Декабрь

- Я боюсь, Ксай.
Эдвард, просматривающий очередное письмо, поднимает на меня глаза. Традиционная серая пижама с кофтой с синей полосой на груди, сколько воспоминаний с ней связано. Волосы, слегка растрепанные, потому что в процессе чтения он то и дело ворошит их. Очки в черной оправе и пристроенная на тумбочке белая кружка зеленого чая. Он еще не остыл.
Взгляд у Эдварда очень мягкий. Аметист никогда не обделял меня своей добротой и пониманием, но с наступлением беременности, особенно второго ее триместра, свет и тепло его сущности стали более трогательными и ощутимыми. Это всегда очень ободряет.
- Ты тревожишься, моя радость.
Я, приникнув спиной к большой серебристой подушке, устроенной у спинки кровати, закусываю губу. На вискозную ткань ночнушки – в цвет латте, моего любимого напитка – кладу обе ладони. Одно тактильное ощущение растущего живота, его теплой и округло-гладкой кожи успокаивает. Мне нравится понимать с упоительной ясностью, что все это – взаправду. И что дней до нашей встречи с лисятами с каждыми проходящими сутками остается все меньше.
Эдвард улыбается мне краешками губ, заприметив этот характерный жест.
А я медленно, расстроенно качаю ему головой.
- Нет, Ксай. Я боюсь.
Последнее время я слишком часто говорю то, что думаю. Притупляется способность тщательно подбирать слова из-за буйства гормонов или же потому, что рядом с родными людьми за столько времени не приходилось прятаться, я не знаю. Только вот факт остается фактом.
Алексайо снимает очки, откладывая и их, и парочку писем на белой бумаге в синюю клеточку на прикроватную тумбу. Пододвигает кружку и приглушает свет своей лампы. А потом устраивается рядом со мной. От него пахнет домом, зеленым чаем и нашей постелью – я машинально тянусь навстречу.
- Расскажи мне, Бельчонок. Все-все мне расскажи.
Он целует мое плечо, скрытое длинным рукавом ночнушки, прежде чем накрыть ладонью живот. Я облегченно, достаточно резко выдыхаю, почувствовав его пальцы. Я знаю, что сберегу детей любой ценой и никогда не позволю ничему дурному с ними случиться, но непосредственное присутствие Алексайо - куда лучшая гарантия. В его способностях нас всех оберегать я не усомнилась ни разу - порой даже слишком высокой ценой, мистер Каллен.
- Когда ты так делаешь… мне спокойно.
Признаюсь так просто и отрывисто, что вызываю на лице мужа ухмылку.
- Я всегда так делаю и буду делать. Я здесь, моя любовь.
Он придвигается ближе, целует теперь мою щеку, а затем – уголок губ. Теперь я слышу еще один запах, едва уловимый – бумаги. Немудрено, ведь уже больше часа он пребывает в ворохе исписанных детьми листов. Скоро Новый год, и, соблюдая свою давнюю традицию, Ксай попросил у Анны Игоревны прислать детские письма для Деда Мороза (мне расшифровали, что так в России называют Санту). Официально в целеевском приюте проживает сто пятнадцать воспитанников. В этом году Эдвард твердо заявил мне: он намерен выполнить желание каждого ребенка. И пусть подарить малышам маму и папу он не в состоянии, материальные вещи и кусочек сказки – вполне. Моя приметливая фраза, что теперь Алексайо готов каждодневно сворачивать горы, оказывается, попала в самое «яблочко». Когда так счастлив, счастьем хочется делиться. Я его понимаю.
Я сама, попав под эйфорическое влияние эмоций, пригласила Рональда и Розмари на Родос, на католическое Рождество. И уже которую неделю не могу успокоиться, поражаясь своей самонадеянной смелости и неоправданному риску разрушить хрупкий мир – Дамира, наш и даже отца с Роз. Правда ли мы все готовы к этой встрече?.. К такой встрече.
- Твое лицо выдает тебя, - ласково журит муж, коснувшись складочки между моими бровями, - я вижу, Бельчонок, что ты места себе не находишь. Но поверь, кардинально завтрашний день ничего не изменит.
