Kapitel 16. Prenzlauer Berg
Teil 2. Verschlimmbesserung
Teil 2. Verschlimmbesserung
Райдо (ᚱ) — пятая руна всех футарков.В старшем футарке называется Raidō, что на прагерманском означает «долгий путь/путешествие»
У моего дома останавливается черный «Мерседес». Представительский класс, метка такси, водитель в рубашке – в лучших традициях немецкого сервиса. И тот единственный вариант общественного транспорта – если можно его так назвать – что мне позволяет Эдвард.
Я не задаю лишних вопросов. У меня на это сегодня просто нет сил.
Дежурно здороваюсь с новым консьержем на смене, которого прежде не видела. У него красивое восточное лицо, огромные серые глаза, отнюдь не восточные, темные волосы с яркими проблесками седины. Мне кажется, это один из немецких турков – или турецких немцев, тут уж как посмотреть – ставших типичным явлением не только Берлина, но и всей Deutschland. Мужчина мне вежливо улыбается, кивнув в ответ. На его бейдже странное имя, точнее не немецкое. Серьдарь? Сердаар? Не знаю. Мужчина невозмутимо переворачивает газету на следующую страницу.
Таксист, в отличии от консьержа, не улыбается вовсе. Он очень сосредоточен на дороге, практически не замечает меня и изредка переключает каналы радио. Вокруг нас бурной, но тихой рекой льется немецкая речь.
Я не говорю мужчине, куда мы едем, а он не уточняет. У него в навигаторе заранее забит адрес. И это, на самом деле, удобно. Я не знаю, говорит ли водитель по-английски. Немецкий в таких ситуациях всегда становится моим личным проклятием.
Откидываюсь на спинку своего сидения. Кожа мягкая, прохладная, иссиня-черная – авто в идеальном состоянии, ни потертости, ни скола. Даже намека на крошки нет. И приятный аромат какого-то освежителя воздуха. Все-таки, это и вправду удобнее метро.
Мы объезжаем по кругу Телевизионную башню. Тот самый спуск в подземку я вижу слева, под яркой вывеской какого-то бара. Навевает воспоминания. Тихонько улыбаюсь, пусть устало, но искренне, в затонированное заднее стекло.
Пять кофейных роз. Три молочные, с нежно-розовыми прожилками ближе к центру. Терракотовые орхидеи по краям. И скумпия, пышными охапками разбросанная в разных частях букета. Она лучше всего контрастирует с дымчато-розовой упаковочной бумагой. И бордовой ленточкой, нежно обернувшей цветы.
- Добро утро, любимая.
Я слышу его голос и все внутри как будто... оживает. Просыпается, скидывает эту ночную дымку тревоги, распускается. Чаще стучит сердце.
- Доброе утро, Falke. Господи, неужели оно все-таки наступило?..
Эдвард с пониманием относится к моей фразе – и тону, что в конце этой фразы срывается. Его баритон становится еще нежнее.
- Любая ночь кончается рассветом, даже самая темная. И наступает утро. Как ты, моя красота?
Рядом с букетом открытка на плотной бумаге светло-серого цвета. На ее обложке минималистичное черное сердце, нарисованное одной линией перьевой ручки. А внутри той же ручкой и размашистым, резким почерком небольшое послание. Я провожу по местам на буквах, где ручка давила сильнее всего, кончиками пальцев. Чувствую эти углубления. И чувствую – вижу даже – как именно Эдвард это писал.
«Весна моя,
красота моя,
торжество мое,
моя любимая картина,
мой поток радости,
Schwalbe».
- В шоке, если честно...
- Не свежие розы?
- Эдвард, - качаю головой, словно он может меня увидеть. Утыкаюсь лбом в собственную ладонь, прикрываю глаза. Слушаю его голос и чувствую аромат цветов. Успокаиваюсь.
- Твои подписи к цветам... у меня нет слов.
- Как раз это – слова Сулеймана, Изза. Муххиби, не мои. Но он очень точно отразил мои чувства.
- Очень красиво.
Он хмыкает, принимая такой ответ. В голосе снова улыбка, но теперь – смущенная.
