Возле двери в кабинет я в последний раз глубоко вдохнул и прежде, чем зайти в маленькое натопленное помещение, задержал дыхание.

Я не опоздал. Мистер Баннер всё ещё готовился к сегодняшней лабораторной. Девушка – снова с опущенной головой – сидела за моим… за нашим столом и, уставившись на обложку тетради, выводила на той каракули. Подходя ближе, я стал рассматривать рисунок, заинтересовавшись даже столь простым проявлением её воображения, но это оказалось бессмысленным. Просто небрежные строчки завитушек – одна петля за другой. Может, она сосредоточилась не на узоре, а на чём-то другом?

Стул я выдвинул с ненужной резкостью – так, чтобы тот чиркнул по линолеуму: людям было комфортнее, если чьё-то приближение сопровождалось шумом.

Я знал, что она всё слышала, поскольку пропустила завитушку, и узор стал несимметричным. Но взгляд так и не подняла.

Почему? Наверное, испугалась. Я должен был убедиться, что на этот раз составлю о себе другое впечатление. Пусть думает, что тогда ей всё померещилось.

- Привет, – сказал я тем умиротворяющим голосом, который использовал, если хотел, чтобы люди чувствовали себя уютнее, и сложил губы в вежливой, скрывающей зубы улыбке.

Она подняла глаза: карие, широко открытые от испуга, они были полны безмолвных вопросов. Выражение, застившее мне взор всю прошлую неделю.

Стоило мне посмотреть в эти до странного серьёзные карие глаза – выразительные и ясные, цветом они напоминали молочный шоколад, но чистотой – скорее, крепкий чай; возле зрачков имелись крошечные крапинки оттенков зелёного агата и золотистой карамели – как я понял, что ненависть, ненависть, которую, по моему представлению, девушка заслужила тем, что просто существовала, испарилась. Не дыша, не ощущая её запаха, я с трудом верил, что кто-то настолько беззащитный заслуживает неприязни.

Её щеки начал заливать румянец, однако она ничего не сказала.

Я не сводил с неё глаз, пытаясь не обращать внимания на дразнящий цвет её кожи, и сосредоточился на выразительном пытливом взоре. В лёгких ещё оставался воздух, чтобы говорить, не вдыхая, какое-то время.

- Меня зовут Эдвард Каллен, – сказал я, хотя она уже знала об этом. Вежливый способ начать разговор. – У меня не было возможности представиться на прошлой неделе. Ты, должно быть, Белла Свон.

Она казалась смущённой: между бровей снова появилась морщинка. Для ответа девушке понадобилось на полсекунды больше, чем нужно.

- Откуда ты знаешь моё имя? – спросила она, и её голос чуть-чуть дрогнул.

Должно быть, я действительно напугал её. Из-за этого я стал чувствовать себя виноватым. Я хохотнул: такой смешок, как мне было известно, заставлял людей успокоиться.

- О, думаю, все знают твоё имя. – Наверняка она осознавала, что стала центром внимания в таком скучном месте. – Весь город ждал твоего приезда.

Она нахмурилась, словно это известие оказалось не из приятных. Учитывая, какой застенчивой она выглядела, я предположил, что пристальное внимание будет ей неприятно. Большинство людей чувствовали обратное. Они, возможно, и не хотели выделяться, но в то же время жаждали интереса к собственной персоне.

- Нет, – сказала она. – Имела в виду, почему ты назвал меня Беллой?

- Ты предпочитаешь «Изабеллу»? – спросил я, смущённый тем, что не мог сообразить, к чему вёл её вопрос. Даже не догадывался. В первый день она многократно давала понять, чему отдаёт предпочтение. Неужели без ментальной связи все люди стали бы настолько недоступны моему пониманию? Как сильно мне следовало полагаться на своё особое чутье. Стал бы я без него полностью слепым?

- Нет, мне нравится Белла, – слегка склонив голову набок, ответила она. Выражение её лица, если я правильно истолковал его, колебалось между смущением и замешательством. – Но, думаю, Чарли – я имею в виду своего отца – за глаза всегда называет меня Изабеллой. Кажется, все здесь знают меня именно под таким именем.

Её лицо порозовело ещё больше.

- О, – бросил я и быстро отвёл взгляд.

Только сейчас мне стало понятно, что означали её вопросы. Я просчитался, ошибся. Если бы я не подслушивал других в первый день, то изначально обратился бы к ней полным именем. Она подметила разницу.

