Я знаю каково это — быть самим по себе
В этом жестоком мире, где сердца
Неминуемо превращаются в камень,
Где ты одинока
И устала дышать.
Всё идёт не так,
И ты просто не можешь больше терпеть эту боль.
Я знаю, как это просто — отпустить,
Сдаться отчаянию, что притаилось за твоей дверью,
Потерять свою душу и чувства.
Силы покинули тебя,
И столько всего осталось недосказанным
И несделанным.

Малышка, просто не закрывай своё сердце.
Милая, не подводи меня.

«Don't Close Your Heart» by HIM

Обложенная диванными подушками и укрытая пледом, заботливо подоткнутым со всех сторон, Белла чувствовала себя принцессой на горошине, только без горошины. В общем-то это было не в новинку: за последнее время ей довелось побывать сразу несколькими диснеевскими принцессами. Для Эдварда она была его Белль, а для остальных парней так и осталась Белоснежкой ещё со времён тура.

Сегодня, в день её выписки из больницы, все «гномы» собрались в квартире Эдварда, притащив с собой целую гору сладостей и огромного плюшевого медведя, из-за которого большая гостиная как будто сразу уменьшилась в размерах.

Сет принёс ещё несколько книг, которые Белла давно хотела прочитать. Он был каким-то бледным и взъерошенным, непривычно тихим и молчаливым. Положил книги на журнальный столик и почти тут же ретировался, сославшись на срочную встречу, которую ему никак не отменить. В последнее время Сет как будто отдалился от них, возвёл невидимые барьеры, что очень расстраивало Эдварда. Каллен попытался с ним поговорить, но тот заверил, что всё в порядке, он просто устал после тура, устал от людей и хочет сейчас только одного: целыми днями валяться на диване с книгой.

Три недели, проведённые в больнице, вконец измучили Беллу. Сама она никогда не болела настолько серьёзно, поэтому безликая палата и врачи ассоциировались с отцом, накладывая на собственную боль ещё и тяжёлые воспоминания, от которых она так старалась убежать, уезжая из Уотертауна. Если бы не Эдвард, в прямом смысле слова поселившийся в палате вместе с ней, Белла сошла бы там с ума или попыталась бы сбежать в тот же день, как смогла двигаться самостоятельно.

Правила больницы не предусматривали совместное проживание пациентов со своими родственниками, но Эдвард был не тем человеком, которого волнуют какие-то правила. Каллен с нахальной улыбкой выслушал возмущения медсестры, наблюдавшей за тем, как он орудует ножным насосом, надувая матрас. Закончив с обустройством своего койко-места (благо размеры палаты позволяли), Эдвард пошёл к главврачу и, как он сам выразился, компенсировал созданные неудобства определённой денежной суммой.

Эдвард спал на матрасе, питался в больничной кафешке, мылся в крошечной душевой, примыкавшей к палате, и развлекался тем, что писал новые тексты в своём любимом потрёпанном блокноте. А ещё тем, что портил жизнь Виктории – медсестре, продавшей его таблоидам.

Палату огласил отборный мат, когда Эдвард увидел в интернете свои фотографии, сделанные той ночью на лавочке, и вопиющий заголовок над ними: «Его Инфернальное Величество избил очередную подружку. Это входит у него в привычку?».

Эдварда затрясло, лицо перекосило то ли от злости, то ли от внутренней боли, на скулах заходили желваки. Белла была уверена, что вот сейчас он вскочит и запустит ноутбуком в стену. Однако вместо этого Каллен преувеличенно медленно закрыл его крышку и провёл по ней ладонью.

– Я не мстительный человек, но это, блять, уже слишком, – с ласковой свирепостью в голосе произнёс он.

После этого Джеймс по поручению Эдварда занялся грязным таблоидом, а сам Эдвард – Викторией. Белла уже имела удовольствие испытать на себе язвительную остроту его языка, но это не шло ни в какое сравнение с жестокими шуточками и замечаниями, адресованными медсестре. Всякий раз, слыша их, Белла внутренне содрогалась или заливалась краской. Впрочем, жалости к этой сучке всё равно не испытывала.

