Это место такое... обжитое. Я смотрю на пейзаж по ту сторону окна авто с восторженностью Гийома. Это тот самый идеальный пригород голливудского сценария. Все друг друга знают, встречаются по выходным на кофе с печеньем, дети растут вместе, ходят в местную школу – лучшую по рейтингу среди школ города, а еще, принято не только свои дома, но и целые улицы готовить к Рождеству.
В обычных районах, по типу того, где выросла я, еще и в южном штате, каждый имеет право украшать дом как хочет – но чрезмерно выделяться непринято. Все-таки, дело обычно ограничивается двумя гирляндами и парочкой шариков для клумбы. Наш сосед, мистер Маттиас, еще садовым гномам надевал шапки Санты – и это был максимум.
Здесь же никто не беспокоится о том, чтобы смутить соседа, украсить дом «чрезмерно». Все сделано со вкусом, без аляповатости и несочетающихся цветов, но роскошно. Если гирлянды – то по всему периметру участка, если рождественские венки – то на каждом окне. И если Санта – то цельная инсталляция с санями и оленями посреди снежной лужайки. У некоторых соседей даже почтовые ящики оклеены лентами в цвет праздничных леденцов, а на крыльце дежурят надувные имбирные человечки.
Можно проводить конкурс на лучшее украшение дома. Гийом, кстати, вполне мог бы выступать судьей. Он с таким искренним интересом рассматривает каждый участок... немудрено, потому что в районе Эдварда – новом, видимо – нет пока такого разнообразия. Его собственный дом и вовсе не украшен, а чем Гийом сразу же папе заявляет.
- Мы что-нибудь придумаем вместе, - примирительно обещает Эдвард, поворачивая на соседнюю улицу.
- Не хватало нам еще оленей на полдвора, - недовольно бормочет Фабиан, подняв голову от экрана своего телефона. Синие блики бродят по его лицу, освещая сведенные от напряжения скулы и искаженный уголок рта. Мне кажется, Эдвард что-то упускает во всей этой ситуации с Сибель. И его попытки ограничить сына могут привести к плачевному итогу... надо бы мне еще раз с Фабианом поговорить.
- Можно снеговиков, - как ни в чем не бывало, рассуждает Гийом, - только чтобы что-то было. А то это скучно и непразднично.
- Хорасс налепит снеговиков, - обещает Фабиан. Прячет айфон в карман, приметив взгляд папы в зеркале заднего вида. Впрочем, Сокол ничего ему сейчас не говорит.
- Приехали, Парки, - отвлекает он младшего сына, не задевая тему «нового маминого друга», не совсем мне пока понятную.
И Гийом ведется. Приникает к стеклу обеими ладонями, восхищенно обводя взглядом последний на этой улице дом.
Он, как и все, двухэтажный – и поистине большой. Здесь широкая подъездная дорожка, на которой уже припаркованы три машины. Забор из мелких камней, сложенных вручную – очень низкий. Милые фонарики по всему периметру ограды. И расчищенная дорога к крыльцу, вымощенная галькой.
- Посмотри, папа!
Гийом указывает на высокие кусты, ведущие к веранде, украшенные рождественскими шариками. И парочку ярких желтых оленей в красных шарфиках, притаившихся по обе стороны от входа. А еще, оба этажа обвиты теплыми гирляндами – видно издалека. И на каждом из больших трехстворчатых окон, в лучших традициях старой Америки, красуется по крупному рождественскому венку.
- Дедушка в этом году не пожалел украшений, - усмехается Сокол, кивнув восторженности сына. – Идите первыми, мальчики. Мы сразу за вами.
Он паркуется, выключая двигатель. Фары гаснут, предварительно мигнув ярким белым светом. И ничто больше не нарушает тишину закрытого поселка.
- Дай им собраться с мыслями, - на немой вопрос Гийома отвечает Фабиан, самостоятельно открывая свою пассажирскую дверь. Дожидается брата, прежде чем идти к крыльцу. На меня не смотрит.
Эдвард мягко касается моих ладоней своими. Пожимает их, легко растерев кожу.
- Ты замерзла?
- Скорее, волнуюсь...
- Ты удивишься, насколько это ненужное волнение.
- Легко тебе говорить... я такие дома последний раз видела в «Унесенные ветром». Мог бы и рассказать, Эдвард.
- Я вырос в этом доме, - он улыбается той самой очаровательной улыбкой, против которой я никогда не могу устоять, что ему чудесно известно, - и я уверяю тебя, Sonne, это – простое семейное гнездышко. А тебя там очень хотят видеть.
Почему-то мне тревожно. Тем неприятным, колким ощущением тревоги, которое совсем не вяжется с ситуацией. В который раз я ясно понимаю, насколько мы с Эдвардом разные – и насколько разные миры, где мы родились и выросли, в том числе. Только то, что он здесь сейчас, что намерен познакомить меня с семьей, а значит, уверен и в нас, и в наших отношениях, придает немного смелости. Я говорила, что на многое ради него пойду. Представилась возможность это продемонстрировать.
- Ладно.
Эдвард, не скрывая удовольствия от такого решительного ответа, тепло целует мою ладонь. Выходит из машины первым, обойдя ее, открывает мою дверь.
Ладно, повторяю про себя. Выхожу.
Снег под ногами – хрустящий и пористый. С темного неба сыплются тысячи и тысячи маленьких остроугольных снежинок. Они красиво ложатся на спинки декоративных оленей, черные проводки гирлянд – и бликуют от крошечных светодиодных лампочек.
Я берусь за ладонь Эдварда, что предлагает мне. И крепко ее пожимаю, когда подходим к крыльцу. Входная дверь неплотно прикрыта, оттуда сочится теплый воздух, яркий свет прихожей и оживленные голоса.
Эдвард, наклонившись к моему уху, шепчет:
- Ты дома, Schönheit. Запомни.
Кривовато, умиленно улыбается на мой несмелый взгляд. Не торопит. Дает самой коснуться ручки, чтобы пройти внутрь – и лишь затем открывает дверь, пропуская меня вперед.
Ох, черт.
Я глубоко вздыхаю, прогоняя липкую тревогу, комком свернувшуюся внизу живота. Стараюсь искренне улыбнуться. Захожу.
В прихожей и правда очень светло, но этот свет не бьет по глазам, он уютный и мягкий. А еще, здесь пахнет корицей, еловыми иглами и немного – запеченным картофелем. Меня окутывает теплота этого места – и я сперва не могу понять, именно ли тепло это по своей сути, или его атмосфера. Самого настоящего дома.
Чуть дальше входа, у арки, ведущей в коридор, а затем и гостиную, нас уже ждут.
На самом деле, я никак не могла представить себе родителей Эдварда. При всех его рассказах о понимании и доверии отца, при всех упоминаниях нежности и доброты матери, они казались какими-то неизвестными героями с полуразмытыми тенями. Возможно потому, что должны быть старше меня как минимум лет на тридцать пять... а возможно, я подсознательно боялась этой встречи. Потому что и Элис, и Фаб сперва показали мне, как просто и быстро можно человека не принять. С первого взгляда.
Однако мужчина и женщина, стоящие сейчас передо мной, кажется, только нас весь последний год и ждали.
- Ну наконец-то! – восклицает женщина, без какой-либо задней мысли разрывая наши условную дистанцию в пару шагов. Подходит ко мне, тепло заглянув в глаза, и крепко, но бережно обнимает. Я чувствую ее ванильный аромат духов и мягкую ткань бархатного платья.
- Здравствуйте, миссис Каллен, - немного растерявшись, выдыхаю я.