- Не поспоришь. И все же, что случилось?
- Я не понимаю, как ты узнал про браслет.
Эдвард и бровью не ведет, говорит все так же ровно и умиротворенно. Просто.
- Ты меряла его.
- Но не при тебе. Вернее, тебя не было рядом от слова совсем, Эдвард. Я начинаю бояться таких открытий.
- Я говорил по телефону, видел тебя в том бутике. Потом зашел в него и просто спросил продавца. Никаких тайн и секретов.
- Зачем?..
Он кажется недоуменным. Я могу поклясться, что хмурится.
- Тебе не нравится?
Браслет-чокер со вставками черного жемчуга, переплетениями серебряной паутинки и полусферами из розового золота сиротливо лежит на тканевом пакетике, в котором я его нашла. Можно носить как чокер – в один оборот, а можно, как браслет – если в два. Я так и мерила. Так он и застегнут.
- Нет, он... – вздыхаю, стараясь совладать с внезапно проснувшимися эмоциями, - я просто... он такой красивый, Эдвард. Спасибо.
Он примечает малейшие нотки чувств в моем голосе.
- Не за что. Я надеюсь, он немного, но поднимет тебе настроение.
За окном все тот же дождь. Я закрываю глаза. Тяжело, невесело усмехаюсь. Я ужасно устала, но, мне кажется, не смогу отдохнуть. Спать так точно больше не стану – меня подбрасывает на постели, не могу лежать. Она слишком, слишком пустая.
- Скажи мне, как прошла ночь у вас? Только честно.
- Все спали, Изза.
- Правда?
- Да. И даже я. Все неплохо.
- Фабиан, он... как он?
- Еще спит, - голос Эдварда становится чуть тише при упоминании сына, мягче, - отдых пойдет ему на пользу. И Гийому бы тоже – но он с семи, кажется, занят на кухне с Элис.
- Элис еще у тебя?
- Да. Она осталась на ночь и на завтрак, и... Белла, мы можем пообедать вместе сегодня? В любом месте, что ты выберешь. В то время, когда скажешь. Детям есть, что сказать тебе – и мне тоже. Что думаешь?
Я редко слышу Эдварда в волнении. Не том, когда что-то угрожает его близким или переворачивает с ног на голову работу компании, а в общении со мной. На спокойствии и мудрости Сокола все держится. Держалось?.. Мы перешагнули ту субботу, к черту ее. Держится. И в такие моменты, когда настолько откровенен со мной, я понимаю, как сильно я Эдварда люблю. И что все, что делаю, все, что сделаю – имеет под собой одну цель. Чтобы ему было хорошо.
Я боялась прежде знакомства с его детьми. Я знала, что легко не будет, но и не догадывалась, как сложно выйдет по итогу. Однако в этой сложности все обрело свой смысл. Гийом доверился мне, как и Фабиан, спустя всего сутки. Никому из нас не было просто – и не будет. Но теперь, кажется, у нас есть шанс – и желание! - попробовать. Просто попробовать друг другу поверить.
- На самом деле, я плохо знаю места для ланча.
Явно ожидавший услышать что-то другое после «на самом деле», Эдвард резко выдыхает. Не прячет от меня свою эмоцию.
- Я могу выбрать?..
- Твой выбор ограничит бронь столов. Сегодня суббота.
Он облегченно, смешливо выдыхает.
- Schwalbe...
Я до безумия хочу оказаться сейчас рядом. Просто его почувствовать. Браслет, цветы, тарталетки с мандаринами в коробке из той самой кондитерской – это все прекрасно. Но я хочу Эдварда – из плоти и крови. И не глядя на то, что я устала, не глядя на то, что не знаю, куда нам всем дальше идти... этой ночью в который раз убеждаюсь в правильности своего выбора. Она – одна из последних в моей квартире. В одиночестве.
- В два часа? Что скажешь?
Сейчас половина двенадцатого. Времени еще достаточно.
- Хорошо. Только... скажешь мне адрес?
