Прохожу мимо знакомого автомобиля, с опаской глянув на водительское сидение. Впрочем, в «Порше» Эдварда нет. Темный салон, лишенный человеческого присутствия, смотрится простой декорацией. Зато у крыльца подъезда, освещаемого лампами холла, вижу две мужские фигуры. Они оба в черном. И оба курят, негромко о чем-то переговариваясь. Два тусклых огонька сигарет тлеют в осеннем мраке.
Эдвард замечает меня первым, могу поспорить. Однако Размус первым оборачивается. Приветственно машет мне, в последний раз затягиваясь сигаретой.
- Добрый вечер, фрау Свон, - добродушно здоровается, когда подхожу ближе. Мне не нравится запах сигарет и, кажется, этого никак не скрыть. Но Размус не обижается. А вот Эдвард, методично докуривая свою сигарету, все еще молчит.
- Добрый вечер, - вежливо отвечаю консьержу, выдавив подобие на улыбку. Мне немного волнительно, что Каллен здесь, так близко, а практически не смотрит на меня. Взгляд у него пространный, а черты лица будто заостренные. На темной улице волосы практически черные.
- Ночью обещают шторм, лучше закрыть окна, - мило сообщает Размус, делая вид, что напряжения, витающего в воздухе вместе с растворяющимся дымом, он не замечает. – И завтра тоже. Какой-то циклон.
- Danke schön.
Теперь привлекаю внимание обоих мужчин, воспользовавшись своим скудным словарным запасом немецкого. Даже Эдвард, сфокусировав взгляд на мне, незаметно усмехается. Размус же светится, задорно мне подмигнув.
- Gern geschehen (не за что).
И затем он, потушив окурок о пепельницу в ближайшей к подъезду урне, возвращается в холл. Аргументирует свой уход рабочими обязанностями. Но на самом деле старается как можно быстрее оставить нас наедине – если это вообще может предполагать освещенное крыльцо подъезда с панорамными окнами холла перед ним.
Застегиваю верхнюю пуговичку своего пальто, в нерешительности посмотрев на Эдварда. Я не хочу злить его и тем более не хочу видеть последствия его злости, однако я как минимум расстроена нашим недавним разговором. И мне бы хотелось, чтобы он это понимал.
- Тебе не холодно? – аккуратно спрашиваю его вместо приветствия. Помимо черного пуловера, что каждую его черту делает бледнее, на мужчине ничего нет. А на улице октябрь, ветер и несмолкающая морось, то и дело превращающаяся в полноценный дождь. Хорошо хоть у крыльца есть козырек.
- Нет, - мистер Каллен, затушив сигарету, выдыхает дым в противоположную от меня сторону. – Ты продрогла?
- Я согрелась, пока дошла.
Эдвард, поджимая губы, отстраненно кивнул. Выкидывает окурок в урну. Предлагает нам отойти чуть дальше от окон, в более уютный полумрак. Окидывает меня взглядом с ног до головы, но молчит. Словно издевается.
- Ты давно меня ждешь?
- Достаточно. Расскажешь, откуда ты возвращаешься так поздно?
- Еще нет и десяти, Эдвард.
Он хмуро поглядывает на свои часы. Мне внезапно вспоминается, что в наши выходные у озера Мюггельзе – боже, а точно ли они были? – он «Rolex» не носил. И весь его образ в целом был куда позитивнее и светлее. Эдвард сегодня во всем черном, что выглядит довольно угрожающе.
- Двадцать два часа и три минуты.
Безрадостно усмехаюсь, намеренно выдыхая медленно, дабы не сказать лишнего. Эдвард впервые за все наше время вместе так откровенно меня раздражает. Он сам на себя не похож.
- У тебя что-то случилось?
- В каком смысле?
- Ты приехал сюда, чтобы просто подождать меня у подъезда? Или поговорить с Размусом?
Лицо мистера Каллена становится надменным.
- Я должен был убедиться, что ты в порядке, Изабелла. Размус же отличный собеседник.
Спокойно. Спокойно. Спокойно. Я просто устала, вот и все.
- Хорошо. Я в порядке, Размус обсудил с тобой последние новости. Я думаю, мы можем с чистой совестью расходиться по домам.