Надо отдать Виктории должное: она продержалась неделю. А в начале второй сломалась, резко и сразу. Разрыдалась и выбежала из палаты, едва не врезавшись в косяк. Однако Каллен решил, что счёт всё ещё не равный, и продолжил измываться над ней. Не удивительно, что сегодня, когда Беллу выписывали домой, Виктория едва не плакала от счастья.

Белла не хотела, чтобы Эдвард уходил, но, засунув свой эгоизм куда подальше, не прекращала попыток выпроводить его домой. Он выглядел бледным, измученным, пусть и уверял, что совсем не устал и чувствует себя лучше всех. Белла знала, что Эдвард врёт. Она слышала, как он возится, возится и возится на неудобном матрасе. Видела, как по нескольку раз за ночь встаёт и курит, курит, курит у открытого окна, рукой отгоняя дым, чтобы тот не проникал в палату, но Белла всё равно чувствовала, как аромат сигарет смешивается с больничным запахом и оседает на её волосах. Именно так теперь пахла каждая ночь: больницей и сигаретным дымом, бессонницей и тревогой за Эдварда.

А потом Белла вдруг поняла, что Каллен поселился тут не только ради неё – ему самому это нужно не меньше, чем ей. Эдварда продолжало ломать на части чувство вины, и там, дома, вдали от Беллы, оно возросло бы в разы. Ему необходимо было пройти через всё это вместе с ней, чтобы заговорить и унять собственную боль, чтобы заставить замолчать въедливое чувство вины. Он должен был заплатить свою цену.

Белла поняла это в тот момент, когда ей впервые разрешили встать с кровати. Эдвард поддерживал её за локоть, но, несмотря на это, каждый шаг давался с таким трудом, будто она заново училась ходить. От напряжения заломило рёбра, но Белла отчаянно старалась не подавать виду, боковым зрением наблюдая за взволнованным лицом Каллена. Однако, когда боль пронзила живот, она не смогла удержаться и тихонько вскрикнула, прижав руку ко шву, задышала часто, по-собачьи, боясь сделать полноценный вдох, потому что он принёс бы с собой новую волну боли.

Но даже сквозь собственные страдания Белла почувствовала, как обмер Эдвард, как окаменели его мышцы, а рука вцепилась в её локоть так, что она опять едва не вскрикнула. Опомнившись, Эдвард ослабил хватку и повернулся к ней лицом. Белла увидела, как нервно дёрнулся его кадык, услышала внезапно возникшую особенную тишину – наэлектризованную, тяжёлую, давящую на плечи, какую можно почувствовать только за мгновение до бури.

Эдвард шумно сглотнул, преодолевая крошечное пространство между ними, и разразился шумным потоком извинений. Прислонившись лбом к её лбу, он, как сумасшедший, снова и снова твердил, что виноват, страшно виноват, и если бы не встреча с ним, ничего плохого с ней не случилось бы.

Стоять было больно, Белла устала, но терпеливо дождалась, когда Эдвард выдохнется и замолчит. Тогда она положила ладонь ему на грудь и, поглаживая его, стала уверять, что он не прав, что, если бы не Эдвард, она бы поселилась где-нибудь на окраине Нью-Йорка, стала работать официанткой в третьесортной забегаловке и в конце концов непременно вляпалась в какое-нибудь дерьмо. Очень может быть, что её бы изнасиловали, убили, а тело выкинули на обочине малооживлённой дороги. Нарисованная Беллой картина произвела на Эдварда настолько сильное впечатление, что он расслабился и даже признал её правоту. Или же просто взял себя в руки, снова спрятав чувство вины подальше от её глаз.