Женщина тут же отстраняется, энергично качая головой. На ее красивом лице морщинки радости в уголках глаз. Синих, как у Эдварда, того самого оттенка. И с теми же длинными, черными ресницами.
- Эсми, моя дорогая. Добро пожаловать!
- Эсми, - скромно улыбаюсь я. И мама Эдварда улыбается в ответ, широко и радостно. Она ненамного выше меня, у нее недлинные каштановые волосы, локонами уложенные на плечи, глубокие, нежные черты лица. Она – та женщина, на красоту которой никак не влияют проходящие годы. Эсми подчеркивает ее неброским макияжем, ослепительной улыбкой и проникновенным, добрым взглядом.
- Эсми у нас мастер теплого приема, - посмеивается мужчина за спиной миссис Каллен, тоже подходя поближе. Эдвард ростом в него. И чертами лица, большей частью – тоже. А еще, я вижу, от кого Сокол унаследовал эту потрясающую улыбку, какой нет равных. Мистер Каллен именно так мне сейчас и улыбается. Дружелюбно протягивает свою ладонь в узорах вен, бережно пожав мои пальцы. И у него, и Эсми одинаковые обручальные кольца – широкие и золотые.
- Меня зовут Карлайл, Изабелла. Мы очень рады, что вы приехали.
- Взаимно, мистер Каллен... спасибо за приглашение.
- Мы не так стары, как хотим казаться, - по-доброму усмехается Эсми, подмигнув мне. – Карлайл и Эсми, моя красавица, хорошо? Дети называют нас именно так.
- Кстати о детях, - как бы между прочим напоминает Эдвард.
- Да уж, Эдди, - миссис Каллен обнимает его, прищурившись, и тепло целует в щеку. Эдвард бережно придерживает ее за талию, чуть обойдя меня. – С приездом, дорогой.
- С возвращением, - поправляет Карлайл, дождавшись своей очереди обнять сына, - ну и долго же тебя не было, сынок.
- Зато я не с пустыми руками, - парирует Сокол, игриво ухмыльнувшись. Гладит мои плечи. – Белла оказала мне большую честь, согласившись приехать на Рождество.
- Это правильное решение. У нас много интересного, Белла, я обещаю. Могу я называть вас Беллой?
Мне кажется улыбка – это вообще ее постоянная эмоция. Доброта, энтузиазм и принятие – то, чем миссис Каллен прямо-таки лучится.
- Конечно, Эсми.
Эдвард забирает у меня пальто, а Эсми, довольная установившимся контактом, сразу принимает надо мной шефство. Показывает, где можно помыть руки, восхищается моим бежевым повседневным платьем, кулончиком Сокола и Ласточки на моей шее. Улыбается по-особенному, когда узнает, что это подарок Эдварда. Мне кажется, видит его символизм.
Эдвард наблюдает за нами из прихожей. Он что-то негромко говорит отцу, отчего тот смеется, потрепав его по волосам. Мальчишек пока нигде не видно.
Сокол обнимает меня, наскоро сполоснув руки и сам. Я чувствую его очевидную близость, цитрусовый запах парфюма, прохладную ткань голубой рубашки. И мое первое впечатление об этом доме складывается просто замечательно.
Знакомство продолжается в гостиной. Эсми останавливается невдалеке от нас, у левой стены, а Карлайл, пройдя в комнату, присаживается на темно-бордовое кресло.
- Эдвард! - восклицает высокий мужчина в черном пуловере. У него длинные русые волосы, собранные на затылке черной резинкой, широкая улыбка и светло-серые глаза. Он подходит к нам в три огромных медвежьих шага – чуть ниже Эдварда, но куда мощнее, пуловер так и трещит на груди.
- И тебе привет, Калеб. Как дела в Мэне?
- А как дела в Берлине? – мужчина, приметив меня, ухмыляется брату. А потом очень дружелюбно улыбается. – Здравствуйте, Изабелла. Та самая девушка, что заставляет моего вечно хмурого братца улыбаться, вот оно как.
- Приятно познакомиться, Калеб, - улыбаюсь я.
Он мне нравится. От Калеба веет задором и какой-то сумасшедшей жизненной энергией. Еще, от него приятно пахнет ментолом и каким-то сладковатым ягодным мылом. Калеб по-свойски обнимает меня, осторожно, но крепко. И глубоко вздыхает, осмотрев с ног до головы, когда отстраняется.
- Аккуратнее с моей Беллой, Калеб, - шутливо наставляет Эдвард.
- У вас очень говорящее имя, фройлен, - подмигивает мне Калеб Каллен, - кто-то вытянул счастливый билет.
- Я, наверное, - глянув на Эдварда, говорю. И тот умиленно гладит мои волосы, убрав с плеча пару прядок.
- Не думал я, что буду снова знакомиться девушкой старшенького, - хмыкает Калеб, проследив за этим жестом. – Укротили вы его, Белла, давно его таким не видел – а я его неплохо, между прочим, знаю.
- А уж как я тебя, - фыркает Эдвард, крепко обняв брата. – С возвращением домой, Калеб.
- Ух, вот оно, возвращение, - смеется тот, - полтора месяца в Малазии. Ты вообще живешь в Европе, Эд. Как вы оказались в этом страшном Берлине, Белла?
- Не совсем по своей воле...
- Вот! А это повод возвращаться домой, - серьезно заявляет Калеб, - вам нравится Мэн? А Портленд?
- Больше Берлина, - отвечаю и Калеб, ожидающий такого ответа, расцветает. Энергично мне кивает, характерным жестом демонстрируя Эдварду, мол, вот же!
- У нас тут большая кампания по возвращению меня домой, - примирительно замечает Сокол, погладив мою спину, - не тебе одной хочется в Америку.
- Кому не хочется в Америку, - театрально взметнув руками, смеется Карлайл. – Великая страна.
- Твой отец из Германии сюда приехал, Лайл, - напоминает Эсми. Она обходит нас, обняв мужа за плечи и наклонившись к его креслу. Карлайл ласково целует ее ладонь в своей.
- Сюда – ключевое слово, - мудро поясняет. – Хорошо знать немецкий, но плохо каждый день на нем говорить.
- Я с вами согласна, Карлайл.
Старший мистер Каллен мне по-мальчишечьи ухмыляется, довольно хлопнув в ладоши.
- Учись, сынок!
Эдвард демонстративно поднимает руки вверх, делая вид, что со всем согласен.
Мне предлагаю присесть на удобный диван в самом центре гостиной. Она большая, естественно, в духе домов колониального периода. Но очень стильная – с ореховыми деревянными панелями, каштаново-бордовыми обоями с незатейливым рисунком, едва заметным и, конечно же, с паркетом. Еще здесь есть белый камин у одной из стен, много мебели цвета топленого молока, а на полу – изысканный красный ковер ручной работы. По обе стороны от диванной группы – окна. Одна часть выходит на лужайку перед домом и дорогу, вторая – на задний двор. Среди трех окон, образующих нечто вроде отдельной комнаты-ниши, высится огромная елка. Шарики на ней строго бело-красные, а бантики и колокольчики – золотистые. Наверху красуется яркая звезда-верхушка с серебристым напылением. Очень красиво.
Эдвард садится рядом со мной сразу же, как само собой разумеющимся жестом, забрав себе мою ладонь. Гладит кожу, расслабляя. И это действует. Мне удобно, тепло и почти спокойно – Эсми с Карлайлом искренне стараются, чтобы я почувствовала себя в безопасности тут. А Калеб так и вовсе поглядывает на меня с восторгом. Хотя он лишь на пару лет младше Эдварда, кажется, что куда моложе – возможно, за счет этой необузданной энергии, что так из него и льется.
