Kapitel 18. Kaufhaus des Westens
«Kaufhaus des Westens», в сокращении Ка-Де-Ве — универсальный магазин в берлинском районе Шёнеберг на улице Тауэнцинштрассе у площади Виттенбергплац. Некогда считался крупнейшим в континентальной Европе и входил в пятёрку самых крупных универмагов мира.
Wahres Leben, нем. реальная жизнь
Lobster Nets, англ. ловушка для кальмаров
Гийом открывает заднюю дверь «Porsche Cayenne». Без труда отыскивает машину на ближайшем паркинге, отпустив наши c Эдвардом руки сразу, как переходим двухполосную дорогу. Спешит к автомобилю, уже отозвавшемся на ключ-карту своего хозяина, и приникает к его блестящему синему боку. Гийом так искренне, так неподдельно радуется возвращению отца... он и вправду до безумия по нему скучает. И эта машина здесь – самый ясный знак, что папа, наконец, дома.
Фабиан толкает чемоданы к багажнику, минуя самые настоящие снежные горы. Мальчики уже рассказали мне, что двухнедельная норма осадков выпала в городе за последние три дня. Удивительно, что не перенесли наш рейс – погода только-только успокоилась перед самым прилетом.
- Что такое, Белл? – Эдвард заинтересованно улыбается, посмотрев на меня сверху-вниз. У него уже влажные от снежинок волосы, но глаза горят тысячей и тысячей огней. Я бесконечно рада видеть Эдварда дома. Я правда хочу понять, каково это – возвращаться туда, где живет твое сердце.
- Я познакомлюсь со всей палитрой «Cayenne», - кивнув на темно-синий металлик автомобиля, объясняю.
- Между прочим, это «Porsche Cayenne GTS Coupé», - серьезно отзывается мистер Каллен, перехватив мою руку в своей, - а цвет: Moonlight Blue Metallic. Не входит в стандартную палитру.
- Вокруг тебя ничего в стандартную палитру не входит.
Я приникаю к его плечу, и Сокол очень нежно гладит теплыми пальцами мои волосы. Целует их.
- Это точно. Но иначе я бы не был здесь с тобой.
- Пап! – Фабиан окликает отца из-за раскрытого багажника, опираясь о стальные ручки обоих чемоданов. – До города мы сегодня так и не доберемся, видимо.
В его голосе – смех. Даже в мрачном голосе Фабиана, всегда одетого в черное – смех. Ощущение праздника прямо-таки накатывает волнами, накрывает с головой. Я знаю, что Тревор очень чуткий и сострадательный мальчик, ему было от кого наследовать такие качества. И даже его напускная бравада, этот образ не имеет значения. Я очень ценю, что Тревор хоть немного, а принял меня. Я счастлива, что он здесь.
Эдвард, ухмыльнувшись, отпускает меня. Открывает дверь переднего сидения, предлагая не мерзнуть на улице, однако я прошусь сесть с Гийомом. Мальчик горделиво вздергивает голову, когда я выбираю место рядом с ним. Вижу в зеркале заднего вида, как улыбается Фабиан, которому достается место рядом с отцом. Ну вот и отлично.
- Ты любишь лобстеров, Белла?
Поворачиваюсь к младшему Каллену, пристегнув свой ремень безопасности. В этой машине пахнет сосновым лесом и немного – ванилью. Здесь темный кожаный салон с заметными коричневатыми швами и огромная жидкокристаллическая система с центральным экраном. В подстаканнике рядом с Эдвардом две бутылочки воды, не замерзшие. Значит, машина не стоит на этом паркинге все время его отсутствия.
- Лобстеров?..
- Мэн – лобстерное эльдорадо, - со знанием дела заявляет Гийом, - в школе говорят, люди специально приезжают сюда поесть лобстеров. Со всей страны.
- Вот как. Значит, мне тоже следует попробовать.
Гийом хмыкает, потянувшись ближе ко мне. Я тоже наклоняюсь к нему, не заставляя перетягивать ремень бустера. Мальчик мило улыбается. Доверительно сообщает:
- Лучше панкейки с соленой карамелью и маскарпоне. Они вкуснее лобстеров.
Искренне усмехаюсь, погладив его плечико в этой большой и теплой желтой куртке.
- Верю жителю Мэна, Паркер.
Эдвард периодически наблюдает за нами в зеркало заднего вида. Улыбается.
- Парки может продавать места в этом кафе с блинами, Изза. Переманивает тебя на темную сторону.
- Между прочим, там совсем не темно, - смеется Гийом. Хитро поглядывает на меня снизу-вверх. – И милкшейки лучше, чем в Берлине. Честно.
- Мы уже выбили эту точку маршрута, Парки, не переживай, - подает голос Фабиан, блокируя экран своего мобильного. Его беззаботное выражение лица чуть сникает, но он старается сделать все, чтобы этого не допустить. – Только не проедь поворот, пап, указатели замело.
- Я туда езжу чаще, чем домой, Фаб, - с напускным недовольством ворчит Эдвард. Повышает температуру в салоне до двадцати градусов, включает музыку для фона – какое-то местное радио. Там уже вовсю поют рождественские песни.
Фабиан откидывается на спинку своего кресла, без особого интереса поглядывая в окно. Время от времени взгляд его становится пространным. Минут через пять он замечает, что смотрю на него – но лишь невесело улыбается.
- Как там Берлин, Белла? Еще стоит?
- Он уже веками стоит, Фабиан. Не думаю, что что-то может этому помешать.
- Их погубит собственная кухня. Это просто какое-то наказание.
- Тут не могу с тобой не согласиться, - морщусь при воспоминании о сете из тушеной капусты, мяса в красном соусе и разваренных макаронах на гарнир. А knödel – так и вовсе кара.
- Между прочим, говяжья печень с картофелем и яблоками спасет мир, - заявляет Эдвард, глянув на меня в зеркало заднего вида. – Не так ли, Белла?
- Ну – одно блюдо как исключение, ладно уж.
- Говяжья печень? – переспрашивает севшим голосом Фабиан, изображает удушье. – Что Германия делает с людьми, Гийом...
