Глава 4

Семь ночей

Ей снились бескрайние льняные поля, цветы в цвет её глаз и тёплый ветер. Ей не хотелось просыпаться, никогда, но морок ночи стал отступать, и юная Царица – просыпаться. Не сразу она поняла и вспомнила, где она, а поняв, испытала страх. Могла ли она оставаться в опочивальне своего Царя? Не вызовет ли это гнев её господина? Она не спрашивала об этом старуху, а та сама не говорила.

Она была в том же халате, что уснула, Царя Дальних Земель не было видно, пения жриц не было слышно, вокруг Царицы был полумрак. Пошевелившись, она почувствовала тяжесть и ноющую боль во всём теле и внизу живота, и испытала желание остаться в постели, но гонимая страхом и неизвестностью, она поднялась и тут же увидела старуху, которая, сжавшись, сидела у изножья кровати, и двух рабынь, которые тут же встали и помогли младшей дочери Короля подняться на ноги. Её переодели в платье, украсив тяжёлым поясом, расшитым камнями, и накинули на голову мантилью, скрыв её льняные волосы. Старуха сказала, что теперь только Царь и господин Царицы сможет видеть волосы Айолы не прикрытыми. Мантилья была подобна паутине и очень понравилась девушке, она перебирала пальцами ткань и удивлялась мастерам, изготовившим подобное чудо. Старуха открыла двери Царских покоев, и тут же появилась стража, которая шла на несколько шагов позади своей Царицы, ступающей по дорожке из шёлка, которая бежала из покоев Царя Дальних Земель в покои Царицы.

Айолу ждал обильный обед со множеством яств и сладостей, после которого ей нестерпимо захотелось спать. Ручной зверь, спрятавшись в подушки, водил носиком и просил поиграть с ним, и младшая дочь Короля не смогла отказать ему. Она бегала за ним по покоям под недовольными взглядами и причитаниями старухи, а потом, обняв мягкое пушистое тельце, уснула крепким сном, многим более крепким, чем ночью. 

Её сознание ещё спало, когда рабыни подняли Царицу и повели обмывать. Старуха сказала, что праздник в честь священного ритуала и будущего наследника будет длиться семь дней, и семь дней Айоле следует присутствовать на пиршествах в её честь.

Младшая дочь Короля в ужасе ждала, что мужчины в чёрных одеяниях снова занесут мантию для Царицы, но в этот раз одежды её были легки – нижнее платье, настолько лёгкое, что Айола не ощущала его на теле, и платье из многих слоёв тончайшей ткани, украшенное тонкой вышивкой и жемчугом. Жемчугом же были украшенные длинные волосы Айолы, которые струились по плечам и были укрыты мантильей в цвет платья.

Царица не знала, куда идти, но шёлк, протянутый по длинным светлым коридорам, указал ей, и вскоре она услышала гвалт голосов. Заробев, она остановилась, не зная, что делать дальше. Старуха сказала, что Айоле следует пройти в залу для пиршеств и присоединиться к своему Царю и господину, но зала был полона людей, по большей части – мужчин, а дверных проёмов было несколько. Дочь Короля знала, что каждый проём был для определённого сословья, какой из трёх абсолютно одинаковых дверей был предназначен для Царицы, Айола определить не могла, поскольку мальчики, раскатывающие шёлк, замерли на месте.  В замешательстве она остановилась и увидела, как мужи в таких же одеяниях, как её стража, только другого цвета – зелёного, остановились перед младшей дочерью Короля, теперь уже Царицей Дальних Земель, и, поклонившись, указали на нужный ей проход, пропуская её вперёд.

Младшей дочери Короля никогда не приходилось находиться в зале для пиршеств, будучи единственной женщиной, но, войдя в неё, она услышала гробовое молчание – гул разговоров прекратился незадолго до этого, и на всём протяжении своего пути, что вёл её к своему Царю и господину, мужи кланялись ей и не поднимали головы своей, пока Царица не оставляла их за спиной. Горотеон высился над людьми, восседая на троне, достойном Царя Дальних Земель,  его лицо  было непроницаемым и неподвижным.

Как и учила её старуха, она поклонилась в ноги своему Царю и господину, как и подобает рабыне, и тут же встала – она не рабыня, и лишь когда она уселась на трон, рядом со своим Царём, гул голосов возобновился. Лицо же Царя так и осталось неподвижным. Посланники многих Земель и Королевств проходили по огромной зале и преподносили свои дары Царице, как и в предыдущий день Айола видела диковинных зверей, много драгоценностей, золота и шёлка. Если Айола будет надевать по многу украшений каждый день и ни разу не повторится в своём выборе – она за всю жизнь не сможет уделить внимания каждому дару. Очень скоро ларцы и сундуки слились в одно цветное пятно, она стала забывать, видела ли она подобные каменья, или первый раз глаза её смотрят на яркие ткани и меха.