От беспокойства защемило в груди. Слишком быстро она заметила мой просчет. Довольно проницательно, особенно для того, кто, скорее всего, был напуган моим соседством.

Но у меня была проблема серьёзнее, чем те подозрения на мой счёт, что она держала запертыми у себя в голове.

Мне не хватало воздуха. Если бы я снова заговорил с ней, мне пришлось бы глубоко вдохнуть.

Было бы трудно избежать разговора. К несчастью для неё, сидение за одним столом сделало нас партнерами по лабораторной, и сегодня нам предстоит работать вместе. Покажется эксцентричным – и невероятным грубым, – если я стану игнорировать её всю лабораторную. Из-за этого она будет больше подозревать, больше бояться…

Не двигаясь с места, я отклонился от неё как можно дальше и повернул голову к проходу между рядами. Напряг мускулы и затем, вдохнув через рот, быстро наполнил грудь воздухом.

Ах-х!

Было чрезвычайно болезненно, словно я проглотил горящие угли. Даже не чувствуя запаха, я мог ощутить во рту его вкус. Жажда оставалась такой же сильной, как и на прошлой неделе, когда я впервые почувствовал её аромат.

Стиснув зубы, я попытался успокоиться.

- Приступайте, – скомандовал мистер Баннер.

Чтобы повернуться к уставившейся в стол девушке и улыбнуться, потребовалась каждая унция самоконтроля, выработанного мной за семьдесят четыре года упорного труда. [примечание переводчика: до введения метрической системы мер унция, равная 28,6 г, во многих странах использовалась в качестве меры массы; до сих пор в ходу в Великобритании].

- Дамы – вперёд, партнёр? – предложил я.

Взглянув на меня, она осталась сидеть с пустым выражением лица. Что-то было не так? В её глазах я видел отражение моей обычной, дружелюбной по отношению к людям мины. Неужели снова испугалась? Она не ответила.

- Или, если хочешь, я могу начать, – тихо сказал я.

- Нет, – ответила она, и её бледное лицо опять покрылось румянцем. – Я начну.

Вместо того чтобы наблюдать, как к её полупрозрачной коже приливает кровь, я впился взглядом в оборудование на столе: потёртый микроскоп, бокс с предметными стёклами. Ещё раз резко сквозь зубы втянул воздух и поморщился, когда её вкус обжёг горло.

- Профаза, – после быстрого изучения сказала она, едва ли взглянув, и уже принялась убирать предметное стекло.

- Не возражаешь, если я посмотрю? – не задумываясь, что было глупо и свойственно скорее её виду, но не моему, я потянулся к ней, чтобы не убирала препарат. На мгновение меня обожгло теплом её кожи. Было похоже на электрический разряд – тепло ужалило пальцы и взбежало по руке. Девушка отстранилась.

- Прости, – пробормотал я. Нужно было куда-то смотреть, поэтому я ухватился за микроскоп и мельком взглянул в окуляр. Она оказалась права.

- Профаза, – согласился я.

Я всё ещё не решался посмотреть на неё. Дыша как можно спокойнее сквозь стиснутые зубы и пытаясь игнорировать неистовую жажду, я сосредоточился на простейшей задаче: записать ответ в соответствующей строке лабораторного листа, а затем заменить одно стекло другим.

О чём она сейчас думала? Что почувствовала, когда я коснулся её руки? Моя кожа наверняка была холодной как лёд – отвратительно. Не удивительно, что девушка притихла.

Я бросил взгляд на предметное стекло.

- Анафаза, – сказал я сам себе, пока заполнял вторую строку.

- Можно мне? – спросила она.

Подняв глаза, я удивился увиденному: она с нетерпением ждала, успев протянуть к микроскопу руку. Испуганной не выглядела. Неужели на самом деле полагала, что я мог ошибиться с ответом?

Я не сумел сдержать улыбки при виде надежды, вспыхнувшей на лице девушки, стоило мне придвинуть к ней микроскоп.

Рвение, с которым она прильнула к окуляру, моментально угасло. Уголки её губ опустились.

- Стекло номер три? – попросила она, протянув руку, но не отрывая при этом взгляда от микроскопа. Опуская в её ладонь следующий препарат, я постарался удержаться от прикосновения. Сидеть рядом с ней было равносильно соседству с обогревателем. Я чувствовал, что немного нагрелся.

Она скользнула взглядом по стеклу.