Эдвард, внимательно наблюдая за малейшей из моих эмоций, подходит на шаг ближе. Ореол цитрусовых навевает мне приятные мысли о чудесном уикенде. И запах его кожи. И немного – отдушка «Порше». Но сигареты перебивают все. Наотмашь ударяют, блокируя все иные запахи.
Я отступаю назад, чуть поморщившись. Это совсем не так, как на его балконе одной поздней ночью. Эдвард недоволен, наши обоюдно сдерживаемые эмоции добела раскаляют воздух, а непрекращающийся дождь лишь усиливает все негативные ощущения. И все запахи.
- Не люблю табак, - отвечаю на его беззвучный вопрос, не избегая прямого взгляда, - я уже говорила, Эдвард.
Он саркастично скалится, а синева глаз вспыхивает.
- Я тоже не люблю, когда ты игнорируешь меня. Больше тебе скажу – я этого не приемлю.
Его тон звучит крайне строго. Невольно ощущаю мурашки на спине.
- Когда я занята, я не могу отвечать тебе. Когда я освобождаюсь, я перезваниваю. Вот и все. Послушай, ты правда хочешь сейчас поссориться из-за этого? Я очень устала, Эдвард. Я просто хочу домой.
Моя последняя фраза звучит как-то просительно, потерянно и угнетенно. Даже суровое лицо Каллена чуть смягчается. Такая ситуация для меня в новинку – прежде с Эдвардом мне было спокойно, с ним я чувствовала себя в безопасности и комфорте. А сейчас хочу поскорее уйти.
- Белла, я скажу один раз и ясно: я не позволю всему этому так просто закончиться. На пустом месте.
- Всему этому?
- Нашим отношениям, - раздраженно поправляется он, одернув рукав своего пуловера, закрывая часы, - я не собираюсь с тобой прощаться.
- Разве же я собираюсь?..
Эдвард глубоко вздыхает, сам себя успокаивая. На мгновенье прикрывает глаза, а руки сжимает в кулаки. Но тут же расслабляется. Говорит уже спокойно, лицо бесстрастно.
- Давай договоримся: прежде, чем принимать какое-то решение о нас – любое решение – мы его обсудим.
- Хорошо, - аккуратно соглашаюсь, с недоверием поглядывая на мужчину, - мне казалось, так мы всегда и делали. Но я бы хотела, чтобы мы также друг друга слышали. Мне непонятна твоя навязчивая идея подвозить меня домой по вечерам.
Уголок его губ опускается вниз, а в глазах застарелое, запекшееся раздражение. Эдвард выглядит и огорченным, и разозленным одновременно.
- Если я скажу, что это мой пунктик, личное сумасшествие, тебе будет проще? Неужели тебе настолько это неприятно, Белла?
- Ты зачастую говоришь об этом... как о решенном вопросе. И я... я снова чувствую себя ребенком, а мне не нравится это ощущение, родители любили принимать за меня решения. Тем более каждый вечер звонить тебе с просьбой подвезти меня как минимум неправильно, ты ведь можешь быть занят или и вовсе уехать из города.
Он хмыкает, медленно покачав головой. Пожимает плечами, хмуро посмотрев на меня с высоты своего роста. Голос у Эдварда серьезный, но вполне ощутимо отдает грустью.
- Я всего лишь хочу позаботиться о тебе, Schönheit. Прежде всего как о женщине, которую я люблю. А ты не хочешь мне позволять.
Мы по-прежнему на расстоянии в пару шагов. Морось, ветер и запах прелой листвы в ночи никуда не пропадают. А вот мое негодование снимает как рукой. Эдвард говорит со мной честно, и я всегда ценю такую честность. А еще ценю его стремление помогать мне и заботиться. Быть может, он зачастую ведет себя резко и чересчур покровительственно, но это легко объяснимо. Если мы будем говорить, мы можем достигнуть консенсуса во множестве вопросов, включая личные границы и безопасность передвижения. По крайней мере, я в это верю. И не хочу даже думать иначе, основываясь на словах Элис.
Я сама подхожу к Эдварду, наблюдающему за мной с интересом.
- Сигареты, - напоминает он.
- Ты сказал, что редко. Один раз я переживу.