- Они пьют яблочный сок вместо апельсинового, - морщится мальчик, - так нельзя.
Я смеюсь, погладив Гийома еще раз. Он оборачивается на меня с милой, поистине детской улыбкой. Старается довериться.
- Я больше люблю апельсиновый, - заявляю ему на ушко, и мальчик совсем уж расцветает.
Вспоминаю, с кем еще в моей жизни связан апельсиновый сок – и апельсины, в частности. На моей шее два кулона сегодня, они на удивление хорошо друг друга дополнили – ласточка, сокол и апельсиновый плод. Трепетно накрываю его указательным пальцем. От Эдварда, казалось бы, сосредоточенного на дороге, это не укрывается. Вижу на его губах блуждающую улыбку.
- Ты уезжаешь после Нового года, папа?
Сокол, приметив тихий голос младшего сына, медленно кивает.
- Да, малыш. Третьего января.
- У нас много времени...
- Больше, чем обычно, это точно, - старается вселить в него оптимизм мистер Каллен, - уже придумал, чем мы будем заниматься?
Гийом, уже немного сникший, не сразу справляется с собой.
- Я тебе потом расскажу...
Ни Гийом, ни Фабиан не хотят слышать о папином отъезде в принципе. Я их понимаю. И я надеюсь, что однажды – в скором «однажды» – Эдвард сможет вернуться к своей семье в Портленд. И я с удовольствием приеду с ним, если это все еще будет актуально. В Берлине без Эдварда и вовсе можно сойти с ума.
- Кстати, папа, я забыл сказать: во вторник тебя хочет видеть мистер Горвард, наш учитель английского.
- Меня, Фаб?
- Он встречается только с отцами. Если отца нет, тогда... но я договорился, что он подождет твоего приезда.
Эдвард несколько мрачнеет, крепче сжав ладонями руль. Фабиан смотрит на него с толикой опаски, но все еще сохраняет спокойствие. Вздыхает.
- Sie müssen was Unanständiges gemacht haben.
- Nein. Eine lange Geschichte, ich werd' sie dir noch erzählen.
Эдвард поджимает губы, но соглашается. Они так легко и непринужденно переходят на немецкий, а затем обратно... тут у меня без шансов понять. Но ведь так и было задумано? Значит, не мое дело.
В салоне повисает какое-то неозвученное, вязкое напряжение. Ему тут точно не место перед праздниками. Я смотрю в окно, мы как раз проезжаем дорогу к одному из маяков. И рядом, вдоль океана, тянущегося бесконечной серо-синей полосой вдоль белого берега, сияет новомодная елка. Огромная конструкция из ловушек для омаров с большим и ужасным омаром на верхушке. Маленькие рыболовные крючки развешаны по ловушкам от верха до самого низа.
- Теперь я понимаю, почему Гийом спросил про лобстеров! Это что-то!
Мое восхищение, в чем-то искреннее, пронимает и Фаба, и Эдварда. Гийом так и вовсе возбужденно рассказывает мне об идее инсталляции. Оказывается, школьники старших классов помогали в ее установке, а младшеклассники раскрашивали омара на верхушке. Гийом красил его клешни.
- Омары – наше все, - посмеивается, оттаивая, Эдвард. Следуя указателю, поворачивает в другую сторону от океана. Впереди уже виднеется кирпичные стены, выкрашенные белой краской, и покатая серая крыша. «Ловушка для омара», гласит вывеска.
- Мы что же, будем ими завтракать?..
- Не до такой степени, - фыркает Фабиан, снова глянув на экран телефона. Прячет его в карман, пока не заметил папа. – Тут омаров-то и в меню нет. Сплошные углеводные «бомбы».
- Блинчики! – весело восклицает Гийом. И это объясняет улыбку на его лице и тот рассказ, что последовал после выезда из аэропорта. Вот она, любимая кафешка маленького Каллена.
- И кофе, - вздыхает Эдвард, паркуясь на просторном месте перед самым входом. Мне не хватало таких больших и хорошо расчерченных машиномест на европейских паркингах. Снег заботливо убран в высокие горы по обе стороны от входа.
Гийом выходит из машины первым. Фабиан, поправив свою куртку, идет за братом прямиком ко входу, не оборачиваясь на нас. Эдвард ждет меня у своей двери. Протягивает руку.
- У вас с Парки последнее время сходятся вкусы, - ухмыляется, привлекая к себе. – Тут тебе должно понравится.
На улице холодно, еще идет снег, но мне кажется, сквозь сизые тучи в скором времени проглянет солнце. Уже совсем светло.
- Мне уже здесь нравится, - уверяю его, - потому что вы здесь дома. Это волшебное зрелище.
Он изгибает бровь, но улыбается мягче. Целует мою щеку.
- Тогда добавим сахара в эту зимнюю жизнь. И все и вовсе станет сказкой, - он разворачивает нас к ярко-красным дверям. Большие окна во всю стену не прячут Фабиана и Гийома, уже занявших какой-то столик в глубине.
Когда мы подходим ближе, оказывается, именно отсюда открывается лучший вид на океан. Он тянется вдалеке сизой лентой, прерываясь на высокие черные скалы, засыпанные снегом. Дети тут часто бывают.
Приносят меню. Молодой и энергичный парень, судя по всему, индус, с красивыми миндалевидными глазами, забранными назад черными волосами и роскошной бородой дружелюбно приветствует Гиойма. Малыш дает ему пять, потянувшись вперед из-за своей части стола. Джоуи, так зовут мужчину, если верить его бейджу, расспрашивает Гийома о его роли на рождественском спектакле.
- Кайли все хвастается, что играет с тобой в паре, парень, - подмигивает мальчику Джоуи, когда мы с Эдвардом подходим к столу. Оборачивается к Каллену, восторженно взмахнув руками.
- С возвращением домой, Эдвард! Я думал мы увидимся не раньше двадцать третьего, уже в школе.
- Когда это поездка из аэропорта обходилась без твоих коктейлей, Джоу? – Сокол качает головой, кивнув на мальчишек. Пожимает руку давнего знакомого. – Как у вас дела?