- Интерфаза, – сказала она с притворным безразличием – возможно, слишком стараясь, чтобы её фраза прозвучала именно так, – и подтолкнула микроскоп ко мне. К листу не притронулась, дождавшись, пока я запишу ответ. Я проверил – она снова была права.

Так мы и закончили лабораторную, перекинувшись всего парой-тройкой слов и ни разу не посмотрев друг другу в глаза. Мы были единственными, кто всё сделал; остальным приходилось трудно. Майкл Ньютон, казалось, никак не мог сосредоточиться, пытаясь уследить за Беллой и мной.

«Жаль, что он не остался там, куда бы ни уезжал», – смерив меня едким взглядом, подумал Майк. Любопытно. Я и не подозревал, что мальчик питает ко мне какую-то неприязнь. Выглядело так, словно та имела недавнее происхождение и возникла после появления девушки. Но самым любопытным – к моему удивлению – было то, что чувство оказалось взаимным.

Я снова посмотрел на девушку, ошеломлённый тем, что, несмотря на свою простую, безобидную внешность, ей удалось перевернуть с ног на голову мою жизнь.

Не то чтобы я не мог понять, к чему клонил Майк. На самом деле, по человеческим меркам, она вроде как была хорошенькой, но необычным образом. Не просто красивой… оригинальной. Черты лица не отличались гармонией – узкий подбородок, широкие скулы; бледная кожа контрастировала с тёмными волосами. И ещё глаза – слишком большие для её лица, они скрывали множество безмолвных секретов…

Глаза, которые внезапно впились в меня.

Я уставился на неё, пробуя разгадать хотя бы одну из её тайн.

- У тебя линзы? – неожиданно спросила она.

Какой странный вопрос.

- Нет. – Я едва не улыбнулся идее улучшить собственное зрение.

- О, – пробормотала она, – мне показалось, что твои глаза немного изменились.

Меня вдруг бросило в холод: я понял, что являлся не единственным, кто сегодня пытался выведать чужие секреты.

Пожав одеревеневшими плечами, я устремил сердитый взгляд на учителя, который делал обход.

Конечно, мои глаза немного изменились с тех пор, как она смотрела в них в прошлый раз. Чтобы подготовиться к сегодняшнему испытанию, сегодняшнему искушению, я провёл на охоте все выходные, утоляя жажду, насколько это было возможным, и, по правде говоря, переусердствовал. Насытился кровью животных, однако едва ли это возымело хоть какое-то действие на меня, пока вокруг витал дурманивший меня аромат. Когда я смотрел на неё в прошлый раз, мои глаза были черны от жажды. Теперь, когда я буквально утопал в крови, мои глаза имели тёплый золотистый, светло-янтарный оттенок.

Очередной промах. Если бы мне было известно, что она подразумевала под своим вопросом, мог бы просто сказать «да».

Целых два года я провёл в школе рядом с людьми, но она стала первой, кто рассмотрел меня настолько тщательно, чтобы заметить, что мои глаза меняли цвет. Остальные, хоть и восхищались красотой моих близких, быстро опускали взгляды, стоило нам посмотреть в ответ. Сторонились нас и, неосознанно не позволяя себе что-либо замечать, упускали из виду детали нашей внешности. Неведение было блаженством для человеческого разума.

Почему именно эта девушка должна была замечать так много?

К нашему столу подошёл мистер Баннер. Я с удовольствием вдохнул свежий воздух, который он принес с собой, до того, как тот успел смешаться с её запахом.

- Итак, Эдвард, – просматривая наши ответы, сказал учитель, – ты не подумал предоставить Изабелле возможность поработать с микроскопом?

- Белле, – машинально поправил я. – Вообще-то она определила три препарата из пяти.

Судя по мыслям, мистер Баннер был настроен скептически, когда переводил взгляд на девушку.

- Ты уже выполняла эту лабораторную?

Увлечённый, я наблюдал, как она, немного смущённая, улыбнулась.

- Но не с луковым корнем.

- С бластулой сига? – уточнил мистер Баннер.

- Да.

Это удивило его. Сегодняшняя лабораторная была взята из курса выпускного класса. Он задумчиво кивнул девушке.

- В Финиксе ты училась по углубленной программе?

- Да.

Она была развитой, сообразительной для человека. Меня это не удивило.

