Capitolо 67

Я останавливаюсь на крайнем месте в последнем ряду парковки. Рядом – отведенный под газон участок земли и ярко-синий знак «P», ни одной машины. Посетителей в такое время здесь немного, тем более – в рабочий день, так что мой выбор выглядит довольно странным.
И все же, все то расстояние, что имеется между машиной и стеклянными дверями, мне необходимо. Не уверена, что, припаркуйся прямо напротив сияющей зеленой вывески с названием учреждения, смогла бы войти внутрь – смелости мне катастрофически не хватает.
Я достаю ключ-карточку из зажигания, аккуратно кладу в маленький кармашек своей кораллово-розовой сумки. Сегодня это – моя цветовая гамма. Целомудренной длины платье-бато с нежной кружевной отделкой ей соответствует, а его длинные рукава создают ощущение свободы и легкости – побольше легкости тоже бы сейчас не помешало.
Открываю окошко у водительской двери, делаю глубокий вдох теплого летнего воздуха, облокачиваюсь на мягкое сидение. Почему-то бежевая кожа под пальцами кажется холодной. И моя дрожь, едва заметная, постепенно усиливается. Умом я понимаю, что к температурному режиму все это не имеет никакого отношения, но все же накидываю на плечи тонкую кофту, захваченную как раз для таких целей.
Мне просто нужно выйти из машины.
Всего лишь требуется войти в кабинет.
Задать свой вопрос.
Услышать на него ответ.
Принять.
Механический, совершенно несложный алгоритм, выполнимый в течение пятнадцати минут максимум. Но нет никаких сил даже на то, чтобы попросту открыть дверь моей «BMW» и ступить босоножками на плоской подошве на нагревающийся от летнего солнца серый асфальт – он так и рябит у меня перед глазами.
Глубоко, настолько, насколько могу, вздыхаю. Закрываю глаза и мысленно считаю до четырех. Плавно выдыхаю, не оставляя и капли воздуха внутри. И заново.
Дыхательная гимнастика, по уверению психологических статей, какие я листала на пути в Лас-Вегас, к отцу, очень действенное средство. Но пока единственный эффект, к которому она приводит, моя проклюнувшаяся мысль, что лучше бы я снова шла в резиденцию Рональда, чем на прием к репродуктологу. От Свона я хотя бы знаю, чего ожидать.
Вчера вечером, после того, как Дамирка заснул на половине своей любимой сказки, Ксай с виноватым видом сообщил мне о завтрашнем незапланированном брифинге по поводу «Мечты». Он и Натос, как главные конструкторы, обязаны были присутствовать – поднимался вопрос о включении Конкорда в авиапарк крупной компании, приметившей самолет еще на демонстрационном полете в «Жуковском». Мы должны были быть в «Альтравите» в одиннадцать утра – и ровно в это же время установилось время конференции.
Моей главной задачей в ту минуту стала попытка скрыть, насколько на самом деле такой новости я рада и что она – бальзам на сердце, максимально удачный исход событий из всех. Со своими сомнениями и подозрениями я не знала, куда бы деться от Эдварда во время приема и как именно улучить минутку поговорить с доктором наедине. Мне казалось, в отсутствие Ксая я точно смогу сделать все правильно, быстро и четко. И, возможно, во что я вправду искренне верила вчера, сообщить ему хорошие новости сама. Уже сегодня.
Может быть, поэтому мне и удалось сравнительно быстро его успокоить и уверить, что нет ничего страшного в том, что он пропустит один прием – всего лишь плановое звено в начинающемся большом событии, звено мизерное и краткое. Я и сама справлюсь.
А сейчас я в этом не уверена. Мне недостает решимости, и я боюсь отрицательного результата. Ксай прав, невозможно к нему привыкнуть.
Я опускаю водительское зеркальце, поправляю растрепавшиеся волосы, уложить которые отчаялась еще ранним утром. Поправляю пальцами несуществующие разводы туши и зачем-то прохожусь по губам сладким клубничным блеском. Сжимаю руки в замок как можно крепче – чтобы почувствовать кольцо. Который раз вспомнить, зачем я здесь и ради чего.
В конце концов, ничего кошмарного не происходит. Нужно попросту принять сегодняшний вариант развития событий и двигаться дальше, не отступаясь от цели. Уж слишком важна для меня моя цель.