Её Царь и господин сидел с лицом, подобным лицу каменного изваяния – непроницаемым и жёстким. Иногда он вкушал ягоды, что стояли на резном столике рядом с ним, иногда отпивал из своего кубка, Царица делала то же самое, вспомнив слова своего мужа и господина, что он не вкушает пищу, если его Царица не может. Значит, сейчас она могла. Крупные ягоды были сладки, напиток в кубке напоминал вино, был такого же цвета – ярко-бордового, но хмель не чувствовался в нём.

 Прошедший к трону человек был в странной одежде, лицо его почти скрывал шаперон(капюшон), пришитый к плащу, полы которого волочились по полу, подобно женскому платью. В руках его была плетёная корзина, плотно прикрытая тканью, он поставил её в отдалении и, низко поклонившись, достал две змеи ярко-красного и жёлтого цветов. Они извивались и издавали шипение, от которого младшей дочери Короля становилось не по себе, но расцветка тварей была необычна, и Айоле захотелось глянуть на них ближе. Она потянулась к человеку в длинном плаще, тот отошёл на шаг, а сама Царица почувствовала на своей руке тёплую руку своего Царя и господина.

- Не следует подходить близко, Царица, эти твари ядовиты, смерть от укуса этих змей быстра и мучительна.

Айола резко повернулась и тихо спросила:

- Для чего делают подобный дар?

- Царица должна иметь гадов, подобных этим, чтобы казнить неугодного ей раба или вельможу.

- Но как же я могу казнить змеёй, если она столь опасна, что даже приближаться к ней нельзя?

- Царица никогда не убивает своими руками.

- Я могу не казнить или сделать это иным способом? – Айола никогда не отдавала приказы о казни, никогда не присутствовала при них, убийство – дело мужей, никогда женщины Королевской семьи не могли испачкать руки свои кровью и смертью.

- Конечно, - младшей дочери Короля показалось, что непроницаемое лицо её Царя и господина улыбнулось, совсем немного, но в этот миг словно маска слетела с Горотеона, и он стал менее ужасным и похожим на человеческого мужа, а не на каменное изваяние. – Никто не ждёт, что Царица будет вершить суд, пока её Царь с ней, но она должна знать, что подобные твари в её распоряжении, смерть от укуса этих змей настолько ужасна, что любой несчастный, приговорённый к ней, выбрал бы четвертование.

Царица отступила и почувствовала холод, пробежавший по спине. Ей показалось, что змей стало больше, и они расползались по зале, а одна из них заползла ей под платье. Мелкая дрожь стала бить младшую дочь Короля, она попыталась отпить из своего кубка, но зубы ударились о серебро, и ей не удалось сделать ни глотка.

- Вам нравится напиток, Царица?

- Да, похоже на вино из наших погребов, мой господин.

- Это сок.

- Сок?

- Да, напиток из тех же плодов, из которых изготавливается вино, но без хмеля.

Айола повторила про себя новое слово. Она старалась запоминать новые слова или выражения, и если многие не понимала дословно, то общий смысл некоторых фраз становился ей понятен. Младшая дочь Короля понимала, когда старуха кричала рабыням, чтобы те готовили воду или масла для Царицы и раздевали Айолу.

Младшая дочь Короля чувствовала усталость, ломота и сонливость вернулись к ней, как и боль внизу живота. Выросшая в Королевской семье, глядя на своего отца, брата и сестру, она знала, что не может пренебречь своими обязанностями, как бы ни устала Царица, она должна находиться в зале и присутствовать на церемонии.

- Вы чувствуете усталость, Царица? – спросил её Царь и господин.

- Нет, мой господин, - сразу ответила младшая дочь Короля, опасаясь гнева и того, что её сонливость проступила на лице.

Царь Дальних Земель подал едва заметный знак рукой, и в зале воцарилась тишина. Горотеон встал и подал руку Царице, после чего помог ей спуститься по ступеням, словно она шла по льду, и двинулся с ней через залу по шёлку, что лежал у неё под ногами.

Младшая дочь Короля едва поспевала за шагами своего Царя и господина, иногда он замедлял шаг, люди, сохранявшие молчание, глубоко кланялись Царю и Царице, рабы кланялись ниже всех, наложницы,появившиеся позже, в разгар празднования,не закрывали лицо руками пред ликом Царя и Царицы.

Дойдя до конца залы, Айола увидела свою стражу, которая тут же присоединилась к ней, ступая на несколько шагов позади, как и рабыня, поправившая её одеяния, шла сзади, пока младшая дочь Короля продолжила свой путь одна по шёлку к своим покоям.