- Расскажите, Белла, где можно познакомиться с Эдвардом, не покидающим свой офис ни днем, ни ночью, в славном Берлине?
- В «Drive Forum», Калеб. Который я всегда обходила десятой стороной.
- Не любите машиностроение?
- Скорее, плохо в нем разбираюсь. А в тот день там была выставка «Порше» - и я почему-то задержалась.
- Запоминающееся событие, - поддерживает Эдвард, привлекая меня поближе к себе. Улыбается, когда смотрю на него. – Моя очаровательная Изза возле одной-единственной машины – моей. Среди всей выставки, представляете? Внимательно читала описание моего проекта. И ни шампанское, ни ведущий, ни другие люди – ничего словно бы не было. Я не мог упустить такой возможности.
И Карлайл, и Эсми внимательно слушают историю сына. Эсми изредка переводит взгляда на меня, всегда неизменно теплый. А вот Карлайл становится чуть серьезнее с ходом рассказа. Может быть, мне и кажется, но взгляд его немного темнеет.
- Ты проявил инициативу? – настаивает на продолжении Калеб.
- Я попытался... но на свидание пригласила меня Белла.
Я щурюсь, вспомнив тот момент. Усмехаюсь. Калеб не понимает, нетерпеливо всматриваясь в наши лица. Его непосредственность меня умиляет.
- И?..
- В «Старбакс».
- В «Старбакс»! – хлопает в ладоши Калеб, сам себе не поверив, - да ладно, Белла?
- На Чек-Поинт Чарли отличный «Старбакс», между прочим.
- Как видишь, я не смог отказаться, - Эдвард тепло целует мои волосы, ободряюще пожав ладонь. – Лучшее берлинское решение за все время.
- А вы заметили Эдварда на той выставке, Белла? – зовет Карлайл. Эсми удивленно поглядывает на него, когда обращается ко мне – вежливо, но сдержанно, без той улыбки, с которой встретил вначале. Предупреждающе пожимает его плечо.
Я отвечаю честно и мне хочется верить, что это заметно:
- Нет. Он отыскал меня первым.
- У твоего сына очень хороший вкус, - переводит все в шутку миссис Каллен, поцеловав мужа в щеку. Пару секунд пронзительно смотрит на него, постаравшись сделать это незаметным для нас. – Сейчас прозвенит таймер, достанешь из духовки ребрышки? А я проверю детей.
- Я могу, мам, - поднимает голову Калеб.
- Вы устроите снежную феерию, но точно не пойдете к столу, - улыбнувшись, качает головой Эсми, - лучше составь компанию Эдварду и Белле. Лайл, ты мне поможешь?
- Конечно, - неглубоко вздохнув, мистер Каллен поднимается с кресла, чуть придержавшись за его подлокотники. У него пепельно-белые, но все еще густые волосы, гладковыбритый овал лица и довольно привлекательные, аристократичные его черты. Мне кажется, Карлайл мягкий и добрый человек по своей сути. Но решимости и надежности ему тоже не занимать – не зря Эдвард так Карлайлом восхищается. Интересно, что вдруг смутило его во мне?..
Мы остаемся в гостиной втроем. Калеб, пересев на соседнее от дивана кресло, доверительно наклоняется поближе.
- Вы знаете, нас в семье трое, Белла. Рей сегодня в отъезде, но будет здесь на Рождество. Он у нас молчун, зато потрясающе жарит барбекю.
- Рей возглавляет направление дизайна интерьера в семейной компании, Белл, - поясняет Эдвард, - помимо барбекю, он еще отлично ведет дела.
- А я? – хмыкает Калеб, несильно толкнув Сокола в плечо.
- А Калеб – бог маркетинга, честное слово. Продаст тебе то, о чем никогда не помышляла.
- Какой-то я у тебя торгаш получаюсь, Эд, - фыркает Калеб, - но вообще да, реклама и продвижение – то, что я люблю больше всего. В этом плане мы с Эдвардом совсем разные.
- Я не люблю много рекламы. Слава богу, мне положен минимум.
- Он бывает с тобой невыносимым «Большим боссом», Белла?
Мне нравится, что Калеб говорит теперь на «ты» со мной. И что так искренне старается меня узнать.
Я нежно глажу руку Эдварда в своей, переплетая наши пальцы. Он улыбается, когда на него смотрю.
- Куда чаще – большим романтиком, Калеб. Я это очень ценю.
- А я говорил, что семейная жизнь пойдет тебе на пользу, братец.
Калеб поднимает голову, заслышав какое-то оживление в прихожей. А затем на его лице появляется глубокое, восторженное выражение обожания. Маленькая девочка с копной белокурых волос бежит к нему навстречу, резво забираясь на колени. Она совсем крошка в его объятьях, но по первому же взгляду мне понятно, что над здоровяком-Калебом имеет абсолютную власть.
- Папочка, - шепчет ему, глянув из-под длинных, черных ресниц, - Георг сказал, что разрушит моего снеговика...
Калеб вздыхает, прижимая дочку к себе. Утешающе гладит ее волосы своей широкой ладонью.
- Он пошутил, малыш. Так ведь, Георг?
Мальчик лет тринадцати, приникнув плечом к арке у гостиной, испепеляет девочку взглядом. Он немногим ниже Фабиана, но взгляд и черты еще совсем детские. Зеленые глаза так и сверкают.
- Она отбирала мой мобильный, папа.
- Потому что там «Крысиные гонки»!
- Мама скоро вернет твой мобильный обратно, зайка, и будешь играть на нем. Оставим Георгу его телефон.
- То-то же, - довольно кивает мальчик. Переводит взгляд на меня. – Здравствуйте.
- Здравствуй, Георг, - немного рассеяно отвечаю я. – Меня зовут Белла.
- Я знаю. Белла дяди Эдда. Вас тут все очень ждали.
Я улыбаюсь и Калеб, хмыкнув заявлению сына, утвердительно кивает.
- Мама не ждала, - повернув голову от папиного плеча, вдруг говорит девочка с белокурыми волосами. – Ну, или только дядю Эдда...
- Привет, Аннелиз, - он отвлекает ее от следующей фразы, что задумала, легко пощекотав под ребрами. Малышка выгибается, показав дяде язык. Крепче прижимается к папе.
- Бабушка говорит, еда уже на столе, - Фабиан, заходя в гостиную, окидывает всю комнату покровительственным взглядом. Но посмотрев, а меня, почему-то смягчается. Кивает на столовую, медленно возвращаясь обратно.
- Слышала, Лиззи? – Калеб ерошит дочкины волосы, привлекая ее внимание. – Бегом мыть руки с Георгом. А я пойду искать яблочный сок.
- Он у мамы.
- Тогда пойду искать маму, - примирительно отвечает Калеб, ставя малышку на ноги. – Вперед.
Георг, изобразив угнетение, нехотя протягивает сестре руку. Та точно так же нехотя за нее берется. Мне кажется, Аннелиз чуть младше Гийома.
Калеб, а затем и мы с Эдвардом как раз выходим из гостиной, когда открывается входная дверь. Высокая женщина, само воплощение северной красоты, неспешно заходит внутрь. Так и останавливается на пороге, не успев скрыть своего изумления. У нее длинные светлые волосы, точно как у Аннелиз, и миндалевидные голубые глаза. Кратко оглядев всех нас за долю секунды, она по-деловому протягивает мне руку.
- Розали Каллен. Здравствуйте, Белла.
- Приятно познакомиться, Розали, - неуверенно отвечаю я. Легко пожимаю ее руку, почти сразу же отпустив. Кожа у Розали будто выбеленная, холодная с улицы. И взгляд такой же холодный, жесткий даже, не глядя на напускное дружелюбие.
