Capitolo 51. Часть 2.

Эсми на кухне моет посуду. Она стоит у умывальника в сиреневом платье и светлом фартуке, завязывающемся на цветные ленты, а Карлайл, пристроившись у ее бока, у тумбочки, протирает тарелки кухонным полотенцем.
В летнем домике посудомоечной машины нет. И, хоть Карина предлагала помыть все самостоятельно, Эсми, улыбнувшись ей, покачала головой. Кажется, она видела в подобном занятии возможность поговорить о важном с мужем. Наедине.
Эдварду совестно, что он нарушает личное пространство родителей и правила приличия, когда подслушивает их негромкие от плеска воды слова. Замерев у косяка двери, недоступный для обнаружения, он неплохо слышит происходящее на кухне. Ему это важно. А как выведать, что на самом деле думают Эсми и Карлайл иным способом, неизвестно.
Та поездка на Родос многое изменила. Прежде все – в нем самом. И как прежде жить уже не получалось и не получится, можно даже не надеяться. К тому же, именно эта поездка послужила спусковым курком к наркотическому сумасшествию, в которое он нырнул с головой. После реабилитации с ним говорили иначе. Больше улыбались. Создавали позитивный настрой. Слушали. Старались помочь. Никогда не игнорировали.
Ему было отведено максимальное количество внимания, улыбок… только вот Карлайл заметно поседел, у Эсми появились морщинки у глаз и губ, что уже нельзя было исправить, а Эммет периодически дулся на брата. Молча. В своей комнате. Но и это чувствовалось.
И самое неприятное это то, что на полную искренность, отсутствие каких-либо скрывающих факторов надеяться было бесполезно. Первый год точно.
Сейчас все вернулось, хоть и медленно, на круги своя. Но если родители знают, что его заденет их фраза, если знают, что причинит боль, они не скажут. Не смогут.
Незаслуженно сильно они его любят, заботятся под стать. А ему уже почти тридцать.
- Лайл, не разбей ее, - Эсми тяжело вздыхает, покачав головой. Возвращает к себе, пусть и неосознанно, внимание сына.
- Не разобью, - обещает отец. С осторожностью ставит тарелку на полку.
На какие-то несколько минут в кухне становится тихо.
- Он ее не любит…
На сей раз черед вздохнуть Карлайла.
- Он уважает ее. Заботится о ней. Дорожит ею. Это не так уж и мало.
- Он ее не любит, - упрямо повторяет Эсми, голос ее трескается, - они не смогут быть счастливы.
- Возможно, не до серебряной луны, но по-человечески – вполне.
- В его жизни уже хватило боли, Лайл. Я не хочу «по-человечески» для него. И для Натоса не хочу. Они заслуживают гораздо большего.
Эдвард приникает поближе к стене. Она холодная, что отрезвляет.
- Милая, чувства, о которых ты говоришь… приходят не ко всем. Можно ждать их всю жизнь. А можно быть счастливым уже сегодня.
- Я не жалею, что ждала их…
Карлайл с пониманием, отложив полотенце, обнимает жену за талию. Легонько целует ее лоб.
- А я не ждал. И мне повезло куда больше, чем я мог подумать.
Эсми кладет руку на талию мужа в ответ. Хмурится.
- Ты прожил с Марилой двадцать лет. Неужели он тоже должен прожить двадцать лет в браке с нелюбимой женщиной, чтобы обрести свою?
- Эсмин, - он произносит то имя, которым называл ее в детстве. «Эсми» просто не укладывалось в его голове, - Эдвард хочет детей. Карина хочет детей. Они готовы создать семью и стать родителями. Мы обязаны за них порадоваться.
- Если детям потом переживать развод… на чем строится эта семья, Лайл? Если не на любви?.. Не на деньгах?..
- На уважении, - спокойно объясняет отец, - на готовности быть рядом. На общих ориентирах. Эсми, ему тридцать лет – самое время жениться и стать родителем. К тому же, Анна теперь тоже взрослая и он может переключить свое внимание на малышей.
