Глава 50. Часть 2.

Идеальный контур лепестков. С прожилками, по которым бежит сок жизни, с четкими бахромчатыми краями, на которых запечатлена вся красота, на тонком зеленом стебле. Бутон тяжел, он склоняет цветок… и цветок, чуть провисая, становится идеальным. И в дождь. И в снег. И в то солнце, в котором я его запечатлею.
Он уже не так ярок и стоек, как его молодые собратья, только-только распустившие свои бутоны – цветет не первый день. Его листья чуть огрубели, потемнели концы бархатной бахромы, а тычинки… они уже совсем черные. Но вместе с тем этот цветок, самый прекрасный из всей клумбы, затмевает любой на своем фоне. Зрелостью. Полнотой блеска. Изяществом. Вспышкой совершенства, пусть недолговечной, зато ослепляющей навсегда.
И никогда никакой другой я не выберу.
Мой фиолетовый тюльпан безупречен.
Тоненькой кисточкой в темно-фиолетовой краске я веду по краям бахромы. Делаю ее заметной, украшаю. И ласкаю лепестки, чей бархат почти физически ощутим даже с простой акварельной бумаги.
Ιδανικό. (идеально)
Я слышу шаги. Промокаю губкой излишек влаги, прикусив губу, и понимаю, что совершенно не слежу за временем. А на часах уже почти десять.
Ксай.
Он проходит в комнату тихо, осторожно, опасаясь напугать меня или же потревожить. Мягкой походкой, с теплотой дома, что рядом с ним крепнет как никогда, а еще своим собственным ароматом. Я узнаю его из тысячи. Я услышу его издалека.
Моя клубника…
Я ощущаю его заинтересованность. Аметисты, что так внимательны к моей работе, взгляд, упирающийся в затылок, а еще, могу поклясться, приподнятый уголок губ. От Эдварда не укрывается, что вода в моем стакане уже аметистового цвета.
Я слышу вдох – совсем рядом, подрагивают волосы, стянутые в «конский хвост». А потом длинный нежный палец касается моего плеча.
Но обрывать игру пока еще рано. Я не поворачиваюсь. Только отвожу выбранное Ксаем плечо назад, давая ему полную свободу действий. Докрашиваю последний светлый участок возле околоцветника.
Эдвард улыбается – я это чувствую. И прищуривается – что всегда происходит почти одновременно. И, затем, моего плеча касаются уже не просто любимые пальцы. Сдвинув край своей же рубашки, лилово-синей, Алексайо целует обнаженную кожу. Целых три раза.
- Я сейчас растаю…
- Кто же тебе позволит? – мурлычет муж, медленно следуя к шее. Его губы мягкие, теплые, дарящие чистый комфорт. Я забываю о своих тюльпанах. – Мое счастье…
- Мое счастье, - эхом откликаюсь. Кладу кисточку в стакан. И рукой, освободившейся, обвиваю Ксая за шею. Притягиваю ближе к себе.
Он усмехается, но не прекращает. Целует меня сильнее, посасывает кожу, будит предательские огонечки желания внутри, не глядя на врачебный запрет на нашу половую жизнь. И заставляет мое дыхание сбиться. Напрочь.
Ксай начинает гладить меня. От талии вверх, к ребрам, по спине… он расслабляет, радует меня. И, тем самым, подкидывает одну идею, которую уж очень давно хочется воплотить в жизнь.
Я многообещающе улыбаюсь. Пока – сама себе.
- Кровать…
Алексайо, не останавливаясь, целует мочку моего уха.
- Кровать, моя радость?
- Кровать и ты… - изгибаюсь навстречу его пальцам, жмурясь, - пожалуйста…
Для Эдварда не нужно повторять дважды. Хмыкнув, он, абсолютно без всякого труда, забирает меня на руки. И поднимается, миновав пуфик, по направлению к постели. Бережно кладет на застеленное покрывало.
- Садись, - нетерпеливо постукиваю пальцами по одеялу, глядя на любимое лицо, что выглядит немного удивленным. Удивление это разбавляет усталость. А моя цель – ее искоренить. Прямо сейчас.
Ксай усаживается рядом, ведя взглядом сначала по моему лицу, затем – по шее, а после спускаясь к все еще обнаженному плечу. Губы его, предвкушающие, слева изгибаются в улыбке.
Только вот наши планы немного не совпадают. А действую я быстрее.
Подбираюсь к мужу на коленях, чуть смяв покрывало, и быстро, но без торопливости, расстёгиваю пуговицы его рубашки. Податливой, мягкой и теплой, на удивление.