- Ну, – сморщив губы, сказал мистер Баннер. – Полагаю, хорошо, что вы стали партнёрами по лабораторной. – Он развернулся и пошёл прочь, бормоча себе под нос: – Чтобы другие дети получили возможность научиться чему-то самостоятельно.

Я засомневался, что девушка это расслышала. Она опять принялась выводить каракули на обложке.

Два промаха всего за полчаса. Крайне удручающий результат для меня. Хотя мне было не постичь, что девушка думала обо мне – насколько боялась, насколько подозревала? – я знал, что мне следует приложить больше усилий, чтобы у неё осталось другое впечатление. Что-нибудь, чтобы она позабыла об ужасной прошлой встрече.

- Обидно вышло со снегом, не правда ли? – затеял я светский разговор, уже дюжину раз слышанный мною от других учеников. Занудная, избитая тема для общения. Погода всегда выручала.

Она уставилась на меня с очевидным сомнением в глазах – ненормальная реакция на мои вполне нормальные слова.

- Вообще-то нет.

Я попытался направить беседу в нужное русло. Она была из гораздо более солнечного и тёплого места – казалось, это как-то отразилось на её коже, даже несмотря на бледность, – и холод, должно быть, доставлял ей дискомфорт. Как и мое ледяное прикосновение, несомненно.

- Ты не любишь холод, – предположил я.

- И сырость тоже, – подтвердила она.

- Тяжко, наверное, приходится в Форксе? «Возможно, тебе не следовало приезжать сюда, – хотелось добавить мне. – Возможно, будет лучше вернуться туда, откуда ты родом».

Впрочем, я не был уверен, что хотел бы этого. Мне навсегда запомнился запах её крови; разве имелась хоть малейшая гарантия, что я не отправлюсь следом? Кроме того, если она уедет, её разум навсегда останется для меня загадкой, извечной докучливой головоломкой.

- Ещё как, – бросив на меня сердитый взгляд, прошептала она.

Её ответ ещё ни разу не совпал с тем, что я ожидал услышать. Что вынуждало меня задавать только больше вопросов.

- В таком случае, зачем ты сюда приехала? – спросил я и тут же осознал, что мой голос был слишком осуждающим, недостаточно непринуждённым для обычной беседы. Вопрос прозвучал грубо, назойливо.

- Это… сложно.

Вместо ответа она моргнула, и я едва ли не лопнул от любопытства, которое выжигало меня так же сильно, как и жажда. Вообще-то я осознал, что дышать стало легче: по мере общения боль делалась терпимее.

- Уверен, что сумею понять, – упорствовал я. Возможно, обычная вежливость вынудит её отвечать на мои вопросы, раз уж я задавал их в такой грубой форме.

Уставившись на свои руки, она продолжила молчать. И я утратил терпение. Захотелось, взяв за подбородок, приподнять к себе её лицо и читать по глазам. Но, разумеется, больше я не мог прикоснуться к ней.

Внезапно она вскинула голову. Стало облегчением наконец увидеть эмоции в её глазах. Она заговорила в спешке, проглатывая слова:

- Мама снова вышла замуж.

Ах, весьма по-человечески, легко понять. Печаль, омрачившая её лицо, вернула на переносицу маленькую морщинку.

- Ну, пока всё очевидно, – сказал я. Голос был вежливым без каких-либо усилий с моей стороны. Её удрученность делала меня странно беспомощным, желающим предпринять что-нибудь такое, что позволит поднять ей настроение. Непривычный порыв. – Когда это случилось?

- В прошлом сентябре.

Она не просто вздохнула – порывисто выдохнула. На мгновение, прежде чем её тёплое дыхание коснулось моего лица, я застыл.

- И ты его недолюбливаешь, – после короткой паузы предположил я, выуживая у неё всё больше информации.

- Нет, Фил хороший, – опровергла она мою догадку. В уголках её полных губ появился намёк на улыбку. – Слишком молодой, пожалуй, но достаточно милый.

Это не вписывалось в сценарий, который уже сложился у меня в голове.

- Почему ты не осталась с ними? – в моём голосе слышалось излишнее нетерпение, казалось, что я совал нос не своё дело. Что, признаться, я и делал.

- Фил постоянно в разъездах. Он зарабатывает на жизнь бейсболом. – Лёгкая улыбка стала чуть заметнее: выбор профессии забавлял девушку.

Я тоже улыбнулся, не задумываясь. Мне не нужно было успокаивать её. Просто из-за её улыбки мне, посвящённому в тайну, захотелось улыбнуться в ответ.