У Беллы отлегло от сердца, когда ближе к выписке Эдвард как будто стал понемногу успокаиваться. Он больше не курил ночами и ворочался не так активно. Иногда, проснувшись, она видела, как блестят в полумраке его глаза, устремлённые в потолок, но чаще, вынырнув из сна, Белла с облегчением понимала, что Эдвард спит. Смог ли он наконец простить себя? Или нашёл силы просто примириться с собой и с тем, чего уже не исправить? Белла не знала точного ответа, но одно знала наверняка – Каллен на верном пути. Рано или поздно находить выход из любой непроглядной тьмы всегда было одной из его сильных сторон.

Ни одну из ночей, проведённых в больнице, Белла не спала нормально. Поначалу основной причиной была боль, которая мучила тело и не позволяла ей найти хоть сколько-нибудь удобное положение. Постепенно боль притупилась, стала терпимой, и на первый план вышла тревога за Эдварда. В Белле поселился упорный параноидальный страх, что с ним может что-то случиться. Например, пока она спит. Доходило до смешного. Если, выныривая из забытья, Белла понимала, что в палате очень тихо, мгновенно каменела, покрываясь липким потом. Поджимала пальцы ног и напряжённо, изо всех сил, прислушивалась – дышит ли Эдвард. Конечно, он дышал – бояться было нечего. И всё же уснуть Белла больше не могла.

Теперь, когда они дома, всё должно было наладиться. Может быть, не сразу, но постепенно – обязательно.

Дома было хорошо. За те полгода, что Белла знала Эдварда, она прожила в этой квартире всего ничего, но всё равно считала её домом. Наверное, причина заключалась именно в Каллене. Если где-то в этом мире у Беллы и был дом, то только рядом с ним.

И пусть сейчас повсюду лежал слой пыли, а в застоявшемся воздухе ощущалась затхлость покинутого всеми жилища – Белле нравилось даже это. Это воспринималось как вызов и задача, требующая решения – то что нужно после трёх недель, проведённых на больничной койке. Первый шаг Белла уже сделала: открыла настежь окна, впуская жизнь в заскучавшую квартиру. Комнаты с благодарностью вобрали в себя звуки мегаполиса и тёплый майский ветер, заискрились пляшущими частичками пыли в полосках солнечного света, льющегося из окон.

Сделать что-то ещё Белла не успела: Эдвард уложил её на диван в гостиной, объяснив это тем, что только здесь был телевизор.

– Будешь развлекать себя просмотром ток-шоу для домохозяек, пока меня не будет, – насмешливо добавил он, поигрывая пультом.

– Я не собираюсь целыми днями валяться на диване.

– Хотя бы ещё два-три дня надо полежать. Это написано в рекомендациях врачей. Ты ведь их читала?

Эдвард стёр с лица кривоватую улыбку и нахмурился. Между бровей пролегла уже знакомая Белле складка, означавшая «Будет так, как я сказал».

Белла изобразила на лице смирение, решив, что, когда Эдвард уйдёт по делам, всё равно сделает по-своему.

Каллен открыл было рот с явным намерением озвучить подозрения, вызванные чересчур быстрой капитуляцией Беллы, но в этот момент явились «гномы» с дарами для Белоснежки, и момент был упущен.

Белла лежала и с улыбкой прислушивалась к голосам парней, доносившимся из глубины квартиры. Так приятно было снова увидеть их в полном составе. Слов было не разобрать, но, судя по смеху и отдельным эмоциональным выкрикам, они обсуждали что-то крайне интересное и, по обыкновению, их мнения разделялись.

В дверном проёме показалась взлохмаченная голова Эдварда. На его лице красовалась улыбка – нежная и… смущённая?

– У меня тоже кое-что есть для тебя.

Эдвард кашлянул, пытаясь скрыть неловкость, и наконец показался полностью. В руках у него был огромный букет белоснежных лилий. В доме Каллена не водилось ваз, поэтому цветы предусмотрительно торчали из графина с водой, тем самым нарушая романтичность ситуации, добавляя ей будничности и обыденности.