- Перед Рождеством? Самое лучшее время года! Так и не построили ничего дельного на десять километров в обе стороны, поэтому шоссе – наше.
- Туристический сезон в разгаре, я посмотрю.
- Да, уже во всю катаются на лыжах. И кормят чаек, хотя их кормить мы запрещаем десятилетиями, - он смеется, оглянувшись на меня. Очень вежливо кивает, не до конца понимая, как именно реагировать. Перехватывает взгляд Сокола.
- Изабелла, Джоуи. Мое берлинское сокровище. Белла, это Джоуи – наша кулинарная звезда.
- Так уж и звезда, - хмыкает мужчина, улыбнувшись. Протягивает свою руку, аккуратно пожав мои пальцы. – Willkommen in unserem Land, Fräulein. Как поживает Александреплатц?
Я удивленно моргаю, не до конца поверив, что немецкий – вездесущий и незабвенный – нагнал меня и здесь. Джоуи прищуривается, приметив мое промедление.
- Изабелла из Луизианны, Джо, - приходит на помощь Эдвард, мягко погладив мою спину. – Она твой акцент не исправит.
- Эх, - с псевдо-мученическим видом парирует весельчак-Джоуи, театрально закатив глаза. Извиняющимся жестом пожимает мои пальцы снова, прежде чем отпустить.
- Добро пожаловать, Изабелла. С юга на самый север.
- У вас очень уютно, Джоуи. Спасибо.
- И снежно, - подает голос Гийом, складывая оригами из красной салфетки со стола. – Das ist die Freundin meines Vaters (Это девушка моего папы), Джоуи.
- Какой осведомленный парень, - глянув в сторону ребенка, еще добрее улыбается мужчина. – Спешили сегодня – мясные фрикадельки с лапшой, хоть и страшно это звучит для завтрака. Я вернусь к вам через пару минут. Приятно познакомиться, Изабелла.
- И мне, Джоуи.
Эдвард выдвигает для меня стул, занимая место рядом. Большое ламинированное меню не так удобно держать в руках, зато оно в очень интересном стиле – цветастое, с самым разнообразным содержимым и, конечно же, отдельным столбцом детских напитков. На гордом месте там значится ванильный милкшейк Гийома.
- Ты слышал, папа, дочка Джо считает меня отличным актером, - не без гордости отмечает Паркер, поглядывая на отца из-за своего меню. Фабиан закатывает глаза, но ничего не говорит.
- Мы все придем на спектакль, малыш. Будет здорово увидеть тебя в деле, ждем с нетерпением.
- И ты придешь, Белла?
Он так неожиданно, но так спокойно ко мне обращается. Будто бы знаем друг друга уже давным-давно, я друг семьи и всегда присутствовала на таких торжествах. Мне очень и очень льстит, как искреннее и глубоко Гийом мне верит. Самый первый из всех детей Сокола.
- Само собой, Парки. Мы поэтому и приехали пораньше.
Он весело улыбается, довольный таким ответом.
К тому моменту, как Джоуи возвращается, все уже готовы сделать заказ. Дети так и вовсе знают меню наизусть. Мужчина не записывает наши блюда, запоминая каждое. Кивает девушке за барной стойкой, чтобы принесла всем кофе. Фабиан и Эдвард пьют батч-брю, я прошу капучино. Гийом искреннее недоумевает, почему все взрослые выбирают именно кофе – худший напиток из возможных. Вот бы повсюду продавали милкшейки!
- Джоуи – хозяин, так ведь? – спрашиваю у Эдварда, когда мужчина удаляется. Фаб показывает Гийому что-то на экране своего айфона, Каллен с толикой мрачности за этим наблюдает. Но морщинка, прорезавшая его лоб, разглаживается, когда я задаю свой вопрос.
- Да, он держит это место уже много лет. Его семья переехала сюда из Гамбурга, когда Джоуи было три года. До лет двадцати он отказывался и слышать о немецком.
- Даже здесь немецкий повсюду...
- Немецкий правит миром, - хмыкает Эдвард, погладив мою руку под столом. – Что ж поделаешь.
Миловидная девушка, той же национальности, что и Джоуи, приносит нам поднос с кофе. Переставляет чашку мне, потом – Эдварду, в самом конце – Фабиану. У нее заметно дрожит рука, когда ставит перед ним кружку. На смуглом лице пробивается румянец, огромные карие глаза так и мерцают. Закусив губу, девушка – Падма – поспешно отстраняется, откинув с лица черные, как смоль, волосы. Я никогда не видела таких красивых, густых, черных волос. С ума сойти.
Фабиан старательно ее игнорирует. Видимо, они знакомы.
- Первое правило рождественских выходных, мальчики? – зовет Каллен.
Дети поднимают на него глаза, нехотя отстраняясь от экрана телефона. Фаб прячет его в карман, Гийом вздыхает.
- Да, пап. Без гаджетов.
- Расскажите нам, как дела в городе? Что-то интересное?
- Девяносто процентов штата Мэн занимают сосновые леса, - выдает сухую информацию Фабиан. Отпивает свой кофе, глянув на барную стойку – и сразу же отводит взгляд. Голос его становится жестче, а на щеках показывается капля румянца. Его красивые черные ресницы подрагивают.
- Ты полюбил географию, Фаб?
- У нас новый учитель. Все лучше старого Генри. Превалирующее население Мэна – белые. Чуть возрос процент азиатов последнее время.
- Ты знаешь, что Хорасс будет встречать Рождество с нами? – прерывает брата Гийом, подняв на папу повлажневшие глаза. Он хмурится, стараясь в этой хмурости запрятать грусть. Лениво перемешивает свой милкшейк темно-зеленой трубочкой.
- Вы много лет друг друга знаете, Гийом. Что-то не так?
Незнакомое имя, повисающее в пространстве, тяготит всех Калленов. Эдвард старается говорить ровно, но и его оно немного задевает, мне кажется. Паркер опускает голову.
- Хорасс – это?..
- Мамин давний друг, - Фабиан отпивает еще кофе, уже очень большой глоток, сжав ручку чашки до белизны пальцев.