Алексайо вчера принялся извиняться быстрее, чем до меня окончательно дошло, что происходит. Он сетовал на рабочее расписание их спонсоров, не позволяющий перенести прием в «Альтравите» на другое время и рабочие часы доктора. Он просил меня поверить, что не отказывается от идеи пройти последнее обследование и попробовать сделать первую подсадку, просто обстоятельства сложились не лучшим образом и, как назло, сейчас. И ему очень, очень жаль.
Я надеюсь, я смогла убедить мужа, что катастрофы по вине брифинга не случилось. Его результаты анализов в порядке (настолько, насколько этот порядок мы приняли, конечно), а для моего гинекологического осмотра Эдварду быть в «Альтравите» не обязательно. Он займется самолетом и как раз разберет оставшиеся напоследок бизнес-дела до нашего переезда (к слову, нам с Ксаем стоило недюжинных усилий уверить Колокольчика, что не пройдет и двух недель, как уедем из Москвы обратно на Родос, уже навсегда, а возвращение – временное дело).
Дамир посидит с Радой и Антой, а я всего лишь поговорю с врачом и все будет как нужно. Мы… мы начнем действовать. Я назначу дату следующего приема.
…Если он нам еще будет нужен.
Десять часов и сорок девять минут. Приехав заранее, я обеспечила себе лишние мгновенья нервозности – да и только. А теперь пришло время взять себя в руки и сделать то, что требуется. Мне пора. Меня ждут.
Я и отчаянно, и резко распахиваю дверь машины – благо, рядом никто не стоит, иначе оставила бы на его автомобиле царапины. Минуя подножку, спускаюсь прямо на асфальт и вздергиваю голову сразу же, как ощущаю его твердость под ногами. Беру сумочку. Закрываю машину. Ступаю на выделенный для посетителей тротуар, очерченный белой линией. И иду, сжав кожаный ремешок, прямо к дверям. Я уже выучила, где здесь главный вход и в какой именно стороне от него заветный ресепшен.
Я помню слова Ксая после авиасалона, они до сих пор звучат у меня в голове максимально реально – «я – будущий папа Лисёнка». За такой вывод можно перевернуть самые могучие горы. Дрожь, пробирающая тело, чуть спадает – у меня теплеет на сердце. Боже, я ведь так люблю тебя, Аметист. Ну неужели ради тебя я не смогу найти в себе силы не отчаиваться, даже если все совсем не радужно? Неужели что-то на этом свете помешает мне осуществить твою самую заветную мечту? Пусть отчасти она уже и сбылась с появлением Дамирки.
Ухмыльнувшись, я тяну на себя тяжелую стеклянную дверь. Ручка у нее на удивление удобная.
В холле лучшей репродуктологической клиники города приятно пахнет ненавязчивым цветочным букетом освежителей воздуха, хорошей кожей и совсем немного – малиновой отдушкой конфеток в прозрачной вазочке. Девушка со светлыми волосами и добродушной улыбкой поднимается со своего места, встречая меня у регистрационной стойки. На ней бежевая блузка, в ней – откровенный энтузиазм. А за ее спиной, в окружении уже знакомой мне фотоколлекции забавных спящих малышей в шерстяных костюмчиках, заветная надпись: «У вас будет ребенок». Тот кусочек, тот отголосок вдохновения, которого мне не хватает.
- Доброе утро, - и бодро, и слаженно, и улыбчиво начинаю я, - у меня назначен прием на одиннадцать утра, репродуктолог. Изабелла Каллен.
Наверное, этот администратор смотрела бы на Ксая так же, как и ее коллега некоторое время назад. Они похожи по миловидному образу и манере общения, их глаза красивы, а движения и фразы – отточены. Только Эдварда сегодня здесь нет. И потому все обаяние и услужливости девушки – для меня.
- Конечно же, Изабелла. Триста пятнадцатый кабинет, доктор вас уже ждет.
Ей хватает краткого взгляда на экран монитора, чтобы назвать мне все необходимые координаты. А мне краткого взгляда на холл справа, чтобы вспомнить, где именно нужный кабинет находится. Мы были здесь дважды, а я запомнила. Это хороший знак.
Посетителей в этом крыле нет, что очень удобно. Я спокойно, не забывая про правильное дыхание, направляюсь в верную сторону. Десять шагов прямо. Поворот налево. Дверь.
