клянусь, в этот момент кто-то или что-то ударило меня в живот.

Я не могла этого сделать!

Я даже не умела!

Это была не я! Даже будучи слишком пьяной, я не могла оставить внушительную цепочку засосов… самый багровый из которых был сверху…

В ужасе смотря на следы своего преступления, понимая, что теперь ни один суд мира не оправдает меня… и, господи, нам же идти на суд, а у него… такое…

Мой рот открывался и закрывался, пока засосы не слились в единую массу от моих слез…

- Что с тобой? – услышала я.

- Я не хотела…

- Что, Василина, ты меня пугаешь, - руки гладили меня по плечам, - Вася…

Все, что я смогла – махнуть в сторону зеркала, садясь на стул.

- Это ничего, - услышала я, - не будет видно под рубашкой, - и я даже вижу слабую улыбку.

- Прости меня… - я отвратительно себя чувствую от того, что случилось, от того, что заставила его заниматься с собой сексом и от этих следов на его груди.

Быстро вставая, Егор надел футболку.

- За что ты просишь прощения? - его горячие руки держат мои руки…

- Ты не помнишь? – может все же боги амнезии в этот раз на моей стороне…

Глядя на часы, а нам нельзя опаздывать… никак…

- Помню. Я помню, ты появилась в моем магазине в середине августа, в той же кофточке, в которой выходила замуж, - и я вижу улыбку. - У тебя было три гвоздика в правом ушке, красных, а на ногах туфли с крыльями на заднике… крылья подрагивали в такт твоих шагов… я думал, что ты заблудилась, такой растерянной ты казалась. Я помню, что каждый день цвет гвоздиков в твоих ушках менялся, и он не поддавался никакой логике или системе, потом я узнал, что ты надеваешь первые попавшиеся… Ты всегда была запыхавшаяся, и я гадал от чего… В середине сентября ты забыла свой шелковый платок с алыми маками на прилавке и только тогда обратила на меня внимание… до того первого поцелуя я спрашивал твой паспорт шестьдесят восемь раз, шесть из которых, когда ты покупала молоко, два раза салат и презервативы, ребристые, те, что сейчас лежат в третьей коробке сверху… ты не любишь ребристые, это я тоже помню. Я отлично помню, что, заходя в магазин, ты флиртовала, - и он улыбается, искренне, - тааак отчаянно, я так же отчаянно хотел поцеловать тебя, потому что, когда ты о чем-то думаешь, ты высовываешь кончик языка… и этот розовый кончик сводил меня с ума даже сильней той блузки, прозрачной и сильней трусиков… тех самых, что были на тебе в наш первый раз, с крыльями на попке. Я помню, что ты веришь в Пегасов… верила…. Я помню, что произошло вчера, и это не то, за что тебе должно быть стыдно или тебе нужно просить прощения. Мне следует его просить. Каждый день, изо дня в день… даже зная наперед, что ты не простишь меня.

Через несколько часов на первом заседании, касаемо родительских прав Егора, опека и попечительство в лице Елены Викторовны пытаются доказать несостоятельность Егора, как отца, что, впрочем, разбивается быстро и без лишних проблем. Чередой идут три психолога, участковый врач, подтверждающие хорошее развитие Васи и я, которая выступает в роли законной супруги и гаранта стабильности положения Егора.

