Kapitel 13. Charité
Teil 2. Schlag
Teil 2. Schlag
*Schlag - удар
Снег сможет меня согреть,
Ты помоги ему душу мою отпеть –
Здесь некому будет.
Сном белым к тебе приду,
В мысли твои войду,
Там для себя приют найду.
Ты помоги ему душу мою отпеть –
Здесь некому будет.
Сном белым к тебе приду,
В мысли твои войду,
Там для себя приют найду.
У меня столик на двоих у трехстворчатого окна. Лучший столик в «Сиянии» - с полноценным обзором на весь зал, бар и входную дверь, но в то же время в уединенном уголке заведения. Никто не мешает разговаривать, мимо не ходят многочисленные вечерние посетители, бариста, как правило, обносят кофе к ближайшим столам другим путем.
У меня столик на двоих у трехстворчатого окна, лучший в «Сиянии», потому что я здесь с четырех часов дня. Не могла найти себе место дома, порывалась прийти еще раньше, но не хотелось показываться в кофейном баре прежде, чем начнется смена Дамиано. Волею судьбы – или случая – по средам он всегда работает в «Сиянии». Сдержал слово проследить за нашим с Эдвардом нейтральным общением, если эту встречу можно так назвать. Вчера, когда мы вместе позавтракали на его маленькой кухне чиабаттой, запечённой с моцареллой и томатами, осторожно напомнил о своем предложении еще раз. Я же, и так назначившая Каллену встречу в кофейном баре, согласилась.
Дамиано и сегодняшним утром краткой смс-кой спросил, как у меня дела. Соврала, что много работы, ничуть не переживаю. На самом деле остаток недоделанной в понедельник работы я закончила еще вчера. Эммет в экстазе. На этой неделе, можно считать, у меня незапланированный отпуск. Вот она, занятость в качестве отвлечения... рабочая схема.
Я сижу к окну спиной. Вижу каждого, кто заходит в «Сияние», хотя далеко не каждый видит меня. Однако Эдвард, толкнувший от себя тяжелую деревянную дверь ровно в 19-00, словно бы на меня настроен. Никого больше в баре нет. Никто не заслоняет меня, не загораживает проход, чересчур медленно надевая верхнюю одежду. С поразительным терпением мистер Каллен пропускает каждого, кому нужно к выходу, проходит мимо всех столиков, игнорируя и интерьер бара, в котором никогда не был, и девушку-бариста, недвусмысленно на него засмотревшуюся, и кофемашину, огромную, за которой работает Дам. Идет ко мне.
Я не видела Эдварда меньше двух суток. Однако у меня ощущение, что больше двух недель. Между нами разверзается глубокая, беспросветная пропасть. Ее заполняет беспокойство, чувство потерянности, страх. И тревога. Нарастающая, проникновенная, колючая. Оплетает мое горло, не дает нормально вздохнуть.
На нем черные брюки, аспидная водолазка, темно-серое пальто в мелкую клетку, которого я еще не видела. Неимоверно стильный, но мрачный образ. Лицо бледное, но мне ли об этом говорить. Губы – тонкая скорбная полоска, печально знакомая мне с понедельника. Под глазами синеватые круги, ободки век темно-красные, словно бы воспаленные. Но вот синий взгляд как никогда живой, пронизывающий и безотрывный. Эдвард меня словно сканирует, пока приближается к столику. Судя по всему, то, что он видит, его немного, а успокаивает. Моя бледность никогда не была тайной, ночью я не плакала, волосы собрала в пучок на затылке, а синяки надежно скрыты под длинными рукавами сизой кофты. Самый стандартный вид.
Сокол останавливается возле пустого деревянного стула. Легко касается длинными пальцами его спинки. Краем глаза я подмечаю, что костяшки сбиты в кровь.
- Здравствуй, Schönheit, - отвлекая меня от собственных рук, негромко приветствует Эдвард. Довольно ровным тембром, спокойным. Слишком спокойным, я бы сказала. Совсем на него не похоже. Ни эмоции, ни чувства.
- Здравствуй.
- Я могу присесть? – мужчина смотрит на меня сверху вниз, но это другой взгляд, не тот, не из его квартиры в понедельник. Он как будто местами нас меняет. Спрашивает моего разрешения. Зачем только...
- Конечно.
Мне импонирует, что я тоже веду себя достаточно повседневно. Спокойно, уверенно, осторожно. Мы оба с ним как на минном поле. И оба до жути боимся оступиться.
Эдвард садится на свободный стул. Едва заметно морщится – на мгновенье узкая горизонтальная морщинка прорезает лоб. Спина у Сокола неестественно прямая, вид строгий. Он и шел сюда по-особенному, без привычного уверенного шага, скорее в военном стиле, отрывисто. Только сейчас это понимаю.
- С тобой все хорошо?
Нет больше на лице ни хмурости, ни сомнений. Либо Эдвард замечательный актер, либо с ним и вправду ничего страшного не случилось. Впрочем, руки на стол мужчина не кладет.