- Я бы хотел встретить Рождество с тобой, папа. Не с Хорассом, - бормочет Гийом, старательно избегая взгляда Эдварда. Его брови сходятся к переносице.
- В этом году очередь мамы, Паркер. Все честно, помнишь?
- В прошлый раз мы тоже встречали с мамой...
- Потому что два года до этого – со мной.
- Я люблю маму. Но я не люблю Хорасса, - качает головой младший Каллен. Все же смотрит на папу, выдержав его прямой взгляд. – Он на спектакль тоже придет?
- Я не знаю, Гийом. Но я думаю, что да.
- Тогда я не хочу участвовать в спектакле.
- Обсудим это позже, ладно? Пойдем-ка помоем руки, - Эдвард оживляется, указав сыну на деревянные двери в конце зала. – А то сейчас принесут еду, и мы не успеем.
- А Белла и Фабиан?..
- Они следующие, - Эдвард уже встает из-за стола, протягивая ребенку свою ладонь. Гийом, неглубоко вздохнув, соглашается. Обвивает папину руку своей.
Фабиан, посмотрев им вслед, поджимает губы. Переводит взгляд на меня.
- Здорово, что тебе понравился браслет, - кивает на свой недавний подарок с руной Райдо, что я честно не снимаю с того семейного обеда.
- Ничего не изменилось, Фабиан. Если хочешь, я могу его вернуть.
- Ты вернешь его, когда – или если – все изменится, Изз. Оставь себе.
- Договорились. Он красивый. У тебя отличный вкус.
- Еще бы, - пожимает плечами юноша. Проворачивает по небольшому кругу свою чашку с батчем. На моем капучино лопаются пузырьки пенки. После берлинских кофеен вкус, конечно, своеобразный... но это не имеет значения. Не теперь.
- Как твои дела, Фабиан? Я не про школу, если только ты не хочешь чем-то поделиться.
- Ты для папы выведываешь информацию?
- Мне просто интересно. Ты же помнишь, то, о чем мы говорим – остается между нами. Мы договорились.
- А если я скажу, что пристрелил кого-то пару дней назад? Тоже останется между нами?
- Фабиан, - его ерничество у меня не получается воспринять иначе, как с улыбкой. Вздыхаю, поднимая выше руку с браслетом. Напоминаю ему.
Мальчик задумчиво поглядывает на столовые приборы в индивидуальной бумажной упаковке – рядом с каждой из тарелок.
- Я сдал за Сибель тест по английскому. Теперь отца вызывают в школу.
Он быстро это говорит, убедившись, что ни Эдварда, ни Гийома на горизонте пока не видно. Смотрит на меня внимательным, пронзительным темным взглядом. Будто бы вооружившись в преддверии реакции.
- У нее были проблемы с этим предметом?
- Она помогала матери в больнице перед тестом... не успела подготовится.
Я ценю, что он откровенен со мной. Но все еще посматривает настороженно и загнанно, подготавливая себя ко всему. Фабиан как будто бы всегда на острие ножа, на стреме. Я представляю, как это выматывает.
- Знаешь, это здорово, что ты смог помочь ей в трудной ситуации. Я думаю, она очень тебе благодарна. Но Фабиан, ты ведь понимаешь, что не всегда сможешь быть рядом? Ей тоже придется приложить усилия.
- Ее мама сказала учителю, Изза. Пришла в школу и сказала, представляешь? Сибель поделилась с ней, а она...
Он тяжело сглатывает, закусив губу – так по-детски, так недоуменно. Я смотрю на мальчика с состраданием.
- Мама посчитала, что так будет честно. Это твои знания, а не Сибель. И твоя оценка.
- Если у нее не будет сдан тест, она не закончит этот год, Белла.
- Помоги ей подготовиться к нему. Ты такой способный, Фабиан, папа постоянно это говорит. И тогда вы оба будете в плюсе.
- Папа так говорит? – почерпнув из всей моей фразы это словосочетание, осторожно зовет Фабиан. Его глаза мерцают.
- Да. Он очень тобой гордится. И я думаю, сможет понять эту ситуацию, пояснит ее в школе. Но не стоит поступать так снова.
Тревор отодвигается от стола, складывая руки на груди. Смотрит на меня и хмуро, и удивленно. Но на губах его начинает появляться намек на улыбку.
- Сколько тебе лет, Белла? У тебя есть дети?
- Нет, Фабиан. Двадцать шесть.
- Может, поэтому ты и в адеквате? Потому что их еще нет и ты помнишь, что такое старшая школа?
Посмеиваюсь его умозаключению, легко пожав ладонь мальчика на столе. Он не отдергивает руку. Отвечает на мое прикосновение.
- Я уже говорила, ты – потрясающий молодой человек. Я очень рада, что ты дал нам шанс лучше узнать друг друга.
Он всеми силами старается не показать, что мои слова ему приятны. Театрально закатывает глаза.
- Считай, что на тебе я исчерпал лимит принятия. Хорасс пусть ждет в очереди.
- Все наладится, Фабиан, - обещаю ему, почему-то уверенная, что могу такое обещать. И улыбаюсь Эдварду, появляющемуся из-за спины. Он присаживается рядом, пропустив вперед Гийома. С интересом поглядывает на нас с сыном.
Приносят еду. Джоуи лично расставляет блюда в порядке их очередности. Английский завтрак, самую полную его версию – Эдварду. Фабиана – большой клаб-сэндвич с картофельными крискатами. Гийому, эйфорически поглядывающему на свою тарелку, горочку панкейков с карамельным соусом, маскарпоне, фундуком и ягодами голубики. И мою американскую версию шакшуки с молочным хлебом и кинзой. Пахнет потрясающе.
- Приятного аппетита, - напутствует Джоуи. Кивает на наш ответ, скрываясь за барной стойкой. Падма, притаившись за кофемашиной, не сводит с Фабиана глаз. Удивительно.
За завтраком больше не поднимаются никакие тяжелые темы. И, постепенно, атмосфера и настроение возвращаются в прежнюю стезю. Это просто семейный завтрак. Это дом. Скоро Рождество. У нас потрясающий вид на океан и целые рождественские каникулы впереди. Заманчивое начало праздничной недели.