Я стучу и, получив разрешение, опускаю ручку. Дверь светло-каштановая, а кабинет – бежевый. Мне приходит ассоциация с любимым латте макиато, и я еще больше расслабляюсь. Прохожу.
- Здравствуйте, Изабелла. Пожалуйста, присаживайтесь, - Валентина Александровна, мой доктор, приветствует меня первой. Она подстриглась и стала использовать более нейтральные тени для глаз, но это – все, что изменилось. А аура профессионализма и взгляд, способный по моему внешнему виду определять больше, чем говорю, оценивать, что именно недоговариваю, все еще здесь. Ровно как и дружелюбие, от которого унимается еще частичка моей не проходящей дрожи волнения.
«Мама, - спрашивал меня Дамир в ночь нашей первой совместной грозы, - ты не боишься? Совсем?..». И я отвечала ему так, как и должна была отвечать мама. Потому что я – мама. И не пристало мне сейчас чего-то так по-детски бояться.
- Здравствуйте, Валентина Александровна.
Присаживаюсь на кресло возле ее стола – исконное место Ксая – и кладу сумку на свои колени, предусмотрительно отперев блестящий замочек.
- Я рада видеть вас, Изабелла. Эдвард Карлайлович, я полагаю, сегодня прийти не сможет?
- У него неотложная встреча, так что, к сожалению, нет.
- Я понимаю. Значит, сегодня мы сконцентрируемся на Вас. Расскажите мне, как ваши дела?
На столе Валентины – полная история моих текущих осмотров и всех тестов, проведенных ранее – в синей папке, с такой же синей закладкой и шариковой ручкой с эмблемой клиники. Доктор знает нашу с Ксаем ситуацию досконально и ее перфекционизм меня радует. С таким подходом шансы сделать все правильно и решить проблему в разы возрастают. Как и шансы подтвердить заветное предположение.
- Все неплохо… наверное, - крепче держусь за ремешок сумки, будто она может чем-то мне помочь, - но у меня есть пара вопросов.
Валентина понимающе кивает, демонстрируя свое внимание. Ее халат белый, но не отпугивает своей белизной. Волосы аккуратно причесаны, но не упрятаны под густым слоем лака, от запаха которого меня всегда мутило. А на ее правом пальце тоже обручальное кольцо. Почему-то я замечаю его впервые.
Меня никто не торопит, давая достаточное количество времени, чтобы решиться задать свой вопрос. И мне его хватает.
Чуть помедлив, я, неглубоко вздохнув, достаю из сумки картонную коробочку синего цвета, наличие которой проверяла четыре раза, прежде чем уехать из дома. Протягиваю ее женщине.
- Я сделала четыре теста на беременность позавчера вечером.
Она аккуратно открывает бумажную крышечку, выдвигая полоски пластика вперед. Я не успеваю даже толком увидеть их, как вздрагиваю. И бормочу:
- Результаты пополам – два отрицательных и два положительных. Я не знаю… я не могу понять, что это значит.
Валентина благодарна мне за доверие – ее взгляд говорит это прежде, чем она произносит вслух. Разноцветные, разносортные тест-полоски укладывает по одной на белый лист бумаги на своем столе. Внимательно каждую из них оглядывает.
- Хорошо, что вы их сделали. Теперь у нас есть подозрение, которое нужно подтвердить. В какой последовательности вы их использовали?
Придвигаюсь на краешек кресла, чтобы указать ей на то, о чем буду говорить.
- Друг за другом. Первый, который зеленый, был положительным, а второй, синий – нет. И третий – снова да. Он голубой. А тот, который розовый – нет.
Женщина следит за каждым из моих движений, меняя тесты местами. В ее глазах ничего лишнего, точно как и в ровной позе. Я не могу разгадать, хорошо ли хоть на грамм то, что какие-то из несчастных тест-полосок дали мне надежду. Ложную?..
- Они все разных марок, насколько я вижу? Правильно, что вы использовали такую схему.
- Тут все, что были в ближайшей аптеке. Это случилось в Греции, на Родосе, если место имеет значение.
- Думаю, место здесь ни при чем, Изабелла. Как ваш цикл?
Я размышляла об этом две ночи подряд, засиживаясь с маленьким карманным календариком, пока Эдвард спал. Уж на какой вопрос, а на этот ответ у меня готов давно и, надеюсь, окончательно-точный.