На следующем заседании, сразу после этого, должно слушаться дело о возврате родительских прав матери Васи – Алене. И все происходящее скорей похоже на карнавал, чем на суд, но менее пугающим от этого не становится. Алена плачет и утверждает, что её силой заставили написать отказ от ребенка, что Егор бил её, и она была вынуждена сбежать, и я не знаю, чему верить… находятся свидетели конфликтов бывших супругов. Как, впрочем, и свидетели образа жизни Алены на тот момент и на сегодняшний… образа, в который никак не может вписаться маленькая девочка с непереносимостью лактозы, о которой Алена ничего не слышала, но объяснить это просто – ни Егор, ни его родня не допускали общения Алены с дочерью… От всего этого начинает мутить, а возможно, это последствия похмелья, но всё заканчивается дачей показаний матерью Алены, которая, к моему удивлению, выглядит, как самая обыкновенная пенсионерка, с седыми волосами, убранными в пучок, и в самом простом платье, напротив фешенебельного наряда дочери. Мама должна послужить гарантом благонадежности и правдивости Лёльки, но, кивнув нашему адвокату, мама начинает говорить… Что Алену она видела последний раз месяц назад, когда та передала ей машину и генеральную доверенность на неё, про внучку она ничего ей не сказала, более того, она никогда не интересовалась ребенком, хотя у мамы Алены есть и фотографии, и порой она берет к себе девочку. Говорит, что карьера Алены сейчас на пике, и жить в России ради девочки она не станет, а забирать её с собой некуда и незачем, так что «повесит» внучку на неё, а она – мама Алены, инвалид второй группы и, хотя любит внучку, полностью осознает, что дать ей ничего не может, только благодарна бывшему мужу дочери, что позволяет иногда видеться с девочкой…

Так или иначе, но Алену не восстанавливают в правах, несмотря на внешнее благополучие и то, что Вася – девочка, а девочке нужна мать… Что практически равно чуду при нашей правовой системе, и я прыгаю на шею Егора в маленьком коридоре перед залом заседания с одной стороны, а Настя с другой. Адвокат Алены, подходя к нашему адвокату, тому самому, что мы нашли по рекомендации Сережи, говорит, что его клиентка не станет подавать апелляцию…

- Ну, ты пожалел, Егор? - слышу я откуда-то сверху, когда рука крепче прижимает меня к себе, проводя в успокаивающем жесте пальцами по пояснице, пока я смотрю на лицо, так похожее на Васино, но снизу-вверх, а не как я привыкла… пока смотрю на прозрачные пальцы с синими венками и розовый блеск для губ.

- Нет, - и у меня подпрыгивает что-то внутри. Нет??? – Нет, я ни о чем не жалею, теперь у меня есть Василиса, теперь в моей жизни есть Василина, есть место чему-то важному, большему… и, наконец, в моей жизни нет места тебе. Все это стоит того дерьма, что случилось со мной… с нами… Прощай.

Я долго провожала взглядом клонированные ноги, борясь с желание дать пендаля по тощей заднице, потому что… вес в пятьдесят кг при росте почти сто восемьдесят см на самом деле не очень аппетитно выглядит...

- Эй… налюбовалась? – серые глаза смеются.

- Да, - я честная женщина, - то есть, нет, может, ей ведро с краской на голову…

Серые глаза делаются серьезными, я видела такой взгляд однажды, от него бегут мурашки и становится жарко – сегодня ночью.

- Не думай о ней…

- Аааа, - пытаюсь отвести глаза от серого взгляда…

- Прости, я сказал, что ты есть в моей жизни… хочу сказать, что надеюсь, что ты еще будешь в моей жизни, в любом качестве… я не в том положении, чтобы выбирать…

Кинув последний взгляд в окно на удаляющиеся ноги, я вспоминаю тот день и понимаю, что меня нет в жизни Егора… нет… и, видимо, не будет уже никогда…

Через час я стояла рядом с нашим домом, разговаривая с родителями и бабушкой Егора, которые звали меня на дачу, и они «понимают моё состояние, поэтому Егор, конечно же, не поедет», также они «в неоплатном долгу передо мной» и «еще раз повторяем, Егор не приблизится к даче, пока ты наша гостья», что кажется мне странным, ведь я совсем не уверена, что идея с фиктивным браком помогла, или это было что-то другое, к тому же Егор – их семья. Не я. И не честно отталкивать сына и внука, когда он нуждается в семейной поддержке, меня никогда не отталкивают родители, если я нуждаюсь в совете, словах утешения или порции оладьев.

Бросив последний взгляд на удаляющийся автомобиль, я поднялась на лифте на восемнадцатый этаж, увидев пластиковый стаканчик в общем коридоре и Егора, который, видимо, поднимался по лестнице или на соседнем лифте… постояв немного друг против друга, отсчитав еще пару «прости», я закрыла за собой дверь.

Продолжение тут