При упоминании дочери Ксай медленно, не желая быть замеченным и с другого фронта, оборачивается на гостиную. Она сидит на диване, в синих шортах, что оголяют ноги почти до бедер, в узкой и тонкой маечке на бретельках – лифчика нет. С хмурым видом строчит что-то в своем блокноте. Она купила фиолетовый, с узорами мороза на обложке. С ним теперь не расстается.
Прошло уже шесть лет с тех пор, как он встретил ее, а в Энн не изменилось практически ничего. Она невысокая, худенькая, все такая же огненно-рыжеволосая (и в отличие от подруг, никогда не желала покрасить волосы), дуется по малейшему поводу и порой отказывается есть, если к ужину домой он не возвращается.
Зеленые глаза грустные, темные. И ничего не может их обрадовать больше… с того момента, как он привел Карину в дом окончательно, Анна от него закрылась.
Если захочет сейчас уехать на обучение за границу – в Америку, Англию, Германию, в конце концов – он сможет ее отпустить? Сможет быть уверен, что не попадет в беду?.. Переключить внимание?..
Эдвард морщится, сам себе качнув головой. Навряд ли.
А на кухне, тем временем, Карлайл ласково, нежно гладит жену. Как и полагается мужу.
Она забывает о тарелках, полотенце. Просто крепко его обнимает. Прижимает к себе.
- Ты будешь бабушкой снова, а я дедом, - он посмеивается, перебирая ее волосы, - Эдвард явно не остановится на одном ребенке. Потом Эммет женится… мы с тобой будем нянчить внуков и ни о чем думать не придется. А когда Энни выйдет замуж, так и вовсе – прабабушка! Прадедушка! Мы дожили до преклонных лет, любовь моя.
Эдвард наблюдает за ними и не может скрыть улыбки. Она прямо-таки наползает на лицо, даже если немного грустная, пропитанная горечью. Они – идеальная семья. Они подарили идеальную семью им и всегда были примером. Эдвард не знает, что ждет его в будущем, он не испытывает к Карине всех тех чувств, какие раз за разом, вот уже сколько лет, вспыхивают во взгляде отца по отношению к матери. Но ему кажется, что с этой женщиной все возможно. У него предчувствие, а оно редко обманывает.
…Из-за спины кто-то легонько чмокает его плечо.
- Хочешь блинчики?
Эдвард оборачивается на Карину, несущую на кухню со стола блюдо с блинами. Для Эсми они – коронное угощение. Семи видов, в достаточном количестве, уложенные незатухающим солнцем на огромной тарелке.
- Нет, спасибо, - он с благодарностью поглаживает ее руку, - помочь тебе? Давай я отнесу.
Карина пожимает плечами, отдавая свою ношу. Она ниже его на полголовы, светловолосая, сероглазая, с длинными темными ресницами. Любимый цвет – оранжевый. Любимая одежда – кофточки и брюки. А из еды больше всего его избранница предпочитает гриль. В любом его проявлении.
Они познакомились в моле возле «ОКО». Она искала любимую «Патио Пиццу», чтобы пообедать, а он заказывал там ланч испокон веков.
Позже Эдвард узнал, что Карина рассталась с бывшим, на которого потратила десять лет, в двадцать восемь бросила прежнюю работу, переехала в Москву за новой должностью и с новыми планами… и не хотела сейчас самых серьезных отношений. И Эдварду это подходило идеально – он пока не до конца разобрался с их отношениями с Энн, чтобы приводить женщину в дом.
Но время шло, принятие друг друга крепло и, в один прекрасный момент, когда после секса Карина лежала на его плече и легонько гладила чуть отпущенную им бороду, Эдвард вдруг подумал, что, похоже, встретил ту женщину, с которой хочет завести семью.
Заботливая, домовитая, желающая быть матерью как полагается и буквально мечтающая о детях, Карина идеально ему подходила. А он, в качестве отца детей и мужа, подходил ей. Это очень быстро стало понятно.
Вот так, семь месяцев спустя, они и приняли решение пожениться.
Карина все еще стоит рядом, глядит на него, будто стараясь что-то выяснить, вслушивается в голоса на кухне, а Ксай видит кольцо на ее безымянном пальце. Обручальное.