- Я мог о нём слышать? – Я мысленно перебрал всех известных мне бейсболистов, желая знать, кто из них мог оказаться Филом.

- Наверное, нет. Он средне играет. – Ещё одна улыбка. – Исключительно во второй лиге. Часто переезжает.

Тут же сменив один мысленный реестр другим, я меньше, чем за секунду, составил список возможных вариантов и одновременно сочинил новый сценарий.

- И твоя мама, чтобы ездить вместе с ним, отправила тебя сюда, – сказал я.

Предположения, как мне казалось, вытягивали из неё больше информации, чем вопросы. Это опять сработало. Она выпятила подбородок, а лицо приняло упрямое выражение.

- Нет, это не она отправила меня сюда, – её голос прозвучал по-новому, резче. Моя гипотеза расстроила её, но я не понимал каким образом. – Я сама.

Я не мог догадаться ни о смысле её слов, ни о причине уязвлённого самолюбия и совершенно растерялся.

Слова девушки не поддавались объяснению. Она отличалась от других людей. Возможно, её запах и безмолвные мысли были не единственными необычными вещами.

- Не понимаю, – сознался я, ненавидя себя за то, что сдался.

Вздохнув, она заглянула мне в глаза и смотрела в них гораздо дольше, чем большинство нормальных людей могли выдержать.

- Оставаясь со мной, она скучала по нему, – начала медленно объяснять Белла, и с каждым словом её голос звучал все более удрученно. – Она была несчастна… и я решила, что пришла пора провести какое-то время у Чарли.

Крошечная морщинка на её переносице стала глубже.

- Но теперь несчастна ты, – пробормотал я. Продолжая выдвигать гипотезы вслух, я надеялся, что её опровержения помогут мне чему-нибудь научиться. Последнее предположение, однако, оказалось не так далеко от истины.

- И? – сказала она, словно данное обстоятельство вообще не следовало учитывать.

Продолжая смотреть ей в глаза, я почувствовал, что наконец-то по-настоящему сумел заглянуть в её суть. Одно только это слово подсказало мне, как она расставляла приоритеты. В отличие от большинства людей, её собственные нужды находились далеко не на первом месте.

Она была самоотверженной.

Стоило мне осознать это, как тайна личности, скрывающейся внутри молчаливого разума, начала понемногу рассеиваться.

- По-моему, это несправедливо, – сказал я и пожал плечами, стараясь выглядеть непринуждённо.

Она рассмеялась, но в смехе не чувствовалось веселья.

- Тебе никто не говорил? В жизни нет справедливости.

Мне захотелось посмеяться над её словами, хотя я тоже не испытывал радости. Я кое-что знал о несправедливости жизни.

- Полагаю, что где-то уже слышал это.

Она ещё раз посмотрела на меня, но, опять смутившись, отвела глаза в сторону. Потом вернула взгляд.

- Вот и всё, – сказала она мне.

Я не был готов закончить разговор. Маленькая галочка на её переносице – след печали – не давала мне покоя.

- Ты замечательно держишься, – я говорил медленно, всё ещё обдумывая следующее предположение. – Однако готов поспорить, что страдаешь больше, чем показываешь.

Её лицо исказило гримасой: глаза сощурились, губы поджались; она снова оглянулась на класс. Ей не понравилось, что я догадался. Не в пример другим страдальцам, она не выставляла напоказ свою боль.

- Я ошибаюсь?

Она чуть вздрогнула, но предпочла сделать вид, что не расслышала.

Это вызвало у меня улыбку.

- Так я и думал.

- Какая тебе разница? – продолжая смотреть в сторону, возмутилась она.

- Отличный вопрос, – обращаясь, скорее, к себе, чем к ней, согласился я.

Она была проницательнее меня и, пока я наугад шарил в потёмках, заглядывала в самую суть вещей. С моей стороны стало бы ошибкой переживать о том, что она думала. Мелочи её человеческой жизни не должны иметь для меня никакого значения. Только защита моей семьи от подозрений. Во всём остальном человеческие мысли были несущественными.

Я привык, что моя интуиция не подвергалась сомнению. Слишком сильно полагался на свой «суперслух» и был не настолько проницателен, как мне представлялось.