– Даже если я сейчас выгляжу охренеть как глупо, не смейся. Не вздумай смеяться! – выгнув брови, предупредил Эдвард.

Слова Каллена и выражение его лица показались Белле настолько забавными, что она не удержалась и прыснула.

– Да ты специально! – возмутился он.

– Нет-нет, прости! Пожалуйста, прости! Я смеюсь совсем не поэтому, – замахала руками Белла, продолжая смеяться. – Ты выглядишь совсем не глупо, а очень даже мило.

– Разве это не одно и то же? – Эдвард поставил импровизированную вазу на столик рядом с диваном и сел.

– Конечно нет. Мне нравится, как ты выглядишь. Тебе идёт. И цветы мне тоже очень нравятся, они чудесные. Спасибо! – Белла потянулась к нему и оставила на его губах быстрый поцелуй. – С чего ты вообще взял, что выглядишь глупо?

– Да чёрт его знает, – передёрнул плечами Эдвард. – Я давно разменял четвертый десяток, но ни разу не дарил цветов. Понятия не имею, как это делается.

– Не знаю, станет ли тебе от этого легче, но я тоже ни разу не получала цветов. Понятия не имею, как это делается, – в тон ему ответила Белла. Её ладонь нашла его, их пальцы переплелись.

– Значит, это наш общий первый раз, – ухмыльнулся Эдвард, крепче сжимая её руку.

– Это лилии, – многозначительно заметила Белла. – Помнишь?

– Да, лилии. И да, помню. В тот день, когда мы познакомились, я сравнил тебя с лилией среди красных роз. Тогда ты, конечно, не поняла, но это был комплимент. Я ненавижу розы. Они скучные и банальные, слишком приторные. А вот лилии… Знаю, не всем они нравятся, но для меня лилии – особенные цветы. Мама их очень любила. А ещё маки.

– Так вот почему ты дорожишь той старой кружкой.

– Кружкой? – Эдвард недоумённо нахмурился, но тут же грустно улыбнулся, поняв, о чём говорит Белла. – Ах да, та кружка с маками. Она мамина. Я немножко фетишист, знаешь ли. Вот кстати, маме я дарил цветы. Лилии. Но это совсем другое. Да и то всего несколько раз – в этом смысле я был не очень хорошим сыном.

– Ты опять слишком строг к себе. Ты всегда к себе слишком строг. Так нельзя, Эдвард.

– О да, я полон запоздалого и уже никому не нужного раскаяния. И это только часть из моих закидонов. – Каллен улыбнулся, но Белла уловила в его голосе горечь. – Скажи мне честно, Белль, тебе очень трудно со мной?

– Что за чушь ты опять несёшь?! – довольно резко осадила его Белла. Она уже достаточно хорошо изучила Каллена и знала, что только так его и можно урезонить. Мягкие же, нежные увещевания воспринимались им с недоверием и чаще всего вызывали снисходительную улыбку. Однажды Белла непременно это исправит, ну а пока… пока пусть будет так. – Ради бога, заткнись! А ещё лучше заткнись и обними меня.

Эдвард рассмеялся и лёг рядом. Уткнулся носом ей в плечо и нагло закинул на неё ногу. Как же приятно было снова ощущать на себе его тяжесть. Пусть даже столь невинную.

– Мне с тобой хорошо, глупый ты осёл. С тобой я счастлива, – тихо сказала Белла, повернувшись на бок и прижавшись к нему. – Иногда я думаю о том, что мы могли никогда не встретиться, и тогда мне становится страшно. Страшно и сладко одновременно. Сладко от того, что мы всё же встретились, мы вместе. – Белла сделала глубокий вдох и с улыбкой добавила: – Больше никакого больничного запаха. Ты снова пахнешь Эрл Греем.

– Эрл Греем? – удивлённо переспросил Каллен, приподнявшись на локте. – В смысле чаем?

– Ну да. Разве я тебе не говорила? Ты – как крепкий, сладкий чай с бергамотом.