- Ты не можешь быть в этом уверен…
- Я уверен, что мы будем вместе. И вместе со всем справимся. Разве не ты сама меня этому учила?
Его оптимизм, если быть честной, заражает. Пусть и не настолько, насколько бы мне хотелось, но какое-то поднятие духа ощущается. Ксай не умеет делать ничего наигранно, особенно что касается его настоящих чувств – так я научилась в свое время видеть его истинные эмоции за закрытыми замками всего мира.
- Я слишком… слишком всем дорожу. Ты и Дамирка, девочки… мне не хватает духа даже представить…
Эдвард внимательно меня слушает. Привлекает к себе, кутает в объятья. Я слышу ровное биение его сердца – мой драгоценный звук – и ощущаю согревающее тепло пижамной кофты. Сколько ночей я провела, уткнувшись в ее мягкую ткань. Все повторяется.
И вроде бы поводов для беспокойства действительно нет. Дамир спит, Маслинка охраняет его сон, а мы с Ксаем вместе – как он всегда мне обещал. Только вот все равно на душе неспокойно.
- Не нужно представлять плохого. Белла, я понимаю, насколько тебе это сложно – поверить ему снова. Но ты приняла решение дать вашим отношениям второй шанс, представить его Дамиру, порадоваться за маму – так не отказывайся, даже не попробовав. Поверь мне, я не собираюсь оправдывать Рональда и хоть как-то способствовать вашему скорейшему сближению, если это будет против твоей воли – я сделаю все так, как будет лучше тебе, как ты сама захочешь. Никто и никогда не вмешается в эту ситуацию без твоего ведома. Ты больше не одна.
Не знаю, перестанет ли меня когда-нибудь поражать искренность и открытость моего мужа. Его уверенный тон, добродушная улыбка, любовь в каждом слове и жесте и готовность предоставить ту защиту, о которой говорит, в самой полной мере. Эдвард невероятный человек. Был, есть и всегда будет.
- Как же мне с тобой повезло…
Я плачу, хотя не хочу этого. Не отчаянно, а облегченно, обнадеженно, даже радостно… но все равно плачу. Прижимаюсь к Алексайо, прячусь, пусть и по-детски, у его ключицы. Изо всех сил стараюсь дышать ровнее, чтобы поскорее это прекратить. Но напрасно.
- Мне повезло куда больше, Бельчонок. Я с тобой – всегда и всюду. Просто постарайся мне поверить.
Отрывисто кивнув, я лишь крепче вжимаюсь в него. С благодарностью встречаю протянутую ладонь. Потихоньку, очень медленно, но успокаиваюсь. Эдвард здесь, а большего мне действительно никогда не было нужно.
Ксай меня не торопит. Терпеливый, понимающий, он поглаживает мою спину. Он меня расслабляет.
- Их самолет садится завтра в одиннадцать…
- Все верно. Значит, в десять мы выедем в аэропорт. Думаю, времени хватит.
Я рассеянно веду линии по синей полоске его рубашки.
- Я как-то сбито объяснила Дамиру, кто такой Ронни.
- Он понял тебя, солнышко. Мы как раз обсуждали понятие «дедушки», когда собирали пазлы.
Почему-то по моей спине бегут мурашки. Я боязливо смотрю Ксаю прямо в глаза.
- А если я зря ему рассказала? Если окажется, что Рональд ничуть не изменился, если он причинит Дамиру боль? Как я смогу… что я смогу?..
- Ничего он не сделает, я обещаю тебе, что лично за этим прослежу, - успокаивающе заверяет Уникальный, - посмотри на это с другой стороны: Дамир еще больше поверит, что прежняя жизнь его никогда не настигнет.
- Познакомившись с Рональдом?
- Познакомившись со своим дедушкой. Насколько я понимаю, ты не сказала ему о беременности?
Без лишних мыслей, я оберегающим жестом прикрываю талию. Давно не хотелось так делать – наверное, плохой признак, что хочется. Сколько бы я ни храбрилась и ни обманывала себя, я не доверяю Ронни до конца. И не знаю, поверю ли сполна хоть когда-то…
- Нет. Ни ему, ни Роз.