Девушка надеялась отдохнуть, её клонило в сон, и усталость сковывала её тело, но сухая старческая рука схватила Айолу и стала снимать с неё одежды, толкая в сторону тёплой воды и благовоний.

- Этой ночью Царь Дальних Земель призовёт тебя к себе, дитя моё, - шипела старуха, пока усаживала Айолу в воду. – Ты должна быть готова для своего Царя и господина и не вызывать его гнев.

- Чем я могу вызвать гнев Царя?          

- Чем угодно, дитя моё, чем угодно, ты неумела, а вместо того, чтобы учиться, занимаешься со своим зверем, бедра твои узки, а грудь недоразвита, слишком много крови вышло из тебя, дитя моё, слишком много, Царь будет гневаться.

-Но почему сегодня? – Айола полагала, что церемония окончена вчерашней ночью, и сегодняшней она сможет отдохнуть.

- Семь дней в середине твоего лунного цикла Царь обязан призывать тебя к себе, и так каждый цикл, пока  чрево твоё не понесёт наследника для Дальних Земель, остальные его ночи  распределены на наложниц, никто не должен быть обижен, но Царь могучий муж, и каждой хватает его ласки.

Её долго умасливали и натирали «кремами», волосы её оставили распущенными, спрятав под мантильей, и, наконец, она прошла свой путь по шёлку, в окружении своей стражи, которая остановилась перед покоями её Царя и господина, и уже стража в зелёных одеждах отворила двери перед Царицей и тихо закрыла их, оставляя Айолу одну.

Ложе, на котором проходила её брачная ночь, уже было разобрано, и она стояла посредине большого помещения, отделанного мозаикой столь причудливых узоров, что казалось, они не повторяются ни разу, но, присмотревшись, она поняла, что повторения есть. Красный цветок, синий, зелёный… Напротив окна была мозаика, полностью повторяющая витраж в окне, и Айола могла только представить, как сверкали крылья диковинной птицы на стене с первыми лучами солнца.

 Мебель, изготовленная из тёмного дерева, массивная и резная, со страшными изображениями животных, и удивительные подставки под столами – витые, тяжёлые, не похожие ни на какое дерево, когда-либо виденное младшей дочерью Короля. Такие же столы стояли рядом с тронами Царя и Царицы, мужчины ставили их сбоку от трона, а быстрые рабыни украшали их яствами, от сладостей и фруктов до мяса, и следили, чтобы они не заканчивались. Она дотронулась до подставки и поняла, что она холодная, как бывает меч или кинжал, но оружие мужчин сверкало холодом, а витые подставки были темны.

Услышав шум, она быстро обернулась и увидела в широком проёме своего Царя и господина, он словно давно наблюдал за младшей дочерью Короля, которая тут же поклонилась, как подобает рабыне, и быстро встала – она не рабыня. Царь отошёл в сторону, коротко приглашая младшую дочь Короля в опочивальню. Она стояла в центре и не знала, что ей следует делать или говорить, старуха сказала, что Айола должна быть покорной  и постараться понравиться своему Царю и господину, но как это сделать – она не сказала.

- Вам следует попробовать эти сладости, Царица, - её Царь и господин указал рукой на большой серебряный поднос, где горой были уложены различные сласти, орехи в меду и белая рассыпчатая халва.

Айола посмотрела на поднос, казавшийся не таким и большим в руках Царя, осторожно взяла сласть зеленоватого цвета и положила себе на язык. Та была сладкой, но не приторной, таяла во рту, но не слипалась, подобно мёду. Не удержавшись, она взяла ещё одну и ещё, пока не осеклась и не глянула на своего Царя и господина, который стоял в халате, подобному тому, что был вчера на нём, и в этом одеянии казался ещё выше и шире в плечах.

- Вы можете съесть все эти сладости, Царица.

Младшая дочь Короля вкусила различных яств, но призналась, что сласть зеленоватого цвета, что была сладкой, но не приторной и таяла во рту, но не слипалась, подобно мёду – самая вкусная. Так же она отпила травяной отвар странного вкуса, и догадка поразила младшую дочь Короля.

- Я вижу подозрение в ваших глазах, Царица. - Айола испугалась гнева своего Царя и господина и стояла, нагнув голову, ожидая расплаты. – Нет нужды сегодня давать вам снадобье.

Он сидел на кровати, поставив рядом с собой младшую дочь Короля, и казался одного роста с Айолой, которая боялась поднять глаза на своего Царя и господина.

- Вам понравился мой подарок?

- Зверь? Да, я бы хотела оставить его себе, это возможно, мой господин?

- Он уже ваш, Царица. Скажите, что вы делаете с ним?

- Играю.