Эдвард не настаивает, не задает прицельных вопросов. Он тоже учится сдерживать свой доминирующий характер. Мне кажется, что я – одна из тех немногих, с кем Эдвард не дает карт-бланш своей жесткости.
- Если я закажу такси? Договоримся?
- Да. Спасибо, Эдвард.
- Ну что ты, Schönheit, боже, - он неглубоко вздыхает, некоторое время помолчав в трубку. Я тоже не хочу ее класть. Перебираю пальцами звенья браслета.
- Знаешь, а я рада, что ты зашел в тот магазин. Он потрясающий – браслет, я имею ввиду.
- Если ты будешь говорить мне, что тебе нравится, Изза, оно куда быстрее станет попадать к тебе.
- А если мне нравятся сюрпризы?
Он усмехается.
- Их никто не отменял – так или иначе. Поверь мне.
- Я верю, - улыбаюсь в трубку.
И он знает, что я улыбаюсь.
- До встречи, Эдвард.
- До встречи, Liebe.
Такси останавливается на какой-то улице в районе Митте. Водитель завершает заказ, отправляя в систему оповещение. Я знаю, что оно тут же придет Эдварду. И не заставляю никого из мужчин ждать – выхожу из авто, сумев практически безупречно сказать: «Данке шон». Закрываю дверь, поежившись от ноябрьской погоды и задумчиво осмотрев монументальный фасад дома. В нем полно каких-то магазинчиков, но вот ресторан вижу далеко не сразу. Вернее, вообще его не вижу – подмечаю только спускающегося по ступеням входной группы Эдварда. В черном пальто, по традиции не застегнутом, он видит меня среди многолюдной улицы. Улыбается.
В одну-единственную секунду я забываю обо всем. И сложном, что было, и сложном, что будет... и даже о каких-то тревогах, что сейчас не имеют никакого значения. Я смотрю на Эдварда, что идет ко мне – и не вижу никакого смысла оставаться на прежнем месте. Не хочу больше ждать.
Тремя быстрыми шагами я подхожу к нему, ничего не говоря и не спрашивая. Крепко, тревожно обнимаю, прижавшись щекой к груди. Эдвард в свободной серой кофте впервые за долгое-долгое наше время вместе. И ни воротничков, ни пуговиц, ни жесткой материи, ни запрятанных швов. Он пахнет апельсинами и домом. Кофе немного, разве что... но домом больше. Нашим.
Я так сильно к нему прижимаюсь, что сперва даже не знает, как подступиться ко мне, чтобы обнять в ответ. Гладит по спине, по плечам, пальцами путается в прядях. Улыбается, поцеловав мой лоб. Много, много раз.
- Ох, Schönheit, - изумленно, сдавленно шепчет, когда касаюсь губами его шеи, прямо над местом пульсации артерии, - ты соскучилась... я верю, что соскучилась...
Чувствую, как дрожат его пальцы на моей талии. И как крепче становятся наши объятья.
- Надо заканчивать с этим... со всем, что разделяет...
Он улыбается моим бормотаниям, размеренно, утешающе поглаживая мою спину. Накрывает подбородком мою макушку, старается дышать чуть ровнее, спокойнее. И меня призывает.
- Уже закончили. Обещаю.
Я не стесняюсь своих эмоций сегодня. И понимаю теперь, почему так все равно на них зачастую было Эдварду. Он научил меня выражать чувства. И он научил меня любить. Я до его появления в своей жизни, выходит, о любви вообще ничего не знала – ни к партнеру, ни к детям, ни к себе.
Поднимаю голову, мягко коснувшись его щеки правой рукой. Эдвард сразу же опускает на меня глаза. В них совершенная нежность. И бесконечная теплота.
- Я люблю тебя.
Сокол тихо выдыхает, ближе наклонившись к моей руке. И чуть вперед. Спрашивает.
Я привстаю на цыпочки, глажу его затылок, привлекаю к себе ближе. Отвечаю.
Эдвард, не заставляя ждать, сразу же меня целует. Бережно, целомудренно, тепло. А потом чуть глубже, с большими эмоциями. И затем – глубоко. Со всем тем вспыхнувшим в одну секунду отчаяньем, на которое он, я думала, не способен.