– Неожиданно. С чаем меня ещё никто не сравнивал. – Эдвард улыбнулся, нависая над Беллой, и провёл указательным пальцем вдоль её скулы.

– Теперь Эрл Грей – мой любимый чай, Лав-метал – моя любимая музыка, а лилии – любимые цветы... – Белла нежно погладила его по щеке, наконец-то идеально выбритой. – Я люблю всё, что связано с тобой.

– Это не обязательно, Белль. Главное, люби меня. Потому что я… я так люблю тебя, что это слово кажется слишком тесным для моих чувств. – Улыбка сошла с лица Эдварда, во взгляде появилась такая глубина, что ничем не измерить. – Для меня полюбить кого-то – это как совершить прыжок веры. Я прыгнул, но ты должна меня подхватить. Просто не дай мне упасть. На самое дно. Снова.

Эдвард наклонился и поцеловал Беллу – мучительно медленно, будто дразня и играя. Он обхватывал губами её губы, отпускал их и снова мягко, едва уловимо касался, проводил по ним кончиком языка, превращая поцелуй в сладкую, томящую пытку.

– Эдвард, – со стороны дверей донёсся голос Джаспера.

– Сейчас, иду! – не оборачиваясь, крикнул в ответ Эдвард. – Даже в собственном доме нельзя побыть наедине, – уже тише проворчал он, отстраняясь от Беллы, но по-прежнему не сводя с неё зелёных с поволокой глаз. – Пойду выпровожу их и вернусь, хорошо? – Белла кивнула. Эдвард ещё не успел встать с дивана, а она уже скучала по нему, как если бы он уехал в очередной заграничный тур. – У меня куча дел, которые нужно было сделать ещё три недели назад. Но сегодня я никуда не пойду. Будем вместе смотреть ток-шоу для домохозяек и валяться на диване. Закажем еду из ресторана. Как тебе такой план?

– Звучит идеально. Только не из китайского ресторана.

– Не из китайского. – Эдвард наклонился и звонко чмокнул Беллу в губы. Ему тоже было непросто оторваться от неё. – А вот с завтрашнего дня мне придётся целиком и полностью отдаться работе. Подумай, Белль, может, всё-таки расскажешь матери о случившемся? Она могла бы приехать сюда и побыть с тобой какое-то время, ну, не знаю… помочь как-то. Если мистер Мейсон не в силах отпустить её юбку, пусть и его на буксире тащит.

– Ты и вправду любишь меня, раз готов пойти на такую жертву, – на лице Беллы расплылась довольная улыбка. – Но нет. Я не стану ничего говорить матери. Не вижу смысла. До больницы мы не общались с ней две недели, потому что я ей не звонила. Потом мы разговаривали дважды, но опять по моей инициативе. Знаешь, мне даже интересно, если я больше никогда не позвоню ей, мы что, совсем прекратим общаться? Станем друг другу никем?

– Белль…

– Нет, не говори ничего. Не надо меня утешать. Не хочу… не надо. Я уже смирилась с этим… почти смирилась.

– Эдвард! – на этот раз Каллена позвал целый хор голосов.

Он чертыхнулся и нехотя ушёл на зов парней.

В гостиную зашёл Майк. Он явился вместе со всеми, но никто не возражал. Возможно, именно быстрота его реакции спасла жизнь Беллы, не дав ей истечь кровью. Это не повлияло на уход Майка из группы, но Эдвард стал относиться к нему терпимее, даже с лёгким намёком на благодарность.

– Ну, как ты? – Майк неловко присел на край дивана и кивнул на ряд пузырьков с лекарствами, стоявшими на столике рядом с цветами. – Всё ещё не восстановилась?

– Да ничего, уже более-менее.

Белла не смогла бы объяснить почему, но сейчас, наедине с Майком, вдруг почувствовала себя не в своей тарелке. Она бросила взгляд на дверь, мысленно призывая хоть кого-нибудь появиться и спасти её.

