Прощай, бездушный мир,
Я пошлю тебе открытку, сожжённую в огне,
Который ты так старался погасить страхом неудачи.
Я запишу всё, чему научился,
И отредактирую до последнего слова.
Любовь, тебя я жду и предвкушаю.

С радостью замечаю ритм биения сердца,
Под который хорошо зализывать раны,
Для многих проклятого, а для других — благословенного.
Это не должно иметь значения.
Подойди поближе, и мы влюбимся,
Ради любви.
Я сгораю от нетерпения, милая.

Искры засверкают в свете луны,
Лазарь у Франкенштейна.
Милая, я умру ради той, что уничтожает моё сердце.
Мы понемногу умираем под слабеющим светом.
Для тебя я широко открыт.
Милая, я умру ради той, что уничтожает моё сердце…

«Heartkiller» by HIM

твои ресницы,
их нежный иней

мои бутылки, страницы,
мой страх и тоска

моя пустыня перестала быть пустыней,
когда твоя нога коснулась её песка.

Евгений Соя

Белла проснулась, когда Эдвард уже почти закончил. Попыталась привстать, но тот положил руку ей на поясницу и надавил, прижимая к кровати. Ухмыльнулся и продолжил своё маленькое хулиганство.

- Я почти всё, не дёргайся, – невнятно пробормотал он, – а то получится криво.

Ощутив приятную щекотку в области правой ягодицы, Белла повернула голову и заглянула через плечо.

Спальня уже погрузилась в вечерний сумрак, однако жёлтый свет ночника отлично освещал Эдварда. Высвечивал красноватые пряди в его взъерошенных волосах и путался в полуопущенных ресницах. Каллен, обнажённый, сидел рядом с Беллой, поджав под себя ноги и склонившись над ней. Его лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности, а в зубах был зажат какой-то чёрный предмет, подозрительно напоминавший колпачок маркера.

- Что ты делаешь? – с улыбкой ещё совсем сонно спросила она.

- Ты никогда не хотела татуировку? – вопросом на вопрос ответил Эдвард. Он закрыл маркер колпачком и швырнул его на пол. – Тебе бы пошло.

Каллен многозначительно улыбнулся, и его руки мягко скользнули вдоль её ног, от колен к бёдрам.

- Нет. Одно время хотела сделать пирсинг в пупке, но потом передумала.

Почувствовав, что Эдвард больше не удерживает её, Белла привстала на локтях и заглянула себе за спину. На правой ягодице красовалась нарисованная чёрным маркером хартограмма – почти точная копия той, что украшала низ живота самого Каллена.

- Эдвард! Как... как тебе это только в голову пришло?! – в притворном возмущении воскликнула она, а затем, смеясь, уткнулась лицом в подушку.

- Сам не знаю. Ты спала, и мне было скучно. Потом я стал любоваться твоим голым задом. Он чертовски хорош, знаешь ли. Я смотрел и думал только о том, как же сильно хочу тебя. – Эдвард сжал ладонями ягодицы Беллы и издал хриплый звук, похожий на рычание. – А потом подумал о том, что с татуировкой он стал бы выглядеть ещё сексуальнее. Вспомнил про маркер и… и вот теперь…

- Что теперь?

Белла вынырнула из подушки и оглянулась на Эдварда. Часть её лица была скрыта волосами, но он всё равно заметил румянец на щеках. Ему нравилось заставлять Беллу краснеть едва ли не с самого первого дня их знакомства. Но только вчера он узнал, что ещё больше ему нравится целовать её пылающие щёки и губами чувствовать тот жар, который исходит от кожи.

- Теперь меня снова одолевает первая мысль. Строго говоря, это даже не мысль. – Эдвард переместил взгляд с лица Белла на задницу, отчасти скрытую его ладонями. – Это желание.

Он наклонился и прикусил кожу на разрисованной им ягодице – не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы остался след от зубов. Белла приподняла зад, инстинктивно двигаясь ему навстречу. Её тело поощряло его, каждый раз живо откликалось на прикосновения, и Эдвард уже сейчас мог сказать, что из Беллы выйдет страстная, раскрепощённая любовница. Им всегда будет хорошо в постели, а для него это имело огромное значение.

Каллен скользнул ладонями вверх, на мгновение сжал талию Беллы и пробежался пальцами вдоль рёбер. По очереди поцеловал ямки на её пояснице и с удовлетворением заметил, как кожа Беллы покрылась мурашками удовольствия, а дыхание сбилось.

Он оставил дорожку из поцелуев вдоль её позвоночника и накрыл Беллу собой. Она выгнула спину, приподнимаясь в стремлении стать ещё ближе; вжалась ягодицами в его возбуждённый член. Кровь зашумела в голове Эдварда, по телу прошлась дрожь нетерпения, однако он сумел сдержать желание войти в неё немедленно. Сию же секунду снова сделать своей.

Ещё немного, всего пару минут… только пару минут…

Эдвард убрал волосы Беллы со спины, но так и не выпустил их – сжал в кулаке. Стал целовать заднюю часть её шеи, посасывая кожу, пробуя её на вкус. Другая его ладонь накрыла грудь Беллы, нежно теребя затвердевший сосок.

- Эдвард… – выдохнула она.

- Что? Скажи… что? – вышло сипло, отрывисто.

Он чувствовал, как бешено колотится её сердце под его пальцами, и это сводило с ума.

Белла положила ладонь поверх ладони Эдварда и надавила, побуждая его плотнее обхватить её грудь.

- Тебе нравится грубее? – с улыбкой прошептал он на ухо Белле, сильнее сжимая упругую плоть.

- М-м-м… – простонала она и потёрлась ягодицами о его член.

- Да, мне тоже…

Эдвард сжал её сосок и, отпустив грудь, скользнул рукой вниз. Пальцы коснулись клитора в грубой ласке и вошли во влагалище. Белла двинула бёдрами вперёд, позволяя ему проникнуть ещё глубже, и сомкнула их, беря его руку в свой жаркий плен.

Желание Эдварда достигло предела, хриплым стоном выплеснулось через край, требуя немедленного удовлетворения.

Оставив на спине Беллы несколько быстрых, хаотичных поцелуев, он вывел из неё пальцы и положил ладонь на живот. Надавил.

- Привстань, – с трудом совладав с дыханием, попросил Эдвард.