Когда отстраняется, виновато качнув головой, все его лицо так и пылает. Я утешающим жестом глажу его щеку. На ней ямочки от улыбки. Те самые, как впервые.
Я прищуриваюсь, довольно улыбнувшись и он, словно бы подбодрённый моей улыбкой, крепче обвивает меня за талию.
- Люблю тебя, Schönheit! – громко, победно заявляет. - Ich liebe dich. LIEBE!!! Hörst du mich?
Он не наклоняется больше, не ждет действий от меня – поднимает выше, держит сам. И еще раз, глубоко, но быстро, целует. Ведет носом по моей щеке к мочке уха. Сорвано выдыхает. Горячее дыхание обжигает кожу.
У нас есть десять секунд, чтобы чуть успокоиться. Под своей ладонью я слышу, как иступлено стучит у Эдварда сердце. В этом мы совпали.
- Тебе придется показать мне, где этот ресторан...
Он смятенно улыбается, погладив мой лоб у линии волос.
- Обязательно, Sonne. Как только будешь готова.
- Я готова.
Он кивает, предлагая мне свою руку. Я соскучилась по этому ощущению – как держит меня, как ведет рядом. Не пугаю себя больше, верю в себя. И во все, что мы здесь делаем. Оно не напрасно.
Все Каллены, включая Элис, ждут нас внутри. Простой, но приятный, теплый деревянный интерьер. Темно-бордовые стены, лофтовые столы из цельных кусков дерева. Мягкие кресла и минималистичное меню на плотном листе. Уютное место и хороший столик – невдалеке от окна, в небольшом закутке. Круглый, как у короля Артура. Это меня немного, но подбадривает. Я подхожу к детям с улыбкой.
Гийом замечает меня первым. Он сидит ближе всех к окну, перемешивая красно-белой трубочкой свой миклшейк. Поднимает глаза, без страха встретившись со мной взглядом. И повседневно, весело даже говорит:
- Привет, Белла!
- Привет, Гийом.
Мальчик сразу же указывает на меню.
- У них есть коктейль «Синий кит».
- Какое продуманное место, - подмигиваю ему я. Гийом, расслабленно хмыкнув, возвращается к своему миклшейку. Он будто не чувствует напряжения за столом. Нивелирует его своей детской непосредственностью. На нем синяя майка Поло и джинсы – истинно американский вид.
Фабиан смотрит на меня несколько исподлобья. У него уставший вид и выцветший, темный взгляд. Веки, еще чуть опухшие с ночи. Кожа все такая же белая, а волосы в продуманном беспорядке, одежда неизменно черная. На нем нет чокера, но все браслеты, как и повелось, на запястьях – семь штук.
Фабиан дает нам не больше двух секунд, чтобы сполна рассмотреть друг друга. А потом он, сидящий ближе всех к проходу, вдруг поднимается. Отодвигает свой стул и делает шаг ко мне. Повседневно обнимает, едва коснувшись талии. Отстраняется, чинно кивнув.
Краем глаза я подмечаю изумление Эдварда. Он тоже не ожидал.
- Привет, Изза.
- П-привет, Фабиан. Как вы тут?
Я тронуто смотрю на мальчика. Он мрачнеет от моего взгляда, чуть краснеют его щеки – Фабиан старается удержать лицо. Снова.
- Голодные, - бормочет. Садится обратно на свое место.
Элис, разделившая с братом левую часть стола, глядит на меня с некоторой тревогой. В ее глазах ни злости, ни даже сдержанного презрения нет. Элис изучает меня словно впервые. Будто что-то новое обо мне знает.
- Ты хорошо выглядишь, Белла. Здравствуй.
- Спасибо, Элис... привет.
Эдвард, наблюдающий за каждым из нас с высоты своего роста, приглашающе отодвигает мне стул рядом со своим. Выходит так, что я разделяю их с Фабианом. Но не похоже, чтобы это вышло случайно. На некоторое время за столом повисает тишина.