Наклоняется, целомудренно чмокнув невесту в губы.
- Чудесный день, не правда ли?
Она ухмыляется, а у него теплеет на сердце.
Все у них получится. Нечего даже сомневаться.

Алексайо просыпается, хмуро уставившись в потолок, за мгновенье. Не удержавшись, стонет, утопая в его высоте. Цветной сон, чересчур ясный, больно проходится по косточкам. И задевает те места, что, казалось, уже не должны болеть.
Чем кончилась эта счастливая история, он помнит.
Саднят глаза.
На его правом плече, согретом чьим-то бескорыстным теплом и ровным дыханием, ощущается шевеление. Белла, ангел во плоти в этой своей ночнушке и с сонными, но уже обеспокоенными глазами, накрывает его грудь ладошкой.
- Как ты?..
Эдвард прочищает горло, насилу ей кивнув. Унимает в себе то, что сейчас не нужно, возвращается в день сегодняшний. Он обрел то, чего не думал, что заслуживает. Он счастлив. Красивая, любимая, нежная девочка с ним и всегда будет, о чем говорит аметист на ее безымянном пальце, хамелеон на ее груди – а важно ли что-то еще? Пусть сны будут снами. Они уже далеко.
- Все в порядке, Белла. Засыпай.
Она супится, привставая на локте.
- Ксай, от меня-то уже точно можно не прятаться, - мягко журит, теперь уже поглаживая ладонью лицо. От скул к подборку и обратно, - расскажи, что разбудило тебя. Я смогу помочь.
Помочь… Эдвард тепло улыбается, хоть и краешком губ, этой фразе. Маленькая, смелая, жертвенная девочка. Вся его и вся для него. Она всегда хочет помочь.
- Правда, белочка, ничего страшного, - он вздыхает, разравнивая одеяло на ее спине, - лучше скажи мне, как ты себя чувствуешь?
- Ответ за ответ.
- Если ты промолчишь, я буду очень волноваться, - Эдвард убирает своевольную прядку с ее лба, нахмурившись. Верные пальчики Беллы тут же спешат эту хмурость стереть.
Она подбирается к нему ближе, как следует возвышается над лицом, чтобы хорошо видел. И целует обе щеки, потеревшись о его нос.
- Ксай, я буду не меньше. Ну пожалуйста.
- Это долгая история.
- Я люблю долгие истории.
- Тебе нужно отдохнуть как следует и поправиться. Долгие истории никуда не убегут.
- Я быстро поправлюсь, - обещает Белла. Самостоятельно подстраивается под ладонь мужа, давая ей прикоснуться к своему лбу, теплому, а не горячему, - видишь? Не беспокойся об этом. Поговори со мной. Я же вижу, что тебе нужно.
Эдвард жмурится, недовольно выдохнув. Пальцы его, в опасной близость от Беллы, стискивают наволочку подушки. Пламя в груди, разгорающееся медленно, едва дыша, теперь вспыхивает. И горит, причиняя боль. Память на то и память, чтобы мучить. Порой она куда страшнее реальных пыток.
- Еще до смерти Анны я хотел жениться, - мрачным голосом, надеясь, что поступает правильно, свою девочку не обидит, а в скорбь не скатится, произносит Ксай. Честность так честность. – Ее звали Карина, ей было двадцать восемь, а еще она хотела детей.
Белла, чего он больше всего боится, не хмурится и не куксится на такие слова. Все так же умиротворенно, глядя добрыми карими глазами, поглаживает его щеки.
- Ты ее полюбил?
- Нет. Я ее выбрал.
Не понимает. Но молчит.
- Мы подходили друг другу как партнеры. Как родители будущих детей, - Ксай хмыкает, поморщившись, - я относился к этому как к бизнесу. Доверие, близость и никаких издержек.
- Она была не готова?..
- Напротив. Она согласилась, и мы даже съездили с Карлайлом, Эсми, Эмметом и… Анной, в летний семейный домик в Провансе. Провели там две недели, познакомились, начали планировать свадьбу…
Алексайо не узнает свой голос. Он неправильный, недопустимый. И Белле это известно.