Белла подчинилась, и он медленно вошёл в неё, на несколько секунд перестав дышать. Каллен двигался плавно и неспешно, почти полностью выходя и снова погружаясь на всю длину. Вжимался бёдрами в бёдра Беллы, на мгновение замирал и вновь продолжал движение, постепенно наращивая темп. Одна его рука лежала на её ягодицах, помогая задавать нужный ритм. Другая, поглаживая, скользила вверх по спине и, достигнув плеча, сдавила его.

Эдвард не спешил достигнуть пика, получая удовольствие от процесса. Наслаждался тем, как соединяются их тела в этом плавном скольжении, наслаждался каждой новой гранью и полнотой своих чувств. Он уже несколько лет не занимался сексом без презерватива и успел забыть, насколько ярче и острее всё ощущается, когда нет никаких преград. Хотя сейчас дело было не только в этом. Дело было в том, что он занимался сексом именно с Беллой. Эдвард должен был быть глупцом, чтобы отрицать это. Но глупцом Эдвард не был.

Эдвард не был глупцом, а потому знал, понимал и даже готов был признаться вслух: он получает охуенный кайф от того, что держит в руках именно Беллу. От того, что с Беллой и в Белле. Получает кайф от того, что это её сбившееся дыхание созвучно с его собственным, что это её короткие, рваные стоны подстёгивают его, будто удары кожаной плёткой. Это её пальцы судорожно цепляются за бордовый шёлк подушки, терзают его – чем быстрее его толчки, тем безжалостнее. Это спина Беллы выгибается перед ним – хрупкая в своей обнажённости, с выпирающими позвонками, что делает её совсем уж трогательно-беспомощной. Вот только последнее не вызывало сейчас в Эдварде желание защищать – только обладать.

И он обладал. Брал и отдавал – всё резче, всё быстрее, уже предчувствуя скорый оргазм. Его ладонь сильнее сжала её плечо, надавила на него, притягивая Беллу ещё ближе, хотя, казалось бы, ближе уже некуда. Сквозь дрожь в собственном теле Эдвард уловил, как напряглись мышцы Беллы, почувствовал пульсацию её влагалища; сквозь собственные отрывистые стоны услышал, как она задохнулась в громком протяжном стоне. Импульсы её экстаза, словно переменный ток, передались Эдварду, ещё стремительнее подталкивая его к разрядке. Но ему всё же понадобилось какое-то время и с десяток толчков, чтобы её достигнуть.

Не спеша разрывать единение их тел, Эдвард опустился на Беллу. Теперь, когда волны оргазма утихли, сквозь толщу страсти и желания на поверхность всплыли и другие эмоции. Сейчас он ощущал глубокое удовлетворение и удовольствие, но уже не физическое – душевное. Изнутри по рёбрам больно ударило какое-то внезапное, совсем новое чувство, определение которому Эдвард пока не мог дать. Он со свистом втянул в себя тёплый воздух возле шеи Беллы и обнял её, одной рукой за талию, другой – за плечи. Прижал спиной к своей груди и переплёл их ноги.

- Как же хорошо, – прошептал Эдвард и поцеловал Беллу за ухом.

- Мне тоже. Хотя трудновато дышать: ты тяжёлый.

- Не может быть. Всего каких-то восемьдесят килограмм.

Белла улыбнулась и поцеловала его руку – туда, куда смогла дотянуться.

Эдвард выпустил её из объятий и, перекатившись на спину, лёг рядом. Белла тоже перевернулась и, потянув за простыню, попыталась ею прикрыться, но Каллен не позволил.

- Ты меня стесняешься? Серьёзно? – усмехнулся он, отведя её руку с простынёй в сторону. – И это после того, как я трижды в тебе побывал, а день ещё даже не закончился? – Он приподнялся на локте и, погладив живот Беллы, накрыл её грудь рукой. – Видишь, как она идеально помещается в моей ладони? Хочешь спрятать от меня эту красоту? И это после того, как я узнал её вкус? – Эдвард убрал руку, обвёл языком ореолу и втянул в рот затвердевший сосок.

Белла шумно вздохнула и прикусила нижнюю губу.

- М-м-м… нет. Наверное, нет, – не слишком уверенно возразила она.

- Вот и хорошо. Значит, показалось.

Эдвард снова лёг на спину и, притянув Беллу, закинул её ногу себе на бедро.

- Знаешь, а ведь мы не обсудили ещё один важный момент.

- Какой? – она упёрлась подбородком Эдварду в грудь и посмотрела на него.

- Ты предохраняешься или мне нужно начинать беспокоиться?

- Я уже несколько дней пью противозачаточные. А мне стоит беспокоиться, учитывая твою бурную жизнь?

- Ты имеешь в виду ЗППП? Нет, я здоров. Когда был ещё сопляком, кто-то из старших парней сказал, что если будешь трахаться со всеми подряд без «чехла», то подцепишь какую-нибудь заразу и член отвалится. Тогда эта информация произвела на меня неизгладимое впечатление.

- Серьёзно? – рассмеялась Белла.

- Да, я рос впечатлительным ребёнком, – Эдвард выгнул бровь, а затем улыбнулся. – Тупая шутка озабоченных подростков, но, видимо, на подсознательном уровне что-то такое отпечаталось. Некий запрет. А если говорить совсем уж серьёзно, то это моё правило – не трахаться без презерватива с кем попало. Только с теми, кто для меня по-настоящему важен. Считай, почти ни с кем.

- Значит, я для тебя по-настоящему важна? – неловко кокетничая, уточнила Белла.

- А в этом до сих пор есть какие-то сомнения?

- Нет, никаких.

- Супер. Я рад, что мы прояснили эти моменты. Пусть и с небольшим опозданием, – губы Эдварда скривились в усмешке.

На какое-то время в комнате воцарилась тишина. В прогретом центральным отоплением воздухе витал едва уловимый запах секса – уникальный запах, который образовался смешением ароматов их тел, вступивших друг с другом в химическую реакцию.

Голова Беллы покоилась на груди Эдварда. Её указательный палец неторопливо, повторяя каждый изгиб и завиток, блуждал по линиям татуировки, обвившей его левую руку. Затем её ладонь переместилась на грудь и, щекоча, принялась очерчивать контуры уже другой татуировки.

Эдвард ласково поглаживал бедро Беллы. В голове не было ни одной внятной мысли, которую стоило бы придержать и обдумать как следует. Он чувствовал себя расслабленным и спокойным. Умиротворённым. Но лишь до того мгновения, когда палец Беллы коснулся шрама на его груди, скрытый татуировкой. Коснулся и остановился.