- Играете? - Айола увидела, как взметнулись брови Царя, она заробела ещё больше, возможно, с ручным зверем нельзя играть, ведь не играют же в местах, где родилась младшая дочь Короля, с собаками или котами. – Как вы играете со зверем, Царица?

- Он убегает, я его ловлю, но старуха ругается.

- Но вы всё равно играете? – девушке показалось, что он улыбается, не широко и совсем незаметно.

- Конечно, ведь это мой зверь и подарок моего Царя и господина, к тому же зверь просит играть с ним, - она пожала плечами.

- Какой подарок вы ещё хотите от вашего Царя?

- Я не знаю, у меня всего в достатке, - она осеклась, подумав, что недопустимо отказываться от даров Царя и господина, и добавила. – Как будет угодно моему господину.

- Царица, вы знаете, зачем я призвал вас?

- Семь дней в середине моего лунного цикла мой Царь и господин обязан призывать меня к себе, и так каждый цикл, пока чрево моё не понесёт наследника для Дальних Земель. Остальные  ночи  моего Царя и господина распределены между наложницами, никто не должен быть обижен, но Царь – могучий муж, и каждой хватает его ласки. - Айола надеялась, что ничего не перепутала и не забыла.

- Это так, - он удовлетворённо кивнул. – У Царя много обязанностей, Царица, и одарить ласками юную деву в первую ночь – одна из них. Вы же не станете противиться своему Царю? – с этими словами он аккуратно взял руку младшей дочери Короля и, положив маленький пальчик себе в рот, стал легко посасывать его.

Девушка в ужасе смотрела на своего Царя и господина, пока, не выдержав, сжавшись, не прошептала.

- Вы хотите откусить мне палец? – она видела, как улыбнулся Горотеон, чем-то блеснули его глаза, и на миг словно маска слетела с его лица, показав лицо мужа, а не каменного изваяния.

- Ваши пальчики сладки, Царица, вы ели сласти, - он улыбнулся и облизнул другой её палец.

- Но там ещё много сластей, - Айола в недоумении взглянула на серебряный поднос, но тут же осеклась и замолчала. Она оказалась сидящей на колене своего Царя и господина, который говорил ей:

- Вы посмеете указывать своему Царю, что для него большая сладость, Царица?

Айола сжалась в уверенности, что вызвала гнев Царя, и её ожидает наказание.

- Не противьтесь мне, ласки мужа могут быть  приятны юным девам,  нужно просто узнать, что вам более всего приятно, это не сложно, вы же смогли выбрать, какая сладость вам нравится, Царица. Закройте глаза и, когда вам станет особенно приятно – скажите мне, Царица.

Её Царь и господин удерживал её на колене, и Айола закрыла глаза, как он и приказал.

Его рот на руках её были приятен младшей дочери Короля, как и на шее её и ниже, руки, столь же горячие, как дыхание Царя и господина, гладили младшую дочь Короля по спине, под халатом, иногда надавливая сильнее, а иногда попуская. Когда же шёлковый халат спустился с плеч юной Царицы, стыд не покрыл её, потому что в это мгновение руки её Царя и господина накрыли грудь Айолы, и она услышала женский стон, сладостный, как мёд. Она уже лежала, нагая, рядом со своим Царём, но ни это, ни то, что её господин так же был обнажён, не волновало младшую дочь Короля, она ощущала его горячие руки на себе и чувствовала жар во всём своём теле, особенно – внизу живота и ниже. Айола слышала женские стоны и ощущала горячее дыхание рядом с собой, когда же Царь сжал губами сосок на её груди, одновременно опуская руку на самый низ живота, туда, где природой предназначены волосы, Айоле показалось, что лихорадка поглотила её. Лёжа на боку, она держалась за своего Царя и господина и гладила его плечи и всё, что могла достать, повторяя в точности движения, которые делал Горотеон.

- Не бойтесь, Царица.

Он перекинул ногу юной Царицы через своё бедро и, продолжая удерживать сосок в губах, опустил руку и вошёл пальцем туда, куда природой предначертано мужу входить в жену свою. Помогая движениям её бёдер, придерживая и направляя ягодицы Царицы, одним пальцем он давил на точку, где должен заканчиваться рост волос, предназначенных Богами и природой. И в это мгновение Айола услышала ещё более громкий женский стон, перемешанный смужским, и почувствовала, что муж её входит в неё, и если это и было болезненно, то недолго, потому что другие чувства поглотили Айолу. Рука её Царя и господина помогала её ягодицам, а другая продолжала давить на точку, до тех пор, пока низ живота её не наполнился кипятком, в глазах стало темно, словно все свечи погасли, а сама младшая дочь Короля испытала сразу за острым желанием чего-то, неизвестного ей, облегчение такой силы, что не смогла сдержать громкого стона, почти крика, который перемешался с родным наречием из уст Царя, он крепко прижал к себе Айолу и, сделав сильные качки своими бёдрами, излил в жену своё семя.