Официант, появившись из-за спины Сокола, интересуется, готовы ли мы сделать заказ. Записывает блюда в свой белый блокнот. Эдвард предлагает мне посмотреть меню, но я отказываюсь. Просто прошу тоже, что и он – не хочу сейчас думать. Тем более, о еде. Меня все еще немного мутит.
Апельсиновый фреш приносят Эдварду, а мне – тот самый «Синий кит», гренадин с фантой и гранатовым соком. У детей напитки уже есть. Фабиан потягивает бамбл, а Элис, по примеру младшего брата, перемешивает трубочкой свой безалкогольный мохито. На заднем фоне играет какая-то современная музыка в обработке на классический манер.
- Дети.
Эдвард говорит всего одно слово, привлекая к себе внимание каждого, кто находится за столом. Элис и Фабиан реагируют синхронно, подняв глаза от бокалов с напитками. Гийом прежде убирает из стакана вымокшую бумажную трубочку, и только затем смотрит на отца.
- Я рад, что нам сегодня удалось оказаться здесь всем вместе. У нас давно не было такой возможности.
- Ты пригласил нас, vati, - пожимает плечами Гийом.
Сокол, нежно посмотрев на младшего сына, ерошит его светлые пряди.
- Верно, Парки. А вы приехали. И Элис, и Белла пришли. Для меня это очень важно.
- Мы соскучились, - Гийом, подвинувшись к папе ближе, приникает к его руке. Поглядывает на сестру, а затем на меня сквозь завесу соломенных волос. У него они совсем немного, но отдают папиной бронзой.
- И я, зайка. Я – ужасно.
- Сейчас Трев и Парки посчитают, что я не ждала их увидеть, папа! – смешливо, но с долей серьезности жалуется Элис. Ухмыляется Фабиану, легко похлопав его по плечу. – Я до тебя вообще скоро не дотянусь, Тревор.
- Не сможешь портить прическу. Так тебе и надо, Элл.
Фабиан чуть оттаивает, глянув на Элис с любовью. Я еще не видела их взаимоотношений друг с другом, но все выглядит более чем идиллически. Брат с сестрой очень похожи – внешне, по характеру и, прежде, в отношении меня. Немного опасаюсь, насколько последний пункт изменился за прошедшие сутки.
- У нас остался один незакрытый гештальт, - Эдвард привлекает все внимание к себе, внимательно посмотрев на каждого из своих детей. На Элис – чуть дольше, чем на других.
Она подмечает это. Вздыхает.
- Мы с вами говорили, что нет ничего важнее семьи. И семья всегда должна стоять на первом месте, где бы вы не были и что бы вы не делали. Мне жаль, что у нас с вашей матерью не получилось того идеального брака, каким могут похвастаться Карлайл и Эсми. Но сердце не обманешь. Дети, Изабелла – та женщина, которую я люблю. И я хочу, чтобы мы раз и навсегда решили этот вопрос, зарыв топор войны. Все можно обсудить и обо всем можно договориться. И каждому новому человеку нужно дать шанс – один так точно.
Гийом задумчиво потягивает свой милкшейк, окинув меня оценивающим взглядом.
- Белла мне нравится, папа. Но ведь главное, чтобы нравилась тебе.
С его логикой не поспоришь. Я мягко Гийому улыбаюсь, он само очарование – и тот единственный член семьи Сокола на данный момент, кто не пытался сразу выдворить меня вон.
- Белла, - Элис, чуть двинувшись на своем месте, хмурится, обратившись ко мне, - ты знаешь, что мое поведение было... не слишком любезным. И ты знаешь, что свои причины на это у меня тоже были. Но мы с Эддером поговорили вчера и я.. я согласна, что каждому нужен шанс. Ты свой заслужила. Я не буду больше вставлять вам палки в колеса. До первого случая... но папа уверен, его не будет. Допустим.
Выдыхает, закончив. Сразу же делает несколько глотков мохито, потянув напиток через трубочку. И только потом снова смотрит на меня.
Я не знаю, как выразить признательность, что чувствую сейчас к Элис. Она перебивает и удивление, и недоверие, и все мельчайшие сомнения, которые мелькают в мыслях. Правда, что ли?..