В голове вспыхнула красная лампочка «Опасность!». Его тело мгновенно напряглось, будто инстинктивно готовясь отражать атаку. Насколько Эдвард знал Беллу, вопросов было не избежать. Вот только готов ли он дать на них ответы?

Нет, не готов. И никогда не будет. Но, возможно… надо?

- Что это? Шрам? – долбаные вопросы не заставили себя ждать. – Почти незаметно, если не знать, что он там есть.

Белла села, поджав под себя ноги, и наклонилась, чтобы рассмотреть получше. Это открытие настолько увлекло её, что даже собственная нагота вдруг перестала смущать.

- Да, шрам, – тихо подтвердил Эдвард.

Силой воли он заставил себя остаться неподвижным, борясь уже со своим желанием прикрыться простынёй. Или хотя бы отодвинуться от Беллы.

Теперь она смотрела не на шрам – ему в глаза. Смотрела и терпеливо ждала ответы на те вопросы, которые не озвучила, но которые и без того были слишком очевидны, чтобы игнорировать их. Как бы ему этого ни хотелось.

Сама по себе история со шрамом была довольно простой и короткой, пусть и отвратительной. Рассказать её было бы не трудно…

Ну хорошо, пусть трудно. Трудно, но не слишком больно. Терпимо.

Однако Эдвард понимал: шрам – это всего лишь ниточка. Стоит только потянуть за неё, и распутается весь клубок. Ответы на эти вопросы повлекут за собой ещё больше вопросов, отвечать на которые ему совсем не улыбалось. Во всяком случае, сейчас.

- Шрам от сигареты.

Всё, рубикон перейдён. Обратного пути нет.

Смешно, но Эдварду вдруг нестерпимо захотелось курить, хотя он и прикончил шесть сигарет за те полтора часа, что проспала Белла. Но Каллен стойко проигнорировал это желание. Учитывая то, что он собирался рассказать, зажжённая сигарета могла показаться пафосным антуражем. Это как рассказывать о своей попытке застрелиться, поигрывая пистолетом, – мало того, что мерзко, так ещё и по́шло.

Каллен сгрёб пальцами простынь, чтобы хоть чем-то занять будто зудевшие без вожделенных сигарет руки.

- Тебе нравятся… все эти… штучки? – осторожно спросила Белла, обняв себя за плечи.

Кажется, ей тоже стало неловко. Или просто холодно, потому что Каллен заметил, как её кожу стянули мурашки.

- Штучки? Нет. Нет, я не мазохист… Чёрт, то есть, конечно, мазохист, но не в физическом плане. В общем, секс тут ни при чём. Но это всё равно полный пиздец.

Эдвард не выдержал и сел, наконец оставив в покое грёбаную простынь. Спустил ноги с кровати, упёрся локтями в колени и уставился в пол. Ему было всё равно куда смотреть – лишь бы не на Беллу.

Говорят, когда обнажишь душу, уже не трудно обнажить тело. Может и так, но в обратном порядке эта хрень явно не работала. Чертовски жаль.

- Раньше здесь была другая татуировка – буква «t», первая буква её имени. С ебучими завитками, прямо над сердцем – всё как положено. – Лицо Эдварда исказила улыбка. Она сочилась презрением и крепкой, настоянной годами болью. – В тот день, когда всё закончилось – всерьёз и слишком дерьмово, – меня накрыло. – «Отрезало по всем фронтам и раскурочило». – Если бы Таня трахнулась не с Райли, а с кем-угодно другим, то было бы не так… – Эдвард замолчал, не сумев отыскать подходящее слово.

Больно? Плохо? Может быть, безысходно или безвозвратно?

- Было бы не так, – с нажимом повторил он. – Мы бы с ним, как раньше, просидели до утра. Райли ненавидел бы её вместе со мной, утирал бы мне сопли, подливал виски и отбирал сигареты. Мы бы пили с ним, не чокаясь, и закусывали сочным матом в адрес Тани…

В комнате снова густым туманом повисло молчание. Эдвард не был готов к такой бьющей в глаза откровенности. Не собирался препарировать себя. Не собирался, но всё же извлекал на свет божий и раскладывал перед Беллой на стальном подносе свою окровавленную боль и их с Райли дружбу, убитую неизлечимым предательством.

Эдвард так боялся слов утешения и сочувствия, что сжималось разворошённое воспоминаниями нутро. Однако Белла ничего не стала говорить. Она просто взяла его под руку и положила голову ему на плечо.

Эдвард посмотрел на неё – впервые с того момента, как сел, – но увидел только макушку и кончик носа. Он стянул с кровати простынь цвета запёкшейся крови и накинул им на плечи. Ему хотелось укрыться с головой, закутаться в простыню вместе с Беллой будто в кокон и остаться с ней один на один, отрезанным от внешнего мира. Но он только обнял её за плечи, придерживая простынь, чтобы не сползла.

Наверняка Белла и сама уже догадалась, откуда взялся шрам, но Эдвард всё же продолжил свою малоприятную историю, от которой за версту разило тягостным безумием.

- До этого я полгода не притрагивался ни к алкоголю, ни к кокаину. Даже курить бросил. А тут сорвался. Мне просто необходимо было погрузиться в анабиоз, чтобы не думать и не чувствовать, не помнить. Так хотелось забыться и очнуться в идеале лет через сто, когда всё это уже не будет иметь никакого значения. Я нажрался в говно и закинулся несколькими дорожками кокаина. И вот меня, мертвецки пьяного и в хлам обдолбанного, посетила охренеть какая «гениальная» идея вытравить эту суку со своей кожи, стереть с себя её следы, – голос Эдварда стал резким, ожесточённым. – Но при этом логичная мысль перебить татуировку или свести её гуманным способом даже не пришла мне в голову…

Каллен сжал плечо Беллы, а затем отстранился, вынуждая её убрать голову с его плеча. Ему хотелось увидеть её лицо, заглянуть ей в глаза, чтобы понять, что она думает обо всём этом.

«Видишь, девочка, сколько во мне всякого дерьма? Ну как тебе, нравится?» – яростно пульсировало в висках вместе с участившимся пульсом.

Белла посмотрела на него, однако Эдвард так и не смог понять, что означают её плотно сжатые губы и складка между бровей.