Вспоминаются слова дочери Калеба. В точку.
- Меньше пафоса, любовь моя, - негромко просит Калеб, поцеловав жену в щеку, - Лиз как раз спрашивала про сок. И ты захватила ее мобильник?
- Не лежать же ему в офисе все каникулы, - недовольно говорит Розали, отдавая Калебу свое пальто. – Сок в сумке. Привет, Эдвард.
- Привет, Роз, - мягко улыбается он. И увлекает меня к столовой, не затягивая это неуютное знакомство на более долгий срок. Эта комната выдержана в похожем с гостиной стиле – только стол, огромный и деревянный, овальный, занимает большую ее часть. Над входом висит картина эпохи Ренессанса, но я никак не могу ее узнать.
- Не принимай близко к сердцу, - шепчет Эдвард, когда задвигает мой стул, - Роз не такая, какой хочет казаться.
- Она очень красивая...
Эдвард пожимает плечами, присаживаясь рядом со мной. И снова на его лице обворожительная улыбка, будто бы ничего и не было. Я завидую такому умению справляться с эмоциями. Сама себе кажусь немного потерянной. Вижу, что Карлайл, так кстати севший напротив меня, это замечает. Черт.
- С почином, Изза, - Фабиан, занимая соседний стул, с другой стороны от отца, кривовато улыбается. Но нет в этой улыбке жесткости, скорее крохи понимания. Подвигает ближе ко мне пустой бокал. Прикрывает глаза, приметив, что рядом с ним садится Георг. Ему не нравится общество кузина.
А вот Гийом и Аннелиз, кажется, без труда находят общий язык. Они сидят в дальнем конце стола, рядом с Эсми, и наслаждаются обществом друг друга. Гийом что-то заговорщицки рассказывает ей на ухо, и Аннелиз смеется. Калеб выдвигает стул для Розали с другой стороны от родителей. Место Роз точно напротив Эдварда.
Карлайл, убедившись, что у каждого наполнены бокалы, берет себе слово.
- Я очень рад, дети, что у нас снова получилось собраться вместе. Рей пропустил сегодняшний ужин, но обещал вернуться к Сочельнику – дадим ему форы. Сегодня у нас особенная гостья – Изабелла, - он указывает на меня и, к своей гордости, я даже не краснею, благодарно Карлайлу улыбнувшись, - она скоро поймет, что семья у нас непростая, но отношения – искренние. И мы всегда рады тем, кто нашу точку зрения разделяет. Добро пожаловать в семью, Белла!
Эдвард чокается со мной первым, прежде чем протянуть бокал к середине стола. Дети особенно наслаждаются процессом. Эсми смотрит на меня с материнской улыбкой, Карлайл, кажется, тоже немного смягчается. И только Розали, глянув чуть свысока, хмурится.
Главное блюдо – ребрышки в глазури с печеным мелким картофелем и цветной капустой. Это традиционное датское блюдо и Эсми, накладывая мне, напоминает о соусе – без него совсем не то. Я с благодарностью принимаю все, что мама Эдварда мне дает – и ее кулинарные способности, стоит отметить, на высоте.
- Безумно вкусно, Эсми!
- На здоровье, дорогая.
У Эдварда потрясающая мама. Я наблюдаю за ней весь вечер – как присматривает за внуками, улыбается сыновьям, заботится о муже – и с Розали перекидывается парой слов, точно как с дочкой. Эсми любит всех вокруг себя, и они отвечают ей той же искренней, глубокой любовью. Эсми первой в этой семье принимает меня так полно, мне кажется. Или просто принимает выбор Эдварда. Я не знаю, имеет ли она представление обо всем, что случилось с ее сыном за последние годы... но, если да, я очень ценю ее жест доверия. И я готова ответить самой ярой взаимностью, на которую способна. Эсми напоминает мне маму, о которой я мечтала, но которой у меня никогда не было – заинтересованную в своей семье. Ну что же...
- Они говорят, что нам не тягаться с «Икеей», - рассказывает Калебу Карлайл, подлив им обоим белого вина, - но мы же и не собираемся! Рей создает абсолютно уникальные модели, и они хорошо идут. Людям нравится что-то особенное, «не со станка».
- Лайл, у нас семейный, а не деловой ужин, - мягко останавливает его Эсми, погладив по ладони.
Розали, сидящая рядом с ней, вдруг оживляется.
- А вы чем занимаетесь, Белла?
- Пишу обзоры на берлинские заведения, - глотнув своего виноградного сока, с готовностью отвечаю, - мы создаем гайды для путешественников, базирующиеся на гастрономических впечатлениях. Чтобы понять страну, ее нужно попробовать.
- Интересный слоган.
- Это краткое резюме нашего журнала. Bloom Eatery. Мой босс говорит, он пользуется популярностью в Штатах.
- Никогда не слышала. Наверное, мало путешествую, - с напускной вежливостью отвечает Розали.
- Или мало ешь, - подкалывает Калеб, не слишком довольный холодностью жены. Она пронзает его многозначительным взглядом, но не похоже, чтобы мужчину сегодня это цепляло. Он кивает мне, призывая не реагировать. Дельный совет.
- Мы всегда пользуемся такими гайдами, когда уезжаем в Европу, - вступает в разговор Эсми, положив себе еще цветной капусты, - правда, Карлайл? То заведение в Венеции, где так понравилось в последний раз – как раз оттуда.
- Это здорово, - дружелюбно отвечаю я.
Эдвард обвивает мою ладонь под столом, переплетая наши пальцы.
- По образованию Белла морской биолог, мама, - поясняет, коротко взглянув на меня, - Эсми выбирала между биологией и музыкой когда-то, Изза.
- Даже так?..
- Музыка оказалась притягательнее, - смеется Эсми, делая глоток вина из своего бокала, - а потом вот эти трое моих главных произведений в жизни. Даже музыку затмили.
- Мам, - Калеб улыбается, погладив ее руку. Эсми шутливо похлопывает его по плечу.
- Не все способны быть дома, оставив карьеру, - вздыхает Розали, - я восхищаюсь, Эсми, но я бы не смогла. А вы, Белла?
- У меня пока нет детей, Розали.
- Дети – дело наживное, - она смотрит на Аннелиз с Гийомом, увлеченно рассматривающих что-то в его мобильном, - и все же?
- Я бы попробовала.
- Ну, может быть, когда нечего терять – то и попробовать можно.
- Мне определенно нужно подговорить твоего босса дать тебе попробовать, - встревает Калеб, перетягивая внимание жены на себя. Ухмыляется. – Ох, стоп. Я же твой босс. Все, Розали, меньше работы – так меньше работы.
Красавица вздыхает, внимательно посмотрев на мужчину. На ее идеальном лице не вздрагивает ни одна мышца. Розали вроде бы едва за тридцать, но по возрасту Георга я понимаю, что как минимум должно быть тридцать пять. Она потрясающе выглядит.
- Бойся ближнего своего, Калеб, - серьезно наставляет, - и особенно – своей жены.
Мужчина ухмыляется, потянувшись вперед и легко поцеловав Розали в щеку. Это ее в чем-то смягчает. Все-таки, эти двое друг друга любят. Даже пятнадцать лет спустя.
- Изабелла! – зовет меня детский голос с края стола. Все, включая меня, с интересом оборачиваются, прерывая разговоры. Белокурая Аннелиз, ничуть не смущаясь внимания, ждет моего ответа.
- Да?
- Гийом говорит, вы здорово рассказываете про китов и дельфинов. Я тоже хочу послушать.
- Чуть позже я расскажу вам обоим, договорились?