- Да, моя радость, спасибо. А как ты себя чувствуешь?
Меня заживо режет словосочетание «моя радость». Эдвард его произносит так просто и легко, несложно поверить, что ничего и не было. Я не могу забыть случившегося, я не могу выкинуть из головы его взгляд и эти яростные удары невдалеке от меня, но и всю ту любовь, всю ту нежность, что дарил мне, я тоже помню. День ото дня. Ночь за ночью. Мои чувства к этому мужчине слишком глубоки, дабы так просто их отбросить. Бесчеловечно пытаться сделать это сейчас.
От своей слабости мне хочется разрыдаться. Я соскучилась.
- Я в порядке.
Вздрагивает краешек его губ, но не более. Эдвард принимает такой ответ. Задумчиво смотрит на гладкую поверхность стола.
- Мне очень жаль, Изабелла. Я виноват перед тобой и прошу прощения за все, что случилось. Ты имеешь полное право злиться на меня и я это понимаю. Я благодарен, что ты согласилась со мной встретиться.
Периодически он смотрит мне в глаза. Подкрепляет покорным, искренним взглядом каждое слово. Но голос все равно какой-то неживой. И слова такие... сложные, ясные, ровные. Он будто бы готовился к этому извинению несколько часов. Подбирал тон, речь и эмоции.
- Тебе правда жаль?..
Моя наивная, детская почти реплика рушит его отточенное спокойствие. Пробивает эту продуманную броню. Но ведь мы пришли разговаривать! По возможности честно.
- Конечно, Белла, - теперь синие глаза нездорово блестят, - я не смог совладать с собой и ты пострадала. Больше такого никогда не повторится.
Я складываю руки на столе перед собой. Придерживаю рукава кофты. Эдвард очень старается на них не смотреть.
- Я не злюсь на тебя.
- Злишься, - безапелляционно, но мирно констатирует он, медленно качает головой, - все в порядке, так и должно быть.
- Ты никогда так со мной не разговаривал.
- Как в понедельник?
- Как сейчас.
Эдвард сглатывает, принимая второй удар по выстроенной тактике разговора. Я снова проникаю глубже, чем он бы хотел. Минное поле теперь повсюду, избавления от него видно. Но когда, как не под страхом подорваться, мы говорим самые сокровенные и честные слова? Это их время. Иначе эта неподъемная земля, взорвавшись, нас под собой похоронит. Со всей пресловутой любовью.
- Я не знаю, как мне следует вести себя сейчас, Schatz, - негромко говорит Каллен. – Мне сложно выразить, насколько я раскаиваюсь. Что я могу для тебя сделать?
- Не пытайся продумывать каждое свое слово, Эдвард.
Он безрадостно, совсем скорбно усмехается. Подвигает стул ближе к столу. Снова на лбу эта странная узкая морщинка.
- Где ты провела ту ночь? Если можешь, скажи мне...
Вот теперь в баритоне пробивается отчаянье. Застарелое, покрытое тонкими переплетениями боли. Эдварда как режут по живому. Он прячет это, но оно налицо. Пресловутая ночь вторника никому не далась легко, очевидно же.
- Я переночевала у друга.
Мужчина делает все, дабы сохранить лицо. Принимает такой ответ удивленно, но спокойно. Внешне. Но я вижу, что под столом сжимается его левая ладонь в крепкий кулак. Поднимаю глаза вверх, вижу, как несет постоянному клиенту его лунго Дамиано. Наблюдает за нами.
Эдвард перехватывает мой взгляд. Неспешно, будто бы между прочим, оборачивается. Судя по тому, как заостряются его черты лица, он понимает, что речь идет о Дамиано. Далее следует неглубокий вдох.
- У этого друга?
- Да. Мы встретились в кофейне и он мне помог.
- Почему... почему ты не вернулась домой, Schönheit? – он правда пытается понять. Не издевается, спрашивает, ибо не знает. Даже не догадывается?
- Разве ты не ждал меня у дома?
Эдвард хмыкает. Пару раз быстро моргает. Кивает, признавая поражение.
- Он ничего не позволил себе? Этот друг?
Сокол до безумия ревнивый, я уже выяснила это. Но сейчас он ведет себя на зависть примерно. Потрясающим образом контролирует и тон, и эмоции. Ничего лишнего ни в чертах, ни во взгляде. А вот кулак до сих пор сомкнут. Костяшки скоро начнут кровоточить...
- Нет. Я же говорю, он мне помог.
Эдвард берет минуту на раздумья. Он так недвижно, мрачно сидит на своем месте, что я задумываюсь, не решится ли сейчас впечатать в стенку Дама, как Керра в свое время. Мне на счастье, мужчина все же начинает говорить:
- Изабелла, я понимаю твое стремление наказать меня. Я заслуживаю наказания и поверь, сам устроил его себе уже не один раз за эти дни. Но отключать телефон и проводить ночь с этим... другом, бог знает где... тебе не кажется, что это чересчур?