Женщина обращается к своим записям и моей карте в синей папке. Смотрит на тесты, смотрит на цифры, смотрит на пометки. Сверяется с теми датами, что называю, и без труда высчитывает ту задержку, что высчитала в день своего двадцатилетия и я сама.
- Девять дней.
Я нервно приглаживаю волосы, ощутив неприятный трепет от звучания этой цифры в комнате. Как же теперь понимаю Ксая, что за ночь до первого нашего приема едва ли на стенку не лез – напрасные надежды пугали его больше, чем перспектива остаться без детей в принципе.
- Понимаете… такое уже было… однажды. Там было восемь дней, правда, примерно в мае… но потом… потом пошли месячные. Ночью, резко и болезненно.
Доктор делает маленькую отметку в моей папке, а затем поднимает голову от записей. Ждет, все так же терпеливо, когда я решусь на нее посмотреть. Выглядит доверительно.
- Мне просто нужно знать точно... – тихо признаюсь я.
Она успокаивает меня своей собранностью. Никаких лишних эмоций и никаких уверений. Одна фраза:
- Мы с вами узнаем.
Ну что же… хорошо бы. Меня еще только не подбрасывает на этом кресле. Сдерживаюсь, но нервный озноб достигает своего апогея. Кофта слишком тонкая. А за окном – август.
- Скажите мне, что заставило вас сделать тесты? Были какие-то сторонние симптомы? Тошнота, сонливость, головокружение, чувство голода?
- Меня не тошнило ни разу, но сонливость и чувство голода – да. И я быстро устаю от того, что раньше усталости не вызывало…
Женщина понятливо кивает. Очередная пометка не заставляет себя долго ждать. У нее каллиграфический почерк, ей богу, только мне все равно не разглядеть.
- Хорошо, Изабелла. Тесты обычно дают хорошую гарантию результата даже на ранних сроках, но всегда бывают исключения и их нужно учитывать. Мы с вами сделаем анализы, проведем осмотр и вагинальное УЗИ – и уже тогда сомнений не будет.
На своих коленях я сжимаю ладони в замок так, что белеют пальцы. Но не молчу.
- Спасибо, Валентина Александровна.
С моим эмоциональным состоянием в последние дни очень радует, что в «Альтравите» все делается оперативно. Анализы, требуемые для подтверждения или опровержения предполагаемого диагноза, мне проводят в течение двадцати минут. Самая полная стандартная схема.
- Результаты скоро будут, - сообщает репродуктолог, когда молоденькая лаборантка протягивает мне вату, дабы остановить кровь, - при наступлении беременности в крови женщины уже на шестые сутки определяется хорионической гонадотропин, это гормон. Если у вас он есть, это неплохой ориентир.
Она надевает стерильные перчатки, а я, раздевшись, устраиваюсь на гинекологическом кресле. Потолок в комнате белый, очерченный сероватыми участками пространства у плинтусов. Я задумчиво смотрю на их ровную поверхность с тонкой линией посередине.
- Этот гормон, он может появляться и вне беременности?
- Может, Изабелла. Но не в норме.
Валентина проводит привычный осмотр, не комментируя свои действия. Я стараюсь отвлечься. Еще два месяца назад от одной мысли о гинекологическом кресле меня трясло так же, как сегодня – от ожидания известий о беременности. И, хоть страх ушел, память о не самых приятных ощущениях осталась – но уж их я точно переживу.
- Все хорошо, - подбадривает женщина.
Она настраивает небольшой монитор слева от меня, включая его. Надевает новую пару перчаток, активирует датчик, подготавливает его к работе. Эта процедура предстоит мне второй раз в жизни – только вот ответственность на ней ныне куда большая, чем была прежде.
Мне не суждено понять ничего, что происходит на черно-белом экране монитора. Валентина сморит с сугубо профессиональным видом, ничто мне ее не выдает, что, может быть, и к лучшему. Дважды она возвращается к одной и той же области, похоже, проверяя свои догадки. Нажимает на кнопку печати. А потом освобождает меня, разрешив одеться.