Забирать грязную посуду выпадает Падме. Она приходит с подносом, намеренно держась в стороне от мальчиков.
- Привет, Падма, - мило кивает ей Эдвард, подавая свою тарелку. – Ты так выросла, с ума сойти. Как дела у мамы?
- Здравствуйте, мистер Каллен. Исследование продвигается, возможно, они с командой найдут новые источники альтернативной энергии на океанском дне.
- Передавай ей от меня привет. Вы с Фабианом по-прежнему в одной группе книжного клуба?
Она закусывает губу, виновато оглянувшись на юношу. Но затем очаровательно улыбается, с некоторой заминкой кивнув.
- Да, конечно.
- И что читаете?
- Р-Ромео и Джульетту.
Эдвард понимающе кивает, проследив за взглядом сына. Тот нахмурено глядит прямо перед собой.
- Хороший выбор. Здорово, что ты работаешь здесь, Падма. Будут хорошие рекомендации для колледжа, Джоуи с ними не обидит.
- Да, мне тоже очень нравится, мистер Каллен. Хорошего вам дня. С возвращением.
- Хорошего дня, Падма.
Девушка поспешно удаляется, собрав лишь часть тарелок со стола. Эдвард мимолетно поглядывает ей вслед. Фабиан резко выдыхает.
- Зачем ты это делаешь, vati?
- Что делаю, Фабиан?
- Вид, будто я все еще с ней общаюсь? Мы давным-давно расстались.
- Она хорошая девушка, знает Шекспира, учится на отлично и даже работает.
- Идеальный ребенок, правда? Прямо как Элис.
- Все хорошо, Фаб? Что происходит?
- Все отлично, - полушепотом язвит он, прищурившись. – Мне нужно позвонить. Я подожду вас на улице.
Эдвард откидывается на спинку своего стула, качнув головой моему удивленному взгляду. Гийом залпом допивает свой милкшейк.
- Сибель лучше Падмы, папа, - тихонько вставляет свое мнение он, - она добрее.
- Естественно, Парки, естественно, - поспешно отзывается Сокол с непроницаемым выражением лица. Делает последний глоток своего батча. Подзывает Джоуи со счетом. Прикладывает к терминалу темную тонкую карточку. Затем оставляет двадцатку чаевых.
- Я выйду к Фабиану, ладно?
- Только не дальше машины, Гийом. Мы тоже уже идем.
Эдвард подает мне пальто, прежде чем надеть собственное. Машет Джоуи на прощанье и кивает Падме.
- Ты в боевом настроении, мистер Каллен, - подмечаю, смахнув пару влажных капель с его плеча. Эдвард вздыхает.
- Всегда кажется, что дома проблем меньше... но на самом деле они просто слишком далеки для телефонных разговоров из Берлина.
- Эдвард, я понимаю, что это твои дети – и не мое дело. Но Фабиану пятнадцать лет. Сделай ему скидку на возраст.
Он прищуривается моему предложению, ласково погладив по щеке костяшками пальцев. Улыбается, немного оттаяв.
- Ты у меня очень мудрая, Schönheit.
- Хочу верить, что моей мудрости хватит хотя бы до вечера.
- Вечером все будет отлично, обещаю тебе, - он разворачивает нас к дверям, бережно придержав меня за руку. – Они тебя полюбят с первого взгляда. Как я.
Ничего ему не отвечаю. Выхожу из кафе первой, сразу же приметив мальчиков у машины. Фабиан уже внутри, Гийом рисует на остатках снега у боковых дверей. Весело машет папе.
- Поехали домой, - Эдвард, потрепав младшего сына по волосам, открывает ему дверь. А потом садится за руль, проследив, чтобы и я, и Гийом сзади пристегнулись. Выруливает со стоянки кафе, ловко развернувшись в ограниченном пространстве узкой дороги.
Фабиан, все еще занимающий переднее сиденье, до самого дома не произносит ни слова.
И только когда из-за снежных пейзажей и темного полотна дороги начинают прорисовываться крыши домов, что-то бормочет сам себе. Тон у него мрачный.
- Мне больше нравится твой поселок, пап. Тут красиво —говорит Гийом, рассматривая снежные горки по обе стороны дороги. Мы проезжаем чуть вглубь, к пропускному пункту. Высокий белый забор отгораживает территорию комплекса. Ворота высятся на метра три в высоту – и автоматически открываются на чип Эдварда.
- Тут мало детей, Парки. Это минус.
- Мама не со всеми детьми из нашего района разрешает мне играть. А тут у меня было много друзей.
- Вы раньше жили здесь, Паркер? – интересуюсь я.
Эдвадр поворачивает влево, приметив мой вопрос. Но позволяет ответить сыну.
- В другой части поселка. Тот дом уже снесли.
Главная от ворот дорога ведет нас вдоль сосновых деревьев. Постепенно они превращаются в самый настоящий лес, хоть и несколько прореженный, уходящий вниз, к скалам. Поселение располагается на возвышенности – и чем дальше мы едем, тем больше это становится очевидным. Справа лес, слева океан – я помню, как Эдвард описывал мне вид из своих окон еще тогда, в сентябре. Потому без труда узнаю его дом, хоть никогда прежде его не видела.
Ближе к скалам, возвышаясь над океаном, большой коттедж располагается в самом конце дороги. Невысокий каменный заборчик и большая пристройка гаража. Темно-серые стены перемежаются с рыжеватыми деревянными вставками, черепичная крыша черного цвета. Слева от крыльца – бетонная стена с выемками для вечнозеленых растений. Окна в черных рамах – в пол, само собой. И два этажа с террасами на каждом. Заднюю часть участка не видно, а вот перед домом идиллическая лужайка – летом так точно, могу поспорить. Но сейчас от снега расчищена лишь узкая тропка к крыльцу.
Сокол паркуется вне гаража, оставляя машину на гравийной дорожке. Гийом, хлопнув дверью, выбирается из автомобиля первым. Фабиан идет за ним.