Ему труднее подбирать слова, это очевидно. Но Эдвард исправно старается. И мне хочется постараться так же спокойно ему ответить.
- Дамиано на самом деле мне просто друг. Не отключи я телефон, ты бы настаивал на встрече. Разве что-то изменилось бы, если бы я просто не отвечала?
- По крайней мере, больше шансов, что ты невредима, - несколько безумно поглядывает на меня Каллен, голос его на последнем слове срывается, дрогнув, - а так... ты хотя бы представляешь, что я успел придумать себе?
- Ты очень меня напугал тем... ударом, - признаюсь, почувствовав знакомый ком в горле и что есть мочи стараясь его игнорировать, - извини, но о тебе у меня плохо получалось думать... в понедельник.
Эдвард морщится, словно бы я дала ему пощечину этим объяснением.
- Но разве же я могу причинить тебе зло? Schönheit! Как бы я посмел?!
Я невесело усмехаюсь. Не думаю, не анализирую, действую наобум. Спускаю вниз рукава своей кофты.
- А боль? – риторически спрашиваю, наблюдая за тем, как разгораются костры в его глазах.
Эдвард исступленно смотрит на ясные темно-багровые отметины у меня на руках. Они стали четче, словно бы издеваясь. Левое запястье еще побаливает, правое – нет. Как идеально совпадают контуры с его ладонью... он видит, к гадалке не ходи, прекрасно это видит. Постепенно его ровное прежде дыхание сбивается. Мне чудится, я слышу скрежет зубов.
- Я представляю, какое отвращение ты ко мне чувствуешь. Но я все равно противен себе гораздо больше, Белла. И куда сильнее сам себя ненавижу.
- Это простая боль, малозначащая, - качаю головой я, не побоявшись встретиться с ним взглядом, - я бы и не обратила на нее внимания, мне плевать, Эдвард. Но твои слова. То, что ты говорил. Зачем?
Каллен подается ко мне чуть ближе. Глаза его и горят, и переливаются, и блестят. Зрачки темнеют и расширяются, как тогда. Под кожей ходят желваки.
- Я говорил тебе, что подростки в своей любви категоричны, безрассудны, и часто излишне усердны в своих стараниях. Но я и допустить не мог, насколько сам способен перегнуть палку, вроде бы считая себя взрослым мужчиной. Все, что я говорил, как обошелся с тобой – признак ужасающей слабости. Я целиком и полностью признаю свою вину.
- Боже, ты ведь не в полиции, Эдвард! Что за эксклюзивные признания?
- Schönheit, мой страх оттолкнуть и потерять тебя перешел все черты. Вылился в это сумасшествие. Я думал, что помогаю, защищаю и способствую твоему успеху. Самый настоящий идиот. Эти самовольные нарциссические порывы едва не стоили мне тебя. Я очень надеюсь, что еще можно что-то исправить... что не стоили...
- Господи, я чувствую себя как в театре! – морщусь, закрыв ладонями лицо и уперевшись ими в стол. Не понимаю, чего хочется больше: закричать или расплакаться. Никогда прежде рядом с Эдвардом мне не было настолько плохо.
Слышу рядом какое-то движение. Появляется явственный запах кофе.
- Все в порядке, Белла? – откуда-то сверху зовет Дамиано. Стальным голосом.
Эдвард, стрельнув в него взглядом, мрачно глядит на кофе на подносе бариста.
- Все отлично. Принесете нам американо, Дам...Дамиано? – подмечает его бейджик, стараясь не повысить голоса и не сделать его чересчур жестким. На выбеленном лбу теперь много мелких морщин.
Дамиано Эдварда целенаправленно игнорирует.
- Белла? – настойчиво, никуда не уходя, повторяет он.
- Все хорошо, Дам, - убираю руки от лица, садясь ровнее. Делаю глубокий вдох, выдавив парню улыбку. – Кофе был бы кстати. Можно мне латте?
Итальянец, проследив за моим взглядом еще пару секунд, неспешно кивает. Намеренно отходит от столика, медленнее, чем нужно. Ставит на соседний две чашки эспрессо.
Эдвард дышит практически неслышно. У него на лице беспристрастная маска.
- У тебя хороший друг.
- Я знаю.
- Он считает, я опасен?
- Скорее, хочет в это верить.
- Но разве же тебе нужна от меня защита, Изабелла?
Я складываю руки на груди, крепко сжав их в замок вне зоны видимости Каллена.
- Прежде я всегда искала защиту у тебя.
Уголок его губ вздрагивает. Во взгляд пробивается боль.
- Что же изменилось?..
- Ты едва не пробил стену в коридоре. В следующий раз на месте стены могу оказаться я.
- Изза, да разве бы!..