Девочка соглашается, вернув свое внимание Гийому. Тот прямо-таки сияет от гордости, ухмыльнувшись мне. Шепчет на ухо своей подружке: «она эксперт, Лиззи, честно». Слово «эксперт» им определенно нравится. Я подмечаю, как хмурится Розали, зато улыбается Эдвард. Гийом становится со мной ближе – и его не может это не радовать.
- Люблю тебя, - неслышно шепчет мне на ухо Эдвард. И я улыбаюсь.
Через какое-то время, когда уверенно пустеют тарелки и подносы с блюдами, дети выпрашивают разрешение поиграть на улице. Георг идет с ними, как старший, а Фабиан незаметно скрывается где-то в глубине дома. Калеб и Карлайл решают покурить на крыльце.
Я вызываюсь помочь Эсми убрать посуду со стола. Розали милостиво подает мне свою тарелку. Так и смотрит на Эдварда, будто бы взглядом может что-то ему рассказать.
У Эсми огромная кухня – в самом прямом значении этого слова. Но в отличие от комнат в доме и квартире Эдварда, более традиционная, не такая пустая. Здесь много полочек – и все они на виду, не нужно выискивать. Много шкафов, кухонной техники, приборов – а вот кофемашины нет, вместо нее лишь маленький мокко-мастер.
- Спасибо, солнышко, - мягко благодарит она, закрывая полную посудомоечную машину. Вытирает руки полотенцем, обернувшись ко мне. Здесь приоткрыто окно и с заднего двора доносятся детские возгласы. Легкий ветерок разбавляет теплоту комнаты. И будто бы немного отделяет нас от всего остального дома.
В столовой Эдвард говорит о чем-то с Розали. Его профиль красиво выделяется на фоне окна.
- Я знаю этот взгляд, - тихо говорит Эсми, проникнувшись моментом. Внимательно смотрит на меня, но не заставляет чувствовать себя неловко, скорее просто демонстрирует свой интерес. – Он не у многих молодых женщин встречается, Белла.
Поворачиваюсь к Эсми, оставив Эдварда и Роз в покое.
- Я люблю его, - просто отвечаю, не делая из этого никакого особого события.
- Мне отрадно это слышать.
- Вы знаете, это может казаться... не таким правильным кому-то... но я правда хочу с ним быть. И я готова многое для этого сделать.
Я не знаю, зачем я так откровенничаю с Эсми, возможно, она к себе просто располагает. И, к моему облегчению, не превращает все это в театральную сцену. Очень искренне обнимает меня, погладив по спине.
- Ему с тобой хорошо, Белла. И вы влюблены, и вы наверняка уже давно живете вместе, - я закусываю губу, но миссис Каллен этого не замечает, - я могу только одно сказать: в браке бывает разное, как и в семейной жизни. И в самые сложные моменты нужно помнить то время, когда ничего кроме вас двоих не существовало – то, в котором вы живете сейчас. Только тогда можно сохранить отношения, семью и свои чувства.
- Я очень ценю ваши слова, Эсми. Спасибо.
- Можно я спрошу, дорогая? Как долго вы встречаетесь? Эдвард не говорил мне ничего о тебе до самого дня Благодарения.
- Четыре месяца, - честно отвечаю я.
Эсми немного недоумевает.
- Четыре месяца, как живете вместе?
- Четыре месяца, как познакомились.
Она медленно кивает, убеждаясь, что правильно услышала мой ответ. Вот теперь и вправду не понимает.
- Немного форсированно, получается.
- Мне тоже сначала так казалось. Но теперь – нет. Все так и должно было быть.
Миссис Каллен неглубоко вздыхает, подступив ко мне на шаг ближе. С ней я чувствую себя в полной безопасности, не окорачиваю себя, не заставляю замолчать. Эсми мне хочется сказать все – и, быть может, поэтому она тоже ко мне проникается. Видит, что я откровенна.
- У тебя взрослая душа, Белла. И, быть может, немного раненая... Эдвард торопит события, потому что он так чувствует, ему так хочется. Но ты имеешь право идти в своем темпе. Хорошо?
Я сдавленно киваю и она, почувствовав, что попала в «яблочко», смягчается. Обнимает меня еще раз, чуть дольше придержав за талию.
- Я буду рада, если твой дом – здесь, - обводит взглядом свою кухню, кивнув и на коридор, и на гостиную, и на задний двор, где носятся дети. – Kose dig, так говорят в Дании. Получай удовольствие.
- Спасибо большое, Эсми.
Когда я возвращаюсь в гостиную, ни Эдварда, ни Розали здесь уже нет. Эсми готовит чай на кухне, а Карлайл, заметив некоторую мою растерянность, поясняет – все на улице. Сам он, доставая из большого шкафа сервиз с чашками, выглядит несколько озадаченным.
- Я могу помочь вам, мистер Каллен?
- Конечно, Белла, - подчеркнуто, обратившись ко мне по имени и напомнив о нашем разговоре в прихожей, соглашается.
Я расставляю чашки на белых блюдечках с золотистой каемкой по всему столу – как раз напротив стульев. Карлайл, на центр стола поставив большой чайник с затейливыми рисунками-линиями на боках, делает глубокий вдох.
- Изабелла, я скажу сразу и без прелюдий, договорились? Я ничего против тебя не имею.
Останавливаюсь от такой неожиданной фразы, медленно мистеру Каллену кивнув. Вижу в нем Эдварда в эту секунду, с его сосредоточенностью и глубоким взглядом, низким голосом. Интересно, будет ли мой Сокол таким же к возрасту своего отца, как Карлайл? Его черты, волосы, выражение лица?.. Мне сейчас как никогда хочется верить, что у нас все по-настоящему. И больше у меня никого и никогда, кроме Эдварда, не будет.
- Но я хочу понять, отдаешь ли ты себе отчет, что именно происходит между вами? – уверившись, что я слушаю, продолжает Карлайл, - он уже взрослый мужчина, а у взрослых мужчин всегда есть прошлое. И не всегда оно так нравится девушкам твоих лет. Но самое важное – у Эдварда есть дети. Это мои внуки. И они всегда будут в его жизни, это даже не обсуждается.
- Мальчики чудесные, Карлайл. У вас чудесные внуки.
Он медленно кивает, не совсем понимая меня.
- Я знаю, Изабелла, спасибо. Но они все еще дети. А детям нужен отец. И это надолго, могу тебе гарантировать.
- Я никогда не стану мешать их общению. Я, наоборот, мистер Каллен... Карлайл, очень хочу с ними подружиться.
- Это тоже вопрос. Мама у них уже есть. Да и вряд ли тебя так увлекает материнство в двадцать с чем-то лет. Пойми меня правильно, я беспокоюсь о своей семье – и о своем сыне. Ты тоже испытаешь это однажды.
- Конечно. Я понимаю ваше беспокойство. И я могу заверить вас, что прекрасно понимаю все, что касается детей и прошлого вашего сына.
- Тебе нужно немного подумать на этот счет, без меня, без бравады, без Эдварда. И вправду ли ты готова. Хорошо?
- Да, Карлайл. Обещаю.
Он выглядит более или менее удовлетворенным нашим спонтанным разговором. Не уверена, что он хотел говорить со мной сейчас – и здесь, обо всем этом. Но то ли располагающая атмосфера, то ли вино, то ли внезапное уединение послужило тому причиной. Карлайл хороший отец. Как и Эдвард, он искренне заботится о своих детях - и свою семью всегда готов оберегать. Меня восхищает, когда отцы ведут себя подобным образом. И бесконечно трогает, что такие семьи и действительно существуют – это не кинематографический вымысел.
