Фанфики
Главная » Статьи » Фанфики по Сумеречной саге "Все люди"

Уважаемый Читатель! Материалы, обозначенные рейтингом 18+, предназначены для чтения исключительно совершеннолетними пользователями. Обращайте внимание на категорию материала, указанную в верхнем левом углу страницы.


The Falcon and The Swallow. Глава 11. Часть 3
Если все, что представляет из себя Botanischen Garten Berlin описать одним словом, то лучше выбрать прилагательное «грандиозно». Я знала, что он является одним из самых масштабных садов в мире и по своей коллекции, благодаря германской колонизации и участию в множестве войн, не уступает ни одному саду Европы. Однако истинный размах ощущается лишь при прогулке. Часть сада принадлежит Свободному университету Берлина, часть отдана под исследовательские цели иных организаций, а прогулочные тропы обозначены на карте красным и крайне удобно обустроены для посетителей.
Эдвард идет позади меня, на привычном отдалении полушага. Начиная от темных ворот у главного входа, где высоким кирпичным зданием высится администрация сада, мы молчим. Я иду скорее по наитию, толком и не задумываясь, какую тропу выбрать. Прежде всего хочу успокоиться и распрощаться с тем раздражением, что обжигает изнутри. У нас с Соколом определенно близится новый этап отношений — поэтому и сложно… поэтому так все и происходит. Да?..
Нам не приходится приобретать билеты, Эдвард уже сделал это заранее. Само собой. Он останавливает нас возле карты, показывая мне пару разнообразных направлений.
— Ты хочешь увидеть какую-то конкретную климатическую зону, Белла?
Качаю головой, отвечая, что полностью доверяю его выбору в этом вопросе. Застегиваю верхние пуговички своего пальто.
Мы проходим вместе — рядом, но в молчании — какую-то часть территории ботанического сада. На присыпанной гравием дорожке сворачиваем налево, согласно темно-синему указателю. Постепенно местность немного меняется, становится более гористой.
— Альпийский ландшафт, — отвечает на мой незаданный вопрос Эдвард.
И правда. Вокруг нас теперь травы, невысокие кусты и дорожка, извивающаяся вдоль небольших холмов, с россыпью мелких камней. Здесь красиво. В освещении солнца, пусть даже не столь яркого, с осенней желтизной поля, с ветром — пейзажная картина. Я тихонько вздыхаю, обернувшись на Каллена. Он внимательно смотрит мне в глаза, но пока молчит.
— Я не хочу ссориться, — негромко признаюсь ему едва ли не с детским недовольством.
От моего тона или, быть может, того, как просительно на него смотрю, Эдвард смягчается. Его лицо светлеет.
— Мы не ссоримся, Schönheit, — он предлагает мне свою руку и улыбается краешком губ, когда я принимаю предложение. — Просто темы дискутабельные.
— Я только привыкну к какой-то одной идее, как ты сразу выдаешь мне следующую. Я не успеваю, Эдвард.
— Я не хочу торопить тебя или заставлять принимать решения против воли. Я ни разу не принудил тебя ни к чему, разве нет?
Его голос звучит серьезно, взгляд проникновенный, испытующий. Эдвард слегка хмурится. Ветер с альпийского ландшафта ерошит его волосы. Мы здесь совсем одни.
— Может быть для тебя все это привычно, но для меня-то за гранью, — стараясь сдержать тон, объяснить спокойно и доходчиво, говорю я. И все равно расстройство пробивается. — Например, с машиной.
Эдвад невесело хмыкает.
— Schönheit, все рамки в нашей голове, все допустимые пределы, грани — их устанавливаем мы сами. Ты пытаешься подстроить нашу ситуацию под другие, более привычные, наверное, более частые. Я не снимаю с себя последнюю рубашку, чтобы купить «Порше». В моих силах и в моих возможностях предложить тебе тот автомобиль, за который я могу ручаться, который тебе подойдет. Так почему же нужен компромисс? Чтобы это выглядело более «нормально»? Для кого?
— Ты так просто все объясняешь.
— Но так оно и есть.
Эдвард подходит ко мне ближе, крепче пожимает мою ладонь, требуя сфокусироваться на своих словах. Мандарины и сандал смешиваются с запахами отцветающих трав альпийского луга.
— Мне быть может стоило сказать это раньше — озвучить так точно, Белла — когда мы обсуждали будущее вчера днем. Выбирая быть со мной, ты не просто принимаешь мир, в котором я живу, ты становишься его частью. Это значит, что у тебя есть определенный уровень, ниже которого опускаться я не позволю — и для твоего комфорта, и для твоей безопасности, и для моего спокойствия, чего уж тут греха таить. Машина. Одежда. Путешествия. Развлечения. Еда.
— Ты всегда так однозначно говоришь, ты замечаешь? Не даешь вариантов. Контролируешь от и до.