– Не могу перестать думать о том, что в этом есть и моя вина. – Майк сокрушённо покачал головой. – Если бы я тогда не позвал тебя покурить. Или чёртовы сигареты были бы у меня в кармане. Или если бы я не заболтался с Тайлером. Если бы я только знал… если бы знал, что всё будет так.

– Ерунда. Ты не мог этого предугадать. Никто бы не смог. Это просто ужасное стечение обстоятельств.
– Надеюсь, этих сучек найдут.

– Да, я тоже надеюсь, но копы дали понять, что шансов не так уж и много. Одних фотороботов для этого недостаточно, а билеты, они, похоже, купили с рук. Вся надежда на то, что они попадутся на чём-то ещё.

Белла невольно поморщилась. Она не хотела говорить на эту болезненную тему, а уж с Майком – тем более. Именно сейчас Белла поняла, почему ей так некомфортно с ним. Конечно, объективно Майк действительно был ни при чём и вроде как даже проявил себя в той ситуации наилучшим образом. Однако где-то на подсознательном уровне она всё равно возлагала на него часть вины. Где-то в подкорке засела упрямая иррациональная мысль, что, если бы не Майк, тем пьяным девкам не удалось бы до неё добраться. Они действовали на удачу, но им повезло, повезло из-за Майка.

– Знаю, ты относишься к кокаину не очень хорошо, но иногда он может помочь. В самые тяжёлые моменты. Даже Эд не смог бы это отрицать. Уж он-то лучше других знает, что я прав. Не думай, я не принуждаю. Просто пусть будет, на всякий случай, – быстро проговорил Майк.

Он положил на диван пакетик с белым порошком и подтолкнул его к руке Беллы. В первое мгновение она растерялась, переводя изумлённый взгляд с Майка на пакетик. Тот касался её пальцев, обжигал их. Задыхаясь от возмущения и злости, Белла раскрыла было рот, чтобы послать Майка ко всем чертям, швырнув ему в рожу его кокаин, но в этот момент в комнату заглянул Эдвард.

– Майк, тебя парни уже заждались. – Каллен перехватил взгляд Беллы, и на его лице отразилось подозрение. – Всё в порядке?

Белла заставила себя улыбнуться, накрывая чёртов пакетик ладонью. От одной только мысли, что Эдвард увидит его, к горлу подкатила тошнота. Неизбежно случился бы грандиозный скандал, даже драка. Крики, удары, кровь… Белла будто снова почувствовала, как ломаются рёбра.

Нет, нет, нет… только не это!..

Она просто выкинет кокаин, а Эдварду ничего не скажет. Так будет лучше для всех.

– Да, всё в порядке. – Майк поднялся с дивана. – Зашёл пожелать Белле скорейшего выздоровления. Всего вам хорошего, ребята, правда. Всего хорошего.

Майк кивнул Белле и вышел. Эдвард проследил за ним напряжённым взглядом, но, снова посмотрев на Беллу, заметно расслабился.

– Наконец-то они сваливают, – закатив глаза, прошептал он. – Закрою за ними дверь и вернусь.

Оставшись одна, Белла резко села, сжав в кулаке злосчастный пакетик. В голове шумело, а сердце стучало будто бы в горле, мешая дышать. Первой мыслью было выкинуть «подарок» Майка в окно, но времени в обрез, да и кидаться из окна кокаином казалось не слишком удачной идеей. Уже на грани паники Белла зашвырнула его под диван и только тогда смогла перевести дыхание. Пусть полежит там, а завтра, когда Эдвард уйдёт, она достанет его и спустит в унитаз.

В тот момент Белла была абсолютно уверена, что именно так и сделает.

♫ ♪ ♫

Но она ошиблась. Ошиблась во всём.