- Бельчонок…
- Твой Бельчонок, - я подмигиваю ему, на последних пуговицах прекратив контролировать действо глазами. Привстаю на коленях, чтобы дотянуться до его губ. Целую их – целомудренно и нежно – прежде чем отстраниться.
Ксай не противится, когда я помогаю ему снять рубашку. И в аметистах поселяются потрясающие чувства, когда он наблюдает за тем, с каким восторгом гляжу на его фигуру. Подозревает вообще, как я соскучилась?.. Мое совершенство.
…Но не сегодня.
Эдвард целует меня, обнимая руками за талию. Он не хочет сдерживаться, в глазах это крайне ясно пылает.
- Ложись на живот, - шепотом велю ему, останавливая страстный порыв. На недоумение отвечаю уверенным взглядом. – Пожалуйста, Уникальный. Так надо.
- Звучит зловеще.
Но упрямства в нем нет. Ухмыльнувшись мне, Алексайо укладывается на простыни как прошу. Его широкая, ровная, освобожденная от одежды спина откликается перекатывающимися мышцами.
Я неровно выдыхаю.
Спокойно, Белла.
Две недели.
- Я твой, Бельчонок, - наблюдая за тем, как смотрю на него и намеренный помочь мне перебороть нерешительность, подбадривает Аметист, - иди ко мне, моя девочка.
И я иду. Я помню, что хочу сделать.
К изумлению Ксая, намеревающегося повернуться ко мне, я, правда, сажусь на его бедра. А руками помогаю ближайшей подушке оказаться у него под головой.
Господи, как же давно я об этом мечтала. Теперь он – мой. И теперь мне не надо ограничивать себя. Алексайо в моей власти и, похоже, этому рад.
- Сегодня я тебя залюблю, мое солнце, - клятвенно обещаю мужу, наклонившись к его уху.
- Думаешь, я убегу?..
- Думаю, тебе так приятнее, - чуть ерзаю на своем месте, хмыкнув, - наслаждайся. Ты мой, а я твоя.
С этими словами свою давнюю мечту я превращаю в жизнь. Спустя около двух месяцев с нашего первого массажа, наконец полноценно завладев мужем, с благоговением касаюсь его кожи руками. Разминаю мышцы целенаправленными, твердыми, но ласковыми движениями. Теми, что не раз дарил мне он сам.
- Солнышко мое… - он тронуто улыбается, обернувшись на меня. Аметисты искрятся любовью.
- Наслаждайся, - эхом повторяю я. Не спеша двигаясь по спине, не упуская ни одной ее мышцы, направляюсь к плечам.
Ксай тихонько стонет, когда касаюсь самой затекшей их области, судя по всему. Сидячая работа дает о себе знать, еще и безвылазная.
- Так хорошо?..
- Чудесно…
Тогда чудесно и мне. Счастливая, я действую увереннее.
Не знаю, как все то, что удалось прочесть в интернете, применимо к Алексайо, но, похоже, ему нравится. Это не просто массаж, это акт заботы. Это – любовь. И мне безумно приятно, что эту любовь могу ему подарить в таком виде в том числе.
Я веду пальцами по позвонкам. И обратно. И снова.
Эдвард начинает дышать глубже и ровнее.
- Я хочу, чтобы ты думал только о себе. О своих ощущениях, – я наклоняюсь к мужу чуть ближе, разминая его лопатки. – Это твой массаж.
Лопатки опускают меня к его пояснице. Натруженная бесконечным сиденьем в удушающей позе, она наверняка благодарна за минутку расслабления. И, судя по тому, как мычит в подушку Ксай, не только она.
Бедра? А куда же без них? Но я не увлекаюсь. Чем ниже по ним, тем нежнее, почти невесомо, хоть мужчина явно и требует большего. Но я не распаляю его, не соблазняю. Я его радую. Я его расслабляю. И никак иначе.
- Не так, - прерывая его было начавшееся движение навстречу, мягко осаждаю пыл Ксая, - не двигайся. Это еще не все.
Мои руки возвращаются на его поясницу, разминая, растирая кожу, а губы… губы теперь блуждают по плечам Уникального. Создают на них неповторимые узоры.
- Я. Тебя. Люблю.
Руки повыше, к лопаткам. А губы возле них, посередине, вдоль позвоночника.
- Ты. Мое. Сокровище.
Ладони поверх плеч, шейная область. А губы чуть ниже поясницы.
Алексайо довольно стонет.
- С возвращением, Ксай.