- Вы знаете, Карлайл, - тихонько говорю, дав себе карт-бланш на эти слова, - Эдвард всегда говорит о вас с восхищением, стремится быть на вас похожим... и теперь я понимаю, почему.
Я застаю его врасплох, хочет того мистер Каллен или нет. Он раскладывает чайные ложечки между тарелками и останавливается, заслышав меня. Медленно поднимает глаза, внимательно всматриваясь в мое лицо. И, наконец, неспешно кивает.
- Спасибо, Белла.
В столовую заходит Эсми. На большом деревянном блюде у нее нарезанный брусничный пирог. Она заинтересованно смотрит на нас обоих, но ничего не говорит. Ставит десерт по центру, чуть сдвинув чайник.
- Можно звать детей к чаю!
* * *
У меня новая пижамная кофта – жемчужно-розовая, мягкая, приятная наощупь – из материала, что часто видела прежде, но не позволяла себе купить. А еще, она теплая – самое то для суровой зимы штата Мэн.
Эдвард, когда выхожу из ванной, тронуто улыбается такому домашнему образу. Он полулежит на постели, закинув руки за голову и удобно устроившись на кипе подушек. На нем серая футболка, чуть растянутая, что оголяет кусочек талии в такое позе, а еще – синие клетчатые штаны на резинке. Мы вполне можем сыграть типичную пару в каком-нибудь ситкоме.
- Кто это у меня? – зовет, гостеприимно откинув край покрывала. Вопреки полупустому светлому дому и белым стенам, постель у нас темно-зеленая, насыщенного изумрудного цвета, с туго набитыми подушками и пуховым одеялом. Брошенный сверху плед, вязанный, точно такой же, как видела у Гийома, кофейного цвета.
- Не верю, что ты не узнаешь, - смешливо бормочу, забираясь на свое законное место на этой кровати. Есть что-то особенное в том, что она так близко к полу – куда ближе, чем обычная постель. У нас лучший вид на темный океан за огромными окнами, а еще, это создает особое ощущение уюта. Матрас и мягкий, и жесткий одновременно – не хочется больше вставать.
Мы вернулись чуть больше часа назад. Эсми дала нам с собой большой кусок пирога, Калеб долго обнимал меня на прощанье, а Карлайл молчаливо наблюдал за нами с веранды – и сухо пожелал хорошо провести время в Мэне. Гийом дремал на обратной дороге, Фабиан переписывался с кем-то в Snapchat. Эдвард его не трогал. И стоило лишь приехать, как мальчишки оба отправились в свои комнаты – они тоже устали.
Эдвард обнимает меня, самовольно притянув к себе ближе – перебивает эту череду мыслей. Выдыхает в мои волосы, ткнувшись в них носом. Чувствую, как улыбается.
- Я начну думать, что пижамы нравятся тебе больше комбинаций, Эдвард.
Он смеется, поцеловав мою макушку.
- Ты такая домашняя в них, Белла. Мне доставляет удовольствие видеть мою девочку такой домашней. И только моей.
Я поворачиваюсь в его объятьях, позволив нам обоим лежать удобно – полулежать, если сказать точнее. Эдвард укладывается на бок и я, последовав его примеру, делаю тоже самое. Правда, он вместо подушки кладет голову на свою руку – и тем самым становится чуть выше. Я бережно веду тонкую линию по его щеке. Сокол прикрывает глаза, расслабляясь.
- Мне тоже нравится, когда ты дома, - признаюсь ему очень тихо, не нарушая этой доверительной атмосферы, - и когда только мой.
- Придется тебе к такому положению дел привыкнуть.
- Я очень надеюсь.
Отвечаю не так уверенно, как хотелось бы. И конечно же, от Эдварда это не укрывается. Он открывает глаза, уставшие, но теплые, чуточку нахмурившись. Эта узкая складочка мило прорезает его красивый лоб – и я глажу ее, наблюдая, как постепенно разглаживается. Чудодейственная сила прикосновений.
- Не хмурься.
- Мне стоит что-то знать?
- О чем, Эдвард?
- Кто-то что-то сказал тебе дома? Я знаю этот взгляд, Sonne.
Он говорит прямо-таки словами Эсми. Я закусываю губу, не удержавшись, когда их слышу. И Эдвард окончательно убеждается, что есть тема, о котором нам стоит поговорить. Вздыхает, прогоняя сон – никто не отменял наш не свершившийся джетлаг.
- Я очень надеюсь, что я им.. понравилась, - договариваю прежнюю фразу, чуть задержавшись на последнем слове. Смотрю на Эдварда снизу-вверх, лелея надежду, что это не звучит так отчаянно, как я чувствую. - Твоей семье.
- Что заставило тебя думать иначе?
- Эдвард! – мне не нравится его рационализм, где-где, а тут ему явно не место. – Ты знаешь. Прекрати.
Вот теперь Сокол хмурится по-настоящему. Убирает волосы с моего плеча, потирая подушечками пальцев отдельные пряди – он всегда так делает, когда хочет сосредоточиться и при этом удержать мое внимание. Несмотря на то, что я немного раздражаюсь, меня трогает, что могу принести Эдварду спокойствие. Словами Калеба, его «укротить».
- Ну-ка, Schönheit. Что и когда случилось?
- Твои родители очень за тебя переживают.
- Они так сказали тебе?
- Твоя мама беспокоится, что у нас все очень быстро, - как на духу выкладываю ему, толком даже не подбирая слова. Отвлекаю себя, играя с одинокой пуговичкой маленького кармашка на его груди. – А твой папа – что я не смогу принять мальчиков.
- Ты с обоими успела пообщаться наедине?
- Не нужно много времени, чтобы это сказать.
Эдвард, изогнув бровь, пару секунд молчит. Не находится с ответом?
Я делаю глубокий вдох, чтобы сказать еще кое-что и не оттягивать больше. То, что на самом деле беспокоит меня куда больше Карлайла и Эсми, постаравшихся быть благожелательными.
- А еще, Розали...
- Розали тут точно не играет никакой роли, - отрезает Сокол, мрачно глянув на меня из-под ресниц, - это ее стандартное поведение, не принимай на свой счет.
- Вы говорили о чем-то, я видела.
- Не о тебе.
- Я понимаю. Но раз она сестра Кэтрин, Эдвард, то и меня она видит... по-особенному.
- Не заставляй меня пожалеть, что я рассказал тебе, что они сестры. Как и кого видит Роз, Белла, тебе должно быть плевать. С ней ты пересекаться будешь разве что по большим праздникам.
Мне не нравится этот его тон. И ярое желание в чем-то убедить. Когда Эдвард так говорит, чаще всего, мои опасения небеспочвенные. Ох черт.
- Ты и с Калебом встречаешься только по большим праздникам? Мне показалось, у вас очень хорошие отношения. И племянники тебя любят.
Эдвард устало разминает шею, взяв маленькую паузу. Смотрит на меня с толикой снисхождения. Погасают было разгоревшиеся огоньки в его глазах. Мужчина нежно, даже трепетно, гладит мою шею – от мочки уха до ключиц.
- Нравится тебе все усложнять, Schwalbe. Меньше слушай Розали, больше – Калеба. Он, например, от тебя в восторге. И мама сказала мне, что ты замечательная.
- Калеб – классный, - протягиваю я.
Любимый усмехается такому прилагательному, игриво взъерошив мои волосы.
- «Классный»? Да ты ровесница Фабиана, я посмотрю.
Принимает и мою скромную улыбку, и смятение. Медленно, давая проследить каждое свое движение, наклоняется вперед. Гладит костяшками пальцев мою скулу. Целомудренно целует губы. А затем их уголок, щеку и подбородок.