— Я говорю так лишь о том, с чем не стану мириться, — спокойно объясняет Каллен. Мне немного неуютно под таким его взглядом. — Контроль — вариабельная тема. Ты сама пытаешься полностью контролировать ситуацию вокруг. Смотри, следишь за каждым моим движением, опасаешься, что я коснусь тебя сильнее, что возьму вторую твою ладонь. Что поцелую тебя.
Он видит меня насквозь. Должно ли это быть новостью? Не знаю, меня удивляет. Вокруг, не глядя на ветер, становится жарко. Я хмурюсь и поджимаю губы — ничего не могу с собой поделать. Глубокое, темное переживание, о котором прежде мало слышала, в тугой комок сворачивается внизу живота.
— Я знаю тебя, — тихим, нежным шепотом, проследив за моим взглядом, говорит Эдвард. — Поэтому я всегда спрашиваю, прежде чем что-то сделать. Я уважаю твое личное пространство, твои чувства, красота моя, всю тебя. Я мало знаю о том, что было раньше, что себе позволяли мужчины рядом с тобой. Но мое самое большое желание — чтобы ты отпустила этот контроль, доверилась мне, не думала лишнего. Ты в безопасности.
У меня предательски жгут глаза. То ли то, что говорит Эдвард, откровенная правда — и потому мне так неприятно, то ли — откровенная ложь, очередная иллюзия, и я расстроена, потому что подспудно ее чувствую. Последнее время в его обществе я слишком часто теряюсь. Особенно после внезапных потрясений.
— Машина — это только «цветочки», так? — совладав с голосом, требовательно зову я, — потом будут решения весомее. Я не стану думать лишнего и запросто им подчинюсь. И вопросов задавать не стану, не то, что спорить.
Эдвард смотрит на меня снисходительно, медленно поглаживает мою ладонь в своей большим пальцем. Но в глубине его взгляда вижу неприятное удивление. Попала в точку?
— Ты зачем-то переворачиваешь с ног на голову мое желание дать тебе лучшее, Белла. Я называю это «забота». Ты обвиняешь меня в абьюзе.
Недавно я тоже посчитала это заботой. Там, в кофейне у Александерплатц, старалась найти варианты, оправдания и какие-то пути отхода. Сейчас не слишком в них уверена.
Травы альпийского луга очень громко колышутся на ветру. Я делаю глубокий, самый глубокий из возможных, вдох.
— Я знаю, что мы никогда не будем на равных. Но мне бы хотелось хоть немного приблизиться к этому… чтобы мы друг друга слушали.
Эдвард изгибает бровь.
— То есть, я тебя подавляю?
— Да.
Он резко выдыхает, едва ли не закатив глаза. А потом возвращается ко мне, решительно поймав взгляд и не отпуская.
— Отлично, Белла. Вот к чему мы пришли.
Эдвард злится, я вижу. Он строго злится, порой малозаметно, отнюдь неочевидно — особенно со мной. Но чем дольше я знаю его, тем проще это узнаю. Может быть, еще не все потеряно?
— Ты не посвящаешь меня в проблемы, которые возникают, — сдержанно продолжаю я, не хочу выходить на эмоции, они лишние, — и я остаюсь в стороне.
— Потому что это мои проблемы, Белла, — цедит мужчина, покачав на такое заявление головой. Говорит медленнее, акцентирует внимание на каждом слове. Немного краснеет его лицо.
— Если звонят мне, значит, не только твои, — всем тем же выдержанным тоном, бог знает откуда взявшимся, настаиваю я.
Каллен на мгновенье очень крепко пожимает мою ладонь. Смутившись своего жеста, поспешно ее отпускает. Теперь едва держит, дает мне право выбора — убрать руку или оставить. Я оставляю.
— Так вот в чем дело. «Порше» и я просто под горячую руку попали?
— Это все взаимосвязано, как звенья в цепочке, почему же ты не понимаешь? — в моем голосе пробивается капля отчаянья. Черты Эдварда, заострившись, суровеют.
— Чего ты хочешь, Белла? Разобраться с моим прошлым вместо меня?
— Я не хочу, чтобы ты так настойчиво пытался его от меня спрятать.
Не только первую, но и вторую его ладонь теперь глажу. Кожа у Каленна совсем холодная.
Он гипнотизирует меня взглядом, не иначе. Сжимает зубы, хотя старается этого избежать, прекратить. Мы оба периодически зависаем на грани сдерживания.
— Мое прошлое отнюдь нелицеприглядно, — в конце концов, заявляет Эдвард. Смотрит на меня словно бы надменно, но на самом деле — настороженно. Мое раздражение куда-то пропадает.
— Тем более тогда, — медленно глажу его руку от пальцев до запястья, намеренно чуть коснувшись часов, — я не хочу узнавать о тебе от кого-то другого. Гадать, чей это телефон и какого черта…
— Я сказал, что мы сменим тебе номер.