Зря он начал…
- Что случилось? – подталкивая к главному, видя, что уж очень хочет замолчать, Бельчонок целует его скулу. Сострадательно смотрит прямо в глаза.
- Она не забеременела, - моргнув, скорбно усмехается Ксай. – И через полгода тоже. Мы отчаялись.
- Уникальный…
Белла прикусывает губу и Эдвард, уже увидевший ее искусанной не один раз, освобождает несчастную из плена. Обнимает жену, накрыв ее спину своими руками поверх одеяла.
- Ей определили срок через два месяца. Восемь месяцев, получается. А я в этот же день получил четкий диагноз…
Он отводит глаза, заморгав чаще, а Белла недоуменно хмурится. Не может понять.
- То есть?..
- То есть этот ребенок был не моим, - как может спокойно, на выдохе, признается Эдвард, - позже она сказала, что встретила бывшего и была с ним всего ночь… всего раз, после одной из ссор или когда Анна ей написала… я не выяснял до такой степени.
- Господи, Ксай… - глаза Бельчонка влажнеют, а этого мужчина не любит больше всего. Прижимает ее к себе, злой на себя за то, что начал все это, что ее разбудил, и молчит. Не желает больше разговаривать.
- Любовь моя, - не отказываясь от его объятий, Белла лишь чуть меняет их угол. Такая красивая, нежная, добрая, усаживается на его талию, накрывает собой. Крепко обнимает. – Алексайо, мне ужасно жаль. Прости меня.
- Я тогда об этом узнал.
- О чем?..
- Ты спрашивала, когда я узнал о своем бесплодии, - Эдвард сдает последнюю оборону, - вот тогда. Я не раз перепроверил. Все было тщетно.
- Тебе просто не везло. Но теперь повезет, точно повезет, - упрямая, она не дает ему возразить. Почти сразу же целует, перехватив обе ладони, - спасибо, что поделился со мной.
Ксай запутывается пальцами в ее волосах. Тихо-тихо стонет, забирая маленький поцелуй.
Нежность безбрежна и в ней хочется утонуть. Искореняя боль, ужас, прогоняя кошмары и неверие, забирая из плена темноты, любовь воскрешает, нежность залечивая все, что осталось от прошлого. Любовь – это не влечение, это даже не зависимость. Любовь – это обожание, множество раз помноженное на трепет, ласку и готовность быть рядом. На словах куда проще, чем на самом деле. И далеко не каждый рискнет доказать свою любовь действиями.
Белла – единственное создание из всех ныне женщин на свете, которое его никогда не предавало. И, кажется, прежде умрет, чем предаст. Не нежность безбрежна. Любовь безбрежна в этой нежности.
Алексайо прикрывает глаза. Невозможно выразить то, что стесняет грудь. Такое вообще не поддается описанию. Оно либо есть, либо его нет. И когда чувствуешь, понимаешь – счастье существует. Для всех.
- Ты – мое все, Бельчонок…
Она оглаживает его лицо, целует веки.
- А ты – мое…
И теперь слова излишни – это становится очевидным. Белла не двигается со своего места, а Эдвард и не хочет ей позволять. Накрывает их одеялом, устраивает Бельчонка на себе с максимальным удобством, на которое способен, как на Санторини. Целует ее макушку, волосы, лоб. А Изабелла те же поцелуи возвращает его груди. Трепетно и с обожанием.
Ему уже повезло. Так сильно, как не виделось! И больше ждать везения незачем.
- Засыпай, - советует Белла, прижавшись к его ключице, - больше тебе ничего плохого не приснится. Я обещаю.
Ксай усмехается. Но не спорит.
Крепко, надежно обвив руками свою девочку, закрывает глаза.
Она уже не раз доказала, что все, что было прежде, любые страшные сны рядом с ней отступают. На это у Беллы всегда хватает сил.

* * *

Эдвард работает.
В очках в черной оправе, с сосредоточенно-мрачным выражением лица, он, с помощью клавиш своего макбука, создает новые переплетения знакомых мне синих, зеленых и желтых линий, а так же проверяет предыдущие метки красного цвета. Подробнейший, максимально приближенный к реальности чертеж. До последнего винтика.