Отдышавшись, Айола посмотрела на своего Царя и увидела пот у него на лице. Протянув руку ко лбу, она стёрла его пальцами, смотря, как закрываются глаза мужа. Он остановил её руку и поднёс к своим губам.

- Такой должна быть первая ночь юной девы, Царица.

- Вы выполнили свою обязанность, господин?

- Смею уповать, что выполнил, а вы как думаете?

- Да, мой господин, выполнили, - Айола не знала, что значит «одарить ласками юною деву», но то, что произошло, ей понравилось, и она посчитала себя одарённой ласками.

- Вам не холодно, Царица?

- Нет, - она посмотрела на себя и увидела, что лежит нагая, и только тогда стыд покрыл её, и как бы она ни старалась справиться с ним, рука её потянулась к груди, чтобы прикрыться. Она с опаской глянула на своего Царя и господина, но он словно не разозлился на то, что младшая дочь Короля попыталась скрыть своё, а значит, безраздельно его тело, а укрыл её мягким покрывалом, а сам встал и прошёл к столу. Взяв несколько сладостей и травяной отвар, он вернулся и показал жестом, чтобы Айола села, после чего угостил свою Царицу и вкусил сласти сам, разделив с ней жидкость из одной ёмкости. Всё время Царь и господин был обнажён, и взгляд младшей дочери Короля то и дело стремился к мужественности Царя. Айоле показалось, что её Царь и господин заметил это, но ничего не сказал. В отличие от Царицы, волосы, предусмотренные Богами и природой, её господину не удаляли, они были темны, не такие, как у девушки, и короткие, на груди же не было волос вовсе. Было ли так у всех мужчин или только у её Царя и господина, Айола не знала.

Она разглядывала его уже какое-то время, когда мужественность Царя стала увеличиваться, как по волшебству, и, увидев в этом дурной знак, она отодвинулась в страхе.

- Что вас пугает, Царица? – Царь нагнул голову и всматривался в лицо Айолы, отчего ей стало ещё страшнее, и она промолчала.

- Вы не можете не отвечать своему Царю и господину, - его лицо словно снова стало неприступным, а взгляд жёстким, Айола не была уверена. За время, когда она лежала рядом со своим господином, она рассмотрела его лицо, и оно вовсе не показалось девушке ужасающим. У Царя были тёмные волосы, подобно коре дуба, и они немного вились, прикрывая шею. На пиршестве и во время свадебной церемонии его волосы были убраны, а на голове была массивная корона, из-за которой была не видна длина волос и даже их цвет. Брови его были широки, а нос прямой и без горбинки, как у мужей Линариума, отца её или брата, а более походивший на предков, чьи портреты были в палатах отца. Губы же Царя были полные, и, глядя на них, Айола отчего-то вспоминала, какие странные чувства дарят его губы, когда прикасаются к её шее, груди или рукам.

- Царица?

- У всех мужей мужественность подобна вашей? - младшая дочь Короля вспомнила, о чём её спрашивал её Царь и господин.

Брови Горотеона взлетели вверх, глаза сначала расширились, а потом сузились.

- Вы не можете думать о мужественности других мужей, Царица, за это казнят.

- Я, - Айола подпрыгнула на места и сжалась, - я вовсе… мне… ведь это больно, когда вырывают волосы, предназначенные жене Богами и природой, а вам оставили! Это потому что вы Царь? Или они, волосы, не вырастают длиннее? Это, должно быть, очень удобно… ведь вам не вырывают волосы, обваривая сначала кипятком, как утку!

Она видела расширенные глаза своего Царя и господина, который говорил что-то на своём наречии, а потом перешёл на язык Айолы.

- Да, Царица, мужественность у мужчин устроена одинаково… Есть отличия, но не существенные, и вам, действительно, не следует думать об этом и, тем более – спрашивать у кого-либо. За подобные мысли казнят жён своих мужья, а Царицу, которая должна служить примером для всех жён Дальних Земель – тем более. Есть ещё что-то, что интересует вас, Царица?

Айола молчала в страхе.

- Я обещаю, как Царь Дальних Земель, не казнить и даже не наказывать вас, Царица.

- Почему мужественность разного размера? Для чего это происходит?.. Минутой назад всё было значительно меньше, а теперь она становится гигантской, это не мешает? – Айолу озарила страшная догадка. – Это не больно?!

Она смотрела, как её Царь и господин облизнул губы и долго молчал, она не испытывала страха, Король или Царь всегда держит своё слово, таков закон. Столь могущественный Царь, как Горотеон, не будет обманывать свою Царицу, наказывая или казня её.