— Эдвард, — призывно, но мягко произношу его имя, подавшись вперед, — ты же понимаешь меня. Если мы собираемся делить будущее, то прошлое как минимум должно быть известно. Конечно же не сразу, может, постепенно, может, это займет какое-то время… но я тоже хочу, чтобы ты мне доверял.
Сокол поднимает голову, глядя на меня сверху-вниз. Отпускает мои ладони, одну из рук кладет теперь на талию. Я не отступаю, не протестую — его ладонь расслабляется, не держит меня теперь, гладит.
— Женщина, что вчера тебе звонила — и, вполне вероятно, на благотворительном вечере — мать моей бывшей любовницы. И формально — моя любовница тоже. Я понятия не имел, что они родственницы, это было много лет назад.
— И чего же она хочет?.. — стараюсь не заострять пока внимание на внезапно промелькнувших родственных связях. Этот клубок события явно куда запутаннее, чем мне казалось.
— От тебя? Я не знаю, Белла. Думаю, того, о чем прямо и говорит — чтобы ты свела на нет наше общение.
— Это месть? Или вы не так давно… расстались?
Эдвард сострадательно поглядывает на меня, немного нахмурив брови. Отвлекая сам себя, как впервые изучает пальцами пояс моего пальто.
— Давно. Извини, но не готов лезть в дебри этой истории, потому что даже не знаю, с какого конца начать. Если кратко, Изабелла, девушка — ее дочь — сделала аборт. Этого мать мне не простила.
Я аккуратно смотрю на бесстрастное лицо Сокола. Легко прикасаюсь к вороту пальто, погладив кожу шеи. Он выдает этот весомый кусок информации сплошным потоком и безэмоциональным тоном. Дабы сказать — и все, сказать — и пойти дальше.
— Два года назад.
— Да, — он сдержанно кивает, не выразив даже удивления моей внезапной логике. — Тот последний эпизод с алкоголем, про который ты спрашивала.
— Мне жаль, Эдвард…
Он осторожно гладит мою скулу, с тревогой заглянув в глаза. Хмурится и, похоже, бледнеет. Совсем немного, едва ощутимо, а пальцы его подрагивают.
— Некоторые вещи никак нельзя исправить. Но и принимать решение, в которых замешаны двое, в одиночку — недопустимо. Это не то же самое, о чем мы говорили. Но я призываю тебя, раз уж мы затронули эту тему, пока она актуальна — не поступай так со мной, Изабелла. Тут мне никакой контроль не поможет…
Я твердо, честно смотрю на него, слегка закусив губу от повлажневшего синего взгляда. Эдвард крепче держит меня за талию, уже — обеими руками.
— Об этом можешь не беспокоиться. Я тебе обещаю.
Сокол отрывисто, благодарно кивает. Неглубоко вздыхает, притягивая меня к себе. Возвращаются среди альпийского ландшафта наши объятья. Мне нравится.
Я чувствую, как крепко он держит меня, но при этом как ласково гладит мои волосы. Наклоняется к уху, полоснув кожу горячим дыханием.
— Пожалуйста, Schönheit, прими меня.
Он и надломлено, и строго, и призывно, и отчаянно это произносит. Я на мгновенье теряюсь, вздрогнув, и Эдвард поспешно объясняет. Дыхание у него слегка сбивается.
— Подарки, беспокойство, машину — все, Белла, прошу тебя. Это то малое, что я так хочу тебе дать… и что я могу предложить.
У меня в груди что-то обрывается, когда он так искренне и прямо все это говорит. Будто бы за себя предлагает, как гарантия, что я остаюсь. Будто бы что-то мне еще нужно, дабы с ним остаться.
Вот оно что.
Я медленно, расслабляюще глажу его спину. Не требую ни взгляда, ни каких бы то не было еще слов. Приникаю виском к его плечу, чуть поднимаю голову — касаюсь и подбородка. Всем своим видом, позой, движениями демонстрирую, что здесь. Эдвард путается пальцами в моих прядях.
— Главное, что ты можешь мне предложить — это себя, Falke, ты ведь понимаешь?
Хмыкает, горячо поцеловав мои волосы. Ничего не отвечает.
— Мне нравятся твои подарки и мне дорого твое внимание, Эдвард, как и твоя забота, — продолжаю, методично, разглаживая невидимые складочки его пальто, — но я не хочу, чтобы все это было как… откупное, вознаграждение?.. Понимаешь?
— Ты в конец меня демонизируешь, — недовольно бормочет Каллен, — правда так считаешь? Может быть, я и вовсе за секс плачу?
— Эдвард, — мягко усмехаюсь, погладив теперь его затылок, шею, — конечно нет. Я просто хотела бы, чтобы эти слова были озвучены.
Мужчина отстраняется от меня, самостоятельно разрывая наши объятья. Смотрит и подозрительно, и недовольно, и нежно. Я не видела прежде сочетания двух этих эмоций в нем.