Дома не стало легче. Эдвард возвращался ближе к полуночи, только чтобы переночевать и утром снова умчаться по делам. Белла будто оказалась запертой в маленькой душной коробке вместе со всеми своими страхами, тревогами, навязчивыми воспоминаниями и мрачными мыслями. Находиться внутри было пыткой, но и выбраться невозможно. Потому что там, за пределами коробки, притаился необъятный враждебный мир, который может в любой момент нанести удар, сбить с ног и раздавить.

В детстве Белла боялась оставаться дома одна, но не из-за мнимых монстров, живущих под кроватями, в старом шифоньере, принадлежавшем ещё бабушке Свон, или на чердаке. Беллу одолевала паническая мысль «Что, если родители не вернутся?». Она могла долго стоять у окна и высматривать их или прислушивалась к звукам, доносившимся с улицы, – не подъехала ли к дому машина отца. С годами от этих детских иррациональных страхов ничего не осталось – лишь смутные воспоминания, вызывающие у повзрослевшей Беллы стыд и недоумение.

А теперь они снова вернулись и стали ещё глубже и масштабнее, будто за годы своего отсутствия повзрослели вместе с ней.

На следующий день после выписки из больницы, провожая Эдварда и наблюдая за его поспешными сборами – «Проспали, мы к чертям проспали!», – Белла почувствовала, как неприятно засосало под ложечкой.

Двери лифта уже давно закрылись за Калленом, а она всё продолжала стоять на пороге квартиры и смотреть на них. Сердце в груди набирало обороты, в животе образовывалась вымораживающая пустота.

Но по-настоящему Беллу накрыло спустя какое-то время.

Это была паника – беспричинная, а потому не имеющая ни начала, ни конца. Можно снова и снова уговаривать себя, что всё хорошо, ты в безопасности, а всё плохое осталось позади – уговоры не действуют. Разум и логика летят к чёрту, уступая место первобытным инстинктам – неуместным и искажённым, разрушительным. Спасаться и бежать. Но куда бежать, когда источник страха в тебе самом?

Белла металась по квартире, не находя себе места и не в силах остановиться, перемещалась из комнаты в комнату, от стены к стене. Она взялась за грязную посуду в раковине, но, сполоснув одну чашку, бросила это занятие. Схватилась за покрывало в спальне, но, кое как накинув его поверх одеяла, выскочила из комнаты с такой скоростью, будто чья-то рука высунулась из-под кровати, намереваясь схватить её за лодыжку.

В конце концов Белла не выдержала. Она лихорадочно сунула ноги в кеды, смяв задники, и выбежала из квартиры. Этажом выше хлопнула дверь и раздался женский смех. Он не был похож на смех тех девиц, и всё же странным образом резонировал в Белле, вызвав новый прилив ужаса. Она ринулась обратно в квартиру, с грохотом захлопнула за собой дверь и, прижавшись к ней спиной, попыталась отдышаться.

Нет, ей не заставить себя выйти на улицу.

Белла оказалась в ловушке. Её намертво зажало в капкане страхов и воспоминаний. В тот момент она ещё не осознавала этого, но любой звук, чей-то голос, фраза, произнесённая в телевизоре, даже запахи вызывали у неё странные ассоциации с пережитым, воскрешали воспоминания, подпитывали страхи. Белла была как солдат, который, даже вернувшись домой, так и остался на поле боя, в самом пекле сражения.

Отдышавшись и немного утихомирив страх, Белла скинула кеды и решительно вступила в борьбу с самой собой. Если она не может усидеть на месте, она не станет этого делать, но придаст своим метаниям по квартире хоть какой-то смысл, чтобы не казаться совсем уж безумной.

Белла взялась за уборку. Это было правильно, логично и нормально. Неправильным было то, как дрожали её руки, и как колотилось сердце. Неправильным было то, что она физически задыхалась и постоянно останавливалась, чтобы перевести дух. Неправильным было то, с каким остервенением она намывала пол и гремела посудой, вкладывая в это всю свою ярость, неизвестно откуда взявшуюся и теперь кипевшую внутри.

А потом она выдохлась.