Эдвард вздрагивает всем телом, резко взмахнув в воздухе рукой. Такой стандартный, яркий жест непринятия. Разочарования. Попытки убедить, что это не так, что подобного не произойдет, я преувеличиваю. Но его ладонь появляется из-под стола столь внезапно... и так близко ко мне... и так... так резко.
Я зажмуриваюсь, без лишнего крика, без лишней эмоции дернувшись в сторону. Автоматически, я не контролирую это действие. Тело само решает. Ему виднее. Оно устало. И я устала. Как же чертовски я устала... и как мне хочется зарыдать в подушку прямо сейчас.
Эдвард останавливается на половине жеста. Замирает в пространстве, застывает его лицо. Осекается на полуслове, словно забыв, что именно хотел сказать. Медленно, давая мне рассмотреть это в малейших деталях, опускает руку. В его чертах практически физическая боль.
- Schwalbe, послушай, - наклонившись к самому столу, невдалеке от меня, но на достаточном, успокаивающем расстоянии, шепотом говорит мужчина, - послушай и запомни: я никогда не трону тебя и пальцем. В каком бы состоянии ни оказался, насколько бы ни был зол или расстроен. Никогда и ни за что я намеренно не причиню тебе боли. И уж тем более не посмею ударить.
Я закусываю губу, все еще не зажившую, низко опустив лицо. Оно неотвратимо краснеет от приближающихся слез. Я дрожу, и Эдвард это видит. Но слава богу, не пытается сейчас меня коснуться.
- Ты используешь слова. Ты прекрасно бьешь словами.
- Я не имел права решать за тебя по поводу работы, Белла, - раскаянно признает мужчина, тщательно следя за каждой моей эмоцией, каждым движением, - конечно же не имел. Это мой самый большой просчет. Прости меня.
Я поднимаю на него глаза. Сдерживаю слезы из последних сил.
- Ты правда хочешь от меня подчинения? Полного надо мной контроля?
Эдвард отвечает ровно и быстро:
- Нет.
- Ты сам себе противоречишь.
- Нет, не хочу и никогда не хотел. Я неправильно выразился тогда, хотя считал себя умным человеком, - с отвращением фыркает Эдвард, - на самом деле я последний ублюдок. Белла, я имел в виду, что хочу всегда быть для тебя надежным тылом и помощником. Чтобы я был в состоянии решить любую твою проблему, чтобы с любой трудностью, даже самой мелкой, ты могла прийти ко мне. Не подчинения, нет. Доверия.
У меня щемит в груди. Нестерпимо.
- Я доверяла тебе больше всех.
Эдвард сострадательно, нежно смотрит на мое лицо. Не отпускает взгляда.
- Если ты мне позволишь, я сделаю все, чтобы твое доверие вернуть. Прошу, Schönheit.
Дамиано приносит нам кофе. Демонстративно не замечает Эдварда, ставит передо мной латте, подает чайную ложку и салфетки. И лишь потом переставляет на стол американо для Каллена. По бокам белой кружки имеются кофейные подтеки. Но на это всем плевать.
- Если что, я за баром, Изза, - указав мне на кофе-машину, напоминает парень. Я благодарно, насколько могу, ему киваю. Забираю себе латте. Пальцы дрожат, никак не удается нормально взять стакан. Но мне бы хоть глоток сделать. Немного отвлечься от эмоций.
Эдвард пробует американо, крепко взявшись за тонкую белую ручку чашки. Его содранная кожа ярко контрастирует с керамикой.
- В твоей квартире вообще еще стоят стены? – подавив всхлип, спрашиваю я.
Сокол неглубоко вздыхает, снисходительно улыбнувшись краешком губ. Какой же он все-таки бледный... даже в ночь приключений Элис такого не было. Я ловлю себя на мысли, что переживаю.
- Лучше бы обрушились мне на голову.
- Не говори ерунды.
Он раздосадованно хмыкает, сделав еще один большой глоток американо. Ничуть не хмурится от горечи.
- Ты больше не носишь кулон.
Говорит безмятежно, как бы между прочим. Но я вижу, чем эта фраза отражается в глубине зрачков.
- Забыла дома.
- Ты сегодня тоже не ночевала дома?..
- Нет. Просто забыла. Не подумала.
Эдвард поджимает губы, глянув поверх моей головы в темное окно. Там по прогнозу мокрый снег. Интересно, где он оставил машину? Далеко? Тут нет парковки. Центральное месторасположение требует жертв.
- Ты дашь мне возможность все исправить? – деловито и отчаянно одновременно спрашивает он. Довольно неожиданно.
Я ставлю на стол чашку латте.
- Я бы очень хотела.
Он хмурится.
- Здесь есть какое-то «но»?..
Вздыхаю.
- Но я скажу сразу, что не дам решать за себя все самое важное. Компромиссы и уступки – вот наш план. И никакого навязанного мнения. Я уважаю твои идеи и мысли, Эдвард. Уважай и ты мои.
Он с готовностью мне кивает. Отодвигает от себя американо на самый край стола.
- Я обещаю, Schönheit.