Эдвард смотрит им вслед, наблюдая за тем, как младший ребенок резвится в пушистом белом снегу, а старший с долей снисхождения поглядывает на его игры. Судя по всему, им обоим нравится – и нравилось – здесь бывать.
- Сколько лет этому дому, Эдвард?
- Семь, Schönheit. Я купил его незадолго до... но мы так и не жили здесь всей семьей, если ты понимаешь.
- Здесь кто-то живет теперь?
- Нет – постоянно, имею ввиду. Кроме меня, когда приезжаю, и детей, когда остаются со мной. Ойвинд, мой помощник, присматривает за территорией. Гертруда, его жена, убирается пару раз в месяц.
- Он очень стильный, этот дом. Прямо-таки современная крепость.
- Может, ему суждено все же стать семейной крепостью, - мягко подмечает Эдвард, поцеловав тыльную сторону моей ладони. Улыбается. – Добро пожаловать домой, солнышко.
- Добро пожаловать, - эхом отзываюсь, потянувшись ему навстречу. Целомудренно целую, пожав ладонь в своей. – Спасибо за приглашение.
Сокол открывает передо мной дверь дома, на правах хозяина провернув блестящий металлический ключ в замке. Оставляет наши вещи в прихожей, проходя следом. Мальчики играют в снежки на улице, поэтому пока в доме мы одни. Здесь темновато, из окон падает на пол холодный зимний свет. Слегка пахнет чистящими средствами.
Все выдержанно в минималистичном стиле, полюбившемся мистеру Каллену. Здесь много пространства, никакой захламленности и дерево вперемешку с камнем.
Эдвард, предложив мне руку, лично показывает свою «скромную» шестикомнатную обитель в двести семьдесят жилых квадратных метров. Кухню-столовую, гостиную с камином, гостевую спальню на первом этаже (там сейчас домашний офис) и гостевой санузел. Кладовку и маленький книжный зал, должный стать игровой когда-то. Наверху – две детские, хозяйская спальня и еще одна гостевая.
Из спальни Сокола открывается потрясающий вид на океан. Я узнаю, где была сделана эта фотография, что он прислал мне тогда. Громадные окна не прячут красоту соснового леса, возвышающегося слева, и океана, разбивающего свою воду о ледяные скалы справа. Здесь белые стены, высокий потолок и роскошная кровать – правда, практически на полу, по типу такого деревянного постамента, что был в Штутгарде. Две прикроватные тумбы и комод. Все. На стенах ни одной картины, на полу – деревянном, но холодном, ни одного половичка. Очень аскетично.
- Знаешь, в тебе все-таки немало немецкой крови, Falke, - подмечаю, приникнув к его плечу. Эдвард гладит мою спину, задумчиво посмотрев на океан.
- Зато вид хороший.
- Это точно. Ничто не отрывает от вида. Тут можно медитировать. Окна такие, что...
- Они светоотражающие. С той стороны видно лишь океан и лес.
Он вздыхает, тепло поцеловав мою макушку.
- У тебя будет возможность обставить здесь все, как захочешь, Изза. Этому дому не хватает хозяйки. С самого его начала.
- Пап! – голос Гийома раздается с первого этажа, ближе к лестнице. Слышу, как хлопает входная дверь. – Пап! Пойдем с нами! Снежки!
Как маленький глашатай большого события, Гийом задорно выкрикивает свое приглашение, не поднимаясь, впрочем, к спальне. Но его нетерпение в голосе так и сквозит.
- Поиграйте, - напутствую Эдварду, выжидающе посмотревшему на меня, - я как раз осмотрюсь. Вам нужно побыть втроем.
- Я не перестаю тебе удивляться.
- Иди уже, снежный воин, - целую его в щеку, приподнявшись на цыпочках, выпроваживая в коридор. – Папа идет, Паркер.
- Ты такая решительная порой, Sonne!
- Ты меня этому научил. Только никаких серьезных разговоров, особенно с Фабианом, Эдвард. Прошу тебя. Просто поиграйте.
- Пап! – окликает Гийом, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Слышу тихий стук его ботинок о деревянный пол внизу.
- Не заглядывай в закрытые комнаты, - шутливо предостерегает Сокол голосом из страшной сказки, спускаясь по лестнице и взглянув на меня снизу-вверх, - а то!..
Смеюсь, удобно оперевшись о перила. Махаю Гийому, повисшему на папиной руке сразу, как тот спускается.
- Хорошей битвы, мальчики.
- Ты слышал Беллу, папа? Битвы! Целой снежной битвы! А не просто игры в снежки, - заворожено бормочет Гийом, когда они ступают на крыльцо.
Я подхожу к окну коридора второго этажа, выходящему во двор. Даже Фабиан, казалось бы, настроенный негативно, включается в игру. Уже поджидает папу с заготовленным заранее снежком. Слышу, как хохочет, стоит снаряду попасть в цель. Эдвард, изображая негодование, зачерпывает полные ладони снега. Гийом визжит, убегая от него, едва папа прицеливается с броском.
Я наблюдаю за ними и могу сказать точно, что никогда не видела ничего более умилительного, чем такая картина. Домашняя, семейная, теплая... это самые дорогие воспоминания из детства. Совместные. И я очень, очень рада за мальчиков Сокола. У них потрясающий папа и детство, не смотря на все трудности, тоже потрясающее. Они потом вспомнят его с теплотой.
Вот Гийом кидает снежок, попадая в Эдварда. Вот Фабиан, прикрывая брата, атакует папу с другой стороны. Вот Эдвард, приметив траекторию полета снаряда из снега, уворачивается. Подхватывает на руки Гийома, что возбужденно визжит, попавшись папе. И вырывается, заставляя их обоих упасть в снег.
Улыбаюсь. Боже мой.
Я подсматриваю за их игрой еще какое-то время, напитываясь этим приятным теплом, что прямо-таки лучится от этой троицы. Запоминаю, как выглядит семейное времяпрепровождение. И уж точно не собираюсь им мешать.
Лучше и вправду осмотрю дом.
Интересно, что в коридорах практически нет мебели. Одни лишь бра и две картины, видимо, тоже кисти Фабиана, может быть, чуть более ранние работы. У самой лестницы на втором этаже – небольшой одинокий пуфик светло-розового цвета.