— Ты совсем не понимаешь, что я к тебе чувствую, Изабелла, — выдыхает, натянуто улыбнувшись краешками губ, совсем грустно, — все, что я делаю — чтобы тебя порадовать. Или сделать для тебя лучше там, где я в состоянии. Я не покупаю тебя. Я же никогда не давал повода… или давал? Извини, если это было так. Но пожалуйста, прекрати воспринимать меня через матрицу материального. Нам обоим сразу станет легче жить.
Я привстаю на цыпочки и обнимаю его за шею. Эдвард трепетно целует мой лоб, убрав с лица длинную прядку. Выглядит поистине влюбленно. Нет больше в глазах выжженной земли, там теперь тихая, теплая радость. И спокойствие, наконец.
— Думаю, я научусь принимать подарки, — оптимистично объявляю я. — Но ты чуть умеришь свою щедрость и покровительство. Будем больше разговаривать и больше узнавать друг о друге. И станем ближе.
Сокол теперь откровенно улыбается моим словам, красиво, как только он умеет. И даже тронуто.
— Звучит как компромисс.
— Консенсус, — посмеиваюсь я. Легко, но несколько раз, его целую. — Я рада, что мы к нему все же пришли.
Над альпийским ландшафтом теперь снова солнечная погода. Ветер больше не треплет травы так истошно, они не шумят. И я слышу дыхание Эдварда, когда он усмехается. Принимает наши новые правила после так своевременно состоявшегося разговора. Он был нам нужен.
— Люблю тебя.

* * *


В послеполуденном свете комнаты, где правит еще не севшее октябрьское солнце, его кожа снова матовая. Как искусная художественная работа с продуманными деталями и выверенными полутонами, она безоговорочно притягивает мое внимание — не могу оторваться.
Так и останавливаюсь с двумя чашками молочного улуна в руках, прислонившись к дверному проему спальни. Эдвард пока меня не замечает. Без спешки переодевается, небрежно, скинув пуловер на ровную спинку комода, а в его ящике, отыскивая домашнюю рубашку. Я помню, она бордовая, с мелким рядком пуговиц и закатанными рукавами. Хорошая, приятная на ощупь рубашка. Но сегодня он ее не наденет.
Я захожу внутрь, аккуратно толкнув дверь бедром. Эдвард, оборачиваясь от комода, мне улыбается.
— Так быстро?
Я киваю, избегая ненужных сейчас слов. Опускаю свою ношу на прикроватную тумбочку — впервые за долгое время пустую от брошюр с «Порше» и наших телефонов. Чашки, касаясь деревянного покрытия, издают тихий стук.
Сокол, наблюдая за мной, пытается понять, что происходит. Но рубашки больше не ищет.
Я с предвкушением улыбаюсь сама себе, как следует теперь взглянув на Каллена. Его ничем неприкрытый, идеальный торс. Широкие плечи. Руки, которыми опирается на комод, с интересом на меня посматривая. И дорожку волос к паху — ровно на уровне ширинки темных джинсов, с которыми еще не расправился.
Прогулка была отличной, помимо разговора, нам удалось провести на солнышке пару часов — и пару чашек кофе. Пообедать в «Häppies» — еще одном культовом берлинском месте. Мы не так давно вернулись домой — времени еще достаточно. Тем более, сегодня воскресенье. В воскресенье принято как следует отдыхать.
Я медленно, давая рассмотреть каждое свое движение, подхожу к Соколу вплотную. Он было протягивает руку, чтобы обнять меня, но я уклоняюсь. Привстаю на цыпочки, легко поцеловав его щеку. Интригую еще больше.
Знаю, что буду делать. Знаю с того самого момента, как увидела полуобнаженного Эдварда в спальне, так причудливо и красиво освещенной этим днем. Здесь тепло, уютно и почти что сказочно — солнечные лучи, просачиваясь сквозь плотные шторы, по-особенному подсвечивают ткань.
Я целую Эдварда, не оставляя для него тайной ни одно свое действие. Неспешно, следую от щеки вниз. Уголок губ. Челюсть. Шея. Ключица. Грудина. Кожа чуть выше соска — по нему самому провожу языком, слегка прижав губами. Эдвард выдыхает, опустив голову. Я движусь левее по его телу, ближе к центру. Целую солнечное сплетение. Опускаюсь к животу. Глажу его спину, получая самое настоящее удовольствие от ощущения теплой упругой кожи под пальцами. Затейливые узоры веду языком — до пупка, затем ниже. Глубоко, не жалея силы, целую кожу у его паха. Оглаживаю бедра, задержавшись на поясе джинс. Эдвард, утробно простонав, гладит мои волосы.