Девушка вздохнула и сердито оглядела класс. Разочарование на её лице казалось немного комичным. Вся ситуация, весь этот разговор были комичными. Ещё никто и никогда не подвергался такой опасности с моей стороны, как эта маленькая человеческая девочка – в любой момент, до нелепости поглощённый разговором, я мог отвлечься, вдохнуть через нос и наброситься на неё, не успев остановиться, – а она рассердилась из-за того, что я не ответил на вопрос.

- Ты злишься на меня? – спросил я, улыбаясь абсурдности происходящего.

Она мельком посмотрела на меня и оказалась в плену моего пронзительного взгляда.

- Не совсем так, – ответила она. – Больше сама на себя. По моему лицу так легко читать, мама называет меня своей открытой книгой.

Недовольная, она нахмурилась.

Я уставился на неё с изумлением. Она расстроилась, потому что считала, будто бы я видел её насквозь. Так чуднό. Я не прилагал столько усилий, чтобы понять кого-то, ни разу за всю свою жизнь или, точнее, за всё своё существование, поскольку слово «жизнь» едва ли подходило. На самом деле я не жил.

- Наоборот, – возразил я, ощущая странную… настороженность, словно тут крылась какая-то угроза, которую мне никак не удавалось разглядеть. Я вдруг оказался на грани, появилось тревожное предчувствие. – Нахожу, что тебя очень трудно читать.

- Значит, ты, должно быть, хороший чтец, – предположила она и снова попала в точку.

- Обычно, – согласился я.

И затем я широко ей улыбнулся, позволив губам обнажить ряды блестящих, крепких как сталь зубов.

Это был глупый поступок, но мне внезапно и неожиданно отчаянно захотелось донести до девушки хоть какое-то предостережение. Сейчас она сидела ближе, чем раньше, машинально придвинувшись ко мне в ходе разговора. Все эти мельчайшие сигналы и знаки, которых было достаточно, чтобы отпугнуть остальную часть человечества, казалось, не действовали на неё. Почему она не отпрянула в ужасе? Все всякого сомнения, она увидела достаточно проявлений моей тёмной стороны, чтобы распознать опасность.

Мне не удалось различить, возымело ли предостережение дόлжный эффект. Сразу после мистер Баннер призвал класс к вниманию, и она тут же отвернулась от меня. Казалось, когда нас прервали, она почувствовала некоторое облегчение, так что, возможно, интуитивно всё поняла.

Я надеялся, что поняла.

Я осознал, что во мне растёт увлечённость, несмотря на попытки вырвать её с корнем. Я не мог позволить себе заинтересоваться Беллой Свон. Или, вернее, она не могла позволить себе этого. Но мне всё равно не терпелось поговорить с ней снова. Хотелось узнать больше о её матери, её жизни до переезда сюда, её отношениях с отцом. Все те ничего не значащие подробности, которые полнее раскрыли бы её характер. Однако каждая проведённая рядом со мной секунда была ошибкой, риском, которому ей не следовало подвергаться.

Как раз в тот момент, когда я позволил себе очередной вдох, она машинально встряхнула своими густыми волосами, и исключительная по концентрации волна запаха ударила по задней стенке моего горла.

Ощущения, как и в первый день, были подобны взрыву гранаты. Из-за боли, вызванной испепеляющей сухостью в горле, закружилась голова. Чтобы удержать себя на месте, мне пришлось снова ухватиться за стол. На этот раз мой самоконтроль был чуть лучше. Во всяком случае, я ничего не сломал. Монстр внутри зарычал, но не получил от меня ничего, кроме боли. Он был намертво связан. На данный момент.

Я вообще перестал дышать и как можно дальше отклонился от девушки.

Нет, я не мог позволить себе увлечься ею. Чем больше рос мой интерес, тем вероятнее становилось её убийство. Сегодня я уже совершил два незначительных промаха. Совершу ли я третий, единственно значимый?

Стоило прозвенеть звонку, как я пулей унёсся из кабинета, чем, вероятно, полностью уничтожил любое приличное впечатление, которое создавал на протяжении занятия. И снова ловил ртом чистый, влажный воздух снаружи, словно тот был целебным эфиром. Я поспешил увеличить дистанцию между собой и девушкой настолько быстро, насколько это было возможным.

Эммет, ожидавший меня перед дверью в кабинет испанского, тут же оценил безумное выражение моего лица.

«Как всё прошло?» – осторожно поинтересовался он.

- Никто не умер, – пробормотал я.