Я заглядываю в гостевую, дверь в которую приоткрыта. Аскетичностью комната потягается со спальней самого хозяина – помимо кровати и встроенного шкафа здесь вообще ничего нет. Зато на большом окне висят тонкие тюлевые шторы – смотрится несколько комично.
Две следующие спальни расположены в отдельном уголке коридора, на некотором удалении от хозяйской, но ближе к лестнице. У детей есть свой санузел, дверь в него рядом с гостевой.
Все двери – из светлого дерева, что выделяется на фоне серо-синих стен. На одной из них, самой первой, красноречиво красуется красно-белый знак «стоп». Не решаюсь тревожить личное пространство Фабиана.
У Гийома никаких предупреждающих табличек на двери нет. Негромко скрипнув, она пускает меня в обитель младшего Каллена – на время его прибывания у папы, как уже удалось выяснить. Комната меньше, чем все те, что я видела прежде, но куда уютнее. Пространство условно разделено на две части деревянной перегородкой-стеллажом, где покоятся книги и парочку игрушек. Одна стена – серая, две другие – белые. У кровати, пристроившейся в более темном углу, символично нарисованы три снежные горы. Подушки – синие, белые, желтые – ворохом рассыпаны по одеялу, сверху – вязанный бежево-зеленый плед. Есть рабочий стол, стул на колесиках и огромная картина мира, прямо напротив окна. Встроенный шкаф и тумбочки располагаются у стола. В целом – светло, приятно и современно. Я бы хотела себе такую детскую.
Спускаюсь на первый этаж. Перила у лестницы широкие и гладкие, ступени удобные, невысокие. И совершенно пустые стены, будто дом сдается на Airbnb, никогда по-настоящему жилым не был.
Мне нравится кухня. Я останавливаюсь перед черными полукруглыми стеклянными дверями, гостеприимно распахнутыми из гостиной. Высокий потолок сливается с белыми стенами. С него красиво спускаются вниз овальные интерьерные светильники – круглые бежевые лампы, черное основание.
Сама кухня, как и в Берлине, полностью закрыта – за ровным бело-бежевым деревом не видно ни посуды, ни приборов, ни техники. Справа от окна в пол высится черный металлический холодильник, белая электрическая панель слева от кофеварки, стильной, но громоздкой, на четыре чашки. И стол с крепким основанием, напротив посудомоечной машины и духового шкафа. Он белый, с тяжелой столешницей в дизайнерских разводах краски. Пять стульев вокруг – деревянные, снизу выкрашенные в темно-рыжий, сверху – в серый. Кухней в этом доме определенно занимались в первую очередь.
Я интуитивно нахожу капсулы для кофеварки. Эдвард не изменяет себе, везде и всюду приобретая яркие-синие капсулы Nespresso Vivalto Lungo. Я уже выучила. Делаю себе кофе в высокую белую чашку. Присаживаюсь на один из тех самых дизайнерских стульев, отодвинув его и придав идеальной картинке чуть больше реалистичности. Проверяю почту на айфоне, неторопливо пролистывая сообщения от Эммета. Кофе горячий, терпкий, в меру горчит.
Я оглядываюсь вокруг, с удовольствием ощущая себя на своем месте. На этой кухне, в этом доме, в этом городе. Улыбаюсь в экран мобильного. Ответно желаю боссу счастливых праздников. Он спрашивает, не знаю ли, когда прилетает Элис. Если я правильно услышала Эдварда, она прилетит к завтрашнему полудню – сразу после последнего экзамена. Ее встретит Террен.
Успеваю допить свой первый – и самый гостеприимный – welcome-кофе, когда открывается входная дверь. Пустой дом сразу обретает душу, наполняясь звуками детского голоса Гийома, негромкого разговора Эдварда и Фабиана. Они раздеваются в прихожей, провернув металлический замок входной группы два раза. Гийом бежит в ванную, откуда сразу доносится плеск воды. Он же первым заходит на кухню, с интересом останавливаясь невдалеке от стола. Чуть наклоняет голову, наблюдая, как отношу чашку в умывальник.
- Ты пьешь какао?
- Кофе, Гийом, - кивнув на кофеварку, где еще горит синяя лампочка, уточняю.
Гийом раскрасневшийся от мороза, но счастливый. Его светлые волосы разметались по лицу.
- А можно мне какао?
- Если расскажешь, где его найти.
Гийом пожимает плечами, по-хозяйски подходя к холодильнику. Открывает его, деловито подает мне полную бутылку молока (помимо него, к слову, здесь полно продуктов), а потом указывает пальцем на верхнюю деревянную полку. Естественно, в общей картине кухни она не выделяется – сперва нужно нажать на дерево, чтобы она открылась. Там припрятана большая семейная банка «Nesquik».
- И маршмэллоу, - просит мальчик. Но вот если достать банку у меня еще получается, то до зефирок в глубине полки дотянуться нет никакой возможности.
- Дай-ка я, Изза.
Фабиан, появившись из-за моей спины, снимает маршмэллоу самостоятельно. Закрывает дверцу полку, кладет зефирки на тумбочку. И, грациозно отойдя на пару шагов назад, присаживается на отодвинутый мной стул. У него сейчас по-настоящему живой взгляд, здоровый цвет лица с ярким румянцем и блуждающая на губах улыбка. Тревор доволен этой жизнью.
- Ты тоже будешь какао, Фабиан?
- Да, спасибо.
Беру со второй полки-невидимки еще пару чашек. Благо, микроволновая печь на этой кухне тоже имеется. Я здесь впервые, но кажется, многое знаю – возможно потому, что в Берлине Эдвард соблюдает точно такой же порядок – и точно такие же дизайнерские решения использует. Это удобно.
Разливаю для мальчиков молоко, оправляю его подогреваться. Отмеряю несколько ложек какао. Вскрываю пакетик с зефирками – они разноцветные, бело-розовые, с забавным кроликом на упаковке. Гийом наблюдает за каждым моим движением, однако они на удивление слаженные, простые, будто я каждый день этим занимаюсь.