Мягко улыбаюсь, погладив его плечи и медленно спустившись к груди. Ткань пуловера холодная, но Каллен не обманывает, он не мерзнет – даже мурашек нет.
- Мне приятно, что ты беспокоишься обо мне, Эдвард, - тихонько и откровенно признаюсь ему, разгладив пару крохотных складочек на одежде, - но и я хочу заботиться о тебе. Как минимум без лишних поводов ехать на другой конец города в дождь, когда я с легкостью могу добраться до дома сама.
Мистер Каллен с осторожностью обнимает меня за талию, привлекая к себе. Расслабленно выдыхает и, мне чудится, немного даже улыбается. Кладу голову на его плечо – приятно чувствовать Эдварда рядом. Парадоксальные эмоции растворяются в дымке вечера.
- Я буду вести себя сдержаннее, обещаю, я тоже к такому не привык, - он гладит мои волосы, немного путаясь в прядях, - но и ты, если сможешь, Белла, прояви сострадание к моей слабости. Мне совсем не сложно забрать тебя. Как бы там ни было.
Усмехаюсь в его пуловер звучанию фразы «прояви сострадание», мысленно закатив глаза. Крепче Эдварда обнимаю.
- Ладно.
Мужчина легко целует мою макушку, накрыв ее подбородком, придерживая меня обеими руками теперь. И почему так хотела сбежать?
Какое-то время мы оба молчим, потерявшись в нежданном комфорте объятий посреди холодной улицы. И ни «Порше», ни окна, ни мой подъезд, и даже ни все навалившиеся подробности личной жизни не имеют никакого значения. Не сейчас.
Впрочем, дождь усиливается. Мелкие капли долетают теперь и до нас.
Я отстраняюсь от Эдварда первой, вздохнув. Он придерживает мою талию, не давая отойти дальше. Терпеливо ждет, скажу ли я что-нибудь.
- Знаешь, мне действительно нужно немного подумать обо всем этом, - признаюсь, осторожно погладив его по щеке. Едва заметная щетина немного колется. – Сначала – самой.
- Schönheit, но ведь по сути, это ничего не меняет, - вижу, что Эдвард подбирает слова, старается говорить спокойно и мягко, но взгляд его постепенно разгорается, - ты удивлена, Элоиз тоже, да и я... но вы ведь все равно бы познакомились. То, что у меня есть дети, не было для тебя сюрпризом.
- Просто очень много... нового, - нервно облизнув губы, говорю я, - мне ценна наша дружба с Элис и никогда не думала, что все обернется именно так. Нужно немного времени.
- Это нетипично, но переживаемо, как считаешь? Может, потом вспомнится хорошей шуткой.
Эдвард старается говорить позитивно, но голос его звучит глухо. И снова появляется в чертах это строгое, сосредоточенное выражение. Он разом становится старше.
- Давай поговорим об этом в субботу, - пытаюсь разогнать его мрачность, ласково, несмело улыбаюсь, - у меня будет как минимум два дня, чтобы принять ситуацию.
- И что же, эти сорок восемь часов меня не должно существовать? – он изгибает бровь, впервые за долгое время не наклоняя голову в ответ на мое продолжающееся прикосновение к его щеке. Будто бы его не замечает.
- Будет лучше, если я подумаю в одиночестве, да. А еще мне нужно дописать статьи, я обещала боссу, - методично продолжаю гладить его, делая вид, что все так же, как и было.
Эдвард напряженно молчит несколько секунд. Старается понять, говорю ли я достаточно серьезно и уверена ли в том, о чем прошу. Я чувствую, как напрягается его ладонь на моей талии – чувствую через плотную материю пальто.
Впрочем, в конце концов он соглашается.
- Ладно.
Но не дает отстраниться. Дожидается, пока посмотрю ему в глаза, не позволяет избежать этого. Мои пальцы замирают у его правого виска.
- Но я сразу предупреждаю, Белла, - синие глаза как никогда уверены в себе, взгляд пылает, а черные ресницы подрагивают, - я никуда тебя не отпущу.
Звучит как угроза. В памяти невольно вспыхивают неоновыми огнями слова Элис. Не лучшие слова.
Хмурюсь, торопливо убрав руку, и Эдвард, подметив это, смягчается. Нежно целует мой лоб.