Эдвард глубоко вздыхает, играя с прядью моих волос.
- Будет большой сюрприз для них обоих.
- Да уж…
Мне льстит, что страшный диагноз бесплодия остался в прошлом. Невольно вспоминается Розмари и ее попытки переубедить, образумить меня, терзания Эдварда и нескончаемая его гонка за свое «долго и счастливо», включающая этапы взлетов и падений. Последний день лета. И мой первый положительный тест на беременность.
Я задумчиво потираю руку мужа, так и оставшуюся в моей власти. Притрагиваюсь к ободку кольца и с горькой усмешкой вспоминаю ту секунду, когда осознала, что пригласить-то Ронни я пригласила, а спросить мнения и согласия Эдварда даже не подумала. Не уверена, что кто-то, кроме Ксая, понял бы меня так полно, не обиделся и не воспротивился бы, наоборот, делая все, дабы встреча состоялась. Похоже, Алексайо не меньше меня хотел, чтобы наше прошлое с отцом осталось в прошлом. Хотя бы ради светлого будущего Дамира и Лисят.
- Это будет хорошее Рождество, - вторя моим мыслям, негромко обещает Эдвард.
Я улыбаюсь ему. Обвиваю за шею, попросив наклониться ко мне. Целую губы, столько дней и ночей безвозмездно дарящие мне радость и покой.
- Наше с тобой первое Рождество, мой Уникальный.
Ксай прищуривается, ответно чмокнув меня с не меньшей нежностью. Она уже не просто его второе имя, а полноценная новая сущность.
- У нас с тобой два Рождества, солнце – и оба первых, вот удача.
- Они будут незабываемыми.
- В этом я даже не сомневаюсь, - хитро докладывает Ксай, порадовавшись моей улыбке. Трется носом о мой нос, приглаживая волосы, которые на ночь я больше не стягиваю в косу. Благо, страшный сон первого триместра, токсикоз, никогда уже не повторится.
Все-таки символично и правильно, что я позвала Рональда и Розмари на католическое Рождество. Всю жизнь зная о существовании лишь этого праздника, я абсолютный новичок в торжестве православном, которое, как выяснилось, в Греции отмечается с большим размахом. Благо, проживший много лет по обе стороны океана Алексайо поможет мне все сделать правильно. Еще одно наше открытие в копилку совместных, а у Дамира – на один праздник больше, он заслужил.
…Когда я рассказывала Колокольчику о Ронни, его планирующемся приезде, единственное, что малыш у меня спросил – хороший ли он. Самый простой и самый трудный вопрос одновременно. Любимый мой, добрый, откровенный мальчик. Твоя жизнь станет самой светлой сказкой, я сделаю для этого все на свете. Моя любовь к этому ребенку с каждым днем набирает все большую силу. Всегда Дамир был моим сыном. Всегда.
- Ты думал над вторым именем?
В спальне тихо, играют на стене тени из капелек дождя и колышущихся листков оливы по ту сторону окон. Ночь сегодня ясная, лунная. Наверное, это хороший знак.
Я сажусь ровнее, чтобы видеть лицо мужа. Эдвард задумчиво оглаживает мою щеку.
- У меня было несколько идей, но мне кажется, справедливее будет тебе назвать ее. Я не стану спорить.
- Эдвард, между прочим, «Ангелину» предложила я.
- И окрылила меня, - мужчина нежно ведет линию вдоль моей скулы, - так что называй и теперь.
Я наклоняю голову поближе к его пальцам. На щеке Ксая появляется ямочка.
- Хочу услышать твои идеи, папочка. Давай же.
Алексайо выглядит немного смущенным. Но не отступает.
- Дарованная судьбой - Дарина. Мудрость жизни – София. Воскресение – Анастасия.
Я с благоговением вслушиваюсь в красоту звучания каждого произносимого Ксаем слова. Он не первый день задумывается об этих именах. Все они такие… осмысленные. Все полные. И все одинаково применимы как в славянской, так и в греческой культуре. Это под силу лишь вам, Аметистовый, подобрать такие.
- Είναι πολύ όμορφο (они очень красивые).