Я продолжаю свои нехитрые манипуляции, изучая каждую клеточку, каждый уголок его спины. Не меньше двадцати минут занимаясь тем, что доставляет удовольствие нам обоим без риска для шаткого здоровья Эдварда, по-настоящему проникаюсь его теплом, восхитительным запахом и присутствием.
Он пришел. Он будет со мной до самого утра. Всю ночь я буду обнимать Ксая, всю ночь я буду рядышком. И он никогда не отберет себя у меня. Я получу все сполна.
- Я по тебе соскучилась…
Мужчина тронуто хмыкает.
- Я тоже, Белла. По тебе невозможно не скучать.
Его голос стал тягучим, сладко-медовым, поистине бархатным. Ксай говорит не спеша, умиротворенно, и дыхание его размеренно. У меня получилось.
- Как прошел твой день?
- В расчетах, - я слышу, муж улыбается, - долгий он, Бельчонок.
- Зато занимаешься любимым делом…
- Любимым делом я занимаюсь по-другому, - Уникальный усмехается, повернув ко мне голову. Аметисты хитро переливаются. – Могу показать…
- Я охотно верю, - со смешком укладываю его обратно, поглаживая шейную область, - это и мое любимое занятие. Благо, совсем скоро мы к нему вернемся.
Мужчина ничего не отвечает, но я уверена, закатывает глаза. Последнее время все действия и эмоции Эдварда удается угадывать с точностью до секунды. Любовь творит чудеса – наконец-то я узнала его так, как следует. Наконец могу этого не стесняться.
- Ты устал? – сострадательно, скользя пальцами вдоль ребер, я целую его затылок.
- Не больше, чем устают все люди.
- Все люди не работают сверхурочно с таким рвением.
- Все люди не строят «Конкорд» с опозданием в сроках.
- И какой план работы выполнен за сегодня?
- Четыре пятых крыла. Завтра мы с ним закончим, - не без гордости признается Ксай, но, помимо гордости, в голосе и облегчение тоже. Его нельзя не заметить. – Бельчонок, спасибо за твою подсказку. По буквам Антон смог точно проверить, вернулись ли обратно параметры всех измененных расчетов.
- Это «голубка»?
- «Мечта Голубки», - Эдвард неутешительно качает головой, поджав губы, - ты была права.
- Главное, что все хорошо.
- Пусть так будет и дальше, - примирительно соглашается Ксай. Снова чуть выгибается мне навстречу, когда разминаю его спину, - ты хочешь обсудить «Мечту» сегодня?
- Нет, - и я не сомневаюсь в своем ответе, - я хочу лишь немножко поговорить с тобой. Или, если тебе так понравится больше, лечь в постель.
- Сейчас десять, радость моя…
- Десять тридцать. Спят усталые игрушки…
Эдвард нежно, мелодично смеется. Аметисты, коснувшись меня, обволакивают добром и любовью.
- Знаешь, Эсми укладывала нас с Эмметом похожими словами.
- Она была хорошей мамой, верно?
- Замечательной, - баритон Уникального теплеет, - всегда все знала, все контролировала, но при этом главным считала Карлайла и очень нас всех любила.
- Вы воплотили в жизнь ее мечту, - припоминая рассказ Ксая, шепчу я. Пальцы опять бегут по его пояснице, - и ею стали, любовь моя. Расскажи мне о ней. О вас. Хотя бы чуть-чуть.
Алексайо ненадолго задумывается.
- Она первая увидела нас на Родосе. Услышала Эммета и, прямо с устрицами, что только что купила у какого-то портового торговца, кинулась за оборонную стену. Прямо к той оливе, под которой мы встретили других детей. Знаешь, я увидел Эсми впервые в жизни в тот момент, когда она, яростно крича что-то, размахивала своей сумкой. Она хотела защитить меня… и Карлайл хотел того же. Вдвоем они отбили у цыганят охоту продолжать, а о нас позаботились. Впервые за долгое время кто-то сделал все это для нас. Для меня.
Разом погрустневшая от упоминания того кровавого побоища, я сострадательно глажу Алексайо. Всю его спину покрываю поцелуями. По периметру и внутри этого квадрата.
- Она пела нам французские песни, - тем временем продолжает Ксай, - мы учили французский по ним, а она радовалась. Каждое слово было маленькой победой.
- У вас явно была способность к языкам…
- Было желание их учить, - он посмеивается, - ради Карлайла, Эсми… ради той среды, в которой мы жили. Это шло на пользу.
Я вздыхаю. Не очень глубоко.