Эдвард заходит на кухню, когда я кладу жменьку машмэллоу на верх каждой чашки.
- Ух ты, у вас прямо «Старбакс»-
- Скорее, частное заведение Аспена, - улыбаюсь ему, глянув через плечо. – Тебе тоже какао?
- Мне кофе, - Эдвард прищуривается, расслабленно хмыкнув такой моей улыбке. Подходит ближе, сам берет себе чашку. – Не стану отвлекать.
- Между прочим, Белла, мы с Фабианом победили папу! – гордо заявляет Гийом, когда ставлю перед ним кружку с какао. Тревор, аккуратно придвинув к себе порцию поменьше, закатывает глаза.
- Вы здорово играли, - признаю, улыбнувшись Гийому – и он улыбается мне в ответ, немного скованно, но очень искренне. – Научишь как-нибудь и меня.
- Запросто!
- Ты не станешь пить «Nesquik»? – интересуется Фабиан, подметив, что чашки у меня нет.
- Сделать тебе кофе, Liebe? – Эдвард, заправив капсулу в кофемашину, ждет, пока тонкими струйками стечет в его кружку черный кофе.
- Я только что его выпила, спасибо, - отвечаю обоим, легко коснувшись плеча мужчины. Он вздыхает, повернув голову в мою сторону. Тоже улыбается – точно, как Гийом минуту назад.
Фабиан наблюдает за каждым нашим движением, особенно – за прикосновениями. Он пьет детский какао, такой взрослый и серьезный, расположившись на этом дизайнерском стуле посреди белой кухни... и мне кажется, многое для себя подмечает – и понимает тоже. Мне нравится ощущение, что Фабиан теперь на моей стороне. Вулканические камни браслета приятно холодят кожу.
- Папа сказал, мы поедем через час, - докладывает Гийом, вылавливая маршмэллоу из своей чашки чайной ложкой.
- Машину к тому времени уже заметет, - Фабиан, глянув в окно, хмурится начавшемуся снегопаду. – Может, ее в гараж?
- Ойвинд еще не докрасил его, - отпивает кофе Эдвард, – Почистим, ничего страшного.
- Чур – без меня, - юноша относит опустевшую кружку к раковине, мило мне кивнув. – Спасибо Белла. Я спущусь через пятьдесят пять минут.
- И тридцать девять секунд, - уточняет Эдвард, включаясь в его игру напускной точности.
Впрочем, парень не кажется смущенным. Все так же чинно кивнув, он выходит из кухни. Слышу тихонький скрип ступеней лестницы – и то, как хлопает дверь комнаты.
Гийом, облизнув шоколадные губы, закидывает в рот последнюю маршмэллоу.
- Я тоже поиграю у себя, пап. Позовешь меня, когда пойдете чистить машину?
- Если ее все же заметет, - Эдвард, погладив его светлые волосы, делает еще глоток кофе. – Договорились.
Гийом, просияв от такого безраздельного папиного внимания, резво кивает. Относит чашку в умывальник, вслед за братом взлетая по длинной лестнице. Правда, дверь крепко не закрывает – хлопка не слышу.
Мы с Соколом остаемся на кухне одни.
Я обнимаю его, приникнув к плечу, и Эдвард нежно придерживает мою талию. Ласково гладит тонкую линию оголенной блузкой кожи. Целует мои волосы.
- Все же, тут красиво.
- Ты же говорила, что пусто?
- Я про снег, - ухмыляюсь, кивнув ему на большое окно, что совсем не прячет обзор на бесконечную вереницу снежинок. Чем-то напоминает тот наш вечер в Штутгарде. – В доме и правда немного пусто. Но это исправимо.
- Ох, Schwalbe, - он так довольно улыбается, что даже меня заражает энтузиазмом. – Давай уже все и везде исправим, выстроим заново и перекроим. Я в предвкушении.
- У тебя такое настроение последнее время: перекраивать.
- Я более чем доволен, - горделиво заявляет Сокол, улыбаясь в мои волосы. – Это моя новая жизнь, в конце концов!
Он допивает кофе, отставляет чашку подальше. Обнимает меня обеими руками, уже как следует. И я с удовольствием приникаю к его груди, радуюсь традиционной нашей позе, как на заветном елочном шарике – когда Эдвард подбородком накрывает мою макушку.
Мы долго так стоим – достаточно долго, мне кажется – не произнося ни слова. Они выглядят здесь лишними, эти слова. Я потихоньку напитываюсь атмосферой этого дома – все же здесь она есть, пусть и не такая ясная, как в нашей немецкой квартире. А еще, здесь Эдвард как никогда близко – и ему никуда не нужно. А еще, здесь есть спальни для мальчишек – и они не вынуждены больше делить гостевую на двоих. И семья живет рядом. И язык – родной, знакомый мне. И этот снег. И эта кухня. И скорое Рождество. С ароматом кофе и какао, переплетшихся воедино.
Я целую его шею и Эдвард, оживая, касается гладковыбритой щекой моего виска. Чувствую, как улыбается.
- Что, малыш?
- Это – одно из моих счастливых воспоминаний. Быть с тобой на этой кухне. Сейчас.
- Это – наша кухня, - мирно произносит Эдвард, бережно поцеловав мой лоб, - и у нас с тобой будет еще тысяча счастливых воспоминаний здесь. Обещаю.
- Ну, раз обещаешь...
- Белла, - он смеется, на мгновенье обняв меня очень крепко, чтобы почувствовала. – Пытаешься поймать на слове?
- Я уже поймала, - объявляю, наглядно демонстрируя, что держу его в объятьях. И тоже смеюсь.
Эдвард, ласково погладив мою спину, тепло целует волосы. В тысячный за сегодня раз.
- Ты мое чудо, Schönheit. Мое самое настоящее Рождественское чудо.
Я ничего ему не отвечаю. Чуть отстранившись, заглядываю в глаза – синие, бездонные, чуть влажные в уголках – мои до последней грани. Целую, приподнявшись на цыпочках. Бережно и нежно, как всегда, делает он сам.
Отличное начало праздничных каникул.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
0