- Мужественность, как вы это называете, увеличивается в размерах, когда муж готов проникнуть в свою жену и излить своё семя. Это не больно, но мешает, потому что муж испытывает сильную необходимость, сродни голоду, и даже сильнее, войти в свою жену, в остальное время «всё значительно меньше», Царица.

- Так значит, сейчас мой господин испытывает желание войти в жену? В меня?

- У меня одна жена, Царица… И я испытываю сильное желание войти в неё, и это желание намного сильнее, чем если бы я не ел много дней.

- Как пожелает мой господин, - Айола согласна кивнула, - но у меня кровь, если…

- Кровь? – её Царь и господин стал серьёзным, и только сейчас младшая дочь Короля поняла, что Царь немного улыбался всё это время, пока разговаривал с ней. Разница в лице была настолько разительна, что девушке захотелось, чтобы её господин всегда улыбался ей. Он быстро нырнул рукой между ног Царицы, так, что она не успела покрыться стыдом или ей не стало больно, и поднял руку к своим глазам.

- Это семя, - Горотеон.

Глаза Айолы расширились и стали похожи на блюдца.

 - Муж не должен вмешиваться в дела женщин… - продолжил Царь и господин. – Вы не вымывали семя, как это делают наложницы, значит, оно осталось в вас и может проступить, так устроены жёны… Вам совсем ничего не объясняли, Царица?

- Объясняли, про фрукт, - глаза младшей дочери Короля стали фиолетовыми.

- Какой фрукт?

- Во-он тот, продолговатый, - она поморщилась, вспоминая красное лицо рабыни, потом, испугавшись своей реакции, смотрела на вышивку на шёлке и ждала расплаты. Горотеон какое-то время смотрел на фрукт, потом на Царицу, пока глаза его не расширились, и он не сказал что-то на своём наречии.

- О фруктах мы поговорим позже, Царица, - он приблизился вплотную к Айоле, - скажите, вы знаете, что такое поцелуй? Целовать? Не женщину, мать или сестру в щеку, а мужа в губы.

- Нет, я не слышала о таком, - она растерянно смотрела на губы своего Царя и господина.

- Вы же не станете противиться своему господину, Царица? Не посмеете?

- Нет, мой господин, - она почувствовала сначала его горячее дыхание на своих губах, потом его губы на своих, которые мягко захватывали их – по очереди и обе сразу. Потом она почувствовала язык Царя у себя между губ, и это показалась ей приятным, она слегка приоткрыла рот, и их языки встретились ровно в тот момент, когда простынь, разделяющая их, исчезла, а сама Царица была под телом своего господина, и это не беспокоило её, скорее ей стало мало трения. И она потянулась ещё ближе и потянула Царя за волосы, а он, в свою очередь, долго целовал свою Царицу в губы, и это было неимоверно приятно. Потом он проводил губами, что тоже было похоже на поцелуй, по шее её, плечам и груди, иногда шепча что-то на своём наречии, когда же Айола стала целовать своего Царя и господина так, как он это делал, он сказал:

- Я хочу войти в вас, Царица.

- Да, мой Царь и господин.

И это было больно в первые моменты, потому что её Царь и господин вошёл сильнее, чем в прошлый раз, но и значительно приятнее. Она упёрлась ногами, как показывала ей рабыня, и стала двигаться, прислушиваясь к толчкам Царя, пока не начала задыхаться, свет не стал меркнуть, а низ живота налился кипятком, тогда Айола поняла, каким бывает голод сильнее, чем если не есть несколько дней. Она двигалась и двигалась, и ей казалось, что она никогда не утолит этот голод, как вдруг поняла, что слышит собственный стон, что сладок, словно мёд, и голод  её утоляет её Царь и господин.

Оставшиеся дни Царица спала днём, а вечером присутствовала на праздновании в её честь, потом её тщательно готовили, и она отправлялась в покои своего Царя и господина.

Айола опасалась своего Царя, но он ни разу не был груб с ней, не повышал голоса и не наказывал Царицу. При этом сама младшая дочь Короля не перечила и не спорила, когда же слышала: «Царица, вам не следует», тут же запоминала и больше не повторяла свою оплошность.

Старуха перестала настаивать на обучении своей подопечной, сказав, что муж имеет право решать, следует ли обучать жену, и, видимо, юная Царица была совсем никчёмной женой,  раз даже сам Царь Дальних Земель отказался от обучения Айолы. На своём веку старуха не помнила, чтобы какую-либо наложницу не обучали до и после её первой ночи, а прекрасную Ириму обучали даже больше года, поэтому она слыла гордой, и Царь до сих пор горюет по своей жене.