Я никак не могу справиться с хрупкой молнией-застежкой на своем платье, меня не слушаются пальцы, с которыми я, спрятавшись за зеленой ширмой, мучительно борюсь. Вроде бы уже все, что можно было предпринять, сделано и закончено. Я надену босоножки, застегну эту молнию и выйду к доктору, а она объяснит мне итог нашей сегодняшней встречи. И это, на самом деле – выйти из-за ширмы – еще сложнее, чем было открыть дверь машины на парковке.
Я зажмуриваюсь, потерев переносицу пальцами. Мое золотое кольцо такое же холодное, как и кожа. Я не уверена, что в ближайшее время мне обеспечен нормальный ее цвет.
Открывается дверь, я слышу – лаборантка приносит анализы. Дальше тянуть мне просто не имеет смысла.
Я стараюсь вернуться к Валентине в собранном виде, со сконцентрированным выражением лица и спокойным взглядом. Я не хочу дрожать, не хочу спешить, не хочу задыхаться. Я просто хочу, теперь уже невыносимо сильно, чтобы она сказала. Хоть что-нибудь.
Только мне все равно страшно. Почти так же, как во время первой грозы без Эдварда. По ту сторону ширмы развезлась пропасть.
Уже привыкшая к моему промедлению доктор, методично просматривая бумаги, ожидает. И краешком губ улыбается мне, когда все-таки возвращаюсь на кресло.
- Ну что же, Изабелла, давайте посмотрим на ваши результаты.
Передо мной две белые бумажки – оказывается, белый цвет я все еще не могу терпеть.
- В вашей крови определен хорионической гонадотропин, - женщина указывает мне на первую из бумаг, являющуюся бланком анализов, - а так же повышено содержание прогестерона. Это специфический женский гормон.
Я хмыкаю – на большее просто не хватает.
- А УЗИ – один из самых надежных методов для диагностики ранней беременности – дало нам четкую картину состояния вашей матки, - теперь мое внимание акцентируется на второй бумаге, черно-белом снимке с монитора, где обведена область с маленьким, неприметным кружком внутри.
- Это – плодное яйцо. Я поздравляю вас, Изабелла. Вы беременны.
…Самый яркий звездопад в моей жизни. Вот он. Вот сейчас.
Что. Что? Что?..
Я поднимаю глаза на Валентину и смотрю на нее практически не моргая – секунда, две, три… десять. Я выдыхаю и маленькая соленая капелька – в ней и отражается этот звездопад – падает вниз. Она касается щеки, а я закусываю губу, сама себе качнув головой. Отрицая саму возможность того, чтобы в это не поверить.
Мне становится спокойно и хорошо. Будто я всегда в глубине души знала, что будет сказано именно это, что простая данность и мой приход, и анализы, и исследования – всего лишь часть на пути к истине. И как я только могла сомневаться, это же само собой разумеется. Это должно было быть так – и никак иначе.
Теперь нет ни дрожи, ни страха, ни мыслей. Нет ничего, кроме звезд. Они окружают меня плотным, теплым, мягким облаком. Наполняют меня счастьем. Теперь я знаю, какое оно, человеческое счастье. В величайшей ипостаси.
- Спасибо, Валентина Александровна.
Я говорю ей это и широко, ошеломленно-радостно улыбаюсь.
С глянцевой черно-белой фотографии на меня смотрим обведенный синей ручкой кружок.
Ну здравствуй, маленький Лисенок.
Ты даже представить не можешь, как я уже тебя люблю.
Добро пожаловать домой.

* * *

О том, что «Старбакс» располагается недалеко от «Альтравиты», я знаю – именно здесь мы с Эдвардом завтракали перед первым совместным приемом. Но все равно изумляюсь, увидев знакомую вывеску – мне кажется, я еще долго буду изумляться самым обыденным вещам. Розмари говорила, так бывает, когда случается нечто настолько невероятное, что уже даже малейшие ежедневные события выглядят уникально.
Я подхожу к дружелюбному пареньку на одной из касс, прямо возле витрины с установленным разнообразием десертов. Думаю, какой размер кофе сейчас мне подойдет больше… а потом вспоминаю, несколько безумно улыбнувшись, что кофе мне теперь нельзя. У немного смутившегося парня прошу большой зеленый чай, насилу сдержав усмешку. Если счастье подвластно измерениям, мое сейчас – в высшей своей отметке. Я растеряна, потому что не знаю, что с таким количеством этого чувства делать. И как хоть на грамм его выразить, дабы не разорвало изнутри.