— Ох, Schönheit…
Меня подбадривают нотки желания в его голосе. Такого темного, вязкого, в чем-то даже уставшего. Эдвард заслужил свое удовольствие сполна и я, благо, более чем в состоянии ему это удовольствие доставить. Распускаю застежку джинсов, расстегиваю ширинку. Целую его пока еще через ткань боксер. Тонкая, немного жестковатая, она создает особенные ощущения, знаю. Правой рукой Эдвард опирается о комод. Задвигает ящик, прижавшись к нему ближе. А вот левой теперь как следует придерживает мою голову, потягивает пряди.
Расправляюсь с джинсами, помогаю Эдварду их снять. Активнее и сильнее теперь, заходя на новый круг, его целую. Каллен откровенно стонет, пробуждая мое собственное желание из самой глубины тела. От ощутимого напряжения внизу живота и я теперь дышу чаще. Но это потом.
— Белла, — завороженно произносит мое имя Сокол, когда стягиваю ниже его боксеры. В высшей мере эстетичную и эротичную картину наблюдаю, легко погладив пальцами его эрекцию. Эдвард вздрагивает и, возбужденно нахмурившись, чуть ведет бедрами вперед.
— Белла, — уже не просто зовет, просит он.
Я не заставляю Эдварда ждать еще дольше. Не тороплюсь, но не мучаю больше. Не целую, теперь как следует беру в рот. Сокол шумно, сбито дышит, почти с мукой глядя на меня, когда снова останавливаюсь. Потрясающее ощущение — так ясно видеть его эмоции, так безоговорочно на них влиять. Мне кажется, я начинаю понимать всю прелесть контроля — в постели так точно. Или у комода, раз уж на то пошло.
Я не даю Эдварду выбрать ни глубину движений, ни скорость. Сама, то наращивая, то снижая темп, веду его к краю. Изредка помогаю себе руками, но в большей степени занимаю их его телом. Заново изучаю каждый сантиметр его паха, глажу внутреннюю сторону бедра, когда подается мне навстречу, шире раздвинув ноги. Беру в ладонь, легко проведя ногтями по теплой коже, его мошонку. Эдвард пьяно смотрит на меня с высоты своего роста. Белеют его пальцы от того, с какой силой держится за комод. И краснеет, наполняясь предвкушением разрядки, лицо. Великолепное зрелище.
Но не так быстро. Останавливаюсь, отстранившись на пару секунд. Теперь только целую, ничего больше. Эдвард призывно стонет, вздрагивая от каждого моего прикосновения к возбужденной плоти. Совсем часто и сбито дышит.
— Zu tode(до смерти).
Я ласково, многообещающе ему киваю. Моя любимая немецкая фраза.
Каллен низко, облегченно рычит, когда я возвращаюсь. Левой рукой старается удержать меня рядом подольше, требует себе хоть немного контроля над ситуацией. Я сдаюсь ему на пару секунд, подстраиваясь под каждое движение. Ища опоры, Эдвард спиной опирается о комод, задыхается.
Еще немного.
Я отстраняюсь во второй раз. Игнорирую вздрогнувшую руку Эдварда, которой останавливает свое прямое намерение меня вернуть, его тихие стоны, перемешанные с одним словом: «пожалуйста», и то, как пронизывающе на меня смотрит. Я опять целую его пах, не обделив своим вниманием ни одну клеточку. Веду языком по складкам у бедра. Крошечные засосы оставляю на его внутренней поверхности, отчего Эдвард немного выгибается. И на сей раз беру в рот его мошонку. С чуть большей силой, чем ожидает.
Вот теперь Сокол стонет громко. Дрожит всем телом, толком и не зная, что со мной делать. От напряжения проступают все вены на его ладонях, теперь ими обеими упирается в комод.
— Donnerwetter!..
Я возвращаюсь, удовлетворившись отчаяньем в его тоне. Веду глубоко, быстро — как следует, как он хочет. Смотрю в глаза. В почерневшем, наполненном похотью взгляде почти вижу свое отражение. Он отвечает мне отчаянно и рвано, с трудом успевая делать вдохи. Крепко, на грани с болью, держит мои волосы. Приоткрытые губы, покрасневшая кожа щек, дрожащие ресницы, распахнутые глаза, мраморные разводы вен на лбу… ну вот оно.
Низко, до боли сексуально застонав, Эдвард кончает. Отпускает комод, держит меня обеими руками, запрокидывает голову. Все, что слышу в комнате теперь — его дыхание. А чувствую — затихающую пульсацию. Утешающе, нежно глажу его бедра. Не отстраняюсь раньше времени, даю сполна насладиться удовольствие. И только потом несколько раз легко целую головку. Эдвард вздрагивает, хрипло что-то пробормотав. Медленно открывает глаза.
— Девочка моя…
Я улыбаюсь, мягко погладив его руки возле себя. Забираю себе правую ладонь, целую, легко тронув языком, каждый из его пальцев. Эдвард, все еще не совладав с дыханием, зачарованно за мной наблюдает.