- Как она умерла, Ксай?.. Ты сказал, был несчастный случай…
Эдвард чуть разминает плечи.
- Велосипед.
- Велосипед?..
- Ее сбил велосипед, когда Эсми выходила из магазина. Улица была узкой.
- Боже мой…
- Карлайл тогда все повторял, что должен был встретить ее. Он опоздал на десять минут, а она собиралась подождать его на остановке.
- Он не был виноват…
- Такого не объяснить, Белла. Не в такой ситуации, - Эдвард качает головой. Его тон становится тусклым. - Спасибо тебе за массаж, мое золото… не откажешься теперь меня обнять?
Он так спрашивает… я чувствую себя виноватой, что заставила его загрустить. Вопрос был несвоевременный.
- Я рада, что тебе понравилось, - тихонько перебираюсь на покрывала, подползая к его рукам. Алексайо трепетно, но убежденно утягивает меня в объятья. С силой целует в лоб. Защищающим жестом.
Он меня не потеряет.
- Мне не могло не понравиться. Ты идеальна, Белла. Как женщина, как жена и как верный друг. Спасибо тебе.
- Ох уж эта твоя любовь к благодарностям…
- Они оправданы, - не соглашается муж, - не спорь, малыш.
Это слово согревает мне душу. Свернувшись в комочек у его груди, целую Ксая в ключицу.
- А как прошел твой день? – задумчиво потирая мою спину, куда более счастливый и спокойный после массажа, зовет он.
- За рисованием, - киваю ему на законченную акварель с тюльпанами.
- У тебя необычные модели…
- У меня идеальные модели. Я влюбилась в эти цветы.
- Точно нужно больше, чем одну клумбу.
- Я уже давно это говорю, - довольно утыкаюсь носом в его плечо, - хотя, главный цветок в натуральную величину по вкусу мне гораздо больше.
Ксай по-мальчишечьи хихикает, обняв меня крепче.
- Его точно никуда не деть. Не беспокойся.
- Это вдохновляет.
Эдвард целует мой лоб. Целует мои щеки. Целует мои волосы.
И, вдруг резко качнувшись, нависает сверху. Как в лучшие времена.
От запаха клубники и проникновенного фиолетового взгляда я начинаю дрожать.
- И что же, ты только рисовала сегодня?
Я не отвожу от него глаз.
- Ну… еще мы играли с Карли и Тяуззи. Я читала какую-то русскую книжку из шкафа Рады. И вместе с Вероникой мы пекли шоколадные печенюшки на полдник.
- Эммет оценил, - припоминает Ксай, кивнув, - у вас талант.
- Через две недели я напеку тебе две горки, - обещаю ему, сострадательно очертив контуры лица. Ксай мне не солгал – он соблюдает свою диету. И сегодня, при мне лично, он ел рыбу. Вареную. С рисом. Большей гадости я не видела…
- Бельчонок, отсутствие еды – не трагедия, - он мягко усмехается, поправив мои волосы, - а уж тем более, сладкого. Не беспокойся.
- И все равно. Ты заслужил и шарлотку, и печенье, - упрямо бормочу я.
Алексайо, не спуская с губ улыбки, укладывается обратно рядом со мной. Чувствовать его обнаженную кожу крайне приятно, но это то еще испытание. Я так скучаю…
Эдвард понимает. Но не заводит больше неправильных разговоров.
- Давай будем готовиться ко сну, моя девочка, - примирительно произносит он, - мы все сегодня устали. А после твоего массажа я готов заснуть и в таком виде.
- Значит, результат достигнут, - я довольно и широко улыбаюсь. Напоследок чмокаю его щеку, - да, Ксай. Давай спать.

Проходит не больше сорока минут, за которые и я, и Эдвард успеваем провести свои банные процедуры перед сном (для профилактики возгорания совместный душ мы пока не принимаем). И вот он снова здесь, на шелковых простынях под теплым одеялом, а я снова у его бока. Лицом к двери, спиной ощущая тело мужа, а талией – обе его руки. Согревающие. И нежный бархатный голос, что лучше любой колыбельной, какой бы та не была:
- Спи спокойно, моя любимая белочка. Пусть твои сны будут самыми светлыми.
В ответ я отвожу ладонь назад и глажу его щеку. Левую – сперва. Правую – за ней.
- Спокойной ночи, Ксай. Спасибо за еще один замечательный день. Я люблю тебя…
…Возможно, мы утонули в моментах нежности. Но как же, черт возьми, они приятны на вкус!

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Источник: http://robsten.ru/forum/67-2056-1