Я сажусь на улице, под зеленым зонтиком, за самый дальний столик. Соседей у меня нет, гул посетителей кофейни где-то в стороне, а аромат зеленого чая как никогда притягивает.
Я не в состоянии связно думать. Чудится, я уже вообще не в состоянии что-либо делать в ближайшее время – моя эйфория концентрированнее эспрессо и жжется сильнее, чем имбирный чай.
Откинувшись на спинку железного стула, я подрагивающими пальцами левой руки прикасаюсь к поясу своего платья. Ткань приятная, чуть прохладная, но снизу ее греет кожа. А меня греет осознание, что еще под этой кожей есть. Кто.
Я кладу рядом с левой и правую руку. Как следует ощущаю теперь всю полноту картины, каждое кружево, каждую клеточку. Я то ли смеюсь, то ли уже плачу, я не знаю… но ровно дышать не могу точно. Это какие-то запредельные эмоции, ощущения, испытать которые означает постичь особый смысл, стать на магическую стезю, коснуться потаенного запретного плода.
Если волшебство существует, если есть нечто магически-потустороннее в этом мире, вот оно. Беременность. Мне даже слово это странно произносить – каждая фибра души дрожит, холодеют кончики пальцев.
Беременна. Беременна. Беременна.
У нас с Ксаем будет ребенок.
Боже мой.
Зеленый чай божественен. Я делаю глоток, чтобы хоть как-то справиться с эмоциями, какие уже выплескиваются за любые границы, после которых ни одни другие так сильны не будут. Это чувство, что испытываю, в один ряд стало с двумя другими – когда Ксай впервые сказал мне, что любит; когда Дамир, прошептав, что я его мама, повторил тоже самое.
Валентина, дав мне немного прийти в себя и хоть на каплю, но осознать текущее положение вещей, сказала еще несколько важных фраз. Прежде всего – что все хорошо и идет как следует, хоть наблюдение, конечно, в дальнейшем потребуется. Затем – что в следующий прием подробно объяснит мне все, что требуется знать, даст рекомендации, обрисует риски, каких стоит избегать, поделится опытом. Ну и наконец, мой срок. Лисенку примерно четыре недели – плюс-минус пару дней.
Валентина не могла точно сказать дату зачатия, вряд ли хоть кто-нибудь мог настолько явно высчитать это, но мне было не нужно. При всех «выдающихся» математических способностях, я без труда определила день сама – когда после суда и гордого «Дамир Эдвардович Каллен», мы с Ксаем сбросили пыл на пустынной трассе. Его первый раз в машине. Мой первый секс, в котором настолько нуждалась. И была совершенно, абсолютно, неизмеримо счастлива.
Не собираюсь искать в этом ни благословение, ни услышанные молитвы, ни какое-либо поощрение за хорошую карму. Мы усыновили маленького мальчика и это прежде всего благо, наивысшая ценность для нас самих. Он – сокровище, он – наш сыночек, в нем – все добро, красота и невинность этого мира, который заново для нас открыл.
Но как же, черт подери, это… правильно, что именно в тот день мы не смогли воздержаться.
Я прикрываю глаза, расслабляясь. Я пью чай, слушаю ветер и не убираю руки со своего живота. Я просто не в состоянии пока. Я не могу насладиться.
Где-то невдалеке звонят колокола – этот звук пронизывает всю мою душу, потому слышу его даже за гулом толпы за столиками и движением на автостоянке. Полдень.
У меня звонит телефон – его вибрация, так и не снятая с самой клиники, ощутима кожей.
Я панически боюсь, что это Эдвард. Мне пока нечего ему ответить внятно, я скорее напугаю и введу в ступор своим собственным ошеломлением. Да и как сказать ему вообще, еще и при Дамирке…
Но это Ника.
- Да?..
- Белла, привет, - голос у девушки такой умиротворенно-радушный, что мне хочется улыбнуться, - послушай, мы собирались сегодня с Эмметом и Каролин в кино, на «Миньонов», но у него до сих брифинг, а у нас – лишний билет. Может быть, мы позовем Дамира? Потом поедим пиццу, и я привезу его обратно.
Я начинаю поражаться тому, как идеально в этом дне все складывается.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Источник: http://robsten.ru/forum/67-2056-1