- Боль от сигареты была такой охуенной, что в какой-то момент я почти протрезвел, – уже тише и спокойнее продолжил он, глядя теперь ей в глаза. – Правда, к тому моменту стало слишком поздно: от татуировки мало что осталось. С другой стороны, всё могло сложиться ещё хуже. Например, если бы мне в голову пришла идея вырвать её из сердца, а под рукой оказался бы нож. – Заметив испуг на лице Беллы, Эдвард заставил себя улыбнуться и снова обнял её. – Да ладно тебе, это всего лишь очередная дурацкая шутка.

Наверное...

Эдвард замолчал. Больше добавить ему было нечего. Он принял эту горькую пилюлю. Проглотил целиком и почти не поморщился. Но и побочный эффект не заставил себя долго ждать: в голове заклубились разрозненные воспоминания той удушливой апрельской ночи.

Каллен вспомнил, как долго держал под краном разбитые в кровь кулаки, держал до тех пор, пока от ледяной воды не свело пальцы. Слишком трезвый, чтобы найти в себе силы хотя бы дышать. А потом – чумовая карусель из виски, обжигавшего перемолотые болью внутренности, и кокаина, который вымораживал не только эту боль, но и долбаный инстинкт самосохранения.

Эдвард потерял себя, когда упал на пол – то ли споткнулся о пустую бутылку, то ли запутался в собственных ногах, – перевернув кофейный столик. Последнее воспоминание – измятая сигаретная пачка и зажигалка в его трясущихся руках.

Спустя какое-то время, Эдвард нашёл себя всё на том же полу. Нашёл себя орущим от боли, с обожжёнными пальцами и расхераченной грудью, перемазанной кровью из раны и табачным пеплом. Как ни странно, но именно в тот момент он понял, что хочет и может жить дальше. Жить хоть как-нибудь.

- Ты рассказывал кому-то про Таню и про ваши отношения, про то, что чувствовал, когда был с ней? – мягкий голос Беллы выдернул его из воспоминаний и вернул в здесь и сейчас.

- Нет, – получилось хрипло. Он прочистил горло и добавил: – Зачем и кому? Все и так всё знали.

- Расскажи мне, – попросила она. Заглянула ему в глаза и провела рукой по волосам.
- Нет, Белль. Зачем?..

- Если я скажу, что моё любопытство здесь совсем ни при чём, это будет неправда. Но дело, конечно, не только в нём. Я уверена, что это поможет мне лучше тебя узнать и понять. А ещё это нужно тебе самому. Нужно, чтобы отпустить, понимаешь? С болью всегда легче справиться, когда с кем-то ею делишься. Заключи воспоминания в слова и расскажи их вслух тому, кто готов и хочет выслушать. Расскажи мне. Просто попробуй.

Умом Каллен понимал, что Белла права. На какое-то мгновение ему даже показалось, что он готов это сделать. Хотя бы ради того, чтобы стать с ней ещё ближе, довериться целиком и полностью. Она смотрела на него с такой нежностью и пониманием, а в её голосе звучала такая искренняя забота, что он хотел бы уступить и сдаться.

Прошлое отбрасывает длинные тени, и Эдвард долго жил среди этих мрачных теней. Может, и правда пришла пора выйти из сумрака? Может, действительно настало время заняться генеральной уборкой? Распахнуть себя настежь, открыть все окна и двери – пусть проветрится и согреется теплом. Вывернуть душу наизнанку и как следует вытрясти, выбить из неё пыль прошлого. Перебрать воспоминания и расстаться со всем лишним. Вымести из сердца всю боль. Отдраить себя до блеска и вручить ключи Белле, перевязав их красной атласной ленточкой. А когда-нибудь – чуть позже – приделать к этим ключам брелок с надписью «люблю тебя» и зажить с ней долго и счастливо – «пока смерть не разлучит нас».

Да, Эдвард хотел этого. Очень хотел. Однако что-то мешало. Нечто невидимое прочно сковало Каллена изнутри, связало по рукам и ногам, засунуло ему в глотку кляп. Его утопавший теперь в серости и опустении замок однажды был заколдован злой ведьмой.

Долбаная сказочка про Красавицу и Чудовище.

Увы, но Эдвард не знал, как снять заклятье. А потому…

- Я умираю с голоду! Ничего не ел со вчерашнего дня, – преувеличенно бодро воскликнул он, ускользая от Беллы. Встал с кровати, нацепив на лицо до тошноты фальшивую улыбку. – Может быть, прогуляемся? Тут в двадцати минутах ходьбы есть уютная траттория¹. Что скажешь?

- Как хочешь. Решать тебе, – не сумев сдержать вздоха разочарования, пожала плечами Белла, имея в виду вовсе не поход в тратторию.

На поверхность пробивалась глупая обида, на которую она не имела права. Поэтому Белла не стала больше ничего говорить: не хотела, чтобы Эдвард это заметил. Он и так выглядел бледнее обычного, его взгляд беспокойно блуждал по комнате, старательно избегая Беллу; на виске пульсировала жилка.
Белла не хотела давить на него. Он должен был сам решить, что готов впустить её настолько глубоко и провести за руку по самым тёмным закоулкам своей памяти. Для неё была ценна уже та откровенность, которую Эдвард только что себе позволил несмотря на то, что она – Белла это видела – тяжело ему давалась.

Ей тоже было нелегко выслушать Каллена. Воображение рисовало перед Беллой страшные картинки. Она слышала в голосе Эдварда отголоски его прошлой злости и отчаяния, чувствовала горечь в каждом его слове, видела и понимала его боль. Всё это Белла делила сейчас вместе с ним – настолько, насколько он позволял.

Где-то внутри кровило – горячо и больно. Но рука её не дрожала, когда она гладила его по голове, вложив в это прикосновение всю свою любовь и нежность; голос звучал спокойно и ровно, когда она, тихо стучась в его сердце, просила рассказать их с Таней историю. Ей не открыли, но она готова была ждать столько, сколько потребуется.

- Тогда я в душ.

Белла замоталась в простыню и встала с кровати.

- Может, пойдём вместе? – Эдвард подошёл к ней и легонько потянул за простыню. Улыбнулся – на этот раз по-настоящему.

- Если мы пойдём вместе, то нескоро доберёмся до траттории, а тебе действительно надо поесть. Я мигом.

Белла поднялась на цыпочки и оставила на его губах быстрый поцелуй.