«Полагаю, это было что-то с чем-то. Когда я увидел, что под конец туда бросилась Элис, то подумал…»

Войдя в класс, я прочёл его воспоминание об увиденном всего несколько мгновений назад через открытую дверь в кабинет, где у него шло предыдущее занятие: Элис с пустым выражением лица спешно шагала к научному корпусу. Почувствовал запомнившиеся ему желание встать и присоединиться к ней и последующее решение остаться. Если Элис потребуется помощь, она попросит. Резко упав на стул, я в ужасе и отвращении прикрыл глаза.

- Я и не подозревал, что оказался настолько близок. Не думал, что собирался… Не понимал, что всё так плохо, – прошептал я.

«Так и было, – уверил он меня. – Никто не умер, верно?»

- Верно, – процедил я. – Не в этот раз.

«Может, станет легче».

- Ну-ну.

«Или, может, ты убьешь её, – пожал он плечами. – Ты не будешь первым, кто проштрафился. Никто не станет судить тебя слишком строго. Иногда человек просто пахнет чересчур хорошо. Я впечатлён, как долго ты продержался».

- Не помогает, Эммет.

Я возмутился его мысленным согласием с убийством девушки, неизбежностью этого события. Разве она была виновата в том, что настолько хорошо пахла?

«Помнится, когда это случилось со мной… – предавшись воспоминаниям, он потянул меня за собой на полвека назад на просёлочную дорогу, над которой сгущались сумерки. Женщина среднего возраста снимала с натянутой между яблонями верёвки высохшие простыни. Мне уже доводилось видеть это – наиболее значимую из двух его встреч. Но сейчас воспоминание казалось особенно ярким, возможно, из-за событий последнего часа, отзывавшихся жалящей болью в моём горле. Эммету припомнился витавший в воздухе аромат яблок: урожай был собран, и лежавшие на земле битые плоды источали густой дух. Где-то на заднем плане пахло свежескошенным сеном. Всё пребывало в гармонии. Эммет направлялся по поручению Розали и едва ли заметил ту женщину. Прямо над ним небо было лиловым, за горами на западе – оранжевым. Он мог и дальше ехать в повозке по извилистой дороге, и не было бы повода вспоминать тот вечер, если бы внезапный ночной ветерок не раздул белые простыни, как паруса, и Эммета не обволокло запахом женщины.

- Ах, – неслышно простонал я. Будто бы собственной жажды мне было недостаточно.

«Знаю. Я не продержался и полсекунды. Даже не думал сопротивляться».

Его воспоминание стало слишком подробным – мне не по силам.

Стиснув зубы, я вскочил на ноги.

- Estás bien, Edward? – спросила сеньора Гофф, вздрогнувшая в ответ на резкое движение. Увидев в её мыслях своё лицо, я понял, что выгляжу далеко не лучшим образом. [примечание переводчика: - Всё в порядке, Эдвард? (исп.).]

- Perdóname, – пробормотал я и бросился к двери. [примечание переводчика: - Извините меня (исп.).]

- Эммет, por favor, puedes ayudar a tu hermano? – попросила она и развела руками, когда я вылетел из кабинета. [примечание переводчика: - …пожалуйста, ты не мог бы помочь брату? (исп.).]

- Конечно, – услышал я его ответ. И затем он оказался прямо у меня за спиной.

Он последовал за мной в другой конец корпуса и, догнав, положил руку мне на плечо.

Я отшвырнул её со всей силы. Человеку такая мощь раздробила бы все кости от кисти до локтя.

- Извини, Эдвард.

- Ещё бы. – Я делал глубокие вдохи: пытался проветрить голову и лёгкие.

- Настолько скверно? – спрашивая, он старался не думать о запахе и вкусе из своего воспоминания, но получалось не очень.

- Хуже, Эммет, хуже.

С минуту он молчал.

«Может быть…»

- Нет, если я покончу с этим, лучше не станет. Возвращайся в кабинет, Эммет. Мне нужно побыть одному.

Он развернулся и, не сказав больше ни слова и даже не подумав ни о чём, быстро зашагал прочь. Он скажет учительнице испанского, что я заболел или убежал, или превратился в опасного, неуправляемого вампира. Разве его оправдание имело хоть какое-то значение? Может быть, я не собирался возвращаться. Может быть, мне придётся попрощаться.

Я вернулся в машину, чтобы дождаться конца занятий. Чтобы спрятаться. Снова.