Когда же срок семи дней истёк, утром её Царь и господин прислал вслед за ушедшей по шёлку Царицей подарок – целый ларец жемчуга. Жемчужины были разного размера, но все одинакового цвета льна, как волосы Айолы. Главный евнух сказал, что из жемчуга следует сделать украшения для волос и украсить мантилью. Оставшийся жемчуг можно пустить на любые украшения, которые пожелает Царица. И больше она своего Царя и господина не видела. Целые дни она проводила одна, в компании старухи и ручного зверя. Айоле вовремя приносили пищу, и если она желала что-то определённое на ужин или обед – ей всегда доставляли это. Запрет был только на вино, старуха сказала, что жёны не пьют вина, потому что в любой момент могут носить в своём чреве ребёнка, Царице же, чьё прямое предназначение – родить наследника Дальним Землям, – и вовсе нельзя было пригубить вино. Айола никогда раньше не слышала, чтобы вино вредило младенцам во чреве матери, но не спорила. Ей не хотелось вина.

Иногда старуха рассказывала, что Царь уехал по делам, иногда говорила, что ночью он призывал к себе наложницу, и даже называла её имя, но оно мало что говорило младшей дочери Короля. Юной Царице было скучно, она учила новые слова на языке Дальних Земель, стараясь скрасить свой досуг, и вскоре могла составлять предложения и даже иногда разговаривала с мальчиком, который приходил после каждого приёма пищи и спрашивал о пожеланиях Царицы.

Утром она проснулась с тошнотой, никогда ещё Айола не ощущала подобного недомогания, голова её кружилась, низ живота болел, несколько раз пища, принятая младшей дочерью Короля, вышла через рот, ей казалось, что у неё началась лихорадка. К обеду она увидела следы крови на своём нижнем платье, их же увидела старуха и куда-то побежала. Вернулась она не скоро, когда солнечный свет уже почти не попадал на витражи в окнах её покоев, и сделала травяной отвар Царице. Айола не могла пить его, голова её болела, словно в неё налили раскалённую смолу.

- Государь зол, - шипела старуха. – Ты не понесла наследника, дитя моё, не понесла. Надежды всех Дальних Земель пошли прахом, ты разочаровала людей, разочаровала, ты вызвала гнев своего Царя и будешь наказана.

Старуха ходила вокруг кровати, на которой лежала Айола и уже плакала, прячась в высоких подушках, и слушала, как может быть наказана Царица за подобный проступок, и насколько зол её Царь и господин.

Вырвут ли у младшей дочери Короля ногти или язык, старуха сказать не могла, но была уверена, что так и будет, но это было предсказуемо. Ведь бедра Айолы не широки, грудь неразвита, а сама Царица настолько неумела и некрасива, что Царь Дальних Земель даже отказался от обучения своей Царицы, что является невиданным позором для Айолы. И пусть она молится, чтобы наказание её было скорым, и даже лишив её языка или отрезав грудь, Царь оставил бы её в живых, а если ей очень повезёт, то Царь и господин просто прикажет её высечь на площади за позор, принесённый Царю Дальних Земель. Айола уже не могла плакать и молилась своим Богам и духам, чтобы Царь поскорее сделал всё то, о чём говорила старуха, ведь ожидание смерти хуже самой смерти.

Резко открывшаяся дверь подбросила старуху и Царицу к потолку, Горотеон стоял у изножья кровати, лицо его было недвижимо, а взгляд ужасен. Старуха что-то запищала Царю, на что тот оттолкнул её со словами.

- Ты станешь говорить мне, своему Царю, где я могу находиться, а где нет? Вон! – и буквально вышвырнул старуху из покоев Царицы. Айола в ужасе смотрела на своего Царя и господина, но потом вспомнила и поклонилась ему в ноги, как и подобает рабыне, быстро встала – она не рабыня, – и, пошатнувшись, упала прямо в руки Горотеона. Он молча смотрел на неё.

- Я готова понести любое наказание, мой господин, - она покорно опустила голову и ждала его решения.

- В чём твоя вина, Царица?

- Я не понесла наследника для Дальних Земель, мой Царь и господин, вы вправе вырвать мне ногти и язык…

- Кто сказал вам это, Царица?

- Старуха.

- Поэтому вы боитесь меня сейчас?

- Я не боюсь, я виновна, вы вправе наказать меня любым приемлемым для вас способом, мой Царь и господин. – Её голова болела так сильно, что Айоле не хватало сил на страх. – Бёдра мои не широки, и грудь недоразвита, я никогда не смогу понести ребёнка, а если и понесу, то умру в родах, у меня было слишком много крови в первую ночь, люди говорят – это плохой знак.

- Это была кровь свиньи, для свиней, - он выплюнул слова. – У линариумских дев не бывает много крови или не бывает вовсе.

Айола смотрела на лицо своего мужа, с которого впервые слетела маска непроницаемости, но боль отвлекла её, и она закрыла глаза.