И все это – здесь. Над моей головой. На нашей кровати.
В спальне пахнет зеленым чаем, немного – медом. В ней тепло, на что я последнее время реагирую с осторожностью.
Но важно то, что шторы задернуты, дабы не мешать моему сну, а Ксай не увеличивает яркость ноутбука, не зажигает лампы. Сколько он уже так сидит?
Потянувшись, я сообщаю о том, что проснулась.
И почти сразу же хмурость на лице Аметистового сменяется обеспокоенной, натянутой улыбкой.
- Доброе утро.
- Доброе утро, - шепотом отзываюсь, всматриваясь в его лицо. Явных признаков бессонницы и утомления нет, однако усталость затаилась в глазах. Ее существование берет свое начало от ночного кошмара.
Эдвард снимает очки, закрывая компьютер. Тянется ко мне по простыням, предварительно погладив запястье. В ставшем традицией поцелуе выражает свою заботу. Само собой, в лоб. Но, кажется, не расстраивается.
- Я чувствую себя хорошо.
- Так и должно быть, - серьезно отвечает Алексайо.
Я выгибаюсь ему навстречу, кладя руки на плечи.
- А ты?
Правая ладонь Эдварда на моей спине, левая убирает с лица, с плеч волосы. Он смешливо вздыхает, чуть-чуть, но растаяв.
- В порядке.
- Значит, мы оба в выигрыше.
- И не говори, - Ксай с любовью гладит мое лицо, - чего-нибудь хочешь? Воды, может быть? Чая?
Качаю головой. Странное ощущение, больше похожее на ощущение твердой земли после долгого падения. Нет желания не то, что вставать, даже двигаться. А уж иных нужд и вовсе не предвидится.
- Ты опять работаешь здесь…
- Я тебе мешаю?
- Я тебе мешаю, - грустно веду линию по его груди, следуя ровно по вороту рубашки, - во-первых, здесь неудобно, во-вторых – темно, а в-третьих…
- Ты здесь, следовательно, здесь мне спокойно, - просто-напросто докладывает мужчина, не требуя больше никаких причин. Зарывается лицом в мои волосы, окончательно отложив макбук, - без света и удобств работать можно, а вот без спокойствия – никак.
- Я могу валяться и в твоем кабинете… там был диван.
- Вот уж что самое неудобное на свете, - без юмора, но желая добыть его, пытается пошутить Эдвард, - даже не думай. Твое место в постели, Бельчонок.
- Ты напоминаешь курицу-наседку, тебе говорили?
Моя язвительность, пусть даже в мягкой, почти смешливой форме, отражается морщинками на лице Ксая. И я почти сразу же жалею, что все это сказала.
Только забрать слова обратно он мне не дает.
Пропустив руку под плечи, а телом развернувшись в мою сторону, приподнимает к себе. К губам. И целует, не меньше трех раз, в лоб.
- Значит, такова моя сущность… но я тебя не потеряю, - мне кажется, или в конце фразы проскальзывает отчаянье?
Это из-за сна? Из-за воспоминания? Бедный…
- Ну еще бы, - даже не допуская возможности иного ответа, я самостоятельно обнимаю Эдварда крепче, - я с тобой. А прошлое… прошлое в прошлом, Алексайо.
- Тебя впечатлил мой вчерашний рассказ? Я говорил, что его лучше не слушать…
- Слушать нужно всегда, - не сомневаясь, шепчу, поглаживая его рубашку на спине, - и нужно слышать. Мы договаривались не прятаться. И мне очень приятно, что ты держишь свое слово. Эдвард, я всегда готова говорить, когда тебе это нужно. Не замалчивай.
Он морщится.
- Ну, теперь ты все знаешь. Очередная закрытая дверь.
- Ты злился на нее?
Спрашиваю и сама понимаю, что знаю ответ. Эдвард… не умеет злиться. Даже если порой ему это далеко не на пользу.
- Я ее понимал, - он пожимает плечами, отвернув голову, - в конце концов, мало того, что у меня была Энн, так у нас еще и не получалось… это может свести с ума.