Хочу или нет, а я успокаиваюсь. Пусть немного, но... мне проще.
- Я очень тобой горжусь, - с честным выражением лица говорит мне, не давая в свои слова не поверить, - и я понимаю, насколько это не просто – приходить в новую семью, еще и так быстро. У всех есть небольшой «культурный шок», если можно так выразиться. Но общее впечатление важнее мимолетного – ты им понравилась. Поверь человеку, что знает их всю сознательную жизнь.
- Мне кажется, твоя семья, Эдвард, твои родители... они просто вежливы со мной.
- Откуда столько не уверенности, Изза? Боже мой.
- Так это... выглядит. Кажется.
- «Кажется» - плохое слово, надо его забывать, - учительским голосом наставляет Эдвард, заправив прядь волос мне за ухо. – Все, первая встреча состоялась, ничего хуже уже не будет – ты всех знаешь теперь. И все знают тебя. Черт, мне-то казалось, все прошло неплохо.
- Оно и было... неплохо, - признаю я, - не знаю, чего я ожидала. Извини меня.
- Schönheit! – словно бы оскорбленный до последней грани, Эдвард даже вздрагивает рядом со мной, - ты что. Еще и извиняешься. Белла! Это все перелет, много впечатлений, канитель лиц. Тебе нужно отдохнуть.
Не знаю, что мне следует ответить. Почему-то все слова разом кажутся ненужными, недостаточно выразительными... недостаточными. Сама себе грустно усмехаюсь, обернувшись на эту пустую белую комнату. Дети, должно быть, уже спят – если Фабиан вообще спит ночью, в чем я не уверена. Снег не прекращался с обеда. Завтра, если погода позволит, Эдвард обещал показать мне океан поближе. И весь этот день, все, что в нем было... не знаю. Может быть, я и правда устала.
Прижимаюсь к Каллену, придвинувшись ближе настолько, насколько позволяет постель. Обнимаю его обеими руками, спрятав голову у груди. Эдвард пахнет домом для меня. Это очень глубокое чувство – быть с ним рядом. Особенно теперь.
Сокол, проникнувшись моей доверительной позой, смягчается. Чувствую, как целует меня, как гладит плечи, спину, талию. Накидывает на нас вязанный плед. Прячет меня и от белых стен, и от огромных окон.
- Я очень сильно тебя люблю, - шепотом говорю ему, не задумываясь больше, тот ли это момент или не тот. – И каждый раз, когда что-то... я себе это напоминаю. Не уверена, что ты представляешь... как далеко я могу зайти, потому что я тебя люблю, Эдвард.
- Моя радость, - баритон звучит тронуто, когда он гладит меня - еще нежнее, - я знаю. Это для меня бесценно. Я знаю.
На несколько минут в комнате воцаряется полная тишина. Изредка за окном постукивает мокрый снег, опускающийся на крышу.
- Знаешь, завтра у нас будет день простых радостей, - обещает Сокол, немного подумав. – Покатаемся с горки, поедим пиццу, построим снеговика. Что там еще делают нормальные люди? Раз уж воскресенье – возьмем от него максимум. А в понедельник и вторник дети будут в школе – найдется время и для нас двоих.
- Звучит как план, - посмеиваюсь в его футболку, глубже вдохнув родной запах.
Каллен, чуть отстранившись, заглядывает мне в глаза. Там гуляют шаловливые искорки предвкушения. Он сейчас очень похож на Гийома, мой Сокол. Люблю видеть его таким счастливым и непосредственным.
- Не бери ничего в голову, малыш, прошу тебя. Пусть все остаются при своем мнении и думают то, что им угодно. Это ведь наша с тобой жизнь.
- Звучит как еще больший план, - хмыкаю я и Эдвард хохочет, намеренно пощекотав меня у ребер. Знает, что я боюсь щекотки.
- Falke!
- То-то же, - легко целует мой лоб, а потом приникает к нему своим. Смотрит в глаза – так просто и так близко, так искренне. – Доверься мне.
Обнимаю его, легко помассировав пальцами шею, затылок и верхнюю часть плеч. И очень серьезно отвечаю, без толики улыбки:
- Я верю.
* * *
На кухне царит первозданная тишина. Еще нет даже семи утра, за окном правит тьма, тускло бликуют огоньки вдоль главной дороги. Удаленность дома Эдварда от других коттеджей в поселке как никогда очевидна – сквозь приоткрытые окна слышен шум океана.
И тихонький шелест бумаги. Я не ожидаю никого увидеть здесь в такое время, потому вздрагиваю. И Фабиан, мрачным изваянием застыв у кухонной тумбы, неглубоко вздыхает.
- Не тех боишься, Белла.
Рядом с ним на тумбе черная чашка чая и россыпь мелких шоколадных конфет в шелестящих обертках. Длинные пальцы юноши с излишней медлительностью, намеренно оттягивая решающий момент, раскрывают упаковку. На шоколад Фабиан смотрит как на злейшего своего врага. Потирает гладкие бока квадратной конфеты пальцами, обводит контур карамельного топпинга, тонкими линиями-паутинками застывшего сверху.
- Тебе тоже не спится? – поежившись, потираю плечи руками я. На кухне прохладно.
- Со мной бывает. Я люблю спать днем. Добро пожаловать в прелестный джет-лаг.
- Да уж...
- Ты давно не была в Штатах.
- Так плохо выгляжу?
- Недоумеваешь, почему не спишь, - с невеселой улыбкой поясняет Фабиан, все-таки закинув в рот многострадальную конфету. – Чаю?
- Будет здорово.
Фабиан неспешно достает мне еще вторую чашку, неспешно наливает кипяток, подает чайный пакетик – здесь чай никто не заваривает в чайниках – и качает головой, когда благодарю его.
- Я должен был тебе за утро чашку какао, номинально – рассчитаемся чаем.
- Товарно-денежные отношения?
- Они сделали США великой страной, - хмыкает юноша, - лендлиз и план Маршалла...
- У тебя, наверное, высокий средний балл, Фабиан?
- Папа считает, мог бы быть выше.
- Он очень рад, что ты стал уделять больше времени учебе.
- Он рад любому делу, которое отвлекает меня от Сибель, Белла. Все прозаично.
Мне не нравится его сокрушенный тон и это уставшее, растревоженное выражение лица. Фабиан себя раз за разом позиционирует рядом со мной сильным и уверенным в себе, но сердце у него не на месте – и душа, словами Эсми, точно ранена. Может быть куда сильнее, чем он сам или его родители готовы признать.
- Можно мне одну конфету?
Я так просто, тихо спрашиваю его, что черты мальчика чуть светлеют. Он фыркает, усмехнувшись. Протягивает мне целых три.
- Попьем чай вместе?
- С чего вдруг?
- Раз уж встретились на кухне, - я выдвигаю себе один из стульев, кивнув Фабиану на соседний. Почему-то я уверена, что он согласится.
Фабиан выдерживает паузу почти в минуту – но все же принимает мое приглашение. Садится рядом.
- У тебя сегодня состоялось боевое крещение, - как бы между прочим замечает парень, когда мы оба съедаем по еще одной конфете. Они шоколадные снаружи, с хрустящими рисовыми хлопьями и ореховой нугой внутри. Карамель сверху неплохо дополняет общую картину.
- Вроде бы без жертв...
- Это вызвало у тебя беспокойство, - щурится он. – Если из-за Розали, то того и следовало ожидать. Странно, что папа не сказал тебе.
- Тебя не было видно до самого десерта, Фабиан. Что-то произошло?