♫ ♪ ♫

Когда они вышли на улицу, Белла дёрнула Эдварда за рукав пальто и попросила остановиться. Она поправила ему шарф, который он наматывал на шею, пока они спускались в лифте. Один его конец получился слишком коротким и теперь несуразно торчал. Приведя шарф в порядок, Белла занялась шапкой, подаренной ею на Рождество. Её фиолетовый цвет идеально сочетался с его зелёными глазами, делая их ещё ярче и выразительнее. Глядя сейчас в их прозрачную глубину, Белла ещё раз мысленно похвалила себя за правильный выбор подарка. Она выпустила из-под шапки несколько прядей волос, которые теперь красиво обрамляли лицо Эдварда, и осталась довольна полученным результатом.

- Ну как, теперь я выгляжу ещё сексуальнее? – поиграв бровями, эротично-хрипловатым голосом спросил Каллен. Всё это время он стоял неподвижно и с улыбкой наблюдал за её манипуляциями.

- Я почти ослепла от твоей пленительной красоты, – прищурившись, в тон ему ответила Белла. – А тебе обязательно было подводить глаза чёрным карандашом, чтобы просто сходить поесть?

- Да, обязательно, – кивнул он. – Для меня выйти из дома с не подведёнными глазами равносильно тому, чтобы выйти без штанов. Слишком ню, понимаешь?

Белла фыркнула, но решила промолчать.

Он взял её за руку, и они медленно зашагали вдоль домов в сторону оживлённой улицы, с которой доносился непрерывный гул машин. Днём выпал снег и теперь алмазной крошкой искрился в свете фонарей. В воздухе ощущался мороз, но ветра не было. Белла поймала себя на мысли, что могла бы вот так, рука об руку с Эдвардом, бродить по зимнему Нью-Йорку до самого утра.

Однако их мирная прогулка закончилась, едва начавшись.

- Блять, – зло процедил Эдвард, крепче сжав руку Беллы, и прибавил шаг.

Только теперь она заметила светловолосого мужчину в чёрной куртке, который приближался к ним неожиданно быстро, несмотря на тучную комплекцию. Он держал перед собой фотокамеру, и каждые несколько секунд жал на спусковой затвор. Слабоосвещённую улицу озаряли яркие вспышки, а когда мужчина подошёл ещё ближе, стали слышны характерные щелчки фотоаппарата.

Белла почувствовала себя так, будто оказалась под прицельным огнём. Она втянула голову в плечи и дёрнулась в сторону в попытке спастись бегством, но Эдвард надёжно держал её за руку, упрямо продолжая двигаться вперёд.

- Наклони голову пониже и просто не обращай внимания на этого урода, – тихо напутствовал он, глядя себе под ноги.

Вот только ему самому трудно было следовать этому совету. Эдвард успел отвыкнуть от столь вопиющей наглости папарацци. Конечно, его нередко подлавливали, но вот так открыто не тыкали фотоаппаратом в лицо уже очень давно. Последний раз это было, кажется, после смерти Тани. Тогда им хотелось со всех ракурсов запечатлеть скорбное лицо убитого горем человека – его лицо.

Не трудно было догадаться, что на этот раз дело в Белле. Ни для кого не остался секретом тот факт, что она сопровождала группу в туре: они не таились и не прятали её. До этого ни одна девушка не проехала в их автофургоне и мили.

Эдвард плотно сжал челюсти и мысленно разразился потоком отборного мата, представив какая травля их теперь ждёт. Он слишком хорошо помнил, как это было с Таней. Но тогда, по большому счёту, им было насрать на папарацци, потому что сначала весь внешний мир будто перестал для них существовать, а затем они стали чаще всего бывать сильно навеселе и под кайфом. Да и из дома почти не выходили. В этот раз всё будет по-другому. К тому же Белла не Таня: быть в центре этого дерьма ей вряд ли понравится.

Уже не нравится.

Эдвард поднял воротник пальто, но это не спасло его от слепящих вспышек. Он мало что видел, но отчётливо слышал назойливые щелчки фотокамеры и одышку папарацци. Тот явно любил побаловаться бургерами и пончиками, коротая часы в засаде на знаменитостей.

Врезать бы ему по его раскормленной роже!.. Но нельзя... Чёртовы законы!

- О-го-го! Новая мисс Инфернальное Величество! Охренеть просто! – на удивление писклявым голоском радостно пропел папарацци, почти после каждого слова делая небольшую паузу, чтобы перевести дыхание. – Она хотя бы совершеннолетняя?

Эти слова разрушили в Эдварде внутренние баррикады из сдержанности и терпения. Невидимые шлюзы открылись, и горячая ярость стала быстро затапливать его. Переполнила сердце так, что оно на миг захлебнулось.

В промежутке между вспышками фотокамеры Эдвард бросил взгляд на Беллу. Она, без макияжа, в дурацкой шапке с большим помпоном, и правда выглядела не старше шестнадцати. Тут, чёрт возьми, не поспоришь. Но это не делало Эдварда извращенцем и растлителем малолетних. Он хотел быть с ней и имел на это полное право.

- По-хорошему прошу: иди на хуй! – голос Эдварда дрожал, трещал и прогибался под напором ярости, которая, бурля и пенясь, всё прибывала и прибывала. Ещё немного и фонтаном хлынет наружу, как вода из пробитого пожарного гидранта.

- А ты можешь и по-плохому? Уверен? Это обойдётся тебе в кругленькую сумму, – рассмеялся белобрысый.

Он обогнул их и стал расстреливать Беллу из фотоаппарата, ослепляя, оглушая и дезориентируя её. Она поскользнулась и начала падать, утягивая Эдварда за собой. В последний момент тот сумел устоять и придержал Беллу, но одна её нога всё же уехала вперёд, а колено второй стукнулось об асфальт, обледенелый, чуть припорошенный снегом. Белла охнула и застонал от боли.

А грёбаный фотоаппарат всё продолжал и продолжал щёлкать.

Эдвард взорвался.

Ему достаточно было сделать всего один широкий шаг, чтобы схватить стервятника и вытрясти из него всё дерьмо. И он сделал этот шаг. За считанные секунды выхватил у него фотокамеру и сдёрнул лямку с шеи. Белобрысый, не ожидавший нападения, разинул рот и вытаращил маленькие, глубоко посаженные глазки. Затем, очнувшись, попытался оттолкнуть Каллена, но поздно: фотокамера уже была у него. Эдвард размахнулся и долбанул ею об асфальт. Та издала последний в своей жизни звук – треск пластика. И траурными чёрными обломками упокоилась на белом снегу.

- Ты разбил мою камеру, чёртов сукин сын! – по-девчачьи взвизгнул папарацци.