- И эти... приступы гнева, - сглатываю, нахмурившись от воспоминаний, - я не хочу быть их участницей впредь. Если ты еще раз так схватишь меня... или ударишь стену рядом... Эдвард, я уйду. Я так не могу.
- Этого не повторится. Никогда.
Он серьезно говорит, без толики какой-то шутки или снисхождения. Как клятву.
Может быть и напрасно, но я верю. Все мы заслуживаем второго шанса. Эдвард прежде никогда меня не подводил. Я люблю его. Пока еще люблю больше, чем боюсь. Возможно, однажды и вовсе перестану. Забуду. Я же забуду, правда?.. Пожалуйста...
Возле нас освобождается столик. За него тут же садится молодая пара. У девушки ярко-красные волосы и пирсинг, у парня – тоннели в ушах и татуировка в виде числа дьявола на лице. Они нашли друг друга.
- Ты спал за эти двое суток? – оглядев изможденный вид Эдварда, с сомнением зову я. Делаю глоток латте, уже почти остывшего.
Сокол, будто задумавшийся о чем-то, оживляется на моем вопросе. Поворачивает голову. Пытается выдавить намек на улыбку.
- Не так много, как обычно, моя радость. А ты?
- То же самое. Тебе правда хочется называть меня так?..
- Ты приносишь мне радость, Белла. Это не прозвище, а констатация факта. Тебе больше не нравится?
- Скорее, я слегка отвыкла.
- Это исправимо, - мягко произносит мужчина, взглянув мне в глаза. Он не просто в меня влюблен, о нет. Он до безумия влюблен. Это безумие я и видела в понедельник. Страшно? Да. И хорошо. Прежде было только хорошо... может, еще не все потеряно?
- Во вторник мне написала Элис. Ты говорил с ней?
- Мало было шансов, что ты с ней, умом я это понимал, - неспешно объясняет Эдвард, допивая кофе, - но мне нужно было знать точно.
- Ваши отношения улучшились?..
- Скорее, чуть смягчились. Я думаю, она была рада, что ты не хочешь иметь со мной дела.
- Она беспокоилась о тебе. И обо мне, немного, наверное.
- Не пристало львятам переживать о львах, - с отеческим снисхождением бормочет Эдвард, нежно оглядев мое лицо. – Конечно, она беспокоилась о тебе, Белла. Мы все беспокоились.
- Как видишь, я жива и здорова.
- Это самое главное, - серьезно заверяет он.
У меня звонит мобильный телефон. Мама. Бесконечно вовремя, как и повелось.
- Мне нужно отлучиться.
- Конечно.
Я оставляю Эдварда за спиной, аккуратно обойдя его стул. Впервые от мистера Каллена не пахнет никаким парфюмом, никаким шампунем. Ничем. Даже отдушкой «Порше». Что-то необъяснимое.
Останавливаюсь невдалеке от входной двери, ближе к зеркалу у уборной. Нервно поправляю волосы. Картина та еще по ту сторону стекла. И Эдвард имеет наглость называть меня «Schönheit».
- Да, мама?
У нее прекрасные новости. Во-первых, им продали еще одно виноградное поле. Во-вторых, титулованный сомелье высоко оценил их с Полем вино. И в-третьих... я поспешно выражаю свое восхищение проделанной работой мамы и Поля, виноградниками, полями Франции. И хочу поскорее закончить разговор, потому как подмечаю, что Эдвард и Дамиано беседуют невдалеке от бара. Оба выглядят довольно воинственно, но ни слова мне не слышно.
- Да подожди же ты, Белла, главная новость! – щебечет мама, пуская в тон как можно больше энтузиазма. - Билеты! Мы купили билеты в Берлин!
- Вы приедете?..
Я осекаюсь на полуслове, недоверчиво посмотрев на свое отражение в зеркале. Снова. И Дамиано, и Эдвард продолжают разговаривать. Вижу, как Каллен что-то отдает молодому итальянцу. Тот хмурится, толкая передачу обратно.
- Да! Как ты и хотела, правда, после Нового года, в середине января. Познакомишь меня со своим загадочным «первым встречным». А Поль горит желанием попробовать эту их рульку с пивом... господи, даже произносить страшно. Она правда полусырая?
- Я рада, что вы приедете, мама. Правда. Но мне не очень удобно сейчас говорить.
- Ну ладно. Поболтаем в другой раз. Береги себя, Белла. И этого милого молодого человека, из-за которого все время занята.
Она хихикает как девчонка, прикрыв трубку телефона рукой. Я не могу не улыбнуться, пусть даже немного.
- Ладно, мама. Люблю тебя. Созвонимся.
Кладу трубку, накидываю куртку и намереваюсь поспешить к мужчинам, но они уже расходятся. И даже пожимают друг другу руки – вроде бы не демонстративно, не потому, что я смотрю.
Подхожу к ним обоим быстрым шагом. И Дамиано, и Эдвард следят за мной взглядом.