Я аккуратно перевожу тему, не желая возвращаться к тревожному ужину. Мы уже поговорили обо всем с Эдвардом и, мне казалось, я успокоилась. Возможно, лишь казалось – проснувшись в шесть, так и не смогла больше уснуть. Как бы тепло не было в его объятьях и как бы умиротворяюще спящий Сокол не выглядел. Все-таки я еще не дома тут... все-таки – нет.
- Не делай вид, Изза, что тебе есть до меня дело. Мы больше не в Берлине и не под мостом.
И снова мы вернулись на круги своя.
Фабиан, глянув на меня краем глаза, ждет ответной реакции. Не знаю, зачем он это говорит – но голос звучит скорее обреченно, чем озлобленно. Фабиан не проверяет меня, он правда озвучивает пришедшую в голову мысль. И, возможно, хотел бы сказать что-то еще... если я поддержу эту внеплановую беседу.
Мне нравится ночь. Она располагает к откровениям. А еще, мы оба в полной безопасности, он прав, в отличие от того страшного моста перед Собором. Не хочу и вспоминать.
- Ты прекрасно знаешь, что есть, Фабиан.
- Это громкие слова.
- Возможно. Но я тебя слушаю, - улыбаюсь краешком губ и он, хочет того или нет, неровно выдыхает, - и я здесь.
Фабиан оценивает ситуацию по собственноручно созданной балльной шкале. Я прямо-таки вижу эту борьбу в его взгляде, полуприкрытую, усталую, темную. Фабиан устал сражаться сам с собой, и я могу представить, насколько это утомительно – в каждом жесте, слове, действии других людей искать подвох. В том числе, что касается тебя самого – и твоих собственных мыслей.
Ночь не только к откровениям, она и к философии располагает. А предутреннее время самое тяжелое – самое темное небо именно перед рассветом.
- Тебя приняли в семью, - наконец говорит мальчик. – Устроили это знакомство, приготовили ребра, собрали родных – второй раунд, условно, в Сочельник – но мне уже его не понаблюдать.
- Ты был против моего знакомства с бабушкой и дедушкой? С Калебом?
- Еще скажи с Реем, - фыркает, раздраженно качнув головой. Оборачивается на меня и глаза его, почти черные, мерцают. – Тебя хотели там видеть. Папу хотели видеть там с тобой. Познакомиться с тобой. Понимаешь?
- Если честно, то...
- Ох, Изза, да что ты! – громким шепотом шипит Фабиан, одним движением сжав все бумажки от конфет в своем кулаке. – Сибель. Никто и никогда меня о ней не спрашивал, никто и никогда не позовет ее за наш семейный стол – меня с ней. Потому что я не имею права любить кого-то и быть с кем-то, пока папа не решит, что мне пора. Понимаешь? Тебя они все хотя бы захотели увидеть!
Он распаляется, но не в полную силу – как-то устало, растерянно. Смотрит прямо перед собой, отведя от меня глаза. Остывает его чашка с чаем.
- Фабиан, мы уже обсуждали с тобой, родители часто перегибают палку. Потому что они беспокоятся.
- Но нельзя отваживать меня от нее, даже ее не зная! Папа ее не знает! И не хочет даже попробовать узнать, даже поверить, хоть немного, что... никто не хочет.
- Папа так сказал тебе? Что не хочет?
- О нет, - Фабиан горько хмыкает, вздрогнув, - он как раз сказал, что попробует, постарается, попытается... сколько глупых глаголов. Но это все там, в Берлине, пока он далеко. Здесь он даже слышать о ней не хочет.
Я помню каждое слово Эдварда об этой девочке, когда мы ехали в Штутгард. И вижу, что сейчас говорит, как ведет себя Фабиан, если тема касается ее. В лучших традициях подростковой любви он соединяет себя и Сибель в одно целое – и раздельное восприятие воспринимает с должной болезненностью. Его и правда тяготит эта ситуация. И я правда не знаю, я никогда не слышала, что Сокол говорит сыну наедине. Он и правда никогда не пытался понять его?.. Вспомнить себя?
- Фабиан, но ведь родители, я думаю, просто переживают за тебя.
- Будь я с Падмой, никто бы не переживал, - отрезает юный Каллен, - или с кем-то из девочек бабушкиного района. Или хоть с дочкой Хорасса, ей тоже пятнадцать. Моя семья ненавидит Сибель, а ее мама, наоборот... и я.. это отвратительное и мерзкое чувство, Изза.
- Возможно, вам стоит поговорить всем вместе?
- Поговорить где и о чем? Они видеть ее не хотят. Я предлагал пойти вместе на спектакль Гийома еще в ту среду... знаешь, что сказала мама? Это только для членов семьи. И купила билет для Хорасса.
Он злится и злость эта глубокая, темная, бессильная. Фабиан сжимает зубы, откинув от себя бумажки конфет. Не рассчитывает силу немного – опрокидывает чашку. Уже остывший чай темной лужицей расползается по поверхности стола – и неслышно капает на пол. Мочит край рукава его домашней кофты – черной, само собой.
Пару секунд мы оба молча наблюдаем за этой немой сценой: водой, промокшими бумажками конфет, столом в лунном свете, тихим шелестом океана где-то там, за окнами. А потом я аккуратно Фабиана спрашиваю:
- А я могу с ней познакомиться?
Он сперва меня даже не понимает.
- С кем? С мамой?
- С твоей Сибель.
Темные глаза юноши расширяются, а брови сходятся к переносице. Он оценивающе оглядывает меня с высоты своего роста. Хмуро и подозрительно. Но его цепляет местоимение «твоей».
- Ты – и с ней?..
- Мы пили с тобой кофе в Берлине. Почему бы не попить и в Портленде?
Фабиан невесело усмехается.
- Папа в жизни тебе не позволит.
- Ты так думаешь?
- К гадалке не ходи. В лучшем случае пойдет сам – и наговорит всего хорошего, что думает. Мы уже это проходили.
- И все же, Фабиан? Если только мы втроем?
Он все пытается понять, говорю ли я серьезно. И понимаю ли вообще, что говорю. Я Фабиана удивляю.
- Пойдешь против его решения?..
- Мне важно, что ты думаешь на этот счет.
Он складывает руки на груди, откинувшись на спинку своего стула. Очень хочет скрыть те эмоции, что время от времени проносятся в темном взгляде. Я попала в точку.
- Если тебе хочется, и ты предлагаешь... почему бы и нет? А кто будет отвечать за последствия?
- Я. Но все будет хорошо, Фабиан. Часик за кофе – что может случиться?
Он осторожно кивает, все еще давая мне пространство для маневра. Сказать, что все это бред, я передумала, я не хотела изначально, я.. это все вспыхивает в его голове каскадами, я уверена. Только я правда хочу понять этого мальчика. Возможно, я чем-то смогу помочь их отношениям с Эдвардом... и, как минимум, почувствовать себя частью этой семьи чуть больше, чем теперь. Мне жизненно это важно.
- Ладно.
- Отлично, - улыбаюсь ему, почувствовав тепло в груди, когда Фабиан не удерживается от ответной, слабой, но улыбки.
Смутившись, поднимается со своего стула. Растерянно смотрит на стол.
- Я все уберу, - отпускаю его, - ложись спать.
Лицо юноши немного светлеет. Фабиан еще раз несмело мне улыбается, кратко заглянув в глаза.
- Все-таки здорово, что папа тебя привез.
Усмехаюсь, благодарно ему кивнув. Легко касаюсь бледной ладони с тремя черными браслетами. У меня на запястье точно такой же.
- Мне важно было это услышать. Спасибо, Фабиан.
- Тревор, - выдыхает он. На мгновенье пожимает мою ладонь в своей. – Для тебя я Тревор, Белла. Спокойной ночи.
Продолжение
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
0