- Я к тому, что не вижу никаких поводов для этого – так или иначе. Тебе придется убедить меня, что мне следует расстаться со своей Ласточкой.
Вздохнув, невесело усмехаюсь. Теперь обеими ладонями, как могу нежно, оглаживаю обе его щеки. Какой же он все-таки красивый. И насколько же он мой...
- Хочу верить, что нам не придется расставаться.
Эдвард, подбодренный моими словами, улыбается. Впервые так искренне за весь этот мрачный вечер. Целует обе мои щеки, подавшись вперед. Заглядывает в глаза, ожидая разрешения. Я отрывисто киваю ему, потянувшись навстречу. Целуем друг друга по-настоящему, как и прежде. У него такие мягкие, теплые губы. Я по ним скучала.
Эдвард уже хочет отстраниться, ласково погладив мою спину, а я его не отпускаю. Целую снова, не готовая пока прекратить.
- Люблю тебя, - шепотом признаюсь, когда поцелуй все-таки заканчивается. Смотрю на его лицо, каждую полюбившуюся черточку, каждую эмоцию, которую так хорошо знаю, каждую морщинку – и радости, и хмурости. Кого я обманываю? Я на самом деле сильно, глубоко люблю. Разве же что-то может стать на пути всего этого? Ну правда, что? И какого черта мне прекращать общение с Элис, почему мы должны не справиться? Наоборот же, наверное... по итогу все просто обязано быть хорошо.
У Эдварда очень красивая улыбка, когда он слышит мое признание. Мне нравится, как он расцветает, смягчая любое, даже самое грозное выражение на лице, стоит лишь нам затронуть эту тему. Эдвард тоже меня любит. Взаимность и удовольствие лучатся от него целыми ваттами. Ну конечно.
- Ich liebe dich, Schönheit (люблю тебя), - так же тихо, но с обожанием, произносит он. Приглаживает мои волосы, гладит скулу. Успокаивается окончательно.
Мы обнимаем друг друга еще некоторое время, но погода берет свое. Эдвард, поцеловав напоследок мою щеку, придерживает мне дверь подъезда. Внимательно следит за тем, как захожу в светлый холл. Сам он, в черном пуловере и на фоне черного автомобиля, остается в дождливой темноте осеннего вечера. Я закусываю губу.
- Увидимся в субботу, Эдвард. Спокойной ночи.
- И тебе, Солнце.
Наблюдаю, как «Порше» уезжает, мигнув в темноте яркими фарами. Краем глаза вижу, что Размус наблюдает тоже. Но когда прохожу мимо его стойки, он старательно делает вид, что смотрит вечерний сериал на своем небольшом телевизоре.
Зачем-то я останавливаюсь рядом, так и не дойдя до лифта.
- Он хороший человек, правда? – спрашиваю как будто бы в никуда, оглянувшись на прозрачную дверь подъезда. На улице теперь совсем темно, место «Порше» удручающе пустует.
Размус, оторвав взгляд от телевизора, и мудро, и улыбчиво мне кивает.
- Он влюбленный человек, фрау Свон.
- И любимый, - посмеиваюсь, с нежностью припомнив светящееся выражение лица Эдварда в тот самый первый раз, когда призналась ему, - и лучше «Белла», герр Коль.
- Размус, Белла, - добродушно отзывается тот. У него теплое, умиротворенное выражение лица. Размус будто бы уверен на все 100 процентов, что все у нас с Эдвардом будет хорошо. – Доброй ночи.
- Доброй ночи, Размус.
* * *
Пятница долгое время была моим любимым днем недели. Лишь пару месяцев как ее потеснила суббота, возведенная в особый культ благодаря Эдварду и нашим встречам, но пятница все равно оставалась особенной. В пятницу я всегда чувствовала, что не одна, что мне есть, к кому спешить в этом городе, и, по сути, что Берлин не так уж плох. По крайней мере, так было прежде.
Сегодняшнюю пятницу, как и вчерашний четверг, я целиком и полностью посвящаю работе. Все недописанные статьи, неотредактированные материалы, заметки, списки, истории поиска, даже какие-то архивные фотографии из случайных мест – все поднимаю на поверхность. Рассказываю читателям «Bloom Eatery» о двух новых пабах, двух кондитерских и одном ресторане молекулярной кухни с азитской тематикой меню. С самого раннего утра и до шести вечера делаю лишь два перерыва – и те по полчаса, чтобы перекусить.