- Что-то произошло? – недоверчиво спрашиваю.
- Все отлично, - повседневно отвечает Каллен, даже не взглянув на итальянца, - я провожу тебя, ты не против?
- Дамиано?..
- Мы мило пообщались, Белла. Увидимся позже, хорошо? – спокойно отзывается парень, поправив свой темно-синий передник. – Напиши мне, как будешь дома, если это возможно.
- Ладно...
Я не знаю, что между ними было. О чем состоялся только что разговор. И откуда эта наигранная, но такая правдоподобная в то же время сдержанность. У обоих.
Эдвард, дожидаясь, пока я направлюсь к выходу, остается за моей спиной. И идет следом, отгораживая от Дама. До самой двери. Придерживает мне ее, пропуская наружу.
Снег липкий, мокрый, сразу тает. Но его много. И ветер холодный. Я запахиваю ворот куртки, повыше застегнув молнию.
- Где ты оставил машину?
- В соседнем дворе, там есть маленькая парковка.
Мы проходим через двор и я снова наблюдаю необычную походку Эдварда. Скованность его движений. Но по-настоящему настораживаюсь лишь тогда, когда садится в «Порше», предварительно усадив внутрь меня. Морщится от боли, тяжело опустившись на кожаное сиденье. Игнорирует неудобно задравшееся пальто. Неглубоко, неровно дышит. Сидит с закрытыми глазами, будто привыкая к позе.
- Что с тобой? – тревожно спрашиваю, замешкавшись с ремнем безопасности.
- Ничего экстраординарного, - выдыхает он, медленно потянувшись за своим ремнем. Но никак не может попасть в замок.
Я помогаю, направив его руку. Ссадины на костяшках шероховатые на ощупь. Замок ремня громко щелкает в тишине машины. Здесь больше нет ни музыки, ни мандаринового аромата. Только лишь запах кожи. Будто другая эта машина... неприятное ощущение тугим комком сворачивается в животе. Странно. Тревога?..
- Правда, в чем дело? Тебе больно?
- Честно, Sonne, все нормально.
Он открывает глаза, постаравшись посмотреть на меня беззаботно. Выходит скверно. Отворачивается, активирует зажигание. Уже готовится выезжать с тесного парковочного места.
Я демонстративно кладу руку на автоматическую коробку передач. Эдвард удивленно на меня оглядывается.
- Я могу часами вытягивать из тебя подробности, но мне это надоело. Я слушаю, Эдвард.
Он странно на меня смотрит. То ли тревожно, то ли воодушевленно. Вымученно усмехается. Синие глаза немного влажнеют в уголках.
- Спина... очень болит.
- Что-то произошло?
- Наверное, работал допоздна. Пройдет. Поехали, отвезем тебя домой.
Я все же убираю руку, и, терпеливо дождавшись, пока это сделаю, Каллен выруливает с парковки. Выезжает на проспект, объезжает Телевизионную башню, уходит на поворот к моей аллее. Еще пару минут – и останавливается у подъезда. Над ним приветственно горит свет, на смене должен быть Размус, он как раз заступает с пяти вечера.
- Пойдем со мной, - не дав Соколу сказать и слова, не терпящим возражений тоном заявляю я. Отстегиваю его ремень безопасности.
- Я не думаю, что мне стоит сегодня оставаться у тебя, Schönheit.
- Нет, не стоит, - киваю, соглашаясь с его мудрым решением, - но массаж для тебя обязателен. Массаж и горячий душ должны помочь.
- Ты не обязана. Нисколько.
- Но я хочу. Вернее, я говорю. Отказы не принимаются, Эдвард.
Он хмыкает моему повелительному тону, проникнувшись его наигранностью. Но я правда хочу, а главное могу, мне кажется, ему помочь. Хоть немного облегчить боль так точно. И что же, он собирается уехать? Как бы там ни было, мы попробуем начать сначала. Не будем друг друга больше мучить.
Я выхожу из автомобиля первой, не смущаю его излишней наблюдательностью. Набираю код подъезда и открываю дверь. Размус рад видеть нас обоих. Он улыбается, тронуто посмотрев на меня.
- Добрый вечер, Белла. Эдвард.
- Здравствуйте, Размус, - приветливо обращается к нему Сокол. Пропускает меня в лифт первой. К моей квартире мы поднимаемся молча. Пальто Каллена сильно контрастирует с кожей – моей в том числе.
У меня беспорядок, но творческий. Да и никого из нас это не занимает. Я помогаю Каллену снять верхнюю одежду, устраиваю на крючок в шкафу. Подаю из гостиной большое синее полотенце. И велю идти в душ. Уточняю, что вода должна быть по-настоящему горячей.
Эдвард со мной не спорит.
Когда он возвращается, у меня уже все готово. Расстилаю постель, вместо неуютного синтетического покрывала предоставив мужчине возможность лечь на хлопковые светлые простыни. Он, в одном полотенце, недоверчиво поглядывает на меня сверху вниз.