Следовало потратить это время на то, чтобы принять решение или укрепить свою волю, но я, словно помешанный, начал копаться в мыслях, журчание которых доносилось из учебных корпусов. Привычные голоса выделялись, однако сейчас меня не интересовали видения Элис или жалобы Розали. Я легко отыскал Джессику, но девушки с ней не было, и поиски пришлось продолжить. Моё внимание привлекли мысли Майка Ньютона, и я наконец обнаружил её вместе с ним в спортзале. Он был недоволен нашей с ней беседой сегодня на биологии. Ранее он завёл с ней разговор на эту тему и теперь обдумывал её ответ.

«Я ещё ни разу не видел, чтобы он сказал кому-то хоть слово. Понятное дело, он решил пообщаться с Беллой. Мне не понравилось, как он смотрел на неё. Но она, кажется, не выглядела увлечённой. Как она сказала мне раньше? "Интересно, что с ним было в прошлый понедельник?" Как-то так. Звучало, будто бы ей всё равно. Вряд ли это был важный разговор…»

Он подбадривал себя тем, что Белла не была заинтересована в общении со мной. Это меня слегка разозлило, и я перестал его слушать.

Выбрав диск с яростной музыкой, я прибавлял звук до тех пор, пока она не заглушила все прочие звуки. Пришлось, хоть и с невероятным трудом, сосредоточиться на ней, иначе я снова потянулся бы к мыслям Майка Ньютона, чтобы шпионить за ничего не подозревающей девушкой.

Я сжульничал пару-тройку раз, когда занятие уже подходило к концу. Не для того, чтобы шпионить, – так я пытался убедить самого себя. Чтобы подготовиться. Хотелось точно знать, когда она уйдёт из спортзала, когда окажется на парковке. И не хотелось, чтобы застала меня врасплох.

Когда ученики начали покидать спортзал, я вышел из машины, сам не понимая зачем. Накрапывал дождь, и мои волосы постепенно намокали, но я не обращал на это внимания.

Неужели я хотел, чтобы она меня заметила? Неужели надеялся, что подойдёт поболтать со мной? Что я делал?

Зная, что моё поведение было предосудительным, я всё же попробовал уговорить себя вернуться в машину, но так и не сдвинулся с места. Стоя со сложенными на груди руками, едва-едва дыша, я следил, как она медленно брела в моём направлении; уголки её рта были опущены. На меня она не смотрела. Несколько раз хмурилась, глядя на облака, словно они чем-то её обидели.

Я огорчился, что она добралась до своей машины прежде, чем прошла мимо меня. Заговорила бы она со мной? Заговорил бы я с ней?

Она забралась в блёкло-красный пикап Chevy – проржавевшую громадину старше её отца. Я наблюдал за тем, как она завела его – старый мотор взревел громче всех прочих машин в округе, – а затем протянула руки к воздуховоду. Холод доставлял ей неудобства, она не любила его. Пропустив густые волосы сквозь пальцы, она позволила потоку горячего воздуха омыть завитки, словно пыталась высушить их. Я представил, как пахло в кабине пикапа, и поспешил избавиться от этой мысли.

Она огляделась по сторонам, готовясь сдать назад, и наконец-то посмотрела в мою сторону. Всматривалась с полсекунды, но всё, что я успел прочесть в её глазах, было удивление. Потом она отвела взгляд, дала задний ход и тут же с визгом остановилась: заду пикапа не хватило всего нескольких дюймов до столкновения с компактным авто Николь Кейси.

Она уставилась в зеркало заднего вида с открытым ртом – в ужасе от того, что чудом избежала аварии. Когда та машина отъехала, она дважды перепроверила все слепые зоны и только потом медленно, настолько осторожно, что это вызвало у меня усмешку, выехала с парковки. Словно считала, что в этом дряхлом пикапе представляла для кого-то опасность.

Мысль о том, что Белла Свон могла быть опасной для кого бы то ни было, независимо от того, за рулём чего сидела, заставила меня смеяться, пока она, глядя прямо перед собой, не проехала мимо.
 

Переводчики: mened, surveillante, leverina, Kindy, MetoU, Homba, Dreamy_Girl, 
редакторы: polina_che, anna9021908094, alisanes, Нея,
главный редактор: bliss_, куратор перевода, дизайн: OVMka.

Публикация перевода не преследует никакой коммерческой выгоды.
Данный перевод является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Копирование и распространение запрещено!

При переводе глав 1-12 частично были использованы
материалы reading-books.me