Заканчиваю с работой, посмотрев на часы, и с грустью подмечаю, что привычной мне встречи в «Сиянии» не будет. И не факт, что будут такие встречи в последующем вообще.
Выхожу из дома, натянув на голову капюшон, и бреду по безлюдным в такую непогоду аллеям к ближайшей кондитерской. Дождь не смолкает с полудня, ветер усиливается, и я, чудом не попав под тяжелую дверь заведения, вспоминаю о предупреждении Размуса по поводу шторма. Судя по иссиня-черным тучам, сгустившимся над городом, это правда.
В кондитерской пахнет свежей выпечкой, травяным чаем и немного – ароматизатором ваниль-корица. Дружелюбная девушка за прилавком задорно приветствует меня на немецком. Чуть хмурится, когда по-английски делаю свой заказ, но вполне терпимо. По крайней мере, улыбка у нее не натянутая.
Я беру себе миндальный круассан, канеле с апельсиновым конфитюром и большую, огромную просто чашку латте – самое то для моего упоительного пятничного вечера. Занимаю столик у панорамного окна, неторопливо делаю глоток кофе. Ложечкой собираю мягкую пенку с его поверхности.
Я не хочу драматизировать ни наши отношения с Эдвардом, ни сложившуюся ситуацию с Элис. Мне хочется верить, что раз мы взрослые люди, то в состоянии разобраться с этим замкнувшимся кругом удивительных совпадений. Или хотя бы попытаться понять друг друга.
Наверное, Элис имеет право злиться на меня. Я с трудом могу представить ее с собственным отцом, и, думаю, это было бы не самым лучшим вариантом из возможных. Но я также с трудом могу представить, что я бы сказала ей весь этот вчерашний текст о том, насколько мы друг другу не подходим. Ни в какой реальности.
Ладно бы Элис говорила о разнице в возрасте, социальном положении, разных интересах, в конце концов. Но она как раз апеллировала темой прошлого Эдварда, своими братьями и, зачем-то, отзывами бывших его любовниц. Не самое стандартное дочернее поведение.
С другой стороны, наша ситуация априори нестандартна. Если Эдвард был в одиночестве шесть лет (даже формальном), а спустя два месяца признается мне в любви, причем взаимной, значит, у нас и вправду особенная связь. Я не ошиблась там, у Мюггельзе, когда назвала его истинной своей половинкой – и в духовном, и в физическом плане. С самого начала я знала, что мы с Соколом вряд ли сможем быть вместе. И с самого начала, подспудно, безрассудно, и, как казалось, совершенно беспочвенно, знала, что не расстанемся. Бывает искра, затушить которую не выйдет даже горной рекой.
Руками отрываю несколько небольших кусочков от своего круассана. Укладываю тертый миндаль из показавшегося крема на хрустящую корочку, неторпливо кладу по одному кусочку в рот. По ту сторону окна немолодой мужчина выгуливает скотч-терьера – оба вымолкли до нитки.
Я знаю, что Эдвард давно не мальчик. И мне импонирует его взрослое, обдуманное поведение, призванное решить любые проблемы, возникающие между нами – или со мной. Мне спокойно с Эдвардом, я чувствую уверенность в каждом происходящем событии и более того – в наступающем дне. А ведь мы даже не живем вместе. Просто это исчерпывающее, понятное чувство. Еще и приумноженное любовью.
Для меня никогда не были секретом его дети – он и не скрывал. Само собой, у него было и должно было быть богатое прошлое – в соответствии с внешностью, статусом, характером. Порой он ведет себя чересчур покровительственно и стремится контролировать ситуацию от и до, но ведь это вполне объяснимое явление. Он по-другому просто не умеет, это его стиль жизни, сложившийся за столько лет. Напрягает ли это меня настолько, насколько Элис думает? Нет. Ну... может, немного? Когда он вот так приезжает или так говорит... но ведь это из-за беспокойства, верно? Я и так доставила ему много неудобств. Меня должны тревожить эти особенности его характера – держать все под контролем? Не знаю.