Моему греческому Хамелеон тронуто кивает. Каждое мое слово, каждая фраза и успех в изучении этого языка – как очередной ключик к его сердцу. Эдвард радуется так искренне и полно, что мой прогресс идет семимильными шагами. Вместе с Дамиром мы на многое готовы пойти за сверкающее лицо Ксая.
- Дарованная судьбой и Мудрость жизни. Они правда значат такое?
- Их главные значения.
Я задумчиво смотрю в фиолетовые глаза, в их радужке благоговейная радуга. Она и рождает мой неожиданный вариант.
- Дары и мудрость наших судеб не разделить. София-Дарина?
Ксай изумленно моргает.
- Сразу оба?..
- Да. София-Дарина, - произношу еще раз, прислушиваясь. Необычное имя для невероятной девочки. Что-то в этом есть.
Обвожу пальцами ободок кольца мистера Каллена. Он повторяет имя вслед за мной.
- Тебе нравится?
Эдвард вдруг широко улыбается, оставляя раздумья. Будто бы услышал в двойном имени то, что так неожиданно уловила я.
- Η μοναδικότητά μας (наша уникальность). Ей подойдет.
Моя улыбка выходит очень искренней, я надеюсь. Потому что на смену беспокойству о завтрашнем дне приходит счастье дня сегодняшнего. Так и выбираются имена, определяющие судьбу.
- Мне кажется, мы выбрали, Ксай.
Аметистовый слегка прищуривается, поглаживая мою талию.
- София-Дарина?
- София-Дарина, - твердо повторяю я. Мне нравится величественность, красота и огромный смысл, сокрытый в этих словах. Вряд ли существует нечто более подходящее. - Ангелина и София-Дарина. По-моему, очень звучит. К тому же…
Я прерываюсь на полуслове.
Робкое, мягчайшее движение, похожее на трепетание крыльев бабочки… внутри меня. Изумленная, растерянная и испуганная одновременно, я машинально притрагиваюсь к животу. И, подняв голову, натыкаюсь на вспыхнувшие глаза Алексайо. Он слышал?.. О да. И понял. Куда быстрее, чем поняла я.
- О боже.
Ксай эмоционально морщится, прижавшись ладонью чуть крепче. Поджимает губы, не тая просящейся наружу улыбки. Он изнутри сверкает в эту секунду. Вместе со мной.
- Это правда… оно? Оно так бывает?
- Кажется, да, Бельчонок… кажется, да.
С нетерпеливым желанием почувствовать еще что-нибудь, я скольжу подрагивающими пальцами по коже. Трепетно, но ощутимо. Я хочу теперь всегда их ощущать.
- Это был толчок, Ксай. Наши с тобой дети, первый раз. Ты почувствовал?
- Ναι… да… да, Белла!
Его голос звучит победно, а потому чуть громче нужного. Видимо, малышкам этого достаточно. Наша мечта сбывается во второй раз. И трепетание бабочек сейчас немного сильнее.
- Господи, девочки… лисята…
Я закусываю губу, чтобы не заплакать, а сполна впитать каждое мгновение, каждую секунду. Первые движения, первое ощутимое подтверждение, что у меня под сердцем существует жизнь. Я дождалась этого момента. Мы дождались.
Не убирая ладоней от своего живота, наоборот, лишь ласковее поглаживая его, я глубоко дышу, с абсолютным счастьем на лице улыбаюсь. Мне не перестать улыбаться с этого дня.
Ксай говорит что-то одними губами, вслед за моими пальцами скользя по тонкой ткани ночнушки. Я не разберу слов, но, по-моему, все на греческом. И, по-моему, это молитва…
Спальня погружается в тишину. Наполненную, светлую, умиротворенную и такую родную.
Я наслаждаюсь ей еще десять секунд, в надежде почувствовать детей снова. Но потом не выдерживаю. Глубоко ошеломленного Эдварда, склонившегося к моей талии, я целую. Поднимаю его голову, нежно перехватив ладонями, прикасаюсь к вискам, скулам, щекам.
Мне жизненно необходимо сполна разделить с ним это счастье. Наше общее. Наше вечное. Наше.
- Безбрежно, μπαμπά Xai.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Источник: http://robsten.ru/forum/67-2056-1