Эдвард врезал ему кулаком в нос, обрывая его гневную тираду. Белобрысый издал булькающий звук и упал рядом с останками фотоаппарата. Он прижал ладонь к разбитому в кровь носу и снова заверещал – на этот раз неразборчиво, то и дело повизгивая.

Редкие прохожие огибали их по широкой дуге, не желая быть свидетелями чьих-то разборок. Только двое парней остановились чуть поодаль и с явным интересом наблюдали за развернувшейся сценой, тихо обмениваясь комментариями.

- Ты как? – заглянув Белле в побледневшее лицо спросил Эдвард, сгибая и разгибая ноющий теперь кулак. – Не сильно ушиблась?

- Да уж точно не так, как этот, – кивнув в сторону вставшего на колени папарацци, ответила Белла. К удивлению Эдварда, она не выглядела испуганной, скорее встревоженной. И ещё немного злой. – А ты? Как твоя рука?

- Может быть, денёк-другой не смогу играть на гитаре. Но зато теперь чувствую себя абсолютно удовлетворённым, – улыбнулся Каллен и с удивлением понял, что это чистая правда. – Пойдём отсюда.
Эдвард снова взял Беллу за руку и повёл её обратно в сторону дома.

- Я засужу тебя, инфернальное ты дерьмо! – наконец поднявшись на ноги, бросил им в след папарацци. – А фотки всё равно остались на карте памяти, так что выкуси!

- Да похер, мы фотогеничные. Так что подавись ими, ублюдок! – обернувшись, со злым весельем крикнул Эдвард, демонстрируя ему средний палец.

Эдвард потянул Беллу за руку, ускоряя шаг. Всё быстрее и быстрее, пока не перешёл на бег. Его всё ещё потряхивало, но кривая настроения стремительно ползла вверх. Он был рад, что не сдержался и врезал папарацци по роже, рад сразу по двум причинам: во-первых, говнюк это заслужил; а во-вторых, ничто не должно было испортить этот замечательный день, и сейчас, выпустив пар, Эдвард мог с уверенностью сказать, что день не испорчен. Это был всё ещё охренеть какой чудесный день – только их с Беллой день.

Добежав до входа, Каллен сгрёб её в охапку и, прижав к двери, поцеловал в губы – тёплые и мягкие. Как всегда, податливые. Кажется, вместе с поцелуем он передал Белле и своё необъяснимое веселье, потому что она вдруг засмеялась ему в рот, прерывая поцелуй.

- Чего ты? – улыбнувшись в ответ, спросил Эдвард, всем своим телом продолжая прижимать её к двери.

- Не знаю. – Белла пожала плечами и обняла его за шею. Каллен видел, как она усилием воли стирает с лица улыбку, но в её тёмных глазах по-прежнему бенгальскими огнями искрился смех. – Нам надо было сразу убежать от этого козла. Как думаешь, он подаст на тебя в суд?

- Наверняка, – усмехнулся Эдвард.

- И?..

- И насрать. Это всего лишь деньги. Я сделал то, что должен был сделать, и рад этому. Оно того стоило.
Он заключил её лицо в ладони и ласково погладил раскрасневшиеся после бега щёки.

- Тогда почему мы вернулись?

- Я больше не хочу в тратторию. Там слишком людно и шумно. Не хочу.

- Давай я сама приготовлю нам что-нибудь на ужин. Что ты хочешь?

- Я хочу тебя, – Эдвард понизил голос и мягко провёл по её губам подушечкой большого пальца, – но это чуть позже. А сейчас у меня есть одна идея. Я возьму машину, и мы кое-куда прокатимся.

♫ ♪ ♫

По дороге в это неизвестное Белле «кое-куда» они заехали в винный магазинчик, чтобы купить бутылку вина. Красного сухого, разумеется. Магазинчик находился всего в десяти минутах езды от дома, и, судя по тому, как Эдвард мило болтал с продавцом, называя её Джесс, он частенько сюда наведывался.

Пока Каллен выбирал вино, Белла обратила внимание на двух девушек лет двадцати с небольшим. Они только что расплатились на кассе и теперь стояли у входа, что-то возбуждённо шепча друг другу и поглядывая в их с Эдвардом сторону. Каллен тоже заметил девушек, но остался к этому совершенно равнодушен, сделав вид, будто это не его они сейчас разглядывали и обсуждали между собой. Белла же чувствовала себя не в своей тарелке, но старательно сохраняла невозмутимый вид и спокойно шла рядом с Эдвардом вдоль полок с вином.

Белла никогда не была пугливой, зажатой и слишком стеснительной, чтобы шарахаться от каждого незнакомого человека, взглянувшего в её сторону. Однако она всё ещё не до конца пришла в себя после стычки с папарацци, и снова оказаться будто под микроскопом ей было мучительно неприятно. Как если бы вышла из дома в бигуди и заметила это, только услышав за спиной смех в свой адрес.

Но она научится с этим справляться. Ради Эдварда.

Мелодично звякнул колокольчик на входной двери. Белла обернулась и, увидев, как девушки вышли на улицу, смогла наконец расслабиться.

Эдвард выбрал две бутылки вина, и они подошли к кассе.

- Откроешь нам одну бутылку? – Каллен улыбнулся Джесс, обрушивая на бедняжку всё своё обаяние.

- Минутку, я посмотрю, что можно сделать.

Она взяла у Эдварда бутылку и скрылась из виду. Судя по тому, как Джесс смотрела на него, она готова была зубами откусить горлышко, если штопора вдруг не найдётся, лишь бы ему угодить.

Джесс вернулась минут через пять, не только откупорив бутылку, но и завернув её в бумажный пакет.

- Чтобы не было проблем с копами, если вы захотите выпить вино на улице, – пояснила она, после чего окинула Беллу хоть и оценивающим, но вполне дружелюбным взглядом. – Приятного вам вечера.

- Большое спасибо, Джесс, – кивнул Эдвард, подарив ей ещё одну инфернально-сексуальную улыбку.

- Спасибо, Джесс, – вслед за ним поблагодарила Белла.

На улице их поджидали те девушки, что были в магазине. Глупо улыбаясь, краснея и запинаясь от волнения, они попросили у Эдварда автограф.

- Почему бы и нет, – согласился он.

Его лицо снова озарила улыбка – на этот раз сдержанно-добрая, но наполненная целомудренным обаянием.

Сколько же, чёрт возьми, улыбок было в его арсенале?!