Рухнула на диван в гостиной, хватая ртом воздух, и уткнулась в него лбом, покрытым испариной. Сквозь гул в ушах и шум в голове, вызывающих тошноту, ясно вспыхнула мысль о пакетике кокаина – до этого мгновения Белла о нём и не вспоминала. Она знала, что нужно от него избавиться, но для этого пришлось бы отодвигать огромный диван, у неё же не осталось сил даже на то, чтобы дышать.

Белла подтянула ноги к животу и сжалась в комок. Она не знала, который час, но за окном уже стемнело, значит, ждать возвращения Эдварда осталось недолго. Слава богу! Она пережила этот день. Она его почти пережила.

Беллу забило в ознобе. Не меняя позы, она с трудом дотянулась до пледа, так и оставшегося на диване со вчерашнего дня, и укрылась им. В квартире стояла сводившая с ума тишина – противоестественная, давящая на Беллу, сжимавшая её со всех сторон, словно орудие пыток. Она щёлкнула пультом, прогоняя тишину бормотанием телевизора.

Белла не плакала, не рыдала и не всхлипывала – бездумно таращилась в экран, не понимая, что именно тот показывает. А по лицу сами собой текли слёзы, но даже их она едва ли замечала.

Беллу разбудил Эдвард. Он выпутал её из пледа и взял на руки, чтобы отнести в спальню.

– Ты вернулся? – сонно пробормотал она, улыбнувшись. Она знала, что должна улыбнуться.

– Ты надеялась на обратное? – губы Эдварда скривились в той самой усмешке, которая так ему шла. Он выглядел усталым, но довольным.

– Я по тебе соскучилась. – Белла обняла его за шею и спрятала лицо у него на груди.

Она не смогла бы сказать, что сейчас, с Эдвардом, все её страхи исчезли, но они хотя бы становились смутными и неясными – с ними можно было сосуществовать.

– И когда ты только время нашла, чтобы скучать? Квартира выглядит так, будто здесь поработала целая команда из клининговой компании. Хотя я точно помню, что сказал тебе лежать и ничего не делать. – Эдвард как раз добрался до кровати и повалился на неё вместе с Беллой.

Она только покачала головой и прижалась к нему ещё теснее. Темнота спальни надёжно скрыла её лицо, по которому прошла судорога, вызванная воспоминаниями о сегодняшнем дне. Беллу так и подталкивало рассказать обо всём Эдварду, поделиться тем, что так нестерпимо мучило, раздирало на части, не давало дышать, каждую минуту заставляло двигаться, как свихнувшуюся белку в своём колесе. Но вместо этого только плотнее сжала губы. Какое право она имела затягивать Эдварда на свою тёмную сторону? Что он мог сделать для неё? Сидеть рядом с ней сутками на пролёт и словно сторожевой пёс отгонять все её страхи и тревоги? Мучиться вместе с ней? Чтобы чувство вины снова пустило в нём корни? Нет, она не сделает этого. Она справится со всем сама. Прошло слишком мало времени – в этом всё дело. Надо просто перетерпеть и переждать. Постепенно всё забудется, всё пройдёт и вернётся на круги своя. Конечно, именно так и будет!

– Больше не сходи так с ума, ладно? – Эдвард зевнул и повозился, устраиваясь удобнее. – Твой организм ещё не готов к таким нагрузкам. У тебя точно ничего не болит?

– Нет, ничего. – «Болит. Нестерпимо болит внутри!». – Разве что рука немного ноет. Доктор сказал, что так и будет первое время, но руку всё равно надо разрабатывать.

– Но не с таким энтузиазмом, хорошо? – Эдвард поцеловал Беллу в шею и закинул её ногу себе на бедро. – А теперь спать, Белль. Умираю, как хочу спать. Спать, спать и спать.

Уже через несколько минут его дыхание выровнялось, и Белла поняла, что он уснул.

ПРОДОЛЖЕНИЕ>>>

Источник: http://robsten.ru/forum/71-3179-30