- Как же вы поняли, что я девственна, мой господин? - страшное подозрение стало прокрадываться сквозь пелену боли.

- Я мужчина, Царица, а не юноша, мужчина отличит деву от женщины. - Айоле показалось, что он улыбнулся. – Люди всегда ищут плохие знаки и предзнаменования, но много крови – это лучший знак, чем отсутствие её. Ваши бёдра, Царица, не узки, и грудь развита, вы выглядите так, как и должна выглядеть линариумская дева, которой идёт шестнадцатый цвет. Старуха почти всю жизнь прожила тут, девы здесь созревают раньше ваших девушек, иные уже готовы к замужеству на двенадцатый цвет. - Айола не смогла сдержать вздох изумления. – Посмотрите, Царица, каких женщин вы видите вокруг… они грузны телом, с очень широкими бёдрами, короткими ногами и большой грудью. Наши мужчины высоки, а женщины приземисты и полны, но мужчины у нас всегда были воинами, а женщины не выходят за порог дома, пища же обильная и вдоволь. Старуха не видела других женщин… даже наложницы со временем становятся такими же, как наши женщины, потому что много едят и мало двигаются. Законы предков писались не просто так, вам можно вступать в брак и познавать мужа не раньше шестнадцатого цвета, а лучше на восемнадцатом, для вас, Царица, это тоже было бы лучше… но это не значит, что вы не можете выносить и благополучно родить младенца. Вы знали мужа семь дней, не всегда этого достаточно, и вас не за что наказывать и, тем более, вырывать язык или ногти. Если эта старая ведьма ещё будет вас запугивать, скажите мне, и я прикажу вырвать язык ей.

-  Хорошо, мой господин. – У Айолы уже не было сил стоять перед своим Царём и господином, но она знала, что не может сесть, пока Царь Дальних Земель стоит пред ней.

- Вы нехорошо себя чувствуете, Царица?

- Да, мой господин, простите меня…

- Вам нужно лежать, - он крикнул, и тут же появились рабыня и старуха, которая снова сказала что-то Царю и господину Айолы, и он очень грозно ответил ей, так, что старуха свернулась и сидела в дальнем углу, закрыв лицо руками.

- Я напомнил ей, что я не только ваш Царь и господин, но и Царь и господин всего, что лежит у неё под ногами, и всего, что видит она своими глазами. Я могу находиться в любом месте своего дворца, в любое время, какое посчитаю удобным для себя, и если ей дорога её ничтожная жизнь, она закроет свой дрянной рот, иначе я перестану помнить, что она единственная женщина, что говорит на наречии Царицы.

Пришедший лекарь осмотрел Царицу и долго что-то говорил Царю и господину Айолы, когда он тихо вышел из дверей, глаза девушки закрывались. Рука мужа под её головой снимала боль и успокаивала, старуха наконец-то молчала, а свечей в покоях стало меньше, они уже не светили так ярко и не чадили так обильно.

- Разве вы можете оставаться тут? - сказала младшая дочь Короля, а сама в это время удобней устраивалась на большой ладони своего Царя и господина. – У меня кровь, женщина не чистая в такие дни.

- Уверен, такой могучий и сильный воин справится с подобным, Царица.

- Что сказал лекарь? Я никогда не чувствовала себя так плохо в женские дни.

- Царица, на вашей родине уже пришло лето, здесь же всё ещё зима, последнее время вы почти не двигались, но познали мужа, ваш лунный цикл сдвинулся, поэтому вам настолько нехорошо. Когда всё закончится, я разрешу вам гулять вне стен дворца, девушке, выросшей на свежести сочных лугов, невыносимо находиться в спёртом воздухе покоев, с вами будет шесть стражников и две рабыни… А теперь я прошу вас – засыпайте, Царица.

- Вы останетесь со мной, мой господин?

- Конечно, Царица. – Но этого Айола уже не слышала, потому что голова её перестала болеть, и она уснула крепким сном, радуясь, что уже скоро она сможет выйти на улицу, и тому, что её Царь и господин остался с ней, несмотря на её вину.

Очень хочется поблагодарить всех читателей, как молчаливых, так и комментирующих. 

И сказать спасибо всем тем, кто проголосовал за эту сказку в месячном голосовании, я очень признательна. 

Спасибо вам! 

В знак благодарности я выкладываю эту главу немного раньше срока, она довольно спокойная и, я бы сказала, милая, надеюсь вам понравится. 

Итак, можно сказать, что сказка из недоброй превращается во вполне каноническую добрую историю про доброго принца и прелестную принцессу... Время покажет, так ли это. 
Пока Царь довольно снисходителен к своей Царице и даже заботлив, но и она не даёт повода вести себя по-другому в её отношении.... 

Сказать спасибо автору или поругать его можно на форуме или под главой.