Одна из девушек издала странный звук, который Белла не смогла идентифицировать, и вцепилась в рукав пуховика своей подруги, будто боясь, что может упасть в обморок от счастья. Другая девушка протянула Каллену красный блокнотик на спирали и карандаш с обгрызанным кончиком. Её руки заметно подрагивали, но из них двоих она явно была самой смелой и решительной.

Эдвард спросил их имена и стал что-то писать в блокноте.

- А мы уже купили билеты на ваш концерт в Нью-Йорке, – глядя на Каллена с обожанием, не без гордости сообщила девушка, пока он делал запись.

- Теперь не знаем, как дождаться апреля, – пружиня и подпрыгивая на месте, поддакнула её подруга.

- Спасибо. Мы с парнями постараемся не облажаться и оправдать ваши ожидания. – Эдвард вернул блокнот с карандашом и с усмешкой добавил: – Кстати, когда я учился в школе, тоже постоянно грыз ручки и карандаши. Если честно, я и сейчас это делаю.

- А можно ещё фото? Ну пожалуйста! – девушка сложила руки в умоляющем жесте и прижала их к груди. – А то нам никто не поверит.

- Ну хорошо, давайте, - рассмеялся Эдвард.

- Можно вас попросить? – Девушка протянула Белле свой телефон.

Эдвард встал между обалдевшими от радости подругами, сложил пальцы в «козу» и нацепил на лицо шутливое выражение «да, детка, я чертовски крут».

Белла сделала несколько снимков с разных ракурсов, честно стараясь, чтобы фото вышли удачными, и вернула девушке телефон. Странно, но вся эта ситуация больше не напрягала её, а по-хорошему забавляла. Вызывала гордость за Эдварда, которую Белла не испытывала прежде, когда во время тура видела всех этих писающих кипятком фанаток.

Теперь он был её мужчиной.

- Эти девушки от тебя в восторге. Как и Джесс, – заметила Белла после того, как они сели в машину.

- Им просто нравится наша музыка.

Эдвард тронулся с места и ловко втиснулся в плотный поток машин.

- Не сомневаюсь, но в восторге они именно от тебя.

- Не от меня, а от чувака с постера, который висит у них в спальне. Он – не я.

- Для меня ты не чувак с постера, но я всё равно… – «люблю…» – в восторге от тебя.

- Надеюсь.

Эдвард криво улыбнулся с сигаретой в зубах и, щёлкнув зажигалкой, прикурил.

Какое-то время они болтали о фанатской любви и предстоящем заграничном туре. Как и в прошлый раз, слушали по радио рок-музыку.

Беллу переполняло чувство счастья, дарило ощущение лёгкости и невесомости, окрыляло. И она кружила вокруг Эдварда, словно мотылёк вокруг пламени. Дотрагивалась до его руки, когда он переключал скорость автомобиля. Убирала едва заметные ворсинки с его пальто. Клала голову ему на плечо. Касалась, потому что не могла не касаться. И улыбалась, потому что не могла не улыбаться.

- … в грядущем году группе «Инферно» исполняется пятнадцать лет… боже-боже, как быстро летит время! – нараспев, с лёгким южным акцентом, проговорил радиоведущий. Эдвард с Беллой оборвали свой разговор и посмотрели на магнитолу. – Уже в январе группа отправляется в заграничный тур. Что ж, пожелаем им удачи. А пока, «Инферно» на нашей радиоволне с песней «Я люблю тебя» ² … Парни, мы тоже вас любим!..

Эдвард фыркнул и закатил глаза, а Белла прибавила громкость.

- Моя дорогая, неужели ты этого не видишь?
Ведь чем сильнее я стараюсь,
Тем быстрее растёт расстояние между нами.
Поверь моим словам:
Чем слаще поцелуй,
Тем холоднее становятся твои руки
И тем холоднее бьется твоё сердечко,
И, девочка моя, тем сильнее я люблю тебя, – голос Каллена зазвучал из динамиков, заполняя собой салон. Вплёлся в его темноту, размытую фарами встречных машин и неоновыми вывесками пролетавших мимо магазинов.

- Не криви лицо. – Белла, смеясь, легонько ткнула Эдварда кулаком в плечо. – Давай лучше споём все вместе. Крутое трио: ты, я и снова ты. Давай!

Он улыбнулся и отрицательно помотал головой. Однако Беллу это не остановило. Ей было так хорошо, что хотелось петь, пусть даже мимо нот. Хотелось петь, не стесняясь того, что не умеет. Петь, не думая о том, насколько глупо будет выглядеть.

И она пела.

- Теперь ты часть моего сердца, моя дорогая,
Но чем ближе я к тебе,
Тем дальше ты от нашей любви,
Неужели ты этого не чувствуешь?
Ведь чем безразличней твои прикосновения,
Тем сильней это меня заводит,
И тем быстрее бьётся моё сердце,
И, девочка моя, всё больше я люблю тебя…

Белла пела громко, стараясь перекричать того Эдварда, что звучал из динамиков. Притопывала ногами и делала замысловатые пасы руками – танцевала так, как только можно танцевать, сидя в машине. Размахивала своей шапкой в такт музыке, и дурацкий помпон, мотавшийся из стороны в сторону, трижды ударил Каллена по лицу.

Эдвард смотрел на Беллу и, боясь врезаться, с сожалением переводил взгляд на дорогу. Но затем снова не выдерживал и смотрел, смотрел на неё. Он смотрел на неё и смеялся – так, как не смеялся уже, кажется, тысячу лет. Он смеялся, потому что она его смешила, не боясь выглядеть смешной. Волосы Беллы растрепались, щёки раскраснелись – это выглядело охренеть как сексуально и очаровательно. Настолько, что Эдвард готов был немедленно где-нибудь припарковаться и заняться с ней любовью прямо в машине.

- Я вижу это в твоих глазах,
Я чувствую это в твоём прикосновении,
Я чувствую это на твоих губах,
И, девочка моя, всё больше я люблю тебя… – почти прорычала Белла, стараясь подражать ему, спевшему эти строки с расщеплением.

Эдвард расхохотался так, что на глазах выступили слёзы.

- Я обожаю тебя, Белль. Я тебя просто обожаю! – сквозь смех выдавил он, глядя на запыхавшуюся Беллу.

Сейчас от неё исходил такой жар и такая сумасшедшая энергетика, что ему до чёртиков захотелось снова сгрести её в охапку, прижать к себе и греться, греться, греться…

♫ ♪ ♫

- Какая нереальная красота!