Этот его несколько потерянный посторгазмический вид, то, как убирает со вспотевшего лба волосы, как чуть хмурится, отходя от удовольствия, как проникновенно на меня смотрит — лучшая награда за старания.
— Иди сюда, — прошу, поднимаясь на ноги. Веду его к нашей постели, откидываю с нее покрывало. Кладу подушки одна на одну, кивая Эдварду на получившееся место в импровизированной ложе. Это еще не конец спектакля.
— Что же ты делаешь, Schönheit? — и возбужденно, и восторженно шепчет он. Но ложится. И требует моей очевидной близости, перехватив ладонь.
— Я здесь, — обещаю, наклонившись к его лицу и мягко, без толики страсти, погладив по щеке. — Обожаю тебя.
Эдвард игриво улыбается, с удобством устроившись на подушках. Он полулежит теперь, все еще обнаженный, с любопытством разглядывая мою так и не снятую одежду. Остывает на тумбочке наш молочный улун.
Я не планировала это маленькое представление, но уповаю, смогу с ним справиться. Поворачиваюсь лицом к Эдварду, сажусь на постели чуть ниже его бедер. Потягиваюсь, немного запрокинув голову. Неспеша тянусь к низу своей кофты, поднимаю ее вверх. Прежде чем снять, задерживаюсь пальцами на каждой складочке, каждом неярком узоре рисунка. Медленно, подавшись вперед, стягиваю с себя этот элемент одежды. Эдвард, не отрываясь, за мной наблюдает. Почти не улыбается теперь.
Сегодня на мне правильный лифчик, чудится, скоро я только кружевные и стану покупать, раз ему они так нравятся. Каллен с любованием и очень темным, ясным огнем в глубине зрачка оглядывает мое белье. Движется пальцами точно вдоль оборок, но не пытается пока коснуться. Ждет.
— Ты мне не поможешь?
Эдвард прищуривается, когда прошу его расстегнуть застежку моих джинс. Вот теперь прикасается к коже как следует, обводит круг точно по контуру пояса, шаловливо проникнув книзу спины. Оставляет после себя горящий, саднящий след. Еще с момента минета я один на один со своим желанием, надо что-то с этим делать.
Отстраняюсь, с той же неторопливостью сняв джинсы. Присаживаюсь обратно к Эдварду, что не может оторвать взгляда от теперь полноценного комплекта моего белья. Самовольно прикасается к трусикам, следует рукой вдоль их полупрозрачного материала. Медленно, кончиками пальцев, гладит лобок. Теперь задыхаюсь я.
— Иди ко мне, Изабелла, — низко, сексуально зовет Сокол, призывно подвинувшись на своем месте. Вся его правая ладонь уже отнюдь недвусмысленно накрывает собой мой пах. Сквозь тонкую ткань, подушечки пальцев массируют клитор. Ох, черт.
Я не даю ему поменять нас местами. Опираюсь о грудь и сама пересаживаюсь прямо на его бедра. Нас по-прежнему разделяет тонкий кусочек ткани моих трусиков. Жар Эдварда под ними ощутим лучше всего иного. В спальне, благодаря садящемуся солнцу, становится чуть темнее.
Как я хочу сохранить в памяти его лицо сейчас. С пылающими, живыми глазами, этим сладострастным выражением, предвкушением, светлой кожей… запахами… звуками… ощущениями. Место не имеет никакого значения — и здесь, и на Мюггельзе я одинаково глубоко влюбляюсь в Эдварда. И одинаково сильно его хочу.
— Сегодня тебе придется слушаться, — шепотом объясняю, перехватив обе руки и заводя их ему за голову, к изголовью. Эдвард с легкостью может нарушить такую позу, наручников у меня нет, да и сил сдержать его тоже, но он не препятствует. Держит ладони на изголовье постели, избегая желания меня коснуться.
— Ты не устаешь меня удивлять.
Я кривовато, весело ему улыбаюсь.
— Это только начало.
Снимаю лифчик, к неудовольствию Эдварда, самостоятельно. Задержав каждую из шлеек на плечах, мягко спускаю его вниз на пару секунд позже обычного. Не описать, что чувствую, когда Эдвард так смотрит на мою грудь. Поразительное ощущение — быть настолько желанной им женщиной. Я на многое за это готова пойти.
Приникаю к его телу, не оставляю между нами ни сантиметра свободного пространства. Эдвард дышит часто, но глубоко, следуя губами по моему лицу, волосам, шее. Не касается, не нарушает правил. Я довольна. Кладу свои руки поверх его, придвигаюсь ближе, приподнимаюсь выше. Сокол, не теряя времени, как следует целует мою грудь. Одними лишь губами и языком уверенно забирает себе первенство. Я задыхаюсь от удовольствия, боюсь шелохнуться, только бы он не прекращал. Я очень, очень хочу кончить наконец… чтобы он это сделал… как всегда…
— Любовь моя, — пронизывающе, низко рычит Эдвард. — Давай… удивительная моя девочка, давай!..