- Она поступила ужасно. И так тебе ответит любой, - я целую его шею, прежде чем уткнуться в нее носом, - она не была хорошей женщиной, Ксай. И не твоя вина, что все так вышло.
- Бельчонок…
- Может, это даже к лучшему, - стараясь быть оптимистичной, успокаивающими движениями веду по его спине, - теперь ты со мной и я могу как следует о тебе позаботиться. Дать тебе все то, что ты заслуживаешь, любовь моя.
Он тронуто хмыкает. Как и всегда.
- Да, во всем этом есть положительная сторона – наша встреча. Ты права.
- Я права, - посмеиваюсь, обняв его еще крепче, - мы оба правы и мы в порядке. Хорошее начало дня, не правда ли? Помни, что ничего плохого больше не будет. Никогда.
- Тебе легко поверить, - он щурится, поймав мой взгляд. Слава богу, аметисты светлеют.
- Вот и верь мне…
- Верю, - искореняя и отголосок смеха, полностью серьезно, сдержанно и верно, вдруг произносит Эдвард. Горячо, в который раз, целует мой лоб.
А затем разравнивает мою подушку, по-отцовски трепетно пробежавшись пальцами по волосам.
- Отдыхай, Белла. Я буду здесь.
- Включи лампу.
- Она будет тебе мешать.
- Не будет. К тому же, я хочу сохранить твое зрение.
Надевая очки и открывая компьютер, он фыркает. Зато правда включает лампу.
Ну что же, бежать ему теперь правда некуда… я улыбаюсь, не упрямлюсь. Ложусь. Мягкая, шелковая, нагретая постель. Это блаженство…
Впрочем, для заключительных гарантий, что дает мне и уверенность, и улыбку Эдварда, ставшую очень яркой, своей ногой обвиваю его ногу. Соединяю нас.
Работа работой, но близость никто не отменял. Тем более, Алексайо сам так упрямо хочет быть рядом.

Этим днем Эдвард меня так и не оставляет. Вся его работа и планы отныне умещаются в спальне с «Афинской школой», и мужчина не намерен ничего менять. Он дважды отходит на пару минут, когда необходимо отнести какую-то бумагу Эммету, но не более.
Так что, когда Каролина приходит навестить меня, навещает она, по сути, обоих. Просит Анту, что идет следом, принести еще тарелку бульона.
- Эдди не должен остаться голодным!
Ксай ерошит волосы своего солнышка, дозволяя улечься рядом с нами, и минут тридцать, не меньше, говорит с ней о милых детских глупостях.
Карли, как и Ксай, цветет этой весной. И все мы знаем, что окрыляет в особенности Натоса, благодаря кому в доме воцарился покой и идиллия. Даже если она расписана по минутам.
Алексайо советуется с Вероникой, что давать мне, а что не следует, но, так как температура больше не поднимается, эта тема отпадает сама собой. Так что, забирая Каролину для одного необычного сюрприза, который недавно придумала, Ника просто желает мне поскорее поправиться.
А под вечер, когда Ксай в душе, Каролина приносит мне талисман-амулет в виде очаровательной ящерки фиолетового цвета из соленого теста. У нее золотые лапки и карие глаза.
- Он ваш с Эдди общий, - смущенно докладывает малышка, пожав плечиками, - вы же одинаковые…
Трогательная и такая добрая… я крепко обнимаю юную гречанку, звонко поцеловав в лоб.
- Спасибо, зайчонок. Он идеальный.
И ни капли лести здесь нет.
Эдвард соглашается со мной, когда укладываемся спать и я переползаю в его объятья как полагается. Ящерка смотрит на нас с прикроватной тумбы и чуть переливается от света луны из окна.
- Она зрит в корень…
- Она вся в этом плане в своего дядю, - нежусь в любимых руках, усмехнувшись, - доброй ночи, мой Хамелеон. Пусть сны будут только добрыми…

* * *

Кресло.
Пушистый ковер с традиционным русским рисунком.
Деревянные своды потолка.
Окно в половину стены – обзорное.
И он. И она.