Белла сидела на лавочке рядом с Эдвардом в Бруклин-Бридж парке, жадно охватывая взглядом всё пространство вокруг себя.

Всего в нескольких шагах от них тихо плескался Ист-Ривер, омывая скованные лёгким морозом камни. На том берегу яркими огнями горел Манхэттен, создавая иллюзию сказочного города, до которого рукой подать. По обе стороны от них иссиня-чёрное небо подсвечивали мосты – Бруклинский и Манхэттенский, – словно два млечных пути, перекинутых через пролив.

- Летом здесь намного лучше, но и сейчас ничего так. – Эдвард сделал глоток вина и передал бутылку Белле. – Скажешь, если замёрзнешь.

Она отпила вино и, зажав бутылку между ног, откусила Биг Мак, купленный ими в Мак-авто.

- Уже завтра наши фотки будут повсюду. Это значит, что теперь ты официально стала моей женщиной. За это стоит выпить.

Эдвард взял бутылку вина, подмигнул, и, отсалютовав Белле, сделал один большой глоток.

- Наверное, мы единственные, кто закусывает дорогущее вино бургерами и картошкой фри из Макдоналдса, – улыбнулась она, вытирая руки салфеткой.

- Но ведь вкусно же, – засунув в рот остатки своего Биг Мака, пробубнил Эдвард и блаженно закрыл глаза.

Белла рассмеялась и положила голову ему на плечо, снова вглядываясь в огни Манхэттена.

Крохотные снежинки закружили в воздухе, но таяли едва ли не раньше, чем достигали земли. И внутри Беллы тоже всё таяло и плавилось, растекаясь теплом. Улыбка прочно поселилась на её губах, уютно расположилась там и, кажется, решила остаться навсегда.

- Благословенная тишина. Летом здесь всегда слишком людно. Но зато тепло, не то, что сейчас. – Эдвард обнял Беллу за плечи и прижал к себе плотнее. – Ты точно не замёрзла?

- Нет, ни капельки.

Белла выпрямилась и, посмотрев на Эдварда, встретилась с ним взглядом.

- Что?

Она и сама не знала «что». Не знала до тех пор, пока её рот не открылся, а слова, весь день звучавшие в голове, не обрели физическую форму и не повисли в воздухе между ней и Эдвардом.

- Я люблю тебя…

Белла испугалась звука собственного голоса, но лишь на мгновение. Вслед за этим пришла непоколебимая уверенность в том, что всё правильно. А ещё приятное волнение, покалывающее кончики пальцев и звучащее в каждом ударе колотившегося сердца.

- Белль, я… – обескураженно протянул Эдвард. Она почувствовала, как он напрягся и застыл.

- Нет, не надо… – перебила его Белла. Она хотела положить руку ему на грудь, но в последний момент передумала. Ухватилась за верхнюю пуговицу его пальто и принялась её теребить. – Я не прошу и не жду ответных признаний. Честно. Мы всё обсудили, и я всё поняла. Но это то, что я чувствую, тогда почему я должна молчать? Мне просто нужно было сказать эти слова, и я их сказала. Ничего больше. Если хочешь, мы можем сейчас досчитать до десяти и как бы стереть себе память. Сделать вид, будто я ничего не говорила, а ты ничего не слышал.

Белла судорожно вздохнула и рассмеялась – вышло нервно.

- Нет, не хочу. Но я не знаю, что сказать… чёрт, когда со мной такое было?! Всё, что крутится в голове, слащаво до блевотины. – Эдвард неуверенно улыбнулся. Накрыл ладонью её руку, всё ещё терроризирующую пуговицу пальто. – Спасибо…

- За что?

- Будь я проклят, если знаю! – Улыбка Каллена стала увереннее. – Может быть, за то, что ты здесь. За то, что ты со мной. За то, что любишь меня. Может быть, за терпение и понимание… Я не знаю, Белль. Во мне сейчас такой бардак. Понадобится время, чтобы его разгрести.

- У нас полно времени, ведь так?

- Да, этого добра хоть отбавляй.

Но начинать надо прямо сейчас.

Признание Беллы прошлось по нему сейсмическими волнами, снова всколыхнув со дна души то странное чувство, определение которому он не смог поначалу найти.

Нежность.

Она была настолько глубокая и объёмная, что не помещалась в груди. Распирала рёбра и подминала под себя лёгкие.

Каллен понимал, что нежность – важный компонент любви, прежде ему незнакомый. В его любви к Тане этой составляющей не было никогда. Там полыхало, жгло и болело. Столпы огня, жалящие искры и безумие. Неподъёмная тонна долбаного безумия.

А тут вдруг… нежность… живое тепло на пепелище прошлого.

Но ведь это не значило, что тогда была любовь, а теперь – нет. Ведь любовь, как снежинки: не бывает двух одинаковых. Нужно всего лишь разобраться в себе и убедиться в том, что он умеет любить и так. Что он уже любит.

Мысли Эдварда снова вернулись к необходимости провести в своей душе и голове генеральную уборку. Он с удивлением понял: ничто его больше не сдерживает. Злые чары пали. Осталось только повернуть заржавевшую ручку и распахнуть для Беллы эту скрипучую, покрытую плесенью дверь.

Эдвард достал из кармана пальто пачку сигарет и зажигалку. Прикурил. Сделал несколько глубоких затяжек и только после этого наконец решился.

- Ты всё ещё хочешь, чтобы я рассказал тебе про Таню?

- Ты же знаешь, что хочу. – Белла ободряюще улыбнулась, и будто вся подобралась, выпрямила спину.

- Хорошо. – Бросив на землю окурок, Эдвард поднялся с лавочки. Сунул руки глубоко в карманы и перекатился с пятки на носок. – Тогда давай пройдёмся.

Белла встала, выкинула мусор в урну и взяла его под руку. Они медленно побрели вдоль Ист-Ривер.

Только они, ночь и пролив, который по-прежнему тихо омывал камни, словно тоже рассказывая им свою невесёлую историю, однажды похороненную на дне тёмных глубин.
______________________________

1. Траттория – тип итальянского ресторана, с соответствующей кухней. Траттория отличается от классического ресторана относительно небольшим набором блюд, «домашней» кухней, упрощённым сервисом и ориентацией на постоянную (в том числе семейную) клиентуру (прим. автора).

2. Имеется в виду песня группы HIM «I Love You» (прим. автора).

Источник: http://robsten.ru/forum/71-3179-28