С трудом, но возвращаю себе контроль над ситуацией. Пожав ладони мужчины, простонавшего в ответ, все же медленно отстраняюсь. Кожа призывно пульсирует и горит, требует вернуться, требует его… боги. До оргазма мне оставалось меньше секунды!
Я сажусь на постели, кое-как вспоминая, ради чего все это затеяла. Успокаиваю дыхание. С Эдвардом всегда сложно остановиться.
Тянусь к прикроватной тумбе, из верхнего ящика достаю синий пакетик. Каллен, немного запрокинув голову, призывно за мной наблюдает. Улыбается, довольно поморщившись, когда надеваю на него презерватив. Трусики снимаю быстро.
Сокол подвигается чуть выше, дает мне больше места для маневра. Он сгибает в коленях ноги, обеспечивая мне опору. Придержавшись за его грудь, я медленно, осторожно опускаюсь обратно на его бедра. Задыхаюсь, сорвано, отчаянно застонав. Так хорошо, что почти больно. Так глубоко, так ясно, что нет никаких сил. Истошный огонь, не затихающий внизу моего живота все это время, вспыхивает с новой силой.
Поднимаю глаза на мужчину. Все еще вижу его руки у изголовья, возбужденное лицо среди подушек, напряженное, ожидающее меня тело. Слышу такой же прерывистый, резкий вдох. И сдаюсь, проникнувшись новым уровнем ощущений.
— Касайся меня, пожалуйста! — тихо, чуть не плача, прошу.
Каллен не мучает меня, не заставляет ждать. Почти сразу его теплые, широкие ладони накрывают мою спину, оглаживают бедра, убирают с лица, с груди мои волосы. Я выгибаюсь, сделав первое движение, и он придерживает меня, дает опору.
— Как же я тебя хочу, — стону, откровенно признавая это, после каждого толчка. Жмурюсь, но отговариваю себя, хочу видеть его лицо. Всматриваюсь в каждую черту, сполна проникаюсь моментом. Рано мне еще так откровенно руководить… или просто день такой выдался… я хочу Эдварду подчиниться. Как никогда хочу довериться. И больше ни о чем не думать.
Мне кажется, он понимает. Знает все мои эрогенные зоны, все чувствительные места. Не дает усомниться в своих умениях. Позволяет насладиться откровенной, сексуальной, глубокой любовью. Только по любви может быть такой секс.
Я утопаю в его прикосновениях. Поцелуях. Словах. Движениях. Я не могу найти между ними грани, как следует проникнуться каждым, вкушаю все сразу, жадно и отчаянно. Иступлено двигаюсь, ловлю малейшее движение, то и дело закусываю губу.
Накрываю своей его руку на моей груди, задыхаюсь, инстинктивно ускоряясь. Знаю, что Эдвард не оставит меня, знаю, что не прервет сейчас, но все равно это боюсь. Облегченно, восторженно вскрикиваю, подавившись жаром комнаты. Кончаю, всем телом приникнув к его руке, сжавшись, впитывая удовольствие до самой последней капли. Задыхаюсь, но боюсь как следует вдохнуть.
У меня никогда еще не было такого сильного оргазма. Даже с ним.
Эдвард успокаивающе, утешающе гладит мое тело. Я хмурюсь, дрожью отвечая на каждое его прикосновение. Болезненное, исчерпывающее удовольствие потихоньку затихает. Я знаю, что еще должна ему оргазм. Еще немного…
— Sonne?..
Он выглядит обеспокоенным моей реакцией, куда-то улетучивается возбуждение. Не хочу этого допускать. Качаю головой, откинув с лица волосы.
— Дай мне руки, пожалуйста, дай мне руки!..
Я не уверена, что Эдвард готов требовать у меня заслуженное удовольствие. Выглядит все так, словно бы он и думать об этом забыл, скорее по-настоящему взволнован моим видом. Но это лишнее. Это просто было слишком сильно, я не привыкла к такому… он сам говорил, что такое бывает. А я еще думала… я еще…
Мы быстро восстанавливаем требуемый темп. Эдвард дает мне опору своими руками, а я, двигаясь как можно глубже и быстрее, стараюсь ему улыбнуться. На постепенно затягивающееся предвкушением разрядки лицо смотрю с нежностью. Впиваюсь ногтями в его ладони на последних трех, самых сильных, самых ярых толчках. До крови прикусываю губу, когда чувствую обжигающее тепло внутри. Эдвард стонет, еще пару секунд продолжая двигаться. На виске его пару капелек пота, губы приоткрыты, но совсем сухие.
— БЕЛЛА.
…Постепенно оргазм отпускает его, а в глаза возвращается беспокойство.