Мазаффар сидит, устроив дочь на своих руках и, пока она спит, слишком внимательно разглядывает детские черты. Ресницы, такие черные и роскошные, волосы, столь густые, что уже можно заплетать в настоящие косы, и сиреневые веки, прячущие его, темно-карие, большие и красивые глаза. Всегда горящие интересом. Всегда – радостные. Потому что в жизни этой девочки не было ни горестей, ни бед. И не будет. Уж кому-кому, а ей хватит родительского внимания. Ради дочери Мазаффар готов на все… в самом буквальном смысле.
Аурания тихонько наблюдает за ними из-за двери. Приникнув к косяку, в белом шелковом халате и с волосами, распущенными по плечам, она незаметна на фоне светлых стен. Неслышно дыхание, нет никаких лишних движений. Такие моменты недопустимо разрушать. Они бесценны.
Мазаффар нежно касается лобика Ясмин, убирая с него непослушные, щекочущие ее прядки. Разглаживает светлую кожу, целует ее, так же невесомо, как невесома и сама девочка, доверчиво приникнувшая к его груди. Ее ладошка оплела папин локоть, головка приникла к плечу в жесткой темной рубашке. Ясмин не боится черного цвета. Ее волосы, глаза, папина одежда… она окутана им. И считает его своим талисманом.
Мазаффар не рушит представления дочери.
И Раре запрещает.
Ясмин тихонько вздыхает, что-то пробормотав. Очаровательные алые губки, приоткрывшись, изгибаются. Ее пробуждения отец допустить не может. Он наклоняется к детскому ушку, чуть тронув его своим дыханием, и сладко, крайне нежно шепчет:
- Sen gece goyunde ukduzsan (ты звездочка в темном небе). Sen ele ağla gälmäz qeder yaxsisan ki (ты так невероятно хороша). Mənim balaca qızım, mənim mələyim (Моя маленькая девочка. Мой ангел).
Аурания едва сдерживает слезы.
Он ласков. Он влюблен. Он… счастлив. Когда-то давно именно так начиналась их история любви. Эти слова звучали для нее, она засыпала на его руках подобным образом, ее он целовал… и она целовала в ответ. Аурания обожала мужа, не было в этом секрета не для кого из них. Она им восхищалась, превозносила его… она была только его, для него. И на самом деле, греховных мыслей о Кэйафасе и их совместном будущем, тем более в сослагательном наклонении, сколько бы ни хотелось, не допускала. Давила на корню.
Сердце Рары заходится неровным боем – от мыслей, от развернувшейся перед глазами сцены. Как бы ни хотела, сколько не должна была бы, а устоять на месте она не может. Неслышной тенью отрываясь от дверного косяка, что служил ее укрытием, бредет к мужу и дочери.
Мазаффар поднимает на жену хмурые глаза.
Только сегодня они не злые, не яростные. Нет в них красных искр жажды мести, нет ничего от Дьявола… темные глаза мужа пусты. Выжжены. И блестят…
Не говоря ни слова, не издавая ни звука, Аурания присаживается на колени перед их креслом. Боязно, но не скрывая своего желания, кладет руки на подлокотник. Не отводит взгляд.
Мужчина глубоко вздыхает, почти инстинктивно прижав дочку покрепче к себе.
- Rara, Sevgine ihtiyacım var (Рара, мне нужна твоя любовь).
Сморгнув капельку соленой влаги от такой обезоруживающей просьбы, Аурания сдавленно улыбается. Позволяет себе вольность, но касается руки Мазаффара, придерживающей головку Ясмин.
- Я – твоя. И любовь моя тоже…
Мужчина поджимает губы, супится, словно бы что-то пряча. На какое-то мгновенье отводит взгляд, всматриваясь в пейзаж за окном. Там уже темно, но в далеких сумерках неба прослеживаются силуэты облаков. В свое время они могли вдвоем часами их разглядывать.
- Она очень красива… - Рара с нежностью, какую не измерить, второй рукой оглаживает волосы дочери, ниспадающие к подлокотнику, - ангелочек…
- Она похожа на тебя, - глухой голос Мазаффара трескается.