Впервые за долгое время Элис, очаровательная девочка-ребенок, непосредственная и веселая, говорила со мной с недюжинной мудростью взрослой женщины. Той самой, что так много видела и так много знает. О нем...
А тот звонок во время благотворительного вечера? И сообщения среди ночи. И «Schwerenöter». Это те самые «звоночки» прошлого, о которых она меня предупреждала? С ними я не смогу совладать?
Я чуть запрокидываю голову, с интересом разглядывая белый потолок. Он резко контрастирует с полумраком улицы, где уже зажигаются фонари. В кондитерскую периодически заходят люди, но совсем немного. Одна из девушек-официанток с нежной улыбкой говорит по телефону, прислонившись к стене за витриной, накручивает на палец прядку светлых волос.
Мне нечего написать Элис – да и незачем пока. Ей нужно время, чтобы остыть, смириться, попробовать понять, может быть – обдумать. А мне – чтобы позабыть о ее словах, довольно едких. Мне не хочется терять нашу дружбу. Но и расставаться с Эдвардом в мои планы не входит. Даже с учетом его небольшого представления вчерашним вечером... хоть в среду, на кампусе университета, его ничем не сдержанная решительность и самоуверенность меня немного потрясли.
Впрочем, это не смертельно. Если мы останемся вместе, я научусь понимать его поведение и принимать его, мы установим границы дозволенного и выстроим собственную систему приоритетов. Я очень надеюсь, что основанную на уважении и понимании. Нам есть, чему поучиться, но и время у нас есть – в конце концов, прошло лишь восемь с половиной недель с нашей первой встречи. А в ноябре уже День Благодарения... и его сыновья... и Рождество не за горами. Скорость – это хорошо?.. Напор, желание?.. Но я ведь соглашаюсь. Это важно для него, а значит, важно и для меня. Вряд ли Эдвард откажется познакомиться с моими родителями в те же сроки. Вопрос лишь, захочу ли я их знакомить...
Методично пью свой латте. Круассан подходит к концу, а вот канеле терпеливо ждет своего часа. Мне очень нравится апельсиновая отдушка десерта в аккомпанементе молочного кофе. Крайне уютно среди продрогшего октябрьского города – монументального, темного и пустого. Пешеходов по ту сторону окон уже нет.
Не знаю, что именно я хочу решить в этой кондитерской. Останусь ли с Эдвардом?
Да. Удивлена реакцией Элис? Да. Не хочу с ней общаться больше? Нет, но поговорить в следующий раз нам стоит через некоторое время, успокоившись. Готова ли я столкнуться с прошлым, отраженным в настоящем, во всем, что касается его? Наверное, да, он ведь этого стоит. На данный момент я не вижу никаких причин изменить хоть один из ответов. Загоняю подальше давний страх, что придется. Хочу верить, что свою жизнь мы определяем сами – и выбор делаем тоже сами. Всегда.
Я допиваю латте и понимаю, что не хочу больше ничего анализировать. Почему Эдвард заметил меня, почему я ему приглянулась. Почему повелась на его ухаживания вопреки логике и почему ни о чем не жалею. Мы прошли стадию знакомства и узнавания, мы были вместе и говорили о глубоких чувствах. Эдвард доказал мне, что все это – не одни лишь разговоры. И я, думаю, доказала ему тоже. Или докажу.
Выхожу из кондитерской, крепче прижав к себе сумочку. Ветер по-настоящему ураганный, его порывы еще только не сбивают с ног. Крона деревьев угрожающе шумит на фоне темного неба. Фонари горят как-то тускло, затемняемые пеленой дождя. Даже не пытаюсь открыть зонтик – унесет.
Я открываю ноутбук, удобно устроившись на своем диване, и вычитываю оставшиеся пару статей. Меня греет мысль, что завтра уже суббота, хочу верить, что она окажется лучше всей прошедшей недели. По крайней мере, я увижу Эдварда – уже хорошо.
Обнимаю диванную подушку, сделав себе небольшой перерыв и с грустью посмотрев на приоткрытое окно. Вздыхаю, набросив на себя покрывало. Тут холодно. И я соскучилась...
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
0