Я ложусь на его грудь, крепко обняв. Сбито, сорвано дышу, то и дело кусая губы. Меня успокаивает такая откровенная его близость, тепло, прикосновения, когда легко гладит мою спину. И обнимает в конце концов. Привлекает еще ближе к себе.
— Что с тобой, моя девочка? — ласково, тихо зовет, приглаживая волосы.
Я судорожно вздыхаю, на мгновенье зажмурившись.
— Белла? — громче, с настоящей тревогой теперь спрашивает Сокол, — что, расскажи мне.
— Все в порядке…
— Ну как же в порядке, — Эдвард, сдерживая себя, сильнее гладит мои волосы, всю спину, — ты что же, плачешь? Посмотришь на меня?
Я все же поднимаю голову. Улыбаюсь, широко и честно, хотя и слезы чувствую — совсем немного, но факт. Озабоченное лицо Эдварда становится мрачнее, когда он их видит. Он так нежно, так трепетно касается моей щеки… смущаюсь.
— Боже мой, Schönheit…
— У меня никогда не было так… сильно, — поспешно признаюсь ему, пока не придумал чего-то лишнего. Время идет, я немного успокаиваюсь и ситуация становится яснее. Теперь я понимаю, в чем дело.
Указываю на слезы, самостоятельно стерев пару слезинок.
— Это — как итог.
— Я сделал тебе больно?
Медленно, не давая ему и шанса в это поверить, качаю головой. Указательным пальцем провожу по глубокой бороздке на его лбу, хмурым морщинкам между бровей.
— Нет, Эдвард. Ты доставил мне слишком много удовольствия — разве что, обвиняй себя в этом.
Недоуменный Каллен хмурится сильнее. По всей длине теперь гладит мою спину, ищет на ощупь покрывало, чтобы на меня накинуть. Расправляется с презервативом и возвращается ко мне, снова обнимая.
— Ты сам говорил, что эмоции порой бывают особенно сильные, — объясняю ему, припомнив наш разговор в домике у Мюггельзе, — это тоже самое. Знаешь, а я ведь в собственную ловушку попала… хотела до Zu Tode довести тебя.
Я расслабляюсь, окончательно унимаясь. Теперь эти эмоции на высоте оргазма кажутся чем-то потусторонним, малозначащим. Занимает свое законное место исчерпывающее, потрясающее удовольствие. И мне теперь по-настоящему хорошо.
— У тебя получилось. Коварный план.
— Я старалась, — хмыкаю, погладив пальцами его татуировку. — Может, немного даже чересчур.
Эдвард вздыхает, с тревогой посмотрев на мое лицо. Снова.
— Ты правда в порядке, Белла? Пожалуйста, я беспокоюсь.
— Правда, — целую его влажный лоб, а потом область у виска. Улыбаюсь, теперь без боли, теперь — только лишь с радостью. Глажу угол его челюсти, не разрывая нашего взгляда.
Эдвард, пусть и не сразу, но перестает хмуриться. Глубоко вздыхает, обнимая меня обеими руками. Целомудренно целует в губы.
— Ты совершенно невероятное создание, Schwalbe, ты знаешь?
— Только когда я рядом с тобой, — шепотом признаюсь ему, погладив по груди. Мне нравится, что мы лежим все так же близко к друг другу. Я бы и не вставала.
Эдвард очаровательно, тепло улыбается. На щеках его проступают ямочки. Но взгляд остается серьезным, пусть и пронизанным обожанием.
— Я бесконечно люблю тебя, Белла.
Я проникновенно, глубоко, но нежно, его целую. Шепчу чуть отстранившись, у самых губ.
— Я тоже.
Солнце почти село. В спальне скоро будет темно — растворяются узоры от штор, пропадает волшебная атмосфера затейливого света. Или, вернее, перемещается. Теперь она сияет внутри нас.
Я обращаю внимание на Эдварда на остывший чай на прикроватной тумбе.
— С доставкой в постель.
Он смеется, поправляя подушки и давая нам обоим с удобством сесть, оперевшись на них. Протягивает мне мою кружку.
Это еще одно удивительное воспоминание. Эдвард настолько рядом, что чувствую его каждой клеточкой. Правой рукой перехватив чашку, левой он обнимает меня, согревая. Помимо простынки поверх всего тела, на нас ничего нет. Время от времени целуя мои волосы, Сокол тихо что-то напевает. Я, улыбаясь, лениво черчу узоры на его груди. В комнате царит уютный полумрак. И запах секса. И мандаринов. И улуна.
Идеальное воскресенье.



Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
Категория: Фанфики по Сумеречной саге "Все люди" | Добавил: AlshBetta (13.10.2021) | Автор: Alshbetta
Просмотров: 1061 | Комментарии: 2 | Теги: AlshBetta | Рейтинг: 5.0/8
Всего комментариев: 2
0
2   [Материал]
  Спасибо .

1
1   [Материал]
  Спасибо за главу)

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]