- И на тебя, - Аурания позволяет себе большее, скользя от запястья уже к его локтю, по коже, по рукаву рубашки, - она – твоя копия.
- Наша…
- Наша, - блаженно повторив такое желанное слово, Рара с трудом удерживает соленую влагу, - а я ведь никогда сполна не благодарила тебя за это чудо… за нее…
Мужчина сглатывает, опустив глаза. Длинные черные ресницы – будто срисованные с ресниц Ясмин – касаются щек.
Кажется, не одна Рара сегодня борется со слезами. Сколько бы речи ни шло о недопустимости мужской слабости, факт остается фактом. И Рара его принимает.
Она встает, подавшись сиюминутному порыву. И ласково, как только может, накрывает обеими ладонями лицо мужа. Любуется им, оглаживает, стирает слезы. Нежно-нежно.
- Мое счастье…
Мурад неровно выдыхает. Сдерживается из последних сил.
- Давай уложим ее в постель, - тепло глянув на дочь, Аура просительно протягивает к ней обе руки, - позволишь мне?
Мазаффар смиряет ее пронизывающим взглядом.
Качает головой, самостоятельно поднимаясь с кресла.
- Нет нужды.
И покидает верхнюю комнату, откуда так любит наблюдать за окружающим миром, если выпадает минутка, направляясь к спальне Ясмин.
Рара идет следом, всем своим видом желая скрыть, что уязвлена. На самом деле, именно этого она боится больше всего – даже больше, чем потерять Мазаффара – что он отнимет у нее дочь. Запретит быть с ней. И это будет невыносимо…
В детской Мурад осторожно укладывает ребенка в роскошную кроватку с розовыми простынями, нависающим балдахином и плюшевым одеяльцем. Довольно улыбаясь, малышка обвивается вокруг своей подушки с узорчатой наволочкой, затихая.
Папа любовно целует ее щечку. Папа поправляет ее покрывало. Папа подтягивает друг к другу тюль балдахина.
А затем он поворачивается к Аурании, в нерешительности стоящей за его спиной, и протягивает ей руку.
Дважды Рару приглашать не нужно.
Мазаффар не произносит ни слова. Ведет жену за собой, четко следя за тем, чтобы не отставала, крепко держит ее ладонь, обещая не отпускать. Его обручальное кольцо холодит девушке пальцы.
Но вот они на пороге супружеской спальни, главной комнаты в доме. Мурад придерживает дверь, пропуская Ауру вперед. Эту же дверь крепко закрывает.
Девушка стоит чуть дальше порога, выжидающе глядя на супруга. Она толком не знает, что он намерен делать, но ловит себя на мысли, что не боится. Ничего.
- Aslanım… (мой лев)
- Balım (мой мед), - кое-как вздохнув, говорит Мазаффар. Ступает по ковру вперед. По-собственнически неостановимо, но по любовному мягко кладет свои большие ладони жене на пояс. Под ее халатом ничего, кроме нижнего белья, нет. И он знает это.
Аурания самостоятельно дергает пояс. Он змейкой соскальзывает на пол.
- Как твое здоровье, Рара?..
Она будто не узнает его голос. Он чужой. Он… неправильный. Аурания поглубже вздыхает, сама себе качая головой.
- Я та же, Мазаффар.
Он окидывает ее своим фирменным серьезным взглядом с ног до головы. Поджимает губы.
- И ты хочешь меня?
Аура сдавленно выдыхает, отрывисто кивнув.
- Bana sen lazımsın (ты мне нужен).
И уже не просто пояс, а весь свой халат, ничуть не жалея, скидывает на пол. Он струится невесомым облаком по ее талии, ногам. Опадает вниз, создавая вокруг своей обладательницы ореол серебряного блеска. Оттеняет кожу Рары и ее волосы, ее невероятные глаза.
На сей раз ладони Мазаффара касаются уже обнаженной кожи своей женщины.
Он дышит чаще.
Подступает ближе.
- Раз нужен – я твой. – И глубоко, не чураясь своего желания, жену целует. А затем, не разрывая этого поцелуя, уносит в постель.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Источник: http://robsten.ru/forum/67-2056-1