- Ложись, - достаю из прикроватной тумбочки хвойное масло, которое купила не так давно. Вот и пригодилось.
- Правда, Белла, ты не обязана.
Ничего не отвечаю. Терпеливо жду, пока все же ляжет на простыни. Аккуратно нависаю сверху, налив масла на гладкую светлую кожу. Я давно его не касалась. Забытое ощущение. Как мельчайшие электрические разряды под пальцами. Боже...
Я бережно распределяю масло по всей его спине. Слышу, как сбивается у мужчины дыхание.
- Где-то болит сильнее всего?
- Нет, - хрипло отвечает он, - везде... одинаково...
- Хорошо.
Мне давно пора на курсы массажа, я знаю. Но пока нужно воспользоваться теми знаниями, что есть. Я начинаю осторожно разминать его мышцы, особое внимание уделяя тем зонам, что входят в блок чаще всего – у шеи, у лопаток, на пояснице. Сперва несильно, даже легко, больше напоминая поглаживания. Но постепенно увеличивая и напор, и глубину. Его кожа становится ощутимо горячее, краснеет.
Эдвард стонет, когда я затрагиваю беспокоящие его участки как следует. Вжимается лицом в простыни.
- Не слишком сильно?.. – обеспокоенно спрашиваю, чуть умерив пыл.
- Нет... нет! – подавившись на середине вдоха, он старается издавать меньше звуков, теперь скорее хрипит, чем стонет. Немного подрагивает под моими руками, невольно подается вперед.
Когда я перемещаюсь к воротниковой зоне, снова стонет в голос. Как от боли.
- Ты оставался на ночь в офисе?..
- Нет...
- Но это явно не просто работа, Эдвард. Тут нужно как минимум на кресле спать...
Он бормочет что-то неразборчивое, сжав пальцами простыни постели. Почти что задыхается.
- Что?.. – наклонившись ближе к его лицу, на пару секунд прерываю прикосновения.
Сокол, не открывая глаз, повторяет громче, но все еще в матрас кровати:
- В машине.
Я недоуменно оглядываю всю его спину. И затылок. И темные волосы. И напряженные мышцы рук.
- В твоей? С чего бы?
Он чуть ведет спиной под моими ладонями. И я вдруг отчетливо понимаю ответ на собственный вопрос. С понедельника на вторник.
- Ты всю ночь меня здесь ждал?..
- Я отлучался пару раз, - увиливает он, с силой выдохнув после очередного моего прикосновения, - ох, Белла, здесь, пожалуйста... вот здесь... твою же мать!..
Меня больно колет чувство вины. Но я стараюсь сейчас его проигнорировать. Помогаю Эдварду, как следует массируя его шею. После – оставшуюся часть спины. И на пояснице он снова начинает стонать, хрипло и довольно громко. Заглушает сам себя моей подушкой.
- Прости... ох, прости, Schönheit...
Качаю головой на его извинения, словно бы может меня видеть. Ненадолго смягчаю свои движения, глажу его спину. И снова разминаю исстрадавшиеся мышцы. В эти дни о себе Эдвард определенно не думал.
К тому моменту, как я заканчиваю, он все еще сбито, сорвано дышит. Изредка ведет руками по простыням, поворачивает голову, повторно разминая шею. Я успокаивающими движениями, нежными, как для ребенка, оглаживаю всю его кожу – от затылка до копчика. Очерчиваю пальцами каждый позвонок.
- Стало лучше?
- Гораздо... спасибо...
- Полежи еще немного, у меня где-то была согревающая мазь, - аккуратно пересаживаюсь обратно на простыни, поднимаясь с постели. Эдвард, унимая стоны, но все еще тяжело дыша, поджимает губы.
Мазь отыскивается на кухне, в верхнем ящике. В августе ходила на тренировки по аэробике, не рассчитала силы. Тогда помогла. Может быть, и теперь поможет?
- Ты что же, тоже спишь в машинах? – пытается пошутить мистер Каллен. Голос у него тихий и уставший.
- Нет, пока не пробовала, - поддерживаю эту маленькую игру, осторожно выдавив мазь из тюбика на его спину, медленно, бережно втираю ее в кожу, - и тебе, кстати, тоже не стоит.
- Я буду стараться, - хрипло обещает Эдвард. Потирает пальцами простыни, на которых уже остались отпечатки его хватки.
Не смотрю туда. Методично заканчиваю со своей задачей. Отношу мазь на место, мою руки с лимонным мылом. Мне нравится его запах.
Эдвард все еще лежит на постели, когда я возвращаюсь. Вид у него и успокоенный, и встревоженный. Он поднимает голову, посмотрев на меня из-под сложенных у изголовья подушек. Смущенно, но благодарно кивает еще раз.
Я присаживаюсь на колени рядом с его лицом. Долго, молчаливо смотрю в синие глаза. Не знаю, как мне от них оторваться. Простынь чуть влажная, маленькие мокрые круги заметны у изголовья. Это слезы.