- Спасибо... Элис, большое спасибо.
Она как-то отрешенно кивает, смутившись. Из-под ресниц поглядывает на отца и, видимо, его реакцией довольна. Выдыхает еще раз.
- Мы с тобой очень дельно поговорили у Собора, Белла, - произносит Фабиан, повернувшись ко мне всем корпусом. На его бледном лице еще бродит толика румянца, но в руках себя мальчик держит крайне хорошо, говорит ровно. – И я уже сказал: если вам так хочется, ради бога. Просто помни, что я не так далеко, как кажусь. И я узнаю обо всем, что ты сделаешь – не факт, что не первым.
- Фаб...
- Все верно, Эдвард. Подожди.
Сокол с налетом тревоги наблюдает за моим выражением лица, пока слушаю его детей. И успокаивается, постепенно, но так ясно, когда подмечает, что я в порядке. Я готова была все это услышать – и это куда лучше, чем те угрозы и стенания, долетавшие до меня прежде.
Так повлияло случившееся вчера ночью? Перевернуло все и расставило по местам? Я очень хочу верить, что это не игра Фабиана и Элис. Они учатся доверять мне, а я – им. Нам в одну сторону.
- Вы знаете, что звучите как мафия? – подтрунивает Сокол.
- Итальянцев в роду у нас точно не было, - хмыкает Элис, отпивая еще своего мохито, — это все немецкая продуманность. Будет здорово, если мы поверим в тебя не напрасно, Белла.
- У нас есть лакмусовая бумажка, - взглянув на папу, негромко докладывает Фабиан. – Все тайное сразу станет явным.
- Какая бумажка? – удивляется Гийом, оторвавшись от своего напитка. Ему приносят основное блюдо – наггетсы с картофелем фри и овощами, но незнакомое слово кажется сейчас интереснее еды.
- Для проверки, Парки, лакмус, - поясняет Эдвард, кивнув сыну на вилку, - сегодня я хочу увидеть, как ты съешь всю свою порцию. Говорят, это место славится своими наггетсами.
Фабиану подают Мак-энд-Чиз с крошкой из бекона и креветок. На фоне этого блюда паста «Альфредо» для Элис кажется диетическим питанием. Перед нами с Эдвардом ставят теплый салат с ростбифом, артишоками и баклажаном.
- Это вообще съедобно? – скорчив гримаску, интересуется Фабиан. Его выражение лица меня умиляет.
- У меня тот же вопрос, - посмеивается Эдвард, кивнув на блюдо старшего сына, - но приятного аппетита, Фабиан.
- И тебе, vati. И всем – тоже.
- Спасибо, Фабиан.
На вкус салат и вправду неплохой. Некоторые ингредиенты мне малознакомы и нетипичны, но их скрашивает сладковатая устричная заправка. Единственное, мой коктейль тут точно не при делах.
Обед идет своим чередом, плавно сбрасывая напряжение от главной темы этого сбора и растекаясь ленивыми разговорами об обывательских вещах. Элис рассказывает про университет, Фабиан – про какой-то рок-фестиваль, куда, к его гордости, папа отпустил их с друзьями в сентябре, а Гийом все спрашивает, когда увидит берлинский океанариум. И что я могу об этом месте ему поведать, раз уж так хорошо разбираюсь в морском мире.
Мне плохо верится, что все это – реально. Дети Эдварда, и я без кровопролития, оскорблений и неожиданных выходок обедают вместе, за одним столом. В Берлине. И сам Сокол участвует в разговоре, выглядит вполне расслабленным. И как приносят новые напитки, рассказывают о десерте дня, что готовят лишь сегодня – Nockerln. Его подают с малиновым соусом и сливками. Эдвард велит принести нам его на всех.
Мне в удовольствие видеть его счастливым. Спокойным, насколько может быть теперь, в окружении любимых людей... и счастливым. Довольным жизнью и не тревожащимся ни о каких делах. Я задумываюсь, так ли должна выглядеть настоящая, нормальная семья. И смогу ли я вправду стать ее частью, создать собственную? С моими родителями подобные вещи кажутся нереальными – да и никогда так доверительно мы не общались. Я люблю Сокола еще больше. Благодаря ему я знаю, что на самом деле имеется в виду под словосочетанием «любящая семья».
Ближе к трем Элис, поднявшись со своего места, интересуется у официантки, где здесь уборная. На немецком, чем вызывает огонек гордости в глазах Сокола. Она видит это, ухмыляется ему краешком губ. А потом вдруг обращается ко мне:
- Не составишь мне компанию, Белла?
- Конечно.
Эдвард подвигается чуть левее, освобождая мне больше места, чтобы встать. Придвигает стул обратно, чтобы не мешал выйти из-за стола. Провожает взглядом, попутно стараясь ответить на какой-то вопрос Гийома. Он лениво возит по тарелке последний наггетс в сырном соусе.
Туалеты расположены за тяжелой красной гардиной, отделяющей зал от зоны уборной. Здесь чуть тише играет музыка и приятно пахнет лавандой. Элис останавливает нас в небольшом тупичке возле умывальников. Темные двери не подписаны, предоставляя каждому гостю выбрать свою самостоятельно – и не ждать в очереди. В зеркале мы с подругой отражаемся вдвоем. Вид у Элис встревоженный.
- Изза, мне правда... мне сложно начать. Я просто не знаю, с чего.
- Я скучала по тебе, Элис.
Она поднимает на меня глаза, явно не готовая к такой фразе. Хмурится.
- С чего бы?..
- За весь этот год ты была моим единственным другом в Берлине. И я очень ждала каждую пятницу. Мне не хватало потом... этого нашего времени вместе. Честно.
Она храбро, быстро кивает, отворачиваясь от зеркала. Опирается о тумбу умывальников, скрестив руки на груди. Смотрит мне прямо в глаза – и ее темная радужка сияет, а черные зрачки шире, чем были прежде.
- Белла, я очень переживаю за отца. Я видела, что с ним было в прошлый раз, с Маккензи. И я пообещала себе, что не дам этому никогда больше повториться. А тут ты... и при всем моем уважении, при всем, что мы прошли вместе... вы слишком с ним разные. Вы и остаетесь разными. Просто сейчас у меня есть идея, что так даже лучше... потому что в главном вы похожи. И мальчишки... они разглядели в тебе то, чего не увидела я. Верность. Если ты будешь верна Эддеру, большего нам и не нужно. Никому из нас.
- Я говорила Фабиану, Элис, я никогда прежде не видела такой любви и заботы о родителях от их детей. Просто всепоглощающей. Я под впечатлением и, мне кажется, могу вас понять.
- Эддер никогда не отдает то, что любит. И защищает это до последнего – он научил тому же нас. Ты идешь осознанно на то, чтобы быть с ним, не смотря на... на все. Это заслуживает уважения. И Белла, то, что ты вчера говорила с Фабианом... то, что ты вернула его домой... за это мое тебе искреннее спасибо.
- Он будет потрясающим мужчиной однажды, Элис. Он очень вас любит.
- На этом у нас все и держится, понимаешь? На любви. Мама называла ее безумной когда-то – я соглашусь. Но лучше безумная любовь, чем безумная ненависть. И если мы мафия..., то первую проверку ты прошла. Добро пожаловать в семью.
- Элис.
Я не думаю слишком много. Подступаю к ней чуть ближе и обнимаю, аккуратно придержав за талию. Элис вздрагивает, поджав губы. А потом обнимает меня в ответ – совсем некрепко, но все же.
- Я обещала папе, что буду паинькой. Но я не стану просить у тебя прощения, Белла. Пока не стану.
- Без проблем. Не за что.
Она прищуривается такой моей фразе, медленно кивая в ответ. Оглядывается на черные двери.
- Я рада, что мы поговорили.
- Я тоже.