Не могу так. Не могу.
Тихонько вздыхаю, давая себе волю на особые действия. Медленно, боязливо почти что, глажу его волосы. От лба и дальше, к макушке. И виски. Их – с особой нежностью, чуть касаясь подушечками пальцев его скул. Черные ресницы Сокола подрагивают. А взгляд неудержимо влажнеет.
- Ты знаешь, как я тебя люблю? – откровенничаю, поджав губы и постаравшись не дать чувствам волю. Продолжаю гладить его волосы и это успокаивает, - мне было так... больно... из-за того, как сильно тебя люблю...
Сдержанное прежде лицо Каллена искажается. Каждая черта.
- Schönheit, девочка моя...
- Я не хочу расставаться и не собираюсь, - подметив встрепенувшееся движение в его глазах, заверяю я, - однако, Эдвард, нам нужно вынести из этой ситуации урок и больше не допустить ничего подобного... оставить позади. Ты согласен?
- Разумеется, Изабелла. Ошибки даны для того, чтобы на них учиться.
- Хорошо, что не смертельные, - без особого оптимизма дополняю я, убирая руку с его лица. Не иду дальше волос, не касаюсь ни щеки, ни челюсти, ни тем более губ. Не смогу сейчас.
Сажусь на простыни возле него. Эдвард медленно, облегченно выдыхая отсутствию боли, садится рядом. Ему правда лучше. Это заметно.
- Мне нужно немного времени, чтобы... забыть, - объясняю ему, робко посмотрев несколько исподлобья. Стискиваю руки в замок, ничего не в силах с собой поделать. – И тогда можем начать сначала.
Он легко, дуновением ветерка, касается носом моих волос. Неглубоко, неровно вздыхает. Не переступает черту. Жмурится, прогнав остатки соленой влаги.
- Сколько, Sonne?
- До субботы.
Откидываю волосы за спину. Эдвард понимает. Отстраняется.
- Ты хочешь, чтобы я дал тебе побыть одной?
- Да. До утра субботы. Я думаю, я справлюсь.
Каллен подбирает слова, стараясь не спугнуть меня.
- Ты будешь работать? Или твой друг?..
- Он просто друг, Эдвард, я уже сказала, - обрываю, не дослушав. Поворачиваюсь, встретившись с синими глазами очень близко, практически интимно, - тебе нужно научиться мне доверять. Тому, что говорю.
Он медленно выдыхает.
- Хорошо. Я постараюсь.
- Отлично, - изо всех сил стараюсь взять себя в руки и с достоинством закончить этот разговор. Не так-то просто, когда Эдвард настолько близко.
Я одновременно хочу прижаться к нему что есть силы, забыть этот кошмар и никогда больше к этому не возвращаться, но также и не желаю чувствовать его слишком близко... опасаюсь испугаться. Я очень хорошо помню это чувство страха... почти что первобытного.
- В субботу, Белла, чего бы ты хотела? – отвлекает меня Эдвард. Помогает.
- На Мюггельзе, - не задумавшись, выдаю я. Опускаю глаза, стараясь выровнять дыхание. – Чтобы тот дом и мы... и только мы.
Эдвард улыбается уголками губ. Как же красиво, как же нежно он улыбается, с этими ямочками на щеках... Мне физически больно находиться настолько близко и не касаться его. Но это здравая мера предосторожности. Все еще слишком живо. Не зарубцевалось.
- Как скажешь, любимая.
Это хорошая нота. Мне становится легче дышать, в самой комнате растворяется эта угнетающая, душная атмосфера. Боже, что же мы едва не сделали с этими отношениями. И друг с другом.
Эдвард поднимается с постели, не заставляя меня просить его уйти. Накидывает свою водолазку, надевает брюки, с удовольствием потягивается. Мне отрадно видеть на его лице столь ясное облегчение. Ему бы еще поспать...
- Спасибо, - признательно произносит.
- Пообещай мне, что отдохнешь как следует.
- И ты, Белла.
- И я, - соглашаюсь, посмотрев на него словно бы в первый раз. Это будут долгие несколько дней.
Эдвард уже направляется в прихожую, но я вспоминаю еще кое-что важное. Забираю из первого ящика прикроватной тумбочки свой кулон. Его первый мне подарок.
- Не поможешь застегнуть?
Каллен благодарно мне улыбается, быстро кивнув. Бережно, практически не касаясь кожи, надевает цепочку и ее хрупкий замочек застегивает сзади. Убирает волосы с моей спины, выправляет их из-под цепочки, чтобы не прижала. Но не идет дальше дозволенного. Я рада, что мы друг друга поняли.
- Спасибо, Эдвард... – легко притрагиваюсь к его пальцам, чуть задержавшимся у моих волос. Они оживают, но не удерживают мои. Это хорошо. Неспешно, почувствовав себя в безопасности, убираю руку.
Сокол и Ласточка снова на мне. Вместе.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