Когда возвращаемся, все трое мужчин из семьи Калленов встречают нас долгим, заинтересованным взглядом. На столе уже стоит наш Nockerln – две большие чаши с чем-то наподобие пышного пирога с запеченной верхушкой. Малиновый соус в трех чашечках приставлен рядом. Позже выяснится, что его надо наливать на десерт сверху – и тогда часть взбитого запеченного белка провалится, подпуская нас к полужидкой заветной начинке.
Сажусь рядом с Эдвардом и почти сразу же чувствую на своем колене его руку. Накрываю ее ладонью, утешающе пожав. Забытое чувство.
- Все в порядке, - говорю одними губами. И Сокол не сразу, но расслабляется. Обед возвращается в прежнее русло.
Паркер, измазавшись в ярко-алом соусе, единственный, кто не бракует традиционный австрийский десерт. И Фабиан, и Элис клянутся, что больше никогда не станут пробовать сладости вне США и Италии. Эдвард указывает младшему из сыновей на уголок с умывальниками. Выпускает его и идет следом, на ходу взглянув на часы.
Это вызывает за столом некоторую перестановку. Элис, переглянувшись с Фабианом, тоже встает. И ни слова не говоря скрывается в другой части ресторана. Мы с мальчиком ненадолго остаемся одни – и он не теряет ни минуты. Присаживается на стул отца, пристально глянув мне в глаза.
- Ты сказала, все, что было вчера останется, между нами. Ты не лжешь, Изза?
- Ну что ты, Фабиан. Я никому и не говорила.
- Это правильно. Потому что я тебе поверил. И я хочу извиниться, за... за все, что вчера было.
- Все хорошо. Правда.
- Не думай, что я доверился тебе полностью, Изабелла. Но на данном этапе без тебя папа куда несчастнее, чем с тобой. И мне нет резона – пока что – тебя травить.
- Я очень ценю это, Фабиан.
- Ключевое тут все равно: пока что. Ты его очень... поддержала вчера. Пока это так, беспокоиться не о чем. Но как только... вот.
Он поворачивает свою кисть влево, ближе ко мне, и легко снимает один из верхних браслетов. Такой же черный, как и иные, он несет в себе одну яркую деталь: красную метку на центральной сфере, почти что кровавую, с неровными краями. Присмотревшись, я вижу, что она в форме руны. Райдо. Такая же есть в татуировке Эдварда.
- Благая перемена. Ты знаешь ее. Смотри и не забывай.
Он протягивает браслет мне. Кивает, когда переспрашиваю, не поверив. И даже сам мне его на запястье одевает, недовольный медлительностью. Скоро все вернутся за стол.
- Когда мы снова увидимся, я надеюсь, он все еще будет актуален, - небрежно похлопав мою ладонь, сообщает мальчик. Встает из-за стола и уходит на свое место. Из-за темной бордовой шторы уже слышен голос Гийома. Элис появляется из-за бара с чашкой кофе. Хмыкает Фабиану, когда тот спрашивает, где еще одна для него. Мрачно просит такую же у официанта.
Эдвард садится рядом со мной, недовольно глянув на уведомление на мобильном. Выключает звук, спрятав его в карман. При всей своей внимательности браслета пока не замечает – ни минус одного у Фабиана, ни плюс одного у меня. А может его собственный подарок просто отвлекает внимание. Черный жемчуг и черный вулканический камень, неплохо смотрятся вместе – как одно целое.
- Что будем делать теперь, папа? – когда Эдвард закрывает счет, зовет Гийом. В глазах его нетерпение.
Эдвард неспешно убирает карту в карман, нежно посмотрев на младшего сына.
- Я думаю, мы заслужили еще немного семейного времени, раз уж на то пошло? Что скажешь, Белла?
- Я свободна, - пожимаю плечами, немного смущенная его взглядом. Но смотрит на меня мужчина по-доброму, просто чуть снисходительно. Улыбается краешком губ.
А потом протягивает Гийому плотный кусочек бумаги с синей морской полосой вдоль основного края. Говорит, что таких у него пять штук.
Ребенок изумленно поднимает на Сокола глаза.
- Это?..
- Океанариум, - весело подтверждает тот, потрепав Гийома по волосам, - в сопровождении морского биолога. Вот как